***
— Иди сюда, — прорычал Трой, следуя по коридору за Луи, который, только приняв душ, отчаянно пытался добраться до своей комнаты. — Нет, нет, нет, — воскликнул Томлинсон, наконец добежав до неё и закрыв за собой дверь, в страхе упираясь в неё. Его отец заколотил с другой стороны. Трой повернул ручку, у которой, к сожалению, не было замка, и парень дернулся, чтобы удержать ее, но опоздал. Трой мощным толчком распахнул дверь, и Луи, отлетев на несколько футов, рухнул на пол. Не имея возможности защитить себя, парень сделал все возможное, чтобы отползти, но Трой опустился на колени и схватил его за ворот рубашки, дёрнув, чтобы нанести мощный удар по челюсти. Перед глазами парня закружились звезды, сразу стало ясно, что завтра есть будет больно. — Где ты был? — зарычал Трой, снова поднимая кулак, чтобы нанести удар, если Луи солжет или его ответ не понравится. — С друзьями! — крикнул Луи неуправляемому пьянице, проклиная себя за то, что не остался в особняке с говорящей книгой. — Какими друзьями? С такими же педиками, как и ты? — сплюнул Трой, схватив сына за запястье и потащив из комнаты. — Нормальные друзья, — пытался защитить себя парень, но это было бесполезно: ему пришлось зажмуриться, когда его впечатали в страшные желтые обои. По счастливой случайности, Трой достиг той особой точки опьянения, когда контроль давался ему с трудом. Он запутался в ногах и с глухим стуком упал на спину, разбив фотографию «счастливой семьи», соскочившую со стены. — Господи, — облегченно вздохнул Луи, оттолкнув от себя руку отца и встав, держась за стену и глядя на отца. Мужчина выглядел мирно, когда храпел на полу, но было трудно разглядеть человека в таком отвратительном демоне. Его плешивые седые волосы и лысина на макушке выглядели так, словно их выдрали блендером, а на лице, даже без сознания, все ещё сохранялось нахмуренное выражение. Его волосатое пузо, как у медведя, вывалилось из пожелтевшей майки, и храп, похожий на рычание, только дополнял образ этого животного. Было время, когда Луи играл в фрисби с человеком, который сейчас пускал слюни на полу, или гонял с ним в мяч на ярко-зеленой траве во дворе. Когда-то улыбка его отца могла спасти от ночных кошмаров, сделать храбрым, превратить разбитое колено в символ силы. Те дни были лучшими в его жизни, но Луи этого не понимал. Небо было синее, цветы ярче, мать — сияющая и сильная женщина, а соседи — лучшие друзья их семьи. Но все изменилось в пятом классе, когда Луи сказал Трою то, что навсегда изменило их жизнь. Он нервничал, но отец опустился перед ним на колени и пообещал, что сын может рассказать ему все, что угодно, и он всегда будет любить его. Поэтому парень признался, что влюблен в своего друга Стэнли, который переехал с родителями в Филадельфию, и ему кажется, что он гей. Трой тогда так сильно ударил его, что он до сих пор ярко помнит шок. В ту самую секунду безусловная любовь отца к сыну раскололась, а физическое насилие стало единственным проявлением чувств в их семье. Луи все надеялся, что это временное явление, что вскоре все вновь встанет на свои места и Трой полюбит своего сына-гея, но мужчина топил свою печень и стыд в алкоголе, а побои стали нормой в доме Томлинсонв. Из-за подростковых гормонов Луи взбунтовался, и тогда ненависть, царившая между ними, стала острой и обоюдной. В четырнадцать лет Луи ворвался в гостиную и потребовал, чтобы отец принял его таким, какой он есть, потому что ничего не изменить, но пьяный мужчина не хотел его слушать. Он неуклюже поднялся с дивана и впервые избил Луи до полусмерти, уничтожив оставшиеся граммы родительской любви. В ту ночь они стали друг для друга заклятыми врагами, и это действительно чудо, что они оба до сих пор ещё живы. Томлинсон горько рассмеялся, стерев с губ кровь, и, поморщившись от боли в челюсти, едва сдержал ярый порыв плюнуть Трою в лицо. Он решил привести себя в порядок в ванной матери, а возможно и переночевать там, так как перед школой ему наверняка понадобится тональный крем. Но, когда парень зашел в ее комнату, он заметил, что она не спит и ждет его. — Луи, — проговорила женщина своим тоненьким писклявым голосом, лёжа в их общей с Троем постели, и остановила сына. Парень повернулся и, встретившись с ней взглядом, вздохнул: свет лампы блестел в ее полных слез глазах. Он обошел кровать и сел рядом, изо всех сил постаравшись не вздрогнуть, когда мать в беспокойстве обхватила его лицо ладонями. — Мне так жаль, детка, — проскулила она, потянув его к себе за нежными объятиями. — Все в порядке, мам, — солгал он. Она знала так же хорошо, как и он, что это притворство, но они редко признавались друг другу в истинных чувствах. — У тебя большие проблемы, ты же понимаешь? Он не забудет. Все выходные только и делал, что говорил об этом, даже когда был трезв, — сказала она, но Луи никак не отреагировал. — Где ты был? Луи поджал губы, он не стал бы ни при каких условиях рассказывать все тому, на кого легко можно было надавить. Не то чтобы он думал, что мать не умела хранить секреты, просто знал, что Трой обязательно выбьет из неё всю правду, если она хоть что-то узнает. Он не хотел подвергать ее опасности. — Я был с друзьями, мам, честно. Я знаю, что не должен был так долго оставаться у них, но мне было хорошо, потому что… я не виделся с ним. Но я не подумал о том, что будет с тобой из-за меня… Прости. — Не делай так больше, — умоляла она, боясь за сына. — Не буду, обещаю. Могу я взять твой тональный крем? — попросил он, решив наконец сменить тему. — Да, милый. В верхнем ящике, где и всегда. — Спасибо, — поблагодарил он, достал флакон и замер. — Что он с тобой делал, пока меня не было? — осторожно спросил он, боясь услышать самое страшное. — Было не очень весело, — отстранённо ответила она, решив не углубляться в подробности. — Прости, — выдавил он и поспешил выйти, не желая показывать своих истинных эмоций. Прошлое не изменить, и он не хотел вдаваться в детали. Перешагнув отца (который, к сожалению, все еще был жив), растянувшегося на полу, он тихо закрыл за собой дверь, не желая разбудить его внезапным хлопком. Было ещё слишком рано, но после ссоры с отцом Луи чувствовал острую необходимость лечь спать, поэтому он задернул шторы и залез под одеяло, молясь, чтобы бессмертный Бог особняка спас его, пока не стало слишком поздно. Он не должен был уходить оттуда.***
— Я думал, ты не убиваешь людей, — обвиняюще сказал Адриан, указав на большой графин крови, который принес Александр. Запах был странноватым, но он никогда не пробовал крови, которая хранилась какое-то время после сбора. Возможно, причина крылась в этом. — Не убиваю, — с ухмылкой сказал Александр, забавляясь от того, что у него есть особый секрет от Адриана. — Я редко пью их кровь… но сегодня особый случай. — Не хочешь объяснить? — спросил Адриан и, подняв кубок, который Александр только что наполнил, сделал глоток, не дождавшись ответа. — Фу, что это? — проглотив кислую жидкость, он застонал от отвращения и с подозрением покосился на кубок. Какое разочарование! Он так надеялся испить сладкой крови. — Выгляни на улицу, — предложил Александр и, прислонившись спиной к колонне в центре комнаты, отхлебнул из кубка, словно для него вкус был вполне приятным. Самодовольство вампира рассмешило Адриана, и он, подойдя к выходу на задний двор, отодвинул тяжелую занавеску и увидел небольшую ферму, которую учуял ранее. На лугу в основном паслись лошади. — Лошади? То есть это лошадиная кровь? — недоверчиво спросил он и подавил в себе рвотный позыв, потому что наконец понял, что проглотил. Он не мог удержаться от мысли о своем драгоценном коне, Целере. Но сразу тряхнул головой, не давая себе снова погрузиться в тоску о Риме. — Да, но она работает не хуже человеческой, правда? — улыбнулся Александр и позвал Адриана к себе. Тот закатил глаза и, с усталым вздохом опустив занавеску, вернулся в комнату, по пути сделав ещё один глоток. — Наверное, — неохотно признал он, остановившись напротив Александра, и поставил на стол кубок, украшенный алмазами. — Но не сравнится с человеческой. — Верно, но ты просто зависим от неё. Она тебе не нужна в таком количестве, в каком ты ее потребляешь. Она тебе совсем не нужна, — добавил он, акцентировав интонацией внимание на последнем слове. — Мы и без неё можем жить вечно. — И это говорит мне бессмертный с кувшином свежей крови в руках, — заметил Адриан, поражаясь изумительному лицемерию Александра, которое до тошноты походило на его собственное. — Возможно… Но, как я уже сказал, я храню ее для особых случаев, — извинился он и жестом указал, что сейчас именно такой. — Большую часть времени я провожу мертвым, и я не вижу в этом ничего плохого, в отличие от тебя. Но ты можешь измениться, Адриан. — Великолепно! — вздохнул Адриан, делая ещё один глоток и стараясь не скривить лицо от отвращения. — Старая лошадиная кровь и смерть. Просто потрясающе. Александр не собирался поощрять бесконечное остроумие Адриана и только улыбался, делая вид, что разделяет его настроение. — Подойди ко мне, — вдруг попросил он, отставляя в сторону кубок и выжидающе глядя на бессмертного. Адриан же только смотрел Александру в глаза, внимательно изучая бессмертного македонца, до сих пор не понимая его намерений. В выражении его лица не было злобы, и, сохраняя осторожность, Адриан отставил свой кубок в сторону и шагнул вперёд, соприкоснувшись с ним коленями. Александр жестом пригласил его сесть рядом, любуясь точёным профилем молодого бессмертного. — Адриан из Рима, — начал македонец и коснулся его плеча, не обращая внимания на то, как он вздрогнул, — расскажи мне свою историю. — Мою историю? Даже не знаю, она довольно длинная, — ответил Адриан, и мужчина снисходительно усмехнулся. — Моя ещё длиннее. Расскажи ее так, как считаешь нужным. У нас есть вечность на подробности. Адриана это не убедило. — Мне не нравится, когда кто-то знает обо мне больше, чем я знаю об этом человеке. Я много знаю о тебе, Александр, но явно недостаточно, — сказал он. Например, римлянин, очевидно, не догадывался, что тот был «жив» все эти столетия. — И волосы у тебя не вьющиеся, — добавил он. Каждый бюст Александра демонстрировал его с кудрявыми волосами. Это было бессмысленное замечание, но он хотел, чтобы все было легко. — А ты не пухленький с бородой, — парировал Александр с весельем в глазах. — Справедливо, — согласился Адриан, между ними повисло молчание, достаточно неловкое для римлянина. Но затем Александр непринужденно нарушил его: — Тогда сначала я расскажу свою. — Правда? Давай послушаем, — сказал Адриан с живым интересом. — Я родился двадцатого июля, как бы сейчас сказали, триста пятьдесят шестого года до нашей эры, в семье Филиппа II Македонского. С моим рождением связано слишком много странных совпадений, поэтому мне постоянно говорили, что я дитя Богов. Моим учителем был Аристотель. Мою верную лошадь звали Буцефал. Всю жизнь, с самого детства, со мной путешествовал мой возлюбленный Гефестион. Я добивался всего, чего хотел, и убил людей больше, чем за всю свою бессмертную жизнь, — рассказывал он, внутренне содрогаясь от своей жёсткой человеческой жизни. — Что важно… все, чем я знаменит, я сделал, будучи смертным, — сказал он с ухмылкой и подмигнул, на что его собеседник закатил глаза. — Расскажи, как тебя обратили, — попросил Адриан, увлёкшись чередой событий, которые привели их тому, что они сейчас встретились. Ему было интересно, как закончилась человеческая жизнь Александра, о которой он с такой лёгкостью рассказывал столько веков спустя. — Все довольно просто. Я потерял Гефестиона, заразившегося страшной болезнью в Экбатане, а потому не хотел заниматься своим здоровьем. Вскоре у меня появились те же симптомы, но на смертном одре я встретился с бессмертным и был убежден жить вечно, чтобы никогда не забывать о моей любви. Остальное я расскажу тебе как-нибудь потом. На этом все, — закончил он, дав Адриану время обдумать все, что услышал. — Мне жаль, что Геф… — Нет, не произноси его имени, — со спокойной и терпеливой улыбкой прервал его Александр. — Я отпустил его, но не хочу постоянно вспоминать его имя. — Понимаю, — искренне произнёс Адриан и в знак уважения опустил голову. — У меня тоже есть такие имена. Тогда мне просто жаль. — Спасибо. Но я рассказал это для того, чтобы услышать о тебе. Так что твоя очередь, — хитро улыбнулся он, повернувшись к Адриану лицом, и, сцепив пальцы в замок, а локти поставив на колени, с искренним любопытством подался вперёд. — Хорошо, — согласился мужчина и прочистил горло, приготовившись поделиться не менее драматичной историей. — Я родился в семьдесят шестом году. Мои родители — Публий Элий Адриан Афр и Домиция Паулина. Со мной вместе родился брат-близнец Публий Элий Аурон… — Он был старше или младше? — Он был и есть старше, — сказал Адриан, сначала Александр не понял, почему его поправили, но потом: — Он тоже бессмертный, — сказал он, широко раскрыв глаза. — Я спросил, старше он или младше тебя, потому что говорят, что старшие близнецы всегда неприятны. В твоем случае это правда? Адриан не знал, что отразилось на его лице, но Александр понял ответ. — Аурон — проблема всей моей жизни. Он родился с манией величия, которая не проявлялась вплоть до восьми лет. Он был преемником Траяна, но из-за его отравленного разума вместо него выбрали меня, и брат так и не оправился от этого. Мои родители пытались усмирить его, поэтому он возглавил нападение галлов на наш город и убил их. Затем он убил моего первого любовника, мою жену и нерожденного ребенка, организовал взятие меня в плен галлами, чтобы забрать бразды правления. Когда я был обращен, он попытался убить меня, но у него не вышло, поэтому он позже убил моего кровного партнера, с которым я был вместе семь лет. Александр от шока раскрыл рот. — Адриан, Боги мои, — выдохнул он, протягивая руку и сжимая колено для поддержки. — Это ужасно. Адриан мог только кивнуть. — Зевс в небе, — пробормотал он, качая головой и убирая руку. — Как ты обратился? — Я должен благодарить за это его заговор с взятием в плен. Там, на территории Галлии, я встретил бессмертного, и, думаю, он сжалился надо мной; сказал, что я заслуживаю мести, поэтому он обратил меня. С тех пор я его не видел и до сих пор не отомстил, но я работаю над этим. — Сейчас ты его ищешь? — спросил Александр. — Не так сильно, как раньше, — сказал он, пожимая плечами. — На самом деле, на поле битвы у меня возникла мысль, что я мог бы использовать его помощь для защиты Рима от захватчиков, поскольку наша родина, вероятно, единственное, что может прервать нашу вражду, но я так и не нашел его, так что я был там один. Понимание мелькнуло на лице Александра, и он медленно кивнул. — Ты любишь Рим, — спокойно произнёс он, протянув руку, чтобы коснуться трясущихся пальцев Адриана. — Ты любишь Рим больше всего на свете.***
Гарри потёр веки ладонями и потянулся, разминая мышцы, словно это имело какое-то значение. Как будто они болели. Он надел чёрные джинсы и мягкую шелковую рубашку на пуговицах, зная, что ему не нужно наряжаться для Зейна, но все равно сделал это. Если человек сегодня вечером не придет, то это отличный шанс выпить кровь. Он поплёлся на кухню и поднял телефон, который использовался крайне редко. Он попросил оператора соединить его с больницей, где в ночную смену работал Зейн, скрестил пальцы, чтобы этим вечером тот был там. — Здравствуйте, вы позвонили в больницу и аптеку «Fair Care». Меня зовут Сьюзан, чем я могу вам помочь? — прозвучал жизнерадостный голос, от которого Гарри передернуло. Фальшивый, полный наигранности тон. — Могу я поговорить с Зейном Маликом? — монотонно ответил он, надеясь, что женщина соединит их без лишних вопросов. — По какому вопросу обращаетесь? — Это срочно, касается его жены и детей, поэтому я должен срочно поговорить с ним, пожалуйста, — прохрипел он, почувствовав удовлетворение от того, как она ахнула, приняв за чистую монету его выдуманную историю. — Одну секунду, — услышал он, прежде чем в трубке раздалась джазовая мелодия. Наверное, в этот момент женщина бегала, словно курица с отрубленной головой, впопыхах пытаясь найти Зейна. — Эм… Алло? — осторожно спросил Зейн несколько минут спустя, озадаченный рассказом о своей несуществующей семье. — Это я, — сказал Гарри. — Я так и думал, — рассмеялся Зейн и тут же закрыл рот, заглушая звуки, чтобы никого не смутило его веселье во время страшной беседы. — Что-то случилось, мой старый друг? — Я голоден, Зейн, когда ты освободишься? — прямо спросил Гарри, не желая бродить вокруг да около, как это делали люди. — А! — протянул Малик и обвиняющим тоном продолжил: — Ты всегда звонишь только тогда, когда тебе что-то от меня нужно. — Зейн, — предупреждающе произнёс Гарри. — Ладно, ладно, — вздохнул Зейн. — Я заканчиваю в два. Как обычно, идиот, — напомнил он, словно Гарри должен был давно выучить его график. — У тебя странный голос, что-то случилось? — с искренним беспокойством спросил Зейн. Гарри мог солгать или просто быть честным. — Не совсем, — сказал Гарри и, прежде чем тот успел расспросить, добавил: — Я объясню, когда ты приедешь. Жду до трёх. И лучше бы тебе захватить весь банк. — Возьму столько, сколько смогу, чтобы не вызвать подозрений, — серьёзно сказал Зейн. — Жду, — буркнул Стайлс, громко повесил телефон на стену и потопал в гостиную, прежде чем инстинктивно заглянул в пустой холодильник и разочарованно застонал. Он уже приготовился, словно сумасшедший, обнюхать диван и выбросить свою записку, как на обратной стороне увидел ответ. От неожиданности он рухнул на бок на подушки и выронил лист, но вовремя поймал его кончиками пальцев. Меня зовут Луи. Произносится как Луи, а не Луис. — Льюис в любом случае неверное произношение имени, — сказал он, ведь он провел столько времени во Франции. — Луи, — повторил он, пытаясь представить, как бы выглядел этот человек с таким мнением. Интересно насколько он был прав. — Луи, Луи. Ненавижу это имя. Луи. Луи, — он позвал Мартина, чтобы поделиться новой информацией. — Чего ты хочешь? — спросил Мартин, опираясь на дверной косяк, будучи все еще в пижаме с растрепанными волосами. Он сонно потер глаза. — У нас есть имя, — сказал он и показал записку. — Луи… — растерянно повторил Мартин, а затем прочитал дальше: — Луи, а не Луис. Он прав. Это единственный вариант произношения, — согласился он, в его словах французский акцент стал еще заметнее. — Я согласен, — сказал Гарри, проводя рукой по волосам и сунув записку в карман. — Мне пойти поработать в саду или ты хочешь, чтобы я остался с тобой? — спросил Мартин. Если Зейн приедет, он составит ему необходимую компанию, поэтому он решает дать другу заниматься любимым делом. — Цветам ты нужнее, — сказал он. Мартин кивнул и сделал слишком драматичный поклон, выходя из комнаты. Гарри наблюдал, как его маленькая тень уходит, и опустил голову, когда передние двери закрылись за ним. Он опустился на подушку дивана и посмотрел на потолок, любуясь люстрой, которую когда-то спроектировали ему на заказ. Он был счастлив просто сидеть и ни о чем не думать, но вдруг в голове заиграла мелодия «Greensleeves», настолько отчетливо, что он подумал, что на самом деле ее слышит. «С чего бы мне о ней думать?» — спросил он про себя, прижимая ладони к глазам и желая, чтобы она оставила его в покое. В последний раз он думал об этой песне около недели назад, после пробуждения от того сна… Сейчас же для это не было причин. — По крайней мере, на этот раз дождя нет, — пробормотал он, встав и решив пойти в музыкальную комнату, чтобы заглушить навязчивые ноты своего прошлого чем-то другим. Возможно, на этот раз ему удастся сыграть «Бесконечный год».***
Вместо этого он провел шесть часов за пианино, сочиняя музыку, и уже собирался начать новую страницу, когда знакомый запах Зейна пронесся по воздуху. Гарри встретил его в прихожей, побежав туда с нечеловеческой скоростью, и вздохнул с облегчением, увидев коробки в его руках. — Кому тут нужна кровь? — крикнул он, театрально выпустив клыки и прошипев в сторону Гарри. — Заканчивай, — попросил Стайлс, хотя на самом деле его это позабавило. Он указал большим пальцем в сторону кухни. — Убери сразу в холодильник. — Эх, ладно, — вздохнул Зейн и покачал головой, последовав в указанном направлении. — Мог бы и спасибо сказать. Кстати, чем это у тебя пахнет? Ты что… Эм, Гарри? Гарри нахмурился и последовал за Зейном на кухню, фыркнув, когда понял, что тот удивленно смотрит на замок на холодильнике. — Да, он на замке, — сказал Гарри и крикнул: — Мартин! — и так ничего и не объяснив, сел за стол. Дворецкий примчался в ту же секунду, быстро понял, что к чему, нашёл связку ключей в кармане фартука и стал перебирать их в поисках нужного. — Простите, мистер Зейн, — извинился он, отперев замок и отбросив цепи, наконец открыв дверцу. — Все в порядке. Спасибо, Мартин. Не хотите рассказать, что все это значит? — спросил Малик, острым когтем разрезав скотч на одной из коробок, и стал поочерёдно убирать пакеты с кровью в холодильник. — Даже не знаю, с чего начать, — признался Гарри, потирая лицо и пытаясь придумать, как подступиться к этому разговору. — Чем это пахнет в доме? — первым спросил Зейн, все еще убирая пакеты, но не сводя глаз с Гарри. Он перекинул пустую коробку через плечо и сразу же принялся за следующую. — Мне рассказать? — пропищал Мартин, Гарри посмотрел на него, но покачал головой. Он мог это сделать. — Его зовут Луи, — невнятно произнёс вампир, отказываясь встречаться с Зейном взглядом. — У меня были люди. Точнее, только один. Мальчик. Даже не знаю, просто однажды ночью он зашёл в особняк с кровоточащей раной, оставил тряпку, а я попробовал… — он замолчал, решив немного подождать, прежде чем зайти слишком далеко, а, может, и вовсе уйти от ответа. — И? — широко раскрыв глаза, спросил Малик, со всей своей скоростью разобрав коробки и прыгнув на стул напротив Гарри в ожидании продолжения. Мартин прислонился к раковине, и все трое погрузились в молчание, пока Стайлс наконец не сдался. — Черт, Зейн, — прокричал Гарри, нервно схватившись за волосы и тяжело вздохнув. — Я без ума от него. Просто он ушёл сегодня утром. Все выходные пробыл здесь. Скорее всего, он вернется, но я не знаю, когда. Это первый вечер за неделю, когда его нет, — сказал он, тайно теребя под столом тряпку на запястье. — Как он выглядит? — спросил Зейн, и Гарри пожал плечами в ответ. — Я не знаю. — Подожди, значит… значит, ты никогда… — сказал он, постукивая по клыку. — Нет, — мгновенно ответил Стайлс, жалея, что не узнал, какой Луи на вкус. — Он меня никогда не видел, — проворчал он. Зейн молча повернулся к холодильнику, достал оттуда три пакета и один бросил Гарри, который тут же, не глядя, поймал его и запустил в него зубы, а другой — Мартину. — Однако, я полагаю, у тебя был шанс. Надо же, какой у тебя контроль, — сказал он и открыл пакет, после чего сделал глоток. — Боюсь, ненадолго. Этот человек сводит меня с ума, Зейн, — стыдливо признался Гарри, высасывая кровь из пакета, словно из плоти, хотя мог нормально выпить ее. Он жаждал знакомого ощущения укуса кого-то. Это был его основной инстинкт, и он никого не кусал со времен Мартина двести лет назад. Сколько еще он сможет продержаться? — Да я вижу, — ответил Зейн и, сделав глоток, блаженно закрыл глаза, когда почувствовал, как по телу разлилась сила. — Но я верю в тебя. Я действительно не знаю, как ты держишься, Гарри, — заметил он, делая еще один глоток и ставя пакет на стол. — Неужели с годами становится легче? Мне двести лет, но каждый раз, как первый, — простонал он от счастья, поднося пакет к губам, чтобы еще немного насладиться вкусом. — Обычно нет, — сказал Гарри, почесывая подбородок. — Я отказался от кормления по конкретной причине, но для тебя она не сработает. Ты не пережил то, что я, — сказал он, и Зейн опустил глаза, понимая боль Гарри. — Я бы никогда не смог сопротивляться, если бы не… — Понятно, — сказал Зейн, не утруждая его объяснениями. — Но этот человек заставляет меня сомневаться в способности сдержать свою клятву. Он не идёт ни в какое сравнение со всем, что я когда-либо пробовал, — пробормотал он, иссушая пакет, желая, чтобы его содержимое имело вкус Луи. — Как этот человек настолько хорош? — спросил Малик, и Гарри одарил его таким взглядом, что он пожалел, что задал такой глупый вопрос. — Его зовут Луи, — повторил Гарри и некогда задумчивым взглядом угрожающе уставился на медицинскую кровь. Ярость наполнила его вены. Зейн попятился назад, и скрежет ножек стула по полу вырвал его из-за задумчивости. — И есть еще кое-что… — он вспомнил, как Луи называл его по имени во сне. — Что еще? Гарри хотел рассказать, что Луи, казалось, знал то, что не мог знать, и что иногда от него пахло Александром. Но потом бессмертный решил этого не делать, зная, как безумно это прозвучит. Он покачал головой, и Зейн принял его отказ, хлопнув ладонями по столу. — Я знаю, что тебе нужно, — сказал Малик, наклоняясь вперед. — Что мне нужно? — спросил он, хотя уже понимал, что совет Зейна будет абсолютно бесполезным. — Вечеринка, — ответил Зейн, словно это было лекарство от всех бед. — Издеваешься? — Нет, ну же, Гарри. Когда ты последний раз ходил в «Острый язычок»? — спросил Зейн, намекая на закрытый танцевальный клуб, открытый только для вампиров и избранных людей. — С тобой, — ответил Гарри и закатил глаза. — И мне там никогда не нравилось. Я не понимаю, как общество невежественных молодых вампиров и клыкастых шлюх, трущихся и сосущихся на танцполе, поможет мне в моем затруднительном положении, — усмехнулся он, встав из-за стола и направившись обратно к дивану. — Клыкастые шлюхи — лучшее, что может быть, — уговаривал его Зейн, пробираясь между вытянутых коленей Гарри и журнальным столиком. — Я понимаю, что ты гуманист и твоя клятва очень важна для тебя. Я не говорю тебе кормиться там, а просто отдохнуть. Ты там будешь самым старшим. Ты чувствуешь себя неуверенно, но там ты почувствуешь себя потрясающе. В том месте люди считают нас Богами. Разве ты не хочешь почувствовать себя Богом? — спросил он, съеживаясь от тёмного взгляда Стайлса. — Почему ты думаешь, что я и так не считаю себя Богом? — спросил он и усмехнулся. Гарри не был настолько самовлюблен, поэтому восхищение им определенно утешило бы его самолюбие. — Лишний раз напомнить тебе не помешает. — Ладно, Зейн. Пойдём в «Острый язычок». Но лишь потому, что я хочу показать, как там скучно и ужасно, чтоб ты больше меня не приглашал, — сказал он, вставая. Мартин же сразу побежал за пальто. — Идёт, только уже завтра ночью, сейчас поздно, — грустно сказал Зейн. — Сначала позвони мне, — строго сказал Гарри, провожая друга до дверей. — Если человек вернётся завтра вечером, я никуда не пойду. И сначала уточни у меня, один ли я, прежде чем с воплями врываться ко мне в дом. — Договорились, — согласился Зейн, похлопав Гарри по плечу, и, выйдя, спустился по ступенькам особняка. — Я могу когда-нибудь встретиться с ним? — повернувшись, спросил он. Гарри устало покачал головой и сжал пальцами переносицу, прежде чем пожать плечами. — Даже не знаю, что тебе на это ответить, — сказал он, хотя надеялся, что судьбоносной встречи не состоится. Просто Зейн мог смутить Гарри. — Сочту за согласие, — счастливо произнёс Зейн и исчез из виду раньше, чем Гарри смог ему что-то сказать. — Ребёнок, — шикнул Гарри, пряча улыбку. Вернувшись в дом, он направился на кухню за кровью. — Я. И на вечеринку в 1973 году, — он усмехнулся, закатив глаза, лёг на стол, словно в кровать, вскрыл новый пакет с кровью с одного угла и вылил в рот. Закончив с трапезой, он бросил использованный пластик на пол, словно тот был мусоркой, и отправился в библиотеку посмотреть, до чего ещё дошли маленькие человеческие ручонки. Он не заходил туда, чтобы вот в такой день, когда Луи его оставит, он мог зайти и насладиться непревзойденным запахом. Аромат человека прослеживался вдоль библиотечных полок по левой стороне. Гарри шёл за ним, вдыхая этот насыщенный благословенный воздух. Он подошёл к круглому столу и от удивления поднял бровь: там лежал только его дневник. Все было сделано так, чтобы никто не догадался, что его трогали, вот только Луи никогда не смог бы скрыть свое присутствие от Гарри. Он просмотрел свой дневник, чтобы найти страницу, на которой Луи дольше всего останавливался. Прочитав первое предложение, вампир съежился и захлопнул его. Произвести хорошее первое впечатление не получилось ни у одного, ни у другого. Он надеялся, что при первой встрече они смогут исправить ситуацию. Справа от него запах Луи ощущался отчетливее, и мужчина обернулся, подошёл к крайнему ряду книжных полок, всматриваясь в другие личные дневники. — Боги, так ты у нас любопытный, — вслух пробормотал он, пробегая пальцами по корешкам, и замер, вдруг осознав, что человек, прочитавший все это, мог подумать. Это бы перегрузило его маленький мозг. — Боже, — усмехнулся он, прижав ладонь к губам, представив недоумение человека. Гарри хотел бы услышать все теории Луи. Он должен быть раздражен вторжением в свою жизнь, но не смог бы долго обижаться на человека за то, что он просматривал его записи, которые, несомненно, были бы чертовски увлекательными для смертного. Он продолжил прогулку по библиотеке, пытаясь найти другие подтверждения изрядного любопытства Луи, и очень удивился, когда обнаружил, что запах человека окутывал одну важную для него вещь. Это была «Илиада» Александра, подаренная ему незадолго до смерти. Книга стояла на самой верхней полке шкафа, между точными копиями, но мальчик коснулся именно оригинала. — Почему тебя привлекла именно эта книга? — прошептал он и, легко прыгнув на верхнюю ступень лестницы, достал книгу. С ней все было в порядке, за исключением того, что бумага впитала в себя аромат Луи, как в тех журналах, которые приносил Зейн. Гарри пришлось вернуть «Илиаду» на место, прежде чем сделать что-то глупое, например, прочитать отрывок, который Алекс написал для него. Он знал, что там написано, и он не хотел сейчас плакать. В груди назревало странное чувство, словно все эти совпадения на самом деле были преднамеренными проделками судьбы. Но насколько верна его догадка? Частые совпадения и тревожные случайности вокруг ситуации с Луи рождали внутри Гарри бурю неопределенности. Он не знал, что делать. — Думаешь, он вернётся? — тихо спросил Мартин, стоя у лестницы и обнимая одну из ног мужчины. Гарри даже не слышал, как он вошел. — Да, — сказал Гарри, чувствуя себя кукловодом, дёргающим за ниточки собственного плана. — А если не вернётся — хотя мне кажется, что придёт — но, если всё-таки нет, — пробормотал он, спрыгнув с лестницы, и, мягко приземлившись на пол, направился из библиотеки, зная, что Мартин последует за ним, — я найду его.