Уроки литературы 2

      Очень обрадовало утро. Я просидел в больнице больше трёх часов прежде, чем врач вызвал к себе и сообщил новость, изменившую моё настроение.              – Анализы положительные. Функциональность головного мозга быстро восстанавливается. Думаю, что дозу лекарств можно уменьшить, что снизит потребность во сне, но усталость будет присутствовать.              Я кивнул головой, дослушал доктора и забрал направление в другой кабинет, где мне сделали рентген колена. Далее я посетил физиотерапию, а затем вместо дома направился в обитель несбывшихся мечтаний.              Поначалу долго стоял перед зданием, боялся, что меня не примут, выгонят. Но на входе была тишина. Я прошёл прямо, свернул налево и зашёл в дверь, ведущую на стадион. Вот оно. Огромное, властное и душераздирающее место. Сердце сжалось. Я думал, что не смогу переступить порог, зайти туда, где больше не смею появляться. Всё же я сделал это: незаметно прокрался и уселся на последний ряд трибуны. Внизу наворачивали круги старые знакомые, кричали, смеялись. Между нами пропала та целостность, не чувствовал себя с ними больше семьёй, однако легче не стало. Очевидно, что я не дооценивал этих ребят. Сейчас понимаю, что время, проведённое на тренировках, – лучшее время.              Меня лишили не мечты, не цели. Меня лишили всей жизни. Сколько себя помню, я всегда приходил сюда. Неважно в каком состоянии, независимо от погоды и самочувствия. Это место, эти люди, тренер, атмосфера сделали из меня человека, знающего толк в здоровой конкуренции. Они воспитали во мне силу духа, смелость, храбрость, желание идти до конца и ставить непосильные цели.              И теперь я сижу один и смотрю на своё прошлое, которое надо отпустить. Это больше не моя жизнь. И я не знаю, как с этим смириться. Мне тяжело. Мне хочется разнести здесь всё, сломать трибуну, расстрелять ребят. Не хочу, чтобы это место существовало без меня. Я его важная составляющая, в меня верили.              Однако в других тоже поверят со временем. И таких как я будет ещё миллионы. Теперь надо строить новое, где таких как я нет, где моё Великое предназначение станет не просто важной составляющей концепцией, а его неотъемлемой частью, где концепция будет заключаться во мне самом. И, кажется, мой переезд в Москву станет отправной точкой. И эта точка не будет стоять на месте, она будет расти стремительно вверх, против всех правил. Я чувствую эту энергию внутри себя, которая хочет выплеснуться в творчество, в нечто ошеломляющее и гениальное. Я просто не могу сдаться, не могу закончить свою жизнь, потому что меня лишили здоровой головы и здоровых ног. Нет таких проблем, решения которых было бы тупиком. В конце концов, нет таких тупиков, из которых нет выхода.              Движение на стадионе прекратилось. Кто-то заметил меня и махнул рукой, на что я ответил тем же жестом. Тренер, оглядев стадион, направился в мою сторону. Поднимался он медленно, не сводя с меня тяжёлый грустный взгляд. Он сел рядом и вместо приветствия негромко и даже грустно проговорил:              – Очень плохо выглядишь.              – Не буду спорить. После психушки выглядел получше.              – Только после психушки ты мог вернуться к бегу. А сейчас, что говорят?              – Ну, – протянул я, посмотрел на костыли, зачем-то их потрогал и, видимо, от нервов усмехнулся, – говорят, что костыли скоро будут не нужны, бегать смогу, но бегать так, как бегал раньше попросту нельзя. Да, даже если было можно, я бы не вернулся.              – Ты сильный парень, – в голосе послышалась нотка бодрости, – от уродов, конечно, мир не избавить. Очень жаль, что с тобой такое произошло. Когда мы все узнали о случившемся, то даже не поверили.              Тренер замолчал, явно не желая говорить дальше. Я понял, что слухи дошли в полном экземпляре, и его голос был наполнен не только грустью, но и разочарованием. Он даже не поднимал взгляд на меня во время разговора и сидел не так близко, как могло быть раньше.              – Ну, и ладно. Видимо, суждено без золотых медалей прожить, – мне хотелось, чтобы наш последний диалог был дружелюбным и тёплым, но кажется «неправильная» ориентация разъедает человеческое отношение.              – Главные победы в жизни не измеряются количеством золотых медалей, дипломов, хороших оценок. Главные победы – это победы над самим собой.              Я косо посмотрел на него. Он сидел неподвижно. Не удержался:              – Это звучит очень двусмысленно, – грубо ответил я.              – У меня кое-что есть для тебя. Знаю, что у тебя сложный период в жизни, что скоро ЕГЭ. И, знаешь, я ждал, когда ты придёшь сюда. Всё думал и гадал. Придёшь или не придёшь, как тогда полтора года назад, когда за весь август ты ни разу не появился. Но ты пришёл.              Он оторвался от воображаемой точки первый раз за диалог, дрожащими руками поднял небольшую чёрную сумку, открыл замок и достал оттуда наколенники. Они были упакованы в прозрачном пакете. Тренер подправил небольшую вмятину на пакете, протёр рукой упаковку и протянул мне. Глаза его были наполнены слезами.              – Это…              Я запрокинул голову, не знал, как реагировать, не знал, что сказать. В горле образовался ком, который не уходил дальше после откашливания.              – Я хочу, чтобы бег, которому ты посвятил всю жизнь, продолжал быть частью тебя. Да, ты не стал профессиональным спортсменом, но ты стал человеком, который приходит мне на ум при слове «бег». И это малая часть, что я могу сделать. Ты сделал меня счастливым, как преподавателя. О таких высотах мечтает каждый, даже если они не достигнутые.              Я моргнул несколько десятков раз. Улыбка на лице. Между нами до сих пор была та дистанция, образовавшаяся в начале диалога, но эта всего лишь дистанция настоящего, а мы закрывали прошлое.              – Поверьте, – я кивнул головой, взял подарок, – я не забуду вас, тренер. Вы сделали из меня того, кем я сейчас являюсь. Сильным. Смелым. Целеустремлённым. В этом только ваша заслуга. Думаете, я забуду, как вы гоняли меня по стадиону три часа, когда мне было семь? Когда я уже не мог дышать, но вы говорили, что человеку нужен лишь повод, чтобы остановиться. Что наше тело всегда будет требовать отдыха, а мы должны бежать, не смотря на его просьбы, потому что мы – это не только тело, но и внутренняя неисчерпаемая сила, которую мы должны использовать в полной мере. Вы помните, как в десять лет я лежал в центре стадиона и говорил всем, что больше никогда не появлюсь здесь? Помните, как вы выгнали меня за это, а потом я стоял возле стадиона до конца вечера и просил прощение. Вы сказали, что уйти – самое простое решение, а вот остаться и побороть себя – это решение, на которое пойдёт только сильный человек. И вот сейчас, вспоминая это, я понимаю, что ухожу, потому что сильный, а не потому слабый. Вы научили понимать себя, свои желания. В конце седьмого класса я не вылазил с этого стадиона, пытаясь перегнать нового парня. А когда я его перегнал, то ощутил некое опустошение. У него не было цели ускоряться, не было цели превзойти себя, он просто бегал. И тогда я понял, что главная моя цель – это быть лучше себя вчерашнего. У тебя априори нет соперников, когда ты борешься каждый день сам с собой. И произошедшее – это не поражение, а всего лишь начало чего-то нового. Спасибо вам за всё. Я буду скучать, правда, буду очень скучать. Возможно, даже всплакну пару раз.              И на его лице появилась улыбка. Он протянул ко мне руки, и мы обнялись.              Тяжело.              Очень тяжело.              Так тяжело, что скулы сводило, зубы скрипели, а губы просто немели и не шевелились. По всему телу встали волосы, затем начало жечь глаза. Внутри что-то трещало, сжималось, мешало дышать. Я издал какой-то странный скулистый звук, а потом не удержался, отвернулся, прикрыл глаза локтем правой руки и зарыдал.              Хотелось без сентиментальностей, но мне было страшно представлять себя без спорта. Было страшно забирать эти наколенники, которые отныне будут напоминать мне о недостигнутом. Этот стадион – не место, где я тренировался, это мой второй дом, где я выплёскивал весь негатив, отдавал себя полностью, открывал в себе новые возможности. Это место характеризует внутреннее моё состояние, не могу представить себя без него.              Не знаю, сколько я просидел, вытирая слёзы, но тренер ушёл. Когда время пришло уходить, я вжался в скамейку, обхватив доски руками так, будто это спасёт меня от бедствия. Тело онемело. Не мог попрощаться. Не мог отпустить.              Мне потребовалось около десяти минут, чтобы восстановить дыхание, и около пятнадцати, чтобы уговорить себя уйти. Повторял про себя, что всё будет хорошо, что через три года я уже буду совсем другим человеком, что я смогу раскрыть свой потенциал в другой отрасли.              И я ушёл. Ушёл, не оборачиваясь. Подъехало такси, я сел, затем молча вышел, зашёл домой, достал наколенники и ещё очень долго смотрел на них.              Конец.