Луи резко проснулся, перед глазами все ещё остались образы из сна, за которые он всеми силами пытался ухватиться. Он помнил, как шел за незнакомцем с красиво уложенными шоколадно-каштановыми волосами по освещенной фонарями улице, но стоило ему снова открыть глаза, как видение исчезло. Со вздохом Луи сел и тряхнул головой в надежде, что в его сознании хоть что-то прояснится.
Сразу он заметил одну важную вещь: это была не его комната и не его кровать. Луи сидел на диване в особняке, куда он завалился вчера днем и прилег вздремнуть. Судя по всему, он проспал до самого утра, и, к счастью, с ним ничего ужасного не случилось.
Еще Луи заметил, что его накрыли одеялом и дали подушку, отчего он почувствовал себя слегка неловко. Ведь он не знал, кто это сделал.
Он сонно перевел взгляд на кофейный столик, где оказалась стопка чистой одежды на смену старой, стакан воды, чтобы утолить утреннюю жажду, рюмка с полупрозрачной жидкостью и записка с уже знакомым витиеватым почерком композитора.
Значит, это был владелец особняка…
Луи протянул руку, чтобы прочесть записку, но этот небольшой жест напомнил ему об избиении за школой, как его пинали по бокам и бросали на асфальт. Парень от боли рухнул обратно на диван и обратил внимание на свое тело. Он весь был усыпан пурпурными и иссиня-черными синяками, но его это совсем не пугало: он уже привык к такой картине, которая доказывала, что он пережил ещё один день в своей дерьмовой школе.
Вполне возможно хозяин особняка увидел следы побоев, и именно это спасло ему жизнь. Легкая добыча не доставляет удовольствия, верно? Было бы лучше, если бы Луи мог оказать хоть какое-то сопротивление маньяку и тем самым развлечь незнакомца. Но, скорее всего, к нему прониклись искренним сочувствием и простили проникновение на частную собственность.
Томлинсон предпринял вторую попытку и осторожно протянул руку, зажав записку между большим и указательным пальцами, чтобы избежать контакта с изодранными ладонями. Он надеялся, что в ней владелец особняк обозначил свое согласие с его пребыванием в особняки. Он поднес ее к лицу и начал читать с замиранием сердца.
«Дорогой сталкер,
в рюмке морфий. Пожалуйста, прими его, ты плохо выглядишь.
Я не должен этого говорить, но чувствуй себя как дома.
УХОДИ К ЗАХОДУ СОЛНЦА».
— Морфий? — пискнул Луи, взял рюмку и покрутил ее в руке. «Война с наркотиками» бушевала и распространялась подобно чуме, а у владельца особняка хранился жидкий морфий?
Значит, он наркоман? Луи отчаянно не хотелось верить в это предположение.
На вкус эта полупрозрачная жидкость напомнила горькую гнилую лимонную корку, и он запил ее водой, стоявшей рядом. Луи точно не знал, что с ним произойдет, потому что раньше никогда не принимал обезболивающее, но если название соответствовало эффекту, значит, это было то, что ему нужно.
Он пробежал пальцем по написанному тексту и попытался представить, как владелец пишет эту записку с мыслями о нем. Тайны вокруг этого места все никак не заканчивались. Почему всегда время его пребывания ограничивалось закатом? Не похоже, что владелец возвращался в это время с работы, потому что, очевидно, он проводил весь день наверху. Так что же он делал? Он серьезно спал днем и просто не хотел столкнуться с Луи? У него социальная тревожность? Почему он тогда позволял Луи оставаться в своем доме? Как он мог верить, что он не украдет и не испортит его вещи? Почему он дал ему наркотики и оставил записку вместо того, чтобы поговорить лично или вызвать полицию? Все это было слишком странно. Луи пытался просто принять и порадоваться, что ему официально разрешили здесь оставаться с фразой «чувствуй себя как дома», но он ничего не мог поделать с любопытством. Он приехал сюда ради исследований, и теперь у него был целый день и одобрение, которое снимало все ограничения.
К счастью, была суббота, так что ему не нужно ковылять в школу, и, возможно, ему очень повезет получить второе разрешение, и он останется здесь до утра понедельника. Ни отец, ни копы не найдут его. Может быть, ему вообще не придется возвращаться домой…
Нет, Луи должен вернуться.
Приятно пофантазировать, но оставаться вечно в этом особняке было просто невозможно. Он не мог бросить бедную мать, ее бы извел Трой, и владелец особняка вряд ли был настолько щедр. Но Луи заслужил маленький отпуск от всего дерьма, так что несколько дней вполне мог провести здесь, верно?
Он сел, завернувшись в одно из одеял. Затем просмотрел предоставленную ему одежду: пара шелковых трусов, черные атласные пижамные штаны и старая мягкая белая рубашка, пожелтевшая за долгие годы своего существования. Он знал, что сочетание хлопка и атласа будет чрезвычайно приятным.
Как только Луи оделся, он почувствовал себя неоправданно уютно. Парень покрутился, восхищаясь одеждой. Он не мог не почувствовать себя принцем, когда, шагая с важным видом по гостиной, отвесил пару поклонов.
Брюки были слишком длинны для его ног, поэтому Луи, придерживая штанины, поковылял на кухню. На столе лежали продукты. Одели, дали лекарства, еще и накормили? К нему правда отнеслись, как к королевской особе.
Он нетерпеливо принялся рассматривать ассортимент. Его позабавил набор продуктов: соленые крекеры, тостовый хлеб, шоколадно-арахисовая паста Koogle, сырные палочки, кукурузные чипсы, микс яблок, кувшин яблочного сока, упаковка шоколадных батончиков, сухие завтраки, хлопья и хрустящие снеки. Единственное, чего он не увидел, так это молоко.
Луи начал с шоколадного батончика и, жуя, пошарил по шкафчикам скромной кухни, когда заметил холодильник с навесным замком. Он чуть не подавился от удивления. Похоже, ему здесь не очень-то доверяли.
Он даже не пытался справиться с ним, зная, что для таких радикальных мер должны быть свои причины. Но аппетит пропал, в голову закралась пугающая мысль: что, если в холодильнике хранились части человеческих тел? Что, если серийный убийца Эдмунд Кемпер поселился в жутком особняке Айдахо и теперь планировал добавить Луи в список своих жертв? Но Томлинсон отбросил эту мысль, будучи убежденным, что если бы тот хотел его смерти, то воспользовался бы возможностью, коих у него было предостаточно.
Он продолжил изучать кухню и открыл дверь рядом с плитой, гадая, куда она вела. Оказалось, что обратно в западный коридор, в котором располагались библиотека и музыкальная комната.
«Ещё одна загадочная дверь», — подумал он, довольный, что потихоньку начал узнавать все входы и выходы поместья.
Он прищурился, вглядываясь в темноту, проглотил последний кусочек батончика и, вслепую положив обертку на стол, вышел в коридор.
Луи поддался дьявольской идее и отправился в библиотеку, чтобы дочитать последнюю удручающую запись. Он удивился, когда нашел дневник на том же самом месте, где его оставил, на носочках подошел к стулу, осторожно сел и потянулся к заветной вещице. Парень спешно пролистал то, что уже прочитал, пока, наконец, не нашел новый материал. И, склонившись над столом, жадно принялся вглядываться в витиеватые буквы:
«Я больше не могу спрятаться от этого мира и освободиться от бесконечно повторяющейся жизни. Что мне делать? Я путешествовал по миру, видел больше войн, чем возможно представить, и давно потерял настоящую, искреннюю любовь, которая помогала мне переживать кровавый хаос. Более того, я потерял ту часть себя, которая наслаждалась этим. Я изменился после его смерти, отказался от тьмы, но я не в силах увидеть в себе ту доброту, о которой он говорил, и это побуждает меня вернуться к старым привычкам.
Что меня сейчас останавливает? Моя былая слава — это свет в конце туннеля, шанс забыться и вернуть прошлое, но воспоминания о нем не дают это сделать. Если я вернусь к старому Я, я попрощаюсь с ним навсегда. Как я буду себя чувствовать? Неизвестно. Предам ли я всё, во что он верил? Он об этом узнает? Жизнь, состоящая из множества вопросов, так и оставшихся без ответов, была моей музой до того, как у меня появился второй шанс. И я больше не хочу этого. Я хочу…»
— Ты, должно быть, шутишь, — хмыкнул Луи, переворачивая страницу, чтобы найти продолжение, но там ничего не было. — Чего ты хочешь? — простонал он, перечитывая слова снова и снова, пытаясь уловить смысл. Понять это. Невозможно было понять то, что было настолько расплывчато и двусмысленно, но тот факт, что он уже видел что-то похожее раньше, начинал вызывать подозрения. Сколько раз этот человек пытался закончить это предложение?
«Я хочу» было написано на полях нот «Бесконечного года», и слово «бесконечный», в частности, казалось, также имело довольно большое значение. «Бесконечный 17… год» он видел в какой-то из записей, и вот сейчас ему встретилась фраза «бесконечно повторяющаяся жизнь», но… но…
— Это из 1700-х годов! — догадался, как ему самому показалось, Луи, пролистав страницы дальше и открыв рот от удивления, когда увидел вверху «Бесконечный 19… год». — О нет, нет, нет, — Луи захлопнул дневник и отодвинул его от себя, забыв о своих попытках сделать так, чтобы никто не догадался о его наглом и вероломном вторжении в личную жизнь. Прямо сейчас были проблемы поважнее.
Разум отчаянно искал объяснений, подкидывая какие-то совершенно безумные мысли. Со вздохом он потопал к полкам, чтобы взять побольше материала. Луи вытащил пять или шесть книжечек такого же размера, некоторые были невероятно старые и едва ли напоминали книги в привычном для него виде, и бросил их на стол, тут же принимаясь безостановочно листать страницы (сделанные из дерева, волокон листьев или даже кожи), не обращая внимания на острую боль в ладонях. Его охватила паника, поскольку цифры, которые он обнаружил, предполагали невозможное:
«Бесконечный 8… год»
«Бесконечный 11… год»
«Бесконечный 14… год»
«Бесконечный 15… год»
«Бесконечный 17… год»
— Какого черта, — прошептал он, едва шевеля губами. Он упал на стул, глядя на брошенные перед ним дневники, словно те ответят на невысказанные вопросы. Абсурдно предполагать, что все это было написано одним и тем же человеком. И все же они походили по стилю письма и, самое главное, почерку, так что о целой родословной семьи, которая вела дневники на протяжении столетий, не могло быть и речи.
Единственное разумное объяснение, которое мог придумать Луи, так это то, что все это шутка, исторический арт-проект, к созданию которого автор приложил немало усилий, ведь нужно и составить их, и придать им старый вид. Возможно, часть из них действительно была оригинальной. Он практически поверил в свою теорию, однако даже самый талантливый художник не смог бы воссоздать настолько винтажную аутентичность.
Что тогда остаётся? Если Луи признает, что автором этих дневников является один и тот же человек, это значит…
бессмертие?
Луи схватил себя за волосы и стал лихорадочно глядеть то на один дневник, то на другой, пытаясь найти детали, которые явно упускал из виду и которые могли бы объяснить эту загадку. Но все-таки он решил временно отказаться от странных дневников и положил их обратно на пыльные полки, а после огляделся, чтобы всё вокруг выглядело максимально нетронутым.
Он вышел в коридор и спиной почувствовал на себе чей-то взгляд, словно за ним кто-то внимательно следил. Вполне возможно, что призраки существуют, и один из них жил в этом особняке и писал все эти заметки, чтобы отслеживать года, проведённые здесь.
Эта гипотеза почему-то казалась наиболее вероятной, но Луи хотел правды. Его не устраивали простые предположения, ему нужны были холодные и железные доказательства. Он не знал, как он их найдет, но ему еще предстояло многое исследовать, и, возможно, где-то его ждал ответ.
Луи покинул библиотеку, закрыл за собой скрипучую дверь и выбежал в главную комнату, поднимая голову и крича:
— Здравствуйте! Вы тут, жуткий фантом? Вы правда невосприимчивы к смерти? — Сердце невообразимо громко колотилось в тишине. Сейчас бы не оказалась лишней маленькая клетка со сверчками, чтобы ещё сильнее подчеркнуть отсутствие ответов на вопросы. — Ты бессмертен? — ещё раз попытался он и, так ничего и не дождавшись, отправился в музыкальную комнату. — Ладно, тогда я поиграю, — предупредил он, закрылся изнутри и подошёл к пианино.
Он не стал доставать свои записи, потому что здесь в его распоряжении был оригинал. Парень постарался абстрагироваться от бессмысленных загадок, наполнявших особняк до самого чердака, стиснул зубы и, пытаясь справиться с болью в руках, начал играть «Бесконечный год» так, словно от этого зависела его жизнь.
Спустя час трудной работы и пробуждения скрытой музы, чтобы добавить в этот шедевр собственное художественное исполнение, Луи отодвинул страницы с глаз долой и попытался сыграть без них. Ему всегда говорили, особенно мистер Кэри, что лучше всего у него получается, когда он знает и верит в то, что играет, поэтому Томлинсон закрыл глаза и позволил себе почувствовать ноты и аккорды.
Именно тогда произошло чудо.
Томлинсон обнаружил, что перестал думать о том, что будет дальше; каким-то невообразимым образом глубоко в душе он уже всё знал. Он продолжал в такой же манере игру неизвестное количество времени, закончив только тогда, когда этого потребовали ноющие суставы: они заслужили небольшой отдых, так как начали кровить через бинты.
Возможно, отчасти ему пришлось прерваться из-за странной тяжести во всем теле, дико отвлекавшего зуда, сухости во рту и давления в ушах. Наверное, это морфин.
Луи решил отдохнуть от пианино и, чтобы не тратить время зря, отправился на дальнейшие поиски. Он вышел из музыкальной комнаты, посмотрел на последнюю неизведанную дверь в конце коридора и, скрестив пальцы, понадеялся, что она утолит жажду информационных раскопок. Он подавил постыдное волнительное хихиканье и опустил дверную ручку вниз, готовясь войти, но ничего не произошло. Она была заперта.
Самая важная и заманчивая дверь оказалась заперта.
Закралась навязчивая мысль взломать замок — как будто он умел это делать, — но Луи отверг эту идею. Да, он изначально залез в особняк без разрешения, так что не ему читать лекции об уважении частной жизни, но у него все-таки были границы.
Луи к тому же не вскрывал замок, чтобы пройти через ворота, главные двери тоже не были заперты, а все двери внутри особняка до этого момента также оставались открытыми и доступными для просмотра, хотя хозяин знал, что кто-то бесцеремонно вторгался в его частную жизнь.
Ни разу до сих пор в особняке Луи не сталкивался с открытым посылом «Не входи». Эта дверь была первым реальным препятствием в его путешествии, с которым он столкнулся; что-то в этом месте было спрятано, и Томлинсон не имел права игнорировать желания хозяина. И если эта дверь никогда и не откроется, то так тому и быть. В любом случае целый особняк, кроме этой комнаты, находился в полном его распоряжении, поэтому он покинул загадочный западный коридор и отправился в восточную часть.
Луи остановился в ванной, чтобы поменять грязные повязки. Глядя на себя в зеркало, он заметил, что большинство порезов и царапин больше не нуждались в пластырях. Он поморщился, отклеивая их и слепо бросая в ведро рядом с унитазом.
Луи тщательно помыл руки под краном, который на этот раз работал лучше, и мизинчиком открыл шкафчик над раковиной, чтобы достать заживляющую мазь и стерильные марлевые повязки. Процесс нанесения мази на раны был таким же жгучим и болезненным, как в первый раз, но Луи не был слабым. Он закончил с перевязкой и воспользовался туалетом по прямому назначению, когда почувствовал, что ему это очень сильно нужно. Чтобы не намочить бинты, он легонько сполоснул кончики пальцев, легко закрыл кран, стряхнул оставшиеся капли и вернулся в восточное крыло для продолжения поисков.
Томлинсон осторожно попробовал толкнуть первую увиденную дверь и пришёл в восторг от того, что она открылась без проблем. Он вошёл внутрь, закрыл её настолько тихо, насколько возможно, и обернулся. Сначала его взгляд упал на одежду в громоздком и открытом шкафу в противоположной стороне комнаты, и Луи сразу подумал о том, что это театральные костюмы, но, приглядевшись внимательно, понял, что это не так.
— Да ладно! — удивлённо вздохнул он, поспешно преодолев расстояние и открыв дверцы. Луи восхищенно оглядел ткани, от которых пахло историей. Не спрашивайте, как такое возможно. Все представленные наряды могли быть взяты из реквизита к постановке Шекспира.
Когда бы их ни надевали в последний раз, они, несомненно, были старыми. Никаких бирок, никаких швов от швейных машинок, ни одного искусственного украшения. В брюках не было резинки, пуговицы не были одинаковыми, шёлк отличался от всего, к чему он когда-либо прикасался, и весил не менее десяти фунтов. Итак, если это не просто реплика стереотипных костюмов эпохи Возрождения, могло ли всё это действительно являться старинными вещами?
Томлинсон вспомнил портреты в зале с тысяча четырехсот восемьдесят восьмого года и, конечно же, «бесконечные» дневники, и внезапно одна из его теорий обрела надежду на существование. Но это еще больше его запутало, и кто ему поможет разобраться? Хозяин особняка, который, по-видимому, существует, но где-то прячется? И как его Луи спросит? «Эй, ты коллекционируешь вещи из музея или ты бессмертное существо? Просто интересно».
Он уже хотел повернуться, когда заметил вспышку цветных полос, и Луи начал пробираться сквозь вешалки, чтобы найти виновника, прибитого к задней стенке шкафа. Он просунул руки ровно посередине плотно повешенной одежды, раздвинул её в стороны и увидел…
— Вот откуда он? — выдохнул он, широко раскрыв глаза и рот, увидев самую невероятную вещь за сегодняшний день, которая возможно указывала на происхождение хозяина особняка. К деревянной раме был пригвождён потрёпанный, окровавленный флаг Франции. Цвета были тусклыми, но пожелтевший белый, тёмно-синий и красный, несомненно, говорили об этой стране. Томлинсон пристально посмотрел на бурые брызги, запачкавшие весь нижний левый угол.
Он ласково провёл пальцами по центру большого флага, обдумывая мог ли таинственный хозяин приехать из старой Франции. К тому же, на нотных листах были пометки на французском. Он собрался проверить толщину ткани и схватил за край правого угла, как кончиком указательного пальца нащупал что-то плотное и прямоугольное, скрытое за флагом. Жутко заинтересованный, он просунул руку дальше и вытащил сложенный кусочек старинного пергамента. Луи вышел на свет, чтобы прочитать его.
Естественно, письмо было на французском.
«Чёрт возьми», — расстроившись, подумал он. Языковой барьер мешал ему в понимании, но Луи все равно решил посмотреть, надеясь, что поймет хотя бы несколько фраз.
«Mon cher Alexandre,
Je suis retourné dans notre magnifique France. Cependant, les choses que j'y ai vu n'étaient pas des plus belles. Durant le règne du roi Louis XVI, la révolution du Nouveau Monde a entièrement ravagé l'économie française. Les bons citoyens étaient furieux comme je ne les avais jamais vu auparavant.
Dans leur colère, ils décidèrent eux-mêmes de déclencher une révolution. Toutefois, celle-ci a mal tourné, et à une vitesse dont nous ne sommes pas fiers. J'ai fait ce que j'ai pu, mais sans toute ma puissance ils n'avaient aucune chance contre la cruauté des soldats. Des vies par milliers furent inutilement perdues, et désormais les rues pavées de Paris sont irrévocablement teintées du sang d'innocents.
Je sais que tu m'as dis de ne pas me mêler des affaires politiques humaines mais tu peux considérer cela comme un remboursement pour Rome. Je pense que si tu avais été là, tu m'aurais interdit d'interférer. Mais inutile de souligner l'évidence.
J'ai sauvé un jeune homme du nom de Martin des décombres de la guerre, et ensemble nous voyagerons vers le Nouveau Monde en quête de paix et d'un refuge loin des catastrophes qui ravagent l'Europe. Peut-être pourrons-nous prospérer dans notre solitude, loin du hurlement des mourants.
Ton héritage n'a pas été oublié, si tu souhaites le savoir. Et pas seulement à mes yeux car tu es profondément ancré dans les murmures de l’histoire. Durant toutes ces années, pendant les 18Endless, tu es resté Grand.
Mais tu ne seras jamais aussi Grand aux yeux des créatures de ce monde que tu ne le seras aux miens.
Jusqu'à la fin de tout,
Harry Styles»
— Это твое имя? Гарри? — сказал Луи несуществующему владельцу, нахмурив брови при прочтении фамилии — Стайлс — что совсем нехарактерна для французов, но что он знал о былых временах? Более того,
«Александр» вызывало в нем какие-то чувства. Личные чувства. Он не понимал почему, но решил не зацикливаться на этом.
Луи был рад узнать имя неуловимого хозяина и его национальность. Он просмотрел вторую половину письма, и ему бросилось в глаза еще одно имя. Луи громко расхохотался, внутри поселилось странное чувство, что это письмо адресовано… ему.
— Людовик XVI? Старый король Франции? Это какое-то ужасное совпадение? — удивился Луи и совершил быстрый маршрут до записной книжки и обратно, а после скопировал письмо для дальнейшего изучения. Найл, возможно, не сможет полностью перевести его, но он, по крайней мере, изучал в школе французский.
В процессе переписывания Томлинсон наткнулся на другое имя, он выпрямился, вглядываясь в буквы, и решил, что был прав. В итоге им было распознано несколько имен и географических названий: Мартин, Александр, Луи, Гарри, Европа, Франция, Париж, Рим и Новый Свет.
Когда он закончил, то снова просмотрел переписанное письмо, пытаясь обозначить все слова, которые знал. Луи зачитал их вслух:
— Мой дорогой Александр, вернулся, прекрасный, Франция, правление, Людовик XVI, революция, Новый Свет, экономика, граждане, солдаты, Париж, невинные, дела, политика, люди, расплата, Рим, вмешательство, Мартин, отправиться, убежище, бедствия, опустошение, Европа, одиночество, умирающие, наследие, забыть, глубоко, история, Великий, мир, Гарри Стайлс…
Он надеялся, что все понял правильно.
Луи тяжело вздохнул, признав, что со всеми его усилиями расшифровать письмо полностью не удалось, но что-то он уловил: революции во Франции, путешествие из Франции в Америку в бесконечном 18… с кем-то по имени Мартин.
Он хотел бы сказать, что владелец особняка не мог этого написать, но Луи уже знал этот почерк.
Он также заметил, что слово «великий» было написано с заглавной буквы. Почему? Почему автор письма написал «люди» другому человеку? Они же все люди.
Луи поджал губы и закрыл записную книжку. Он аккуратно сложил письмо и вернул его на законное место за флагом, поправил вешалки и полностью убрал следы вторжения. Луи вышел из комнаты, на цыпочках подошёл к соседней двери и распахнул её.
Ему хватило одного взгляда, чтобы его теория о французском происхождении хозяина особняка рассыпалась, как карточный домик. Комната была оформлена в греческом стиле. Луи вздохнул и зашел, прикрыв за собой дверь.
Первое, что он заметил — искусная мраморная статуя длинноволосого и мускулистого мужчины посреди комнаты. Она была неоправданно высокой, он был облачен в тогу, которая спадала с плеча, но была собрана в области таза. Его левая нога согнута в колене, а правая — прямая. В правой руке мужчина держал тяжелый меч острием вниз, а левая упиралась в бедро, всего в паре дюймов от гипотетически мраморного члена.
Глаза мужчины гордо и уверенно смотрели вдаль, и Луи немного расстроился, что не мог узнать их цвет. Его искусственные губы были пухлыми, словно созданными для поцелуев, но Луи бы не опустился до такой низости. Это не означало, что о ласковом прикосновении к щеке мужчины не могло быть и речи. Луи благоговейно держал лицо статуи, молясь, чтобы это произведение искусства превратилось в настоящего человека. Это было очень странно, но он словно скучал по нему.
Луи продолжил исследовать мраморное изваяние руками и опустился к груди греческого мужчины, постукивая пальцами по упругим мышцам и проклиная современное общество. Томлинсон понимал, что древнегреческая культура славилась вопиющим гомосексуализмом, и парень, очевидно, родился не в то время.
Он отвёл глаза от мраморного божества и окинул взглядом всю комнату, увидев шкаф, подобный тому, что был во французской комнате. Однако этот был закрыт, но всё, что оставалось запертым в этом особняке, лишь добавляло любопытства Луи.
Он подошёл к шкафу и резким рывком дёрнул ручку, готовясь к тогам и сандалиям. Величественные двустворчатые дверцы щёлкнули, Луи распахнул их и закашлялся от волны пыли, смешавшейся с воздухом.
Томлинсон не был уверен, что там действительно будут эти вещи, но он их нашёл. Он рассмеялся и провёл пальцами по длинным шерстяным одеждам и внутренне задрожал от великолепия тканей, вдыхая древний аромат.
Пахло Средиземноморьем.
«Откуда я это знаю?» — подумал он. Луи огляделся.
Между тогами висела одежда меньшего размера, которую он принял за тунику. У Луи были ограниченные знания о Древней Греции, но в его рюкзаке лежал учебник по всемирной истории. Томлинсон в миллионный раз сбегал за ним и притащил в комнату, отметив довольно неудобную привычку бегать по особняку. Он достал из рюкзака тяжёлые книги, удобно расположил на руке и принялся быстро листать страницы, пока не добрался до нужного раздела.
Невероятно захватывающая картинка привлекла его внимание, и Луи застыл, в изумлении взглянув на неё. Это была тога. Белая тога на изображении соответствовала той, что висела в гардеробе, и Луи опустился на пол с учебником в руках, не веря своим глазам. Он решил прочитать параграф. Эта модель тоги, по-видимому, была римской, а не греческой, как он предполагал.
— Да уж, — выдохнул он, вытянув шею, чтобы обратиться к своему первому и единственному другу в особняке. — Так ты римлянин? — спросил он каменную скульптуру, закатив глаза на грубое игнорирование с её стороны.
Голодным взглядом поглощая одну страницу за другой, Луи узнал, что тоги и туники относились к определённому социальному классу. Ношение одной туники позволялось простолюдину или рабу, принадлежавшему Римской империи. Очевидно, что воины были ограничены в нарядах из соображения мобильности, но они были ближе к доспехам, чем к льняным одеждам. Было странно, что в шкафу хранились все разновидности тог и туник. Вряд ли один и тот же человек мог быть крестьянином, воином и аристократом одновременно. Тогда почему всего так много?
Закрыв книгу и почувствовав удовлетворение от того, что он так много узнал, Луи обратил внимание на другие предметы в комнате. Рядом со шкафом стоял ещё один деревянный предмет в форме гроба, но был заперт под замок.
Томлинсон запихнул учебник обратно в рюкзак и прошёлся по комнате вдоль стен. Возможно, ненамеренно, но значительная часть предметов здесь была заперта, и доступа к ним не было. Чертовски неудачный день.
Количество теорий по поводу дополнительных мер безопасности росло; возможно, эти сундуки были заполнены золотом или другими вечными сокровищами, чем-то более дорогим, или, например, бомбами, оружием, или… мёртвыми телами. Все мрачные предположения исчезнут, только когда он увидит содержимое закрытых ящиков.
Полный разочарования, Луи решил двигаться дальше и продолжить свои исследования. Он повесил рюкзак на плечо и обошёл каменного мужчину, прощаясь с ним. Он не смог удержаться и оглянулся на него напоследок.
Луи покачал головой и вышел в коридор, раздумывая, куда теперь идти. Вместо того, чтобы продолжить изучать другие комнаты, он почувствовал сильное желание вернуться в библиотеку, и ноги, казалось, сами отвели его туда. Он мог вернуться в восточное крыло позже.
Он мгновенно пересёк особняк и спустился по ступеням библиотеки, чувствуя необъяснимую уверенность в том, где и что именно нужно искать. Он уже запутался, но нутро вело его вниз по длинным рядам, дальше — вновь по лестнице, где он добрался до верхней полки и взял самую пыльную вещь, встретившуюся за сегодняшний день.
Луи закрыл глаза, чтобы пыль не ослепила его, и на ощупь спустился по лестнице. Он осторожно приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на книгу.
— Что мне с этим делать? — спросил он, опускаясь на колени, чтобы хорошенько рассмотреть обложку в темноте. — Илиада?
Луи очень аккуратно протёр обложку рукавом и положил книгу на стол, в очередной раз испытав приступ необоснованной паники. Она была ветхой, хрупкой, как старый, потрепанный школьный учебник.
Говоря об учебниках, Луи помнил, как читал «Одиссею» в средней школе, но сейчас не мог вспомнить содержание «Илиады». На ум вспышками пришли Ахилл и Гектор. Может, он прочитает ее сейчас?
Томлинсон поднял обложку и удовлетворенно улыбнулся, услышав сонный хруст корешка. Кое-что сразу попалось на глаза, и это невозможно было пропустить. Тот, кто подарил эту книгу, сделал это от чистого сердца, это было видно. На старинном пергаменте виднелось древнее послание для будущего читателя, и Луи поднес книгу к лицу, чтобы разобрать мелкие буквы.
«Мой дорогой Адриан,
Когда-то Аристотель воспитал тщеславного ребёнка словами великой «Илиады» Гомера. Этим он наделил меня спокойствием языка тех, кого учили. Прошу тебя, следуй и ты этой мудрости, ибо твое стремление к славе соперничает с моим собственным. Эти бесценные жизненные уроки, которые когда-то спасли меня, смогут вести и тебя.
С любовью, Александр»
Теперь Луи был сбит с толку. Казалось, эта книга была подарком от того же Александра, который упоминался в письме, но уж точно не была адресована какому-то «Гарри». Она была подарена некому Адриану. Это имя оказало на Луи странное воздействие: сердце забилось быстрее.
— Это какое-то безумие, — выдохнул Луи, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы подумать о том, что здесь написано и что означает слово «тщеславный». Томлинсон перевернул первую страницу, надеясь погрузиться в историю, но неразборчиво выведенные греческие буквы обрушились на него, словно ведро холодной воды. Он вновь перевернул страницу, взглянув на послание Александра, и тогда всё стало только запутанней.
Поучительное послание, которое он прочитал пару минут назад, было искажено мёртвым языком — латинским, которого он не знал, и Луи листал страницы взад и вперёд, отчаянно желая понять, что происходит, и найти что-то, что он определённо упустил.
Латинский. Греческий. Латинский. Греческий. Нигде не было английского, а это был
единственный язык, который знал Луи.
— Какого чёрта! — простонал он. Это было самым странным и невозможным происшествием в этом особняке. Независимо от того, сколько раз он моргал, сколько раз закрывал книгу и открывал её с ложной надеждой на чёткое английское послание, фразы на латинском и греческом оставались неизменными. Как он узнал, что это «Илиада»? Потому что даже выцветшая надпись «Илиада» на обложке книги теперь была на древнегреческом.
Луи не понимал, как он смог прочесть это на своём родном языке. Неужели его мозг способен автоматически переводить древние мертвые языки? Но не французский?
Вопиющая невозможность, в которой не было смысла.
Он закрыл книгу и попятился от нее, опустившись на землю, потому что ноги внезапно стали ватными.
Томлинсон взвесил оба варианта своих дальнейших действий. Он мог бы вернуться на диван и послушно выполнить домашнее задание, чтобы его не выгнали за прогулы, или же мог сбежать из особняка и вернуться домой, где его ожидали крики и «ночь без одеяла».
Луи выбрал домашнее задание, поэтому поплёлся обратно в гостиную, упал на диван, разложил перед собой учебники и тетради, словно расследовал дело, и настроился на работу. Ему было сложно сосредоточиться, но, по крайней мере, всё было на английском.
На самом деле то, что остаток вечера Луи проводил, заполняя пустые страницы, вместо того, чтобы заниматься запертыми дверьми и другими интересными вещами, было несправедливо. Но у него ещё оставался завтрашний день. К тому времени, как Луи прочитал всё, что было задано, и написал эссе, он порядком устал, чтобы совершить ещё одну прогулку по особняку, поэтому решил лечь спать.
Луи взбил подушки и погрузился головой в приятное теплое облако, беспорядочно набросив на себя одеяло, одновременно надеясь на лучшее и заставляя себя успокоиться. Ему нужны были силы для завтрашних исследований.
— Спокойной ночи, ужасное и страшное место, — нежно прошептал он в темноту комнаты, уткнулся лицом в подушку и постепенно уснул.
***
В течение следующих сорока пяти лет он бродил по Риму, как неизлечимая болезнь, давая о себе знать лишь в периоды внезапной ярости и кровавых расправ. Он пытался уничтожить всех, кто хотел стереть величие Рима, которым до сих пор тот мог похвастаться. Последний хороший император, Марк Аврелий, правил почти двести лет назад, и его сменил длинный ряд бесполезных, слабых, необразованных людей, которые едва понимали страну, которой пытались управлять.
На римскую территорию почти безостановочно вторгались готы, вандалы и вестготы, и было очень жаль, что его не было рядом, чтобы убить Алариха, лидера оппозиции. Он был в другом месте, пока этот человек грабил его дом, «Италию». Сейчас он мог лишь попытаться устранить ущерб.
Примерно в 430 году, когда римский полководец Флавий Аэций восстановил контроль над вестготами, появилась надежда, но затишье продлилось не более недели. Затем Британию захватили саксы. Он задавался вопросом, сможет ли кто-то сохранить свою независимость, или нигде никогда не будет по-настоящему безопасно от жестокости чужаков.
Он не играл серьезной роли в стычках с захватчиками до 457 года, когда вандалы вторглись на его земли с западного фронта у реки Гарильяно, и он пошел им навстречу, как только зашло солнце, бок о бок с теми немногими уцелевшими воинами из римской армии. Полдня и целую ночь его люди сражались, Адриан вел себя как человек, чтобы сохранить свою истинную природу в тайне, но это не помешало ему легко убивать врагов, потому что рефлексы никуда не делись.
Только когда с севера прибыл целый флот, он понял, что нападение было тщательно спланировано с намерением одолеть армию и навсегда захватить Рим. Адриан устроил ловушку, чтобы привлечь к себе всех способных к бою мужчин, и крестьяне прибыли как раз вовремя, встретив войска с численным преимуществом, но в опытности они явно проигрывали.
Он не верил в собственные мысли, но сейчас он бы не отказался от навыков Аурона. Независимо от их прошлого, защита Рима от полного уничтожения — единственное, что объединит их на мгновение. Два бессмертных брата способны выиграть битву.
Размахивая оружием и рассекая кожу врагов, Адриан почувствовал запах себе подобного существа. Где-то среди всей этой кровопролитной битвы был бессмертный. Он попытался найти его глазами, но так как он находился в самом эпицентре битвы, его отвлекало множество факторов. Адриан пробирался в сторону запаха, убивая всех на своем пути. Он уже почувствовал их разницу в возрасте. Этот бессмертный, вероятно, был вдохновителем всего этого, точно так же, как Симон еврейского восстания много лет назад.
Был ли этот новый дьявол концом Адриана?
Он продолжал сражаться, когда запах приблизился, но вокруг слишком много металла и доспехов, чтобы понять, кто это. Это сводило с ума. Запах подступал все ближе, и он знал, что скоро встретит свою пару.
Адриан не мог поверить, что до этого момента не замечал истинного значения запаха, но к тому времени, когда осознание поразило его, бессмертный был у него за спиной. Он развернулся с мечом наготове, сильно замахиваясь, чтобы без раздумий убить бессмертного врага или быть убитым в ответ.
Однако мужчина не ожидал, что время остановится. Его клинок столкнулся с лезвием соперника, которое тот поднял как раз вовремя, чтобы без особых усилий заблокировать атаку. Их взгляды встретились, Адриан так долго ждал этого момента.
Он уставился в несоответствующие друг другу радужки опасно красивого бессмертного: поразительно ярко-голубую левую и гипнотически почти черную правую… вероятно, на солнце она становилось богатого темно-коричневого оттенка. К сожалению, сейчас проверить его предположение было невозможно.
Момент молчаливого зрительного контакта и совместного изучения друг друга подошел к концу, и были произнесены первые слова, голос этого бессмертного оказался таким же удивительным, как и его лицо.
— Я думал, что почувствовал запах смерти, — начал незнакомец-вампир с лёгкой ухмылкой, вернув меч в ножны и осматривая Адриана от макушки до пят с нескрываемым интересом.
И впервые за долгое время Адриан не хотел умирать.
Ему многое хотелось сказать, осыпать его комплиментами, но яростная забота о своей Родине не дала этого сделать.
— Уходи из Рима! Немедленно прекрати бессмысленно убивать моих людей, — крикнул Адриан на языке захватчиков, на что тот поднял брови.
— Бессмысленно убивать, говоришь? — бессмертный бросил ему вызов, приподняв голову Адриана, держа за подбородок и разглядывая его чрезвычайно расчётливым взглядом. Этот бессмертный был ниже его ростом, и все же все в нем заставляло Адриана чувствовать себя маленьким. — Не нам осуждать такие действия. Я вижу в твоих глазах множество убийств.
Адриан усмехнулся и с огромным усилием отбросил сильную руку от своего лица, подбирая слова, потому что фраза незнакомца задела его. Тот зашёл слишком далеко.
— Кто ты? — рявкнул он, в подозрении прищурив глаза.
— Александр III Македонский, — небрежно ответил мужчина, зная, что открытие его реальной личности может произвести бурную реакцию.
— Александр… Великий? — Адриан был шокирован, вспоминая исторический факт, который он однажды слышал, о разных глазах мужчины. Он смотрел на своего кумира во плоти — своего величайшего вдохновителя, который придавал Адриану решимости в худшие и лучшие времена его жизни. Он не мог найти слов.
— Да, еще я известен как Великий, — усмехнулся он, скрестив руки на груди, прожигая Адриана взглядом в явном ожидании. — Я раскрыл тебе свою личность, теперь хочу знать твою.
Мужчина нервно отвёл взгляд, несколько раз моргнув, чтобы сосредоточиться и представиться. Теперь, когда он знал, на кого смотрит, было нелегко продолжать этот разговор. Он чувствовал на себе великолепный взгляд Александра и прикусил губу, бессмертный подошел к нему еще ближе и наклонился, чтобы снова привлечь его внимание.
— Публий Элий Траян Адриан из Рима, — пробормотал он, прочистив горло, выпрямив спину и расслабив плечи.
Клыкастая улыбка Александра вызвала необычное ощущение бабочек где-то внутри. Он не привык видеть клыки у других — только ощущал их в своих собственных деснах — и уже из-за этого почувствовал особую связь с этим существом, какой у него не было с людьми. И это был Александр Македонский!
— Ах, Адриан. Спасибо за тот проект, который ты осуществил в Македонии. Я оценил это.
— Вы… ты знаешь о нем?
— Конечно, Адриан. И прошу простить меня за то, что я не произношу твое имя на латинский манер. Не люблю этот язык. Но напомни мне, ты был римским императором с девяносто восьмого по… — Александр замолчал, потому что последний год царствования мужчины ускользнул из его памяти.
— Сто двадцатый, — закончил за него Адриан, тряхнув головой, чтобы избавиться от туманного ощущения, вызванного чарующим бессмертным. Он чувствовал, что тратил время, стоя здесь под дождём перед своим героем, вместо того чтобы сражаться за правое дело, поэтому повторил требование: — Прекрати разрушать мой дом! — храбро сказал он в лицо Александру, даже сделал шаг вперёд, чтобы придать своим словам больше ценности.
Александр печально улыбнулся и покачал головой, медленно поднял правую руку, прикоснувшись к левой стороне напряженного лица Адриана. Римлянин чуть не потерял сознание от нежности и в то же время вызывающей дрожь холодности его прикосновения. Этого хватило, чтобы пробудить у Адриана желание броситься в объятия Александра и забыть обо всем на свете, но он не мог себе это позволить.
— Рим больше не твой дом, — осторожно объяснил он, надеясь, что вампир примет правду. Александр легонько и успокаивающе гладил его по щеке. — Это уже не твой мир. А их, — сказал он и указал на армии людей вокруг.
Адриан посмотрел на поле битвы и уже готов был с лёгкостью согласиться с этим, вот только стоило ему увидеть любимый город, как настрой вновь стал нерушимым, словно камень. Рим был для него всем, и хотя часть его любила Александра и все, за что он выступал, у него не было с ним такой связи, как со своим домом. Он никогда бы не подумал, что этот человек вообще жив.
— Я должен защитить его, — яростно произнёс он.
Александр вздохнул, словно заранее знал ответ, и сократил между ними расстояние, хлопнув его по щекам, пытаясь привлечь стопроцентное внимание.
— Человеческие семьи и товарищи — это не единственное, что мы теряем со временем. В новую эпоху мы теряем и своё происхождение. Мир постоянно меняется. Ты не сможешь это остановить, и я тоже. Даже с нашей величайшей силой и избытком времени. Мы не имеем права вмешиваться, потому что это не наш мир. Мы должны отдать людям контроль, — сказал он, не оставляя места для возражений, но Адриану было что сказать.
— И это говоришь ты, возглавляя армию вандалов, — прошипел Адриан, не в силах справиться со столь вопиющим лицемерием. Удивительно, но сам он был еще тем лицемером, а других себе подобных терпеть не мог.
— Меня попросили, — вступился за себя Александр и для пущей невинности пожал плечами. — Я не убил ни одного человека, если ты не заметил. Я всего лишь веду бой на мечах, меняя оппонентов.
Конечно же, Адриан этого не заметил.
— Значит, по-твоему, я должен покинуть мой Рим? — недоверчиво спросил он, решив подыграть Александру, чтобы выяснить реальные намерения. Но, по правде говоря, в душе что-то ему подсказывало, что ему нужно довериться Александру. Его так раздражала внезапная связь, что он даже подумал о том, возможно ли ее разорвать.
— Он не твой, — немного раздражённо напомнил вампир. — Но не стоит беспокоиться. Рим будет жить дальше. В тебе, во мне, в истории. Обещаю, что его никогда не забудут даже эти глупые люди, которые так сильно хотят покончить со своей жизнью, — поклялся он, про себя радостно отмечая, как его слова магически действовали на старого императора.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Адриан дрожащим голосом. Рим был его слабостью, он любил его больше всего на свете.
— Потому что ты знаешь, кто я, — ответил Александр, даруя мужчине ободряющую улыбку, когда понимание отразилось в его глазах.
Адриан неохотно согласился, понимая, что Александр правил задолго до того, как началось новое летоисчисление, и всё же он слышал истории о его достижениях. Александр Македонский. Его имя до сих пор произносили с особым почтением. Конечно, ведь когда-то Македония была целой империей, подобной Риму.
Но мог ли он отказаться от этой борьбы? Оставить Рим значило уничтожить часть своей души. Разве это не противоречило самому его существованию? Почувствует ли Рим предательство так же остро, как он? Будут ли его родители горевать, увидев это? Марций? Антиной и Дамианос, и каждый римлянин, которого он когда-либо встречал на своем пути… Как бы они отнеслись к тому, что их последний боец сдается?
— Я точно не знаю, что беспокоит твой разум, но поверь мне, ничто не причиняет столько боли, как наблюдение, как твой дом превращается во что-то неузнаваемое. Македонии, насколько мне известно, давно нет. И это нелегко принять, но даже при самых отчаянных попытках замедлить течение времени перемены будут происходить. Я могу забрать твою боль, если ты мне позволишь, — пообещал Александр. Эмоции Адриана вспыхнули, он не мог понять почему — обычно ни одно существо не вызывало у него такой реакции, — но он хотел броситься в объятия полководца и просто… заплакать.
Адриан опустил голову и в поражении коснулся лбом плеча Александра, со вздохом опустившись на землю. Он вздрогнул, когда оказался в холодных, но приятных объятиях некогда своего врага. В конечном итоге всё недоверие и подозрения Адриана рухнули, как и он сам — в руки Александра, которые ласково гладили спину.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — смиренно спросил он, и война внутри него прекратилась.
— Останься со мной, — нежно прошептал Александр ему на ухо. — На какое-то время или навсегда, если захочешь. Я могу научить тебя жить в этом мире. Мы сможем наблюдать за миром вместе. Твоё бесконечное одиночество висит над тобой тяжким бременем, как и у меня, но мы можем залатать дыры в наших сердцах, быть друг у друга, — закончил он, нервно ожидая ответа от Адриана, который не мог поверить своим ушам. Он не заслуживал места рядом с Александром Македонским.
— Навсегда? Почему? Почему я? — спросил Адриан и всхлипнул, нисколько не ожидая, что разговор обретёт такой поворот.
— Что-то мне подсказывает, что если я оставлю тебя, то пожалею об этом. Я не игнорирую свои инстинкты, Адриан… никогда. Из-за них ты знаешь обо мне. Инстинкты управляли как моей смертной, так и сейчас бессмертной жизнью. Каждое принятое решение было основано на инстинктах. И сейчас они говорят мне забрать тебя и оставить со мной. Для этого есть причина, даже если сейчас мы ее не знаем, — искренне сказал он, полное отсутствие веселья или неуверенности в его глазах заставило Адриана изумленно раскрыть рот. Почему Александр этого хотел? Он же просто… Адриан.
— Я не понимаю.
— Нам нечего терять, мы уже всё выиграли. Если вечность — всё, что у нас есть, тогда почему мы должны обрекать себя одиночеством? — мудро спросил Александр, воткнув меч в грязную землю и опершись ладонями на рукоять. — За все столетия страданий на этой земле я не нашел никого, к кому испытывал бы хоть какое-то влечение, и вот ты. Я не могу избавиться от предчувствия, что судьба что-то приготовила для нас. Если ты просто примешь мое предложение, мы сможем уйти подальше от вони разлагающихся тел и отправиться в путешествие, — сказал он с легким нетерпением.
Адриан издал подобие смешка, удивленный тем, что нашел кого-то столь старого и опытного, кто все еще верит в такие тривиальные вещи, как судьба.
— Нет никакой судьбы, — высокомерно произнёс он, не в силах отпустить это. — Иначе мне придется смириться с тем, что случилось со мной, а я отказываюсь.
Александр просто улыбнулся и вновь прикоснулся к щеке мужчины, приводя его в ярость и одновременно лаская.
— Тогда забудь о судьбе. Пойдём и создадим нашу историю. Давай сбежим туда, куда нам захочется, и будем делать всё, что угодно. Давай смотреть, как Солнце и сама планета умирают до того, как придёт наш черёд, — предложил он, уже потянув Адриана за руку, чтобы увести с поля битвы, и повернулся, как тот вдруг использовал всю свою силу, чтобы устоять на месте.
— Ты уверен? — слишком серьёзно спросил Адриан, с надеждой глядя на бессмертного, однако лёгкое сомнение отражалось в его зелёных глазах.
— Да, а ты? — поинтересовался в ответ Александр, усмехнувшись, когда Адриан последовал за ним в новое неизведанное будущее.
— Я хочу быть уверенным, — сказал Адриан. Их взгляды встретились, и, казалось, вся нерешительность разбилась. Теперь он почувствовал ту связь и влечение, о которых говорил Александр. — Да.
***
Гарри проснулся от переполнявших его эмоций, сбрасывая с себя одеяло, которое казалось тяжелым, как бетонная плита. Его состояние походило на паническую атаку, но не сопровождалось ни интенсивным потоотделением, ни учащенным сердцебиением. Он быстро вытер нежелательные слезы и потер лоб.
«К чему опять этот сон?» — рявкнул он в мыслях. Прошло много времени с тех пор, как он видел его в последний раз.
— Александр, — пробормотал он своему давно умершему возлюбленному, где бы этот ублюдок ни находился, — пожалуйста, убирайся из моей головы.
Единственная причина, по которой мужчина не ворвался в комнату Мартина сразу после пробуждения, это обнаружение человека с помощью своего острого обоняния. И тот был всё ещё здесь. Было совершенно невозможно пропустить этот удивительный аромат, и Гарри не хотел, чтобы запах исчезал, поэтому оставался спокойным.
Он решил, что ему все равно нужен Мартин, поэтому встал и переоделся в свои самые причудливые одежды. На этот раз он не удосужился собрать волосы в низкий хвост, лишь провёл пальцами по сальным прядям, решив, что ему всё равно, и перекинул копну на правое плечо.
Он как можно тише поднялся по лестнице, устало потирая лицо, пытаясь прогнать остатки сна из своих мыслей. Но это было не так просто. Выбравшись, он отпустил люк и ловко поймал его носком ботинка, медленно отпустив, чтобы не прогрохотать на весь особняк.
Гарри перебрался на кухню, где на цыпочках ходил Мартин и готовил особый завтрак.
— Он здесь, — без надобности прошептал Мартин, подойдя к нему. — Спит.
— Я знаю, — пробормотал Гарри и развел руки в приглашении. Мартин упал в его объятия, чувствуя, как крепко сжал его мужчина, явно не желая отпускать. Его маленькое творение забеспокоилось.
— С тобой все в порядке?
— Он мне снова приснился, — ответил Гарри, отпуская Мартина, чтобы тот снял кровь с плиты.
— Давно не было снов, — заметил Мартин, и Гарри кивнул, пожав плечами. Он тоже не мог этого объяснить.
Затем ему вручили стакан с ценной жидкостью, и он вслепую взял его в руку, благодарно промычав, и задумчиво посмотрел на спинку дивана. Эта кровь была ничем по сравнению с тем, что, как он знал, циркулировала в организме мальчика напротив, но у него не было выбора. Он поднес стакан к губам и сделал долгий вдох, пытаясь перебить запах человека, прежде чем опрокинуть стакан и приветствовать всплеск жизни. Но его ждало оглушительное разочарование.
В голове сразу вспыхнули воспоминания о том, что он испытал от тряпки, испачканной кровью человека, и он даже не успел понять, как подошел к дивану, отставив стакан на ближайший столик.
— Гарри! — прошипел Мартин, когда его хозяин внезапно выскочил из кухни. Он успел как раз вовремя, когда клыки вампира были в паре сантиметров от шеи мальчика, который что-то бормотал в подушку.
— Бесконечный, — прохрипел тот во сне, вытягивая конечности и заводя руки за голову, словно знал, что над ним нависла угроза. Он снова закрыл своё лицо, и Гарри проклял себя за то, что не обратил на это внимание, прежде чем затеять убийство. Но, честно говоря, мог ли он на самом деле убить этого мальчика? Даже в помешательстве он не думал расправиться с ним. Он предпочел бы держать его рядом для постоянного запаса крови.
—
Бесконечный шестнадцатый год, — повторил тот и продолжил бессознательно бормотать, после чего пару раз шмыгнул и замолчал, сохраняя неподвижность.
Гарри покачал головой и откинулся назад, вдыхая сводящий с ума запах мальчика. Человек только что неосознанно признался, что читал дневники Гарри, и хотя он был немного раздражен этим фактом, он на самом деле никак не пытался их скрыть от любопытных глаз или даже предотвратить это. Он сказал ему чувствовать себя как дома — он просто не ожидал, что мальчик будет читать личные записи.
Мартин потянул его за рукав, напоминая, что им необходимо исчезнуть, и Гарри кивнул, встав в полный рост и вернувшись на кухню.
— Что мне сделать? — шепотом спросил он у Гарри.
— Нам нужно спрятаться в твоей комнате на некоторое время.
— Хорошо, пошли.
Но бессмертный не сдвинулся с места, и Мартин вопросительно посмотрел на него.
— Иди вперед. Я присоединюсь в ближайшее время. Обещаю, ничего не случится, — уверенно сказал он, губы Мартина слегка задрожали, словно он хотел что-то сказать, но в конце концов он согласился и ушел на второй этаж без него.
Гарри вернулся в гостиную и сел на край журнального столика, глубоко вдыхая и наслаждаясь ароматом. Он начал возбуждаться, поэтому прижал к паху ладонь, надеясь, что его проблема уйдет, потому что он наотрез отказался удовлетворять себя, пользуясь спящим человеком. Но он не мог отрицать привлекательную ауру мальчика.
Тем не менее становилось всё сложнее игнорировать порывы, когда мальчик продолжал ворочаться во сне, бессознательно демонстрируя проблески вен на шее. Это можно было сравнить со старыми порядками эпохи Регентства Англии, когда обнажённая женская лодыжка была самой волнующей вещью, о которой можно было только мечтать. Теперь же Гарри вёл себя как и те странные мужчины, только уже при виде прекрасной шеи человека, но теперь у него было оправдание. Прямо под обнажённой кожей скрывался целый мир чувств, дыхания и жизни, ни разу никем не испробованный, и нетронутость мальчишки сильно соблазняла бессмертного.
На самом деле, было удивительно, как сильно он сомневался в своей способности воздержаться от этого человека. Раньше общение с человеком напрямую было единственным реальным способом получить кровь, но времена изменились. Теперь кровь можно доставить на автомобиле в сумке, любезно предоставленной (в случае Гарри) подругой из Пакистана, которая работала медсестрой.
Более того, Гарри фактически стал мастером в отрицании своей истинной природы, и он привык к долгой безжизненности. Он научил этому и Мартина, и теперь они оба были образцами воздержания. Тем более в современном мире очень удобно получить пластиковые пакеты с кровью, и ты не рискуешь убить человека. Гарри не пил кровь у людей на протяжении десятилетий. И этот жалкий человек искушал его.
Он улыбнулся мальчику и протянул бледную руку, положив на спину мальчика, согреваясь теплом его живого тела, а затем приложил ладонь к собственной щеке. Его кожа была такой холодной. Мальчик хмыкнул и изменил свое положение, его лицо все еще было скрыто, но теперь его шея предстала перед бессмертным во всей красе.
Гарри понимал, что контроля надолго не хватит, он навис над человеком и прижался к виску в недолгом поцелуе и отправился на кухню, где написал ещё одну записку. Гарри исписал целую страницу и, вернувшись в гостиную, оставил её на кофейном столике, а поверх оставил ручку, тихо вздохнув от разочарования. Их совместное время подошло к концу.
Ему с трудом удалось удержать себя от прикосновения к опьяняющей коже, волосам и теплу, и он позорно сбежал в комнату Мартина, надеясь получить должное утешение.
— Мартин, — пожаловался Гарри своему творению, едва только пересёк порог, беззвучно захлопнул за собой дверь и так же тихо лёг ему на колени, убрав книгу, которую тот читал, в сторону.
— Хозяин, — тот приобнял Гарри, круговыми движениями массируя лопатки, прекрасно зная, что тому нужно, — всё будет хорошо.
— Но как? — он уткнулся ему в живот. — Этот человек никогда не оставит меня в покое, его запах похож на опиум. Я этого не заслуживаю, — проворчал Стайлс с негодованием.
— Знаю, — искренне согласился Мартин, погладив его по голове. — Как вообще пахнет опиум? — спросил он, Гарри незаметно улыбнулся. — Я не могу представить, чтобы человек так пах…
— Он пахнет, как… как
Александр, его кровь подарила мне те же ощущения, я словно вернулся в прошлое, — сказал Стайлс, не в силах встретиться с Мартином взглядом.
— Возможно, связь заставляет тебя принимать возможное за действительное, — с сочувствием сказал Мартин, потирая руку Гарри. Он не хотел, чтобы тот сошел с ума от любви.
— Он назвал меня Адрианом, — возразил Гарри, добавив этот пункт в свой список поразительных совпадений.
— Чисто случайно, — ответил Мартин, не найдя этому разумного объяснения.
— Я докопаюсь до сути, — решительно заявил Стайлс, с усталым вздохом соскользнув с коленей дворецкого и приземлившись на кровать, и посмотрел в потолок.
— Знаю, Гарри, знаю, — согласился Мартин, осторожно забирая свою книгу и возвращаясь к увлекательным приключениям, потому что знал, что теперь бессмертный занят размышлениями. Гарри довольно улыбнулся.
Он лежал в тишине и думал о том, что ему стоило бы сделать первый шаг и наконец-то открыться человеку. Тем более тот явно хотел узнать его. Было множество способов сделать это, он пока не решил, как именно, но знал одно — сделать это нужно в ближайшее время. Ведь мальчик назвал его Адрианом…
Он обязательно сделает это.
