Часть 9
3 января 2023 г. в 21:14
– Ты идиот, – говорил он, не переставая, когда мы шли уже в сторону дома. Он бесился, топал ногами, оборачивался и бил меня кулаками, затем целовал, снова бесился и ругал меня.
Дома я предложил ему чай, но Коля отказался и предложил что-нибудь посмотреть. Мы прошли в мою комнату, где было душно. Он прыгнул на не заправленный диван, стянув носки, укутался в одеяло и засмеялся.
– Я ещё никому так яростно не доказывал, что я гей. Ты видел её лицо?
Я сел рядом с ним, опершись о стену и накрыв ноги тем же одеялом. Он повернулся головой к стене, провёл рукой по моей ноге, наблюдая за мной. Я не подал и виду, продолжая смотреть в стену. Я гордился собой, что смог высказать Алисе всё, что она не знала, что смог выбрать Колю, хоть и по дороге домой я ещё сомневался в своём выборе.
Его рука легла на ширинку, затем расстегнула ремень. Он нырнул под одеяло. Я сглотнул слюни, ещё не веря в то, что Голышев сделает то, о чëм я подумал. Его холодные губы поцеловали мой живот, затем брюки в области паха. Голова начала туманиться, тело расслабляться.
– Коль, – прошептал я, когда он расстегнул мои брюки и стянул трусы ниже паха.
В ответ он не произнёс ни слово, поцеловав мой член. Где-то на подкорке головного мозга я понимал, что делал он это впервые, но это было так прекрасно и приятно, что сил сопротивляться ему просто не нашлось.
Мы были вместе целый день. Я пропустил тренировку, репетитора, уроки. Я пропустил всё, чтобы насладиться обществом Коли. Мы смотрели, не отрываясь, друг на друга. Целовались. Трахались. Смеялись. Я входил в него и наслаждался его стонами, дыханием. Изучал изгибы его тела и вдохновлялся. Если бы только я умел писать стихи, то всё написанное было бы о нём.
– Останешься на ночь? – спросил я, когда время доходило уже до двенадцати. И он согласился.
Я обнимал его, а он сопел. Он спал так крепко, что его не будили даже мои поцелуи и прикосновения. Когда в три часа ночи сон так и не накрыл меня, я вышел из комнаты на кухню.
В доме было тихо. На кухне лежал кот и наблюдал за тем, как я достаю из холодильника яблоко и варенье. За тем, как я извращаюсь, намазывая варенье на дольку яблока и поедая это с большим аппетитом. Коля спал в моей комнате, и я был рад. Это было похоже на счастливый конец, в котором счастье заполняло пустоту и вселяло уверенность в завтрашнем дне. Только будь это на самом деле, то в моей руке не лежал бы телефон, я бы спал и не думал о том, стоит ли набрать Алису или всё уже окончательно решено.
Отпустить прошлое можно, его надо отпустить. Но когда это прошлое является первой любовью и не исполненным желанием, становится тяжелее.
Пол в зале скрипнул. Я вздрогнул. Кот до сих пор смотрел на меня. Послышались шаги. Дверь в кухню открыл сонный Коля. Он поморщился от жёлтого света и спросил:
– Ты чего не спишь?
– Я сейчас приду.
– Ты точно придёшь?
– Я точно приду.
– Мне стоит тебе верить?
– Тебе стоит мне верить.
– Я постараюсь.
Он зашёл в туалет, а затем направился в комнату. И я пошёл следом за ним. Мне не хотелось его подвести. Так не хотелось, что, думая об этом ещё больше, руки начинали чесаться и проситься к телефону, дабы набрать Алису.
Я не набрал.
Дело не в чувствах. Точнее в них, но они были не такими, как к Коле. Это были отголоски прошлого, которые хотели добиться своего сейчас и потешить своё самолюбие. Но я лежал, смотря в потолок, и думал, зачем мне это сейчас. Раньше я любил её, хотел быть с ней, потому нуждался в её внимание, а сейчас её внимание разрушает мою жизнь. От прошлого нужно уметь избавляться, сжигать его и не жалеть. И в этом моя ошибка. Я всегда жалел эти воспоминания, всегда держал рядом с сердцем, думая, что не смогу отпустить. Она давно уже не моя и никогда не была моей. И эти клочки старого давно уже потрескались и превратились в пыль, осевшую на сердце.
Проснулся по будильнику один. Рядом лежала небольшая записка: «Ушёл домой, не теряй. Люблю, целую, обнимаю. И ещё. Трахни меня в туалете сегодня перед уроками, а то ты слишком сексуально спишь».
Признаюсь. Ни одно утро у меня не начиналось так быстро. Обычно я выжидаю, когда сварится кофе, затем глажу вещи, иду в душ, но здесь что-то пошло не так настолько, что моя рубашка и брюки были мятыми, а кофе убежало и так и не было выпито. Зато в школьном туалете я был за двадцать минут до урока. Я чувствовал себя Голышевым, который, опаздывая, даже не заходил в раздевалку, для которого прийти в мятом было обыденным делом. И мне нравилось, что частичка его была во мне. А потом я в нём. Грубо. Жёстко. Громко.
Заправив рубашку в свитер, застегнув ширинку на брюках, я посмотрел на Колю, который закатывал глаза от удовольствия.
– Клянусь, я мечтал об этом все 4 года, – проговорил Голышев, натягивая чёрную толстовку с надписью «мент».
В этот момент дверь открылась и в неё вошёл парень лет 13-14. Мы переглянулись с Колей и поняли, что забыли закрыться. Он засмеялся, уткнулся мне в плечо и прошептал:
– Я даже не буду думать о том, какая реакция была бы у этого парня, зайдя он минутой ранее.
И тут засмеялся уже я. Мальчик косо посмотрел на нас и повернулся к нам пятой точкой, когда справлял нужду.
– А если бы он всем потом рассказал об увиденном? – спросил я у Коли на ухо.
Тот пожал плечами и, когда парень вышел, ответил:
– Не увидел же ничего.
– У меня к тебе вопрос есть, – я замолчал, чтобы посмотреть на него, но Коля не смотрел на меня, – ты планируешь рассказать о нас хоть кому-то?
– Насчёт этого, – он шагнул в сторону к окну, затем сделал шаг назад, повернулся ко мне и протянул мне руку, – не говори никому ничего, а то глупо потом выслушивать, какой ты идиот.
Положил руки в карман, проигнорировав его жест. Сделал столько шагов, сколько потребовалось, дабы встать к нему впритык.
– Идиот? Я хочу, чтобы о наших отношениях знали все. Я как-то плохо выразился на дне рождении?
– Всё предельно ясно. Может, дашь мне время?
– 4 года было мало?
Дверь снова открылась. Коля сразу сделал вид, что ничего не происходит и вышел, забрав рюкзак с подоконника.
Я боялся, что в этих отношениях меня тоже оставят, сломают, уйдут и забудут. Мне не хотелось наступать на одни грабли дважды, мне хотелось настоящих чувств, дабы они возносили меня, поддерживали, были моей неотъемлемой частью. Я хочу, чтобы меня любили, как в книгах Джейн Остен, как в стихах Пушкина и Есенина. Я не нуждаюсь в подвигах, в ежедневных признаниях и поцелуях. Мне нужно просто знать, что человек не уйдёт и будет любить, несмотря ни на что. Способен ли Голышев перебороть свой страх, любить меня, когда все вокруг отвернуться?