***
— Итак, следующий… — неуверенно протянул мистер Кэри, переворачивая страницу туда-сюда, пока не заметил нужное имя. — А, Луи. Конечно, Луи. Можете выйти и выступить перед классом? — спросил он с ободряющей улыбкой, указывая на пианино. — Да, конечно, — сипло ответил Луи. Прочистив горло, он встал, сел за пианино, неловко ссутулившись. Для него подобные моменты были сродни тому, чтобы раздеться перед всеми учениками. Единственная причина его присутствия тут заключалась в участии в фестивале «Золотые ворота», ежегодном мероприятии, на котором вундеркинды из старших классов средних школ штата Айдахо соревнуются за звание лучшего артиста в своей области. Школы в каждом округе выдвигают своих лучших учеников из сферы театра, музыки, танцев и искусства. Эти номинанты сначала соревнуются на местном уровне, судьи наблюдают и выбирают самых талантливых для участия в государственном конкурсе. В Бойсе студенты со всего мира еще раз соревнуются перед судьями и скаутами колледжей, сидящими в зале, и из каждой категории выбирается по одному счастливчику, который получит стипендию, полностью покрывающую обучение в колледже искусств этого штата или другого. Луи с самого начала думал, что откажется от участия, боясь реакции отца на новость, что его сын-гей собирается в колледж искусств, но в этом году он отбросил все свои переживания. Ведь это реальный шанс выбраться из штата (или даже просто из Форт-Райта). — Когда будешь готов, Лу, начинай, — сказал мистер Кэри, присаживаясь на угол пустого стола. Луи натянул на лицо вежливую улыбку и повернулся лицом к знакомому инструменту. Он отложил ноты «Бесконечного года» в сторону, так как знал, что шансы лишить всех дара речи от своего мастерства были гораздо выше, если играть, не глядя в листы. Он глубоко вздохнул и провел пальцами по клавишам, настраиваясь и представляя перед собой ноты. И в ту же секунду Луи потерял представление о времени и пространстве, изредка задаваясь вопросом, как долго он сидит на стуле, играя пьесу. Он забыл о других учениках в комнате. Луи даже сомневался, были ли они там или это лишь плод его воображения. Пьеса подходила к концу, но он заметил, что мог играть пять минут, как и было задумано, или шесть часов. Он настолько потерялся в музыке, что конец для него стал неожиданностью: внезапно не осталось нот, и Луи открыл глаза, увидев бурно аплодирующий зал. Он подскочил и с трудом сглотнул, ошеломленный столь теплой реакцией. Парень толком не помнил, что сыграл, но, очевидно, все было отлично. Луи остановил взгляд на некоторых учениках, которых считал придурками, но вот сейчас они хлопали ему с восторженными улыбками, как пианисту мирового класса. — Молодец! — воскликнул мистер Кэри, аплодируя. — Прекрасно! Просто великолепно! — не переставал хвалить он, подходя к Луи. Похлопав по пианино и вскинув руку в воздух, он призвал всех к тишине. — Класс, — позвал он, ему пришлось повторить это еще пару раз, прежде чем все обратили на учителя внимание. — Хорошо. Молча поднимите руку, если вы хотите, чтобы Луи представил нашу школу на конкурсе. Луи было страшно смотреть, поэтому, затаив дыхание, он не сводил глаз с мистера Кэри, который, оглядев учеников, лукаво подмигнул. Томлинсон медленно повернулся, краем глаза заметив несколько поднятых рук, а затем уже смелее развернулся полностью. Все подняли руку. Такое единогласное решение поражало, он даже был готов простить хулиганам все издевательства над ним в этот прекрасный момент. Луи встал, чтобы поклониться, но тут внезапно прозвенел звонок, сообщая об окончании занятий, и все мигом ринулись на свободу. Мистер Кэри сказал, что все свободны, хотя в этом не было необходимости - все поспешно покидали класс. Луи же остался, ожидая возможности поговорить с учителем. Когда вышел последний ученик, мистер Кэри сам начал разговор: — Луи, это было совершенно феноменально. Я еще не слышал, чтобы ты так играл. И твое решение с концовкой пьесы мне очень понравилось. Как ты додумался до такого исполнения? — спросил он, подперев подбородок кулаком. — Простите, что вы имеете в виду под «исполнением»? — Луи не понимал, чем на этот раз пьеса отличалась. Мистер Кэри опустил руки и нахмурился, указывая на пианино. — Что ты… все было совсем по-другому, Луи. Ты сыграл эту пьесу по-другому. Ты закончил ее, — он посмотрел ему прямо в глаза. — Луи? Ты настолько потерялся в музыке? — Я… правда потерялся в ней, — Луи с испугом осознал, что не просто вошел в некое состояние, у него остался пробел в памяти об этом. «Что я вообще сыграл?» — Вот это да! Ты расслабился и растворился в музыке, — заключил мистер Кэри, подняв большой палец вверх. — Это нехорошо, — Луи покачал головой, уставившись на пианино так, словно то покажет ему, какие клавиши он нажимал. — Если я не знаю, что я сыграл, как я это воссоздам? Мистер Кэри рассмеялся и, слегка похлопав его по плечу, начал собирать свои вещи со стола. — Я бы не стал слишком беспокоиться об этом, Луи. Да, результат в следующий раз окажется другим, но, зная тебя, получится еще лучше. Луи фыркнул и собрал свои вещи, вместе с учителем они вышли из класса, когда навстречу им вылетел Найл. — Черт, Ни, — выругался Луи со смешком, лучший друг врезался в него, отчего они чуть не растянулись на полу. — Что случилось? — Прости, прости, — извинился Найл. — Я слышал, ты всех поразил. Я буквально слышал, как это все обсуждают в коридорах. Что случилось? — спросил он, переводя взгляд с Луи на мистера Кэри и обратно в поисках ответов. — Он показал свое мастерство, — искренне сказал мистер Кэри, помахав им обоим и удалившись. Луи помахал в ответ, а затем переключил внимание на Найла, тот обнял его за шею. — Я не знаю, Ни. Я не могу вспомнить, что я сыграл, — признался он, все еще пытаясь выудить из своей памяти хоть что-то. — Ну, что бы это ни было, у тебя получилось, — сказал Найл, ускоряя шаг, вероятно, в попытке помешать футбольной команде прервать их приятное времяпрепровождение. — Эй, можно тебя кое о чем спросить? — спросил Луи, заслужив смешок в ответ. — Ты уже спросил, но да, конечно, — сказал Найл, выпуская Луи, чтобы тот мог снять замок с велосипеда. — Можно к тебе? Я хочу есть и я весь грязный, у себя дома мне это не исправить. — Конечно, Луи. Тебе даже не нужно спрашивать. Давай, я возьму его, — Найл взял велосипед за руль и повез по тротуару к своей ослепительно белой машине. — Я… — Клянусь, если ты сейчас меня поблагодаришь, я передумаю, — в шутку предупредил Найл и поставил велосипед в кузов. — Хорошо, — усмехнулся Луи и сел на место, улыбаясь, когда перед ним открыли дверь. Луи наблюдал, как Найл захлопнул ее за ним и побежал к водительскому месту, но внезапно парень нахмурился и замер. Томлинсон огляделся и заметил футбольную команду на другой стороне парковки, ухмыляющуюся им, он вздохнул. Найл часто испытывал судьбу, поэтому, не изменяя своему характеру, он бесстрашно показал всей команде средний палец, прежде чем запрыгнуть в машину. Луи осуждающе посмотрел на него. — Что? — невинно спросил Найл, но веселые огоньки в глазах выдали его с потрохами. — Тебе нравится себя так подставлять? — спросил он и покачал головой, когда друг стал все отрицать. Ему точно нравится. — Продолжай настраивать их против себя, и ты окажешься на моем месте, как в твоей старой школе. Я не смогу этого вынести, — предупредил Томлинсон, откидываясь назад, когда двигатель зарычал и сиденье завибрировало. — Эй, я не идиот, — возразил Найл, взглянув на Луи с притворной обидой. — Я рыцарь, — заявил он, приложив руку к сердцу для пущего эффекта. — Да, в сияющих доспехах, — раздраженно фыркнул Луи, махнув рукой в сторону дороги. — Теперь мы можем ехать? — Конечно, миледи, — сказал блондин с южным акцентом, отчего Томлинсон громко рассмеялся. — Я должен защищать твою честь. — Нет, иначе тебя тоже окунут в унитаз, — сказал Луи, зная, что не может контролировать действия друга, но не оставляя надежду на его благоразумие. — Это ерунда, Лу. Шампунь все исправит, — сказал Найл и затем уже серьезнее добавил. — Я на многое готов ради тебя, поверь мне. Луи улыбнулся, чуть не прослезившись, от всепоглощающей благодарности. — Кстати, это не признание в любви, — внезапно добавил Найл, и его друг поджал губы, чтобы не рассмеяться. Он в жизни бы так не подумал. — Просто я так сказал… двусмысленно. — Да. Если бы между нами что-то было, то мы бы давно сошлись, — усмехнулся Луи. — О, слышишь? Сделай музыку погромче? — попросил он, Найл улыбнулся в знак согласия и прибавил громкости. Играла их любимая песня. — Да, черт возьми! — радостно воскликнул Хоран, и мальчики начали подпевать «Rocket Man» Элтона Джона, да так громко, что заболело горло.***
— Я принес полотенца, они на столике, — заглянув в ванную, крикнул Найл. Он понадеялся, что его слышно из-за грохота воды по кафелю в душе. — Спасибо, — прокричал Луи, снова подставляя голову под поток воды, когда дверь закрылась. Он понимал, что делает себе только хуже, отказавшись возвращаться домой, но ему нравилось появившееся чувство свободы, хоть и недолгое. И теперь он готов к любым последствиям за то, что позволил себе эти несколько часов безопасности и комфорта. И да помогут ему боги, когда он вернется вечером домой. Луи вышел из душа и, стараясь не поскользнуться на кафеле, успешно добрался до полотенец. Дрожа от холода, он завернулся в одно, как буррито. Согреться это не помогло, поэтому парень поспешно оделся в то, что ему одолжил друг, и взялся за фен. В этот момент вошел Найл и сел на крышку унитаза, положив локти на столешницу, наблюдая за Луи. Он попытался что-то сказать, но друг ничего не расслышал из-за шума фена. — Что? — крикнул Луи, уменьшая мощность, чтобы хоть что-то разобрать. — Ты расскажешь мне, почему ты был таким скрытным в последнее время? — повторил Найл. Луи знал, что этот момент настанет. Он поднял палец и снова поставил мощность фена на максимум, чтобы сначала закончить с укладкой. Он еще не хотел откровенничать, так что ему нужно было придумать чертовски хорошую историю, и на это у него было всего несколько секунд. Когда Луи выключил фен и выдернул вилку из розетки, Найл выпрямил спину и выжидающе посмотрел на парня, даже не моргая. Он хотел правды, жаль, что Луи не собирался ее говорить. — Я беременен, — выпалил он с абсолютной серьезностью. — Кто этот… Подожди. Луи, нет, какого хрена, — фыркнул Найл, закрывая лицо руками. — Я чуть было не спросил, кто отец. — Ты слишком доверчив, — сказал Луи. — Я расскажу тебе, Ни, — уже мягче добавил он, и Найл снова оживился. — У меня… есть парень, — выпалил он ни с того ни с сего. — Ни хрена себе! — Найл ахнул от удивления и схватил друга за плечи. — Расскажи мне все. — Ну… он… — Ребята! Ужин готов, поторопитесь! — позвала Маура с первого этажа. — Иду! — ответил Найл и посмотрел на друга. — Это еще не конец. — Я и не надеялся, — пробормотал Луи, пожимая плечами и следуя за Найлом. Они вдвоем спустились по ступенькам, покрытыми толстым ковром. Томлинсон радовался, что, по крайней мере, у него было время подумать над тем, что сказать другу. Ведь после ужина Найл обязательно прижмет его и потребует все потребности. Луи надеялся использовать каждую секунду с пользой, чтобы быть готовым, но ужин как назло пролетел в мгновение ока. Луи смел все, что перед ним поставили, потому как сильно проголодался, а затем пришло время возвращаться домой. Найл яростно отказывался везти друга в тот ад, но Томлинсон знал, что должен получить наказание как мужчина. Прятаться и бросать бедную мать одну разбираться с пьяными выходками Троя было совсем не благородно, ему не давали так поступить совесть и чувство вины. — Ты готов? — спросил Найл, подпрыгивая и надевая второй ботинок, он схватил ключи с маленького столика у двери. — Как всегда, — ответил Луи. Оба знали, что он совсем не был готов и не хотел возвращаться домой. — Ладно… тогда пошли, — сказал Найл, пара вышла через парадную дверь, захлопнув ее за собой. Они сели в машину и выехали на дорогу, Найл включил дворники. На улице моросило, что затрудняло движение. — Итак. Говори, — потребовал Найл, Луи выпрямился и сделал глубокий вдох. — Хорошо, хорошо… его зовут Гарри, и он живет один, так что мы можем видеться у него, — солгал он, молясь, чтобы использование имени таинственного Гарри Стайлса не обернулось для него неприятными последствиями. — Гарри… у него свой дом? Значит, он не ходит в школу? — спросил Найл, на что Луи кивнул. — Сколько ему лет? Луи пискнул и сдавленно усмехнулся. Ему, наверное, тысяча лет, если не больше. — Двадцать три, — выдавил он из себя, слишком поздно осознав, что физически Гарри мог выглядеть на лет пятьдесят. Однако вряд ли Найл и Гарри встретятся, сам Луи на это не надеялся. — О, не так уж плохо, — Найл вздохнул с облегчением. — Тебе восемнадцать. Разница небольшая. Ты взрослый, но…было бы странно, если бы ему было за пятьдесят. — Точно, да, я тоже так думаю, — усмехнулся Луи. — Мы хотели бы сохранить наши отношения в тайне, понимаешь, потому что это никого не касается, но я знаю, что должен был сказать тебе. Ведь ты мой лучший друг, но я не сразу решился. Прости. Просто я не хотел, чтобы твои родители узнали, например, случайно подслушав наш телефонный разговор. Хотя мы редко разговариваем по телефону, отец не разрешает, но ты понимаешь, что случилось бы, если… — Луи! — прервал его болтовню Найл, взрываясь смехом и хлопая по плечу. — Господи, Луи, заткнись. Я понимаю, почему ты ничего не сказал. Все в порядке. — Просто не хочу, чтобы ты злился, — сказал Луи, переводя дыхание. — Я понимаю, но я не злюсь. Не волнуйся, Лу. Мои родители ничего не узнают. Я сохраню твой секрет, обещаю. Но ты же понимаешь, что теперь ты обязан нас познакомить, верно? — сказал он с лукавой улыбкой. Это вполне разумно, но совершенно неосуществимо в ситуации Луи. — Верно… — пробормотал Томлинсон, мысленно перебирая слова в попытках сформулировать нормальный ответ, чтобы не вызвать подозрения. — Скоро. — Я серьезно, — сказал Найл. Луи понимал, что влип. Он же не мог на самом деле попросить Гарри притвориться его парнем, когда они даже ни разу не встречались, так ведь? В итоге он мучился от тревоги и стыда всю дорогу до дома. — Я правда не хочу оставлять тебя здесь, — сказал Найл, почувствовав нерешительность Луи. — Я знаю. Спасибо, что подвез, Ни, — сказал он, чмокнув его в щеку, а затем выпрыгнул из машины и помахал лучшему другу на прощание. Он нерешительно направился в сторону своего дома. Дождавшись, когда машина Найла скроется за углом, Луи со страхом на носочках подкрался к скрипучей калитке. Уже со знанием дела приподняв и толкнув ее вперед, он прошёл без лишнего шума. К счастью, отец не выбегжал с гневными криками. Томлинсон подбежал к своему окну, которое так и так скрипело, и медленно поднял его. К тому же от нервов тряслись руки. Достаточно открыв окно, Луи молниеносно закинул рюкзак в свою комнату и отступил назад, чтобы запрыгнуть самому. Трюк получился немного громче, чем он хотел бы, но ему удалось спрыгнуть на пол без особых проблем. Он замер, как греческая статуя, внимательно прислушиваясь к любым звукам, намекающим на пробуждение отца. К счастью, мужчина был слишком пьян, чтобы проснуться от легкого шума, и Луи облегченно выдохнул, опустив плечи. Он разделся до нижнего белья и залез в постель. Луи уже почти заснул, когда внезапно подумал, что это ужасно, что ему приходится постоянно быть настороже, даже когда он спит. Но, по крайней мере, сейчас ему не нужно оглядываться через плечо в поисках Аурона…***
Адриан на секунду покраснел. — Конечно, я любил Рим! — рявкнул он, допивая остатки лошадиной крови, и во внезапном порыве гнева отставил кубок в сторону. Он не хотел показывать эмоции, но он пережил еще одну потерю и пообещал себе, что больше никогда не позволит себе пережить подобное. Адриан не даст этому бессмертному насмехаться над ним из-за потери Рима — единственного якоря его существования — после того, как довольно впечатляюще отнял его у него. — Разве ты не любил с той же яростью Македонию? — спросил он, с нетерпением ожидая ответа Александра. — Рим уничтожил Македонию! — так же горячо напомнил Александр, сжимая кулаки и отводя взгляд в сторону, чтобы сдержать неожиданный приступ гнева. Уже тише он добавил: — Конечно, я любил Македонию, но естественный человеческий конфликт отнял ее у меня, а сегодня вечером он уничтожил твою старую империю. В нашем мире империя не может стать нам домом, рано или поздно она обязательно разрушится под тяжестью раздоров. — Ты был зол на Рим? — спросил Адриан, злость угасла, теперь он просто надеялся узнать, как избавиться от боли. — Очень, — легко признал Александр, замолчав достаточно надолго, чтобы Адриан, наконец, встретился с ним взглядом. — Сто шестьдесят восьмой год до нашей эры стал моментом, когда вся моя жизнь пошла прахом. У меня было достаточно времени, чтобы простить, и я… как бы то ни было, я твердо придерживаюсь мнения, что Рим обладал слишком большой властью в этом мире. Эта огромная империя постоянно препятствовала переменам, теперь же они испытают их на себе. — Не могу понять, почему ты так сильно заботишься о людях, — пробормотал Адриан, он считал странным то, что Александр больше хотел улучшить жизнь человечества, а не их собственного вида. — Потому что это их мир, Адриан. Они должны быть здесь; мы здесь лишние. То, что мы никогда не увидим крышку саркофага, не дает нам права вторгаться в их мир. — Мы не просили о таком существовании, — сказал Адриан, не понимая, почему они были обречены винить себя за свою сущность, ведь их создатели не давали им выбора. — Разве? — Александр как всегда поспорил, вызвав у него лишь раздражение. Общаться с ним то еще испытание. — Может, не все бессмертные, но ты и я? Из твоего рассказа я уже знаю, что тебя обратили по твоей воле. — Да, в то время мы согласились, но мы не знали всего, что нас ждет, — сказал он, твердо придерживаясь мнения, что «сила» и «время» слишком расплывчатые понятия, чтобы подготовить человека к бессмертному существованию. Александр тяжело вздохнул, казалось, не в силах возразить. — Если бы я только сказал «нет» в тот раз, многие были бы живы, — сказал он, пряча лицо в ладонях. — После столетия такого беспечного существования один мудрый бессмертный помог мне увидеть истинный путь, и я хочу сделать то же самое для тебя. Адриан неуверенно поджал губы. — Я пока не уверен, что это истинный путь. Не забывай, что людям обычно нравится то, что мы с ними делаем, — сказал он, делая вид, что не замечает потемневших от ярости глаз Александра. — Какой бы яд ни содержался в нашей слюне, он доставляет им удовольствие, а как же бедные и угнетенные? Разве это не дар… — А что с их семьями? — резким тоном возразил Александр, отчего Адриан вздрогнул. Он так быстро распалялся. — Конечно, погибшим от наших рук все равно! Они покидают этот мир с удовольствием, спускающимся по телу, и блаженными улыбками на ничего не подозревающих лицах. Но их матери, Адриан? Их сыновья не вернулись домой. Возможная беременная жена осталась вдовой из-за наших слепых и зловещих побуждений. Я не могу перестать думать о них. Неужели ты безразличен к их страданиям? — Я римлянин, — сказал Адриан, пожимая плечами. — Предполагается, что у меня вообще не должно быть чувств. Наша грудь прикрыта, как мы можем открывать наше сердце? — Поэтично, — безэмоционально произнес Александр. — Значит, ты никому не открывал свое сердце? — уточнил он с ноткой флирта. Пухлые губы Адриана растянулись в ухмылке, и он посмотрел в разноцветные глаза бессмертного, продолжив: — И по мере того, как мы становились старше, мы все больше держали в себе, в конце концов достигнув того, что вообще перестали что-либо испытывать. Он не стал признаваться, как тяжело и невыполнимо для него было заполучить это злополучное римское безразличие… Адриан знал, что так и не достиг этого и что Александр видит его насквозь. — Да… кроме неистовой страсти к Риму, — сказал бессмертный и едва заметно ухмыльнулся. — Это другое дело, — сказал Адриан, не поддаваясь его провокациям. — Римляне любят только Рим, пора запомнить. Он знал, что Александр не купился на его слова, но ему главное дать отпор его убеждениям и не менять свою жизнь согласно «истинному пути». — По этой причине мы не открываем наше сердце: мы отдаем его нашей родине при рождении и никогда не возвращаем. — Тогда я открою тебе свое, — внезапно сказал он и на скорости пересек зал, запрыгнув на Адриана. Тот не успел и пискнуть в знак протеста. Александр обнял его за шею и наклонился к столь красивому лицу. — Что? — Мое сердце, — уточнил Александр, заправляя прядь волос Адриана за ухо и дерзко проводя костяшками пальцев по щеке. — Оно не всегда бьется. И я не могу обещать, что оно будет часто биться. Но ты можешь его взять, — он ухмыльнулся, когда глаза Адриана загорелись удивлением. Тема их разговора неожиданно изменилась. — Почему ты говоришь это? — серьезно спросил он. Адриан боялся и избегал уязвимости, чувств, способных погубить его. — Почему ты предлагаешь стать любовниками? Мы едва знаем друг друга, — сказал он, но его ладони уже лежали на бедрах Александра. Связь с бессмертным ни с чем не сравнится. По его венам текла такая бешеная страсть, что он не знал, как с ней справиться. Ни один человек на Земле не смог бы вызвать у него такую реакцию. — Ты отрицаешь нашу связь? Неужели ты не чувствуешь огонь между нами? — глаза Александра были широко распахнуты, а дыхание стало тяжелее. — Чувствую, — сразу же ответил Адриан, и этот самый огонь угрожал сжечь его дотла. Он был поглощен Александром, его одолевали сомнения лишь в том, что все происходит на самом деле. Ему нужны были доказательства, что он и правда в объятиях Александра Македонского. — Тогда дай пламени охватить нас, — сказал бессмертный, не дав ему даже жалкой секунды на размышления, прежде чем продолжить: — И мы будем гореть вместе, посвяти нам свою вечность, как это сделаю я. Это будет стоить твоего времени. Возможно, ты не помнишь, но я научу тебя чувствовать, — пообещал он, сжав в ладонях удивленное лица Адриана. — Я научу тебя жить так, словно ты все еще жив. Я обещаю, что в конце тьмы есть свет… ты просто должен мне поверить. Несколько минут тянулись в тяжелом молчании, оба бессмертных переводили взгляд с глаз на губы, осознавая химию и притяжение, вспыхнувшие между ними. Адриан застрял в размышлениях, взвешивая свое решение. Александр Македонский был его героем. Он дарил и продолжает дарить ему необычайное утешение, просто стоя рядом, и из него, вероятно, получился бы захватывающий любовник. Но… но жизнь без крови казалась абсолютным кошмаром. Адриан хотел бы узнать, насколько хуже быть одному, но постоянно живым и сытым. Решение было тяжелым. Однако одна мысль не оставляла его: Александр бессмертен. Старше и сильнее его. Сильнее, чем Аурон. Возможно, он был единственным, кто мог избежать смертельного проклятия Аурона. И Адриан не мог отказаться от шанса заполучить того, кто будет заботиться о нем вечно и кто никогда не погибнет и не оставит его одного. Адриан отчаянно нуждался в вечности с кем-то. И ради этого он готов отказаться от крови. — Скажи мне, если хочешь, чтобы я остановился, — сказал Александр, очевидно, увидев решимость в глазах Адриана. Он уже хотел спросить, в чем дело, когда бессмертный сократил расстояние между ними, припадая к его губам. Адриан, который в течение мучительных столетий изголодался по ласке и был лишен всякой привязанности, мгновенно растворился в поцелуе. Он со всхлипом обнял Александра за спину, горячие слезы текли по щекам — все кричало об облегчении. Александр обеспокоенно посмотрел на него и вытер соленые капли, тихо прошептав его имя, прежде чем снова поцеловать. «Адриан» было произнесено с таким нежным сочувствием, что римлянин уже не справлялся с переполнявшими его эмоциями. Он отчаянно целовал бессмертного. Его совсем не волновало, что они встретились только сегодня вечером. У Адриана не было ни грамма сомнений в сердце. Если Александр сломал все тщательно выстроенные стены, то он заслужил шанс. Александр потянулся за графином с кровью, не прекращая поцелуй. Адриан оторвался от, казалось, сладких губ, давая мужчине напиться. В то же время он внимательно изучал тело бессмертного. Александр допил кровь и протянул Адриану свое запястье — недвусмысленное предложение, повисшее в воздухе. Римлянин, по правде говоря, ни разу не пил кровь у бессмертных со времен Азазеля, и это разбудило в нем интерес. — Не останавливайся, пока я не скажу, — сказал Александр, затаив дыхание, его щеки раскраснелись от кипевшей в нем жизни, а сердце сильно билось в груди. Адриан ничего не сказал (он все еще был слегка растерян), но кивнул в знак согласия, нежно обхватив запястье и с силой втянув воздух, прижавшись носом к коже. Он выпустил клыки, вонзив их в плоть и подняв взгляд на Александра, на чьем лице отразилось явное удовольствие. Мужчина эротично выдохнул. Адриан закрыл глаза и спокойно пил, знакомясь с истинным вкусом бессмертного, скрывающимся за отвлекающей конской кровью. Его так поглотил процесс, что он не заметил, как Александр наклонился вперед и прижался к изгибу шеи, погружая клыки. Он от неожиданности подавился кровью и протяжно застонал, впиваясь ногтями в руку бессмертного. Помимо очевидно удивительного физического удовольствия, между ними возникла сильная ментальная и эмоциональная связь. На глазах выступили слезы. Он так долго нуждался в этом, но отказывался признавать. Адриан предполагал, что никогда этого не получит, поэтому не позволял себе ощутить потребность в полной мере. Это уничтожило бы его. Пока Адриан размышлял о своих эмоциях, Александр просунул руку между ними и незаметно коснулся ладонью его промежности. Именно тогда Адриану пришлось оторваться от запястья. — Юпитер, — прорычал он, пытаясь отдышаться. В этот момент Александр тоже отстранился от его шеи и прижался к его лбу своим. Нахлынувшие чувства сводили с ума… и неожиданно их стало не хватать. — Впусти меня в себя, — прохрипел Адриан, ловя губы Александра в поцелуе, не в силах сопротивляться этому порыву. Они беспорядочно целовались, рука римлянина скользнула под тунику бессмертного. Он обхватил возбужденный член, отчего Александр прикусил губу до крови. — Для меня это было бы честью, — ответил он с хриплым смешком и знойной улыбкой. Оба существа жаждали секса, возможного лишь между бессмертными. У Адриана до сих пор не было такого опыта. Какая радость, что первым у него станет Александр Македонский. Адриан улыбнулся, подавшись вперед, и осторожно уложил Александра на спину на каменный пол, снимая с них всю одежду. Он оставлял поцелуи на открывавшихся участках кожи. Александр же отдавался ощущениям, поглаживая кожу партнера и изучая каждый дюйм извивающегося тела. Остался последний шаг, Адриан прижал ладонь к щеке Александра, пальцами другой руки проводя от шеи к груди. Он снова одаривал кожу сладкими и теплыми поцелуями. — Я останусь, — согласился Адриан, прошептав в ключицу Александра. Дыхание македонца сбилось, они посмотрели друг другу в глаза. — Навсегда? — спросил Александр с милой и обнадеживающей улыбкой, которая быстро превратилась в ухмылку, когда выражение лица Адриана сказало все за него. — Навсегда.***
На этот раз Гарри даже не открыл глаза, когда проснулся. Он пытался всеми силами сдержать слезы. Он так устал сдерживать эмоции и переживать эти ранящие душу события снова и снова. Словно кто-то включает ему новую серию каждый вечер, стоит закрыть глаза. Сколько еще мучиться? Сколько еще ему будут напоминать о временах, когда любви было так много, что он начал воспринимать ее как должное? Он должен встать. Гарри посмотрел на часы, которые никогда не носил, лежащие на прикроватном столике. Было десять вечера, значит, Зейн приедет примерно через час. Гарри встал с кровати, сопротивляясь желанию просто сжечь эту чертову штуку, если теперь его всегда будут мучить снами. Увы, вместо этого он решил просто подготовиться к ночной прогулке. Он оделся наилучшим образом: обтягивающие кожаные брюки, черные, как уголь, и плотно облегающая и безнадежно потрепанная средневековая рубашка в довольно хорошем состоянии. Расправив оборки на манжетах, он добавил к образу черный блейзер. Гарри собрал волосы в аккуратный высокий хвост и надел на ноги изящные черные ботильоны. Образ был почти закончен, но нужно было добавить последний штрих. Он подошел к прикроватному столику и, перебрав все броские кольца и аксессуары, которые регулярно носил, решил надеть почти все тяжелые, по-королевски роскошные перстни, которые у него были. Теперь, одетый и готовый к вечеру, он рассеянно поглаживал мягкую тряпку, завязанную вокруг запястья. Как только Гарри понял, что делает, он снял ее, с сожалением оставляя в своей комнате. Ему оставалось всего несколько часов до выхода, и он не хотел, чтобы кто-то учуял запах Луи. Он был категорически против этого, хоть и понимал, что сам пропах им и старшие вампиры смогут уловить неповторимые нотки человеческой крови. Он аккуратно сложил тряпку и сунул ее под подушку. Гарри будет рад вернуться к ней на рассвете. Затем мужчина оглядел свой наряд и даже без зеркала знал, что выглядит на все сто. Поднявшись через люк, он позвал Мартина. — Да, хозяин Гарри? — донеслось из комнаты Мартина, когда он закрыл потайную дверь. — На кухню, — сказал Гарри, уже слыша, как Мартин спускается по лестнице со второго этажа. Он был таким хорошим человеком. Гарри снова и снова говорил ему, что тот не должен вести себя как его раб, но Мартин и слышать об этом не хотел, убеждая, что это самое малое, что он может сделать. Гарри вошел на кухню, зевая, и улыбнулся, встретившись взглядом с дорогим ему существом. — Доброе утро, моя маленькая тень, — поздоровался он, садясь и кладя руки на блестящую поверхность стола. — Ты не отдыхал, — заметил он, любуясь блеском чистоты. — Ты спал, в поместье стало пыльно, — объяснил Мартин, одновременно открывая холодильник и зажигая газовую плиту. — Ты хорошо выглядишь, — заметил он, Гарри посмотрел на свой наряд и улыбнулся. — Спасибо, — сказал он, не отрывая глаз от льющейся из пакета крови в кастрюлю на зажженной конфорке. Это великолепная субстанция. Умиротворенность бессмертных была нарушена оглушительным треском грубо распахнувшихся дверей особняка, и их головы резко повернулись в направлении звука. Гарри учуял Зейна, но он все равно умудрялся напугать его своими грандиозными появлениями. — Носферату! — прогремел знакомый голос, и Гарри вместе с Мартином синхронно закатили глаза. — Ты не позвонил, — проворчал Гарри, крепко зажмурившись, когда молодой вампир смело материализовался в арке, сверкая, как само солнце. — Что, черт возьми, на тебе надето? — спросил он, выглядывая между пальцев ладони, которой закрывался от раздражающего блеска Зейна. — Что? О, извини, — Зейн прошел дальше на кухню, чтобы люстра в холле не отражалась от его одежды. Без ослепляющего света, из-за которого Зейн казался богом, Гарри смог как следует разглядеть его. И он был недоволен. — Что… это, — повторил он, с отвращением рассматривая костюм друга. Гарри резко перехотелось появляться вместе с ним на публике. — Сейчас 70-е, Гарри. В моде блестки и гламур, ты бы знал это, если бы не строил из себя отшельника, — дерзко заявил он, выпятив грудь и покрутившись. — В моде, — недоверчиво усмехнулся Гарри, с прищуром оглядывая Зейна с ног до головы. — И ты называешь это нарядом? При солнечном свете ты выглядишь как сундук, наполненный драгоценностями. Карие глаза округлились, и он хлопнул в ладоши, прижимая ладони к груди. — Я тронут. Это самый приятный комплимент на моей памяти, — и он уже хотел броситься на бессмертного с объятиями. — Даже не думай об этом, — предупредил он, принимая стакан крови, разогретой Мартином. — Я и не думал, клянусь. Можно мне? — спросил Зейн и взглянул на кровь. — Тебе нужно поработать над манерами, — пожурил Гарри, пододвигая недопитую кровь к Зейну вместо того, чтобы налить ему отдельно. — Мартин, — многозначительно произнес он, и ему подали полный стакан. Зейн надулся, но взял то, что дали. — Итак, ты готов, или… — Да, — проворчал Гарри. — Маленькая тень, отдохни этой ночью. Не стесняйся бродить по городу. Иди куда хочешь, только запри все, когда будешь уходить, за исключением входной двери и ванной, — проинструктировал Гарри, дважды проверив, на месте ли его деньги, хотя знал, что они ему не понадобятся. — Конечно, хозяин Гарри. Желаю хорошего… — О, и музыкальную комнату тоже не запирай, — добавил Гарри, у него было предчувствие. — Думаешь, Луи придет? — догадался Мартин, на что получил кивок. — Хорошо. — Вернусь к рассвету, — сказал он, целуя свое маленькое творение в щеку, хватая Зейна за локоть и выводя его на улицу к впечатляюще роскошному спортивному автомобилю. — Клянусь богами, я до Франции доберусь быстрее, чем эта штука довезет нас до места, — заныл Гарри, роясь в бардачке. — На машине дорога займет сорок пять минут, но мне нравится водить, так что заткнись, — ответил Зейн, протягивая руку и выхватывая важные документы, которые Гарри готов разорвать в клочья от скуки. — Автомобили — глупое изобретение. — Для людей они полезны, — пробормотал Зейн, включая радио, но Гарри тут же выключил его. — Пожалуйста, никакой музыки 70-х, — сказал он, не прослушав и двух секунд песни. На самом деле ему нравилась музыка 70-х, но он хотел выбесить друга, чтобы отбить у него желание звать снова. — Ты невозможен, — усмехнулся Зейн. В конце концов они заехали на стоянку «Острого язычка», и Гарри не думал, что обрадуется этому. — Наконец-то, — пробормотал он, выпрыгивая из машины, как только Зейн заглушил двигатель. В нос ударили запахи. Здесь было слишком много бессмертных и людей. — Давай, расслабься. Возьмем что-нибудь выпить и спустимся вниз, — сказал Зейн, жестом приглашая Гарри следовать за ним. Гарри застонал и, скрестив руки на груди, поплелся за ним, пока не передумал. Они обошли очередь и встали перед вышибалами. Большинству бессмертных было едва ли больше ста лет, а люди для них, конечно, были детьми. В такую дыру редко ходили королевские особы, и двое охранников были, мягко говоря, шокированы. — Проходите, милорд, — почтительно сказали они с глубоким поклоном, быстро и испуганно открывая перед ним двери. Гарри протиснулся мимо ошеломленных мужчин, прекрасно понимая, что они ничего не сделают. В довершение к растущему самолюбию, как только он ввалился в клуб, все бессмертные в его поле зрения отвлеклись от дел и с благоговением уставились на него. Люди сначала не поняли, потому что они не могли определить возраст Гарри, но им потребовалось всего несколько мгновений, чтобы поклониться. — Как и следовало ожидать, — пробормотал он себе под нос, направляясь прямиком к бару, прежде чем кто-либо успел предложить ему себя. Гарри сел за барную стойку и подождал, пока Зейн присоединится к нему. Его друг, стремящийся к влиянию, не торопился, наслаждаясь вниманием. Если бы они не общались так хорошо, то Гарри бы разозлился. Его раздражало отношение людей, но в то же время он был польщен. Гарри свирепо посмотрел на всех, кто до сих пор пялился, и сердито зашипел. Зеваки тут же вернулись к своим делам и попытались сделать вид, что его там нет. — Это потрясающе, — сказал Зейн, когда наконец добрался до бара. — Не сомневаюсь, — сказал Гарри, закатив глаза, и ущипнул друга за руку так, что тот поморщился. — Отвлечься мне, да? Сегодняшняя вылазка совсем не имеет отношения к повышению твоей репутации, верно? — Ты когда-нибудь слышал фразу «убить двух зайцев одним выстрелом»? — спросил Зейн, подняв брови. — Две порции итальянской, — сказал Гарри бармену, полностью игнорируя друга. Бармен оторвал от него зачарованный взгляд и достал то, что просили. — Пожалуйста, милорд. Гарри хмыкнул, делая большие глотки крови, которая так напоминала ему о родине. — Я никогда не видел, чтобы ты так сильно наслаждался кровью, — заметил Зейн, заказывая то же самое, очевидно, желая получить те же ощущения, но это было напрасно. Малик, заполучив бокал, сделал глоток и замурлыкал от восторга, но ему нужно было взять пакистанскую кровь, чтобы испытать то же самое чувство. Гарри повернулся, чтобы понаблюдать за невинно веселящимися людьми. Он не мог их осуждать, когда-то он был таким же, пока пережитое навсегда не омрачило его душу. Во всяком случае, он им завидовал. — Ты готов спуститься вниз? — спросил Зейн, хватая куртку со стула. Гарри кивнул и пошел за веселым другом, наслаждаясь тем фактом, что каждый раз, когда он встречался с кем-то взглядом, они отводили глаза. Может быть, ему и правда нужно было развеяться.***
Луи проснулся, когда дверь распахнулась. Он подскочил с кровати. — Мальчик! — взревел отец, щелкая выключателем, комнату залил яркий желтый свет. — Где ты был? — спросил он, почесывая грудь и на самом деле ожидая ответа, прежде чем броситься с кулаками. — С Найлом, — признался Луи, мгновенно пожалев, что втянул лучшего друга. — С Найлом? Тем светловолосым педиком? — усмехнулся Трой, громко срыгнув. — Он не педик, папа, только я, — вздохнул Луи, он почти не дышал, потому что, к удивлению, отец не пытался его ударить. — Я хочу, чтобы ты убрался из этого дома, мальчик, — объявил Трой. Эти слова ударили больнее, чем мозолистая рука. Его отец хотел, чтобы он ушел? Типа, совсем? — Что? Куда я, блять, пойду? — воскликнул Луи, он пришел в ужас от перспективы стать бездомным и голодать на улицах. — Следи за своим языком. И мне все равно, куда ты пойдешь. Куда угодно, но здесь ты не останешься. Ты меня не уважаешь, ты ничего не делаешь, только жалуешься, ты никчемный, безбожный педик, и ты отправишься в ад. Ты не мой сын, я ненавижу тебя за то, что ты украл его у меня. Убирайся! — взревел Трой. — Папа… — Вон! — Трой хотел схватить его, но замер, когда мальчик резко отпрянул. Луи не понимал, что остановило отца. Но ненадолго. Трою вскоре надоело ждать, и он, хватая первые попавшиеся предметы, начал швырять их в него. — Черт, папа! Ладно! Остановись! Я уйду! — закричал Луи, чудом увернувшись от стеклянного шара, летящего в голову. — Убирайся к черту! Сейчас же, Луи! Мне хватило твоего дерьма. Я больше не хочу видеть твое лицо. Оно приводит меня в бешенство. Ты вызываешь у меня отвращение, и так было всегда. Никогда не возвращайся, — прорычал мужчина, разворачиваясь и грубо отталкивая Стейси. Он быстро ушел в спальню и с грохотом захлопнул за собой дверь. — Мама, что случилось? — Луи заскулил, как только они остались одни. Он стоял посреди беспорядка в одном нижнем белье. — Он говорил об этом несколько недель, детка. Я пыталась убедить его позволить тебе остаться, но ты уходил и поздно возвращался домой, отчего он все больше и больше злился на тебя. Он даже сегодня почти не пил. Я не знаю, что делать, — призналась она дрожащим голосом. Женщина подошла к шкафу Луи, достала чемодан с верхней полки. — Но тебе следует уйти. Так будет лучше, детка. Ты не должен здесь оставаться. — И ты не должна, — сказал он, бросая чемодан на кровать и обнимая хрупкую фигурку. — Мама, тебе тоже нужно уйти. Пойдем со мной. — Все в порядке, милый. У мамы есть план, — прошептала она, подмигнув, чем заинтриговала Луи. — Тебе есть куда пойти? — спросила она, заламывая пальцы. Луи сразу подумал о Найле, но он сомневался, что его родители позволят ему остаться у них надолго. Они были хорошими людьми, но не очень гостеприимными, и Луи не хотел удручать их своим присутствием. Дом Найла должен быть экстренным вариантом. — Милый? — позвала Стейси, ее беспокойство росло из-за молчания сына. У Луи осталось только одно место, куда он мог убежать. Он все еще не встречался с владельцем старинного и жуткого особняка. Луи не знал, человек ли он, и что с ним случится, если они столкнутся друг с другом. Но вариантов нет. — Да, — тихо сказал Луи. — Ты уверен? — Да. Мне есть куда пойти, — сказал он тоном, внушавшим уверенность, быстро собрал все свои вещи, которые сумел вместить в чемодан и рюкзак, а затем в последний раз осмотрел комнату. — Что ж… — он печально вздохнул, оглядывая маму с головы до ног, как будто это их последняя встреча. — Пора прощаться. — Это не навсегда, милый, — поклялась она, усаживая его на кровать и наклоняясь к уху, прежде чем прошептать: — Я знаю, тебе уже восемнадцать, но у меня… есть план. Как выбраться отсюда. Еще немного, милый, и когда я освобожусь, мы снова сможем быть вместе. Только мы вдвоем. Как тебе? — спросила она, улыбаясь сквозь слезы. — Здорово, мам, но ты уверена, что получится? — спросил он, будучи реалистом. — Я попытаюсь, — прошептала она, обхватывая лицо Луи и целуя его в лоб. — Я пойду принесу зубную щетку и гель для душа, — сказала она и пошла в ванную. Луи был этому очень рад, он совершенно забыл их взять. Вскоре она вернулась в комнату, и он доложил вещи в рюкзак. — Когда я поселюсь, — начал он, застегивая молнию, закидывая рюкзак на плечи и затягивая лямки, — я найду способ передать тебе номер телефона, и ты должна пообещать мне, что позвонишь, если случится что-то плохое, — сурово сказал он, когда она только заерзала вместо ответа. — По крайней мере, вызови полицию, — добавил он в качестве альтернативы, опускаясь на колени и кладя руки на ее бедра. — Пожалуйста. — Хорошо, детка. Я обещаю, — сказала она и хотела ему что-то сообщить, но не решалась. — Боги, что случилось? — спросил он, лишь на мгновение задумавшись, почему употребил это слово во множественном числе. — Он проколол шины велосипеда, — выдохнула она. — Ну, конечно, — пробормотал он, дергая ручку чемодана вверх, пока та со щелчком не встала на место. Добираться до школы без велосипеда, но он найдет способ. — Хорошо, я готов, — парень осмотрел комнату, проверяя, не оставил ли чего. — А как же он? — спросила Стейси, поднимая плюшевого мишку, которого она подарила ему в детстве, и осторожно протягивая. — Спасибо, — сказал он с улыбкой, сунув медведя под мышку. — Мне выйти через дверь или лучше через окно? — Как тебе хочется, — ответила она, медленно вставая и поглаживая Луи по щеке. — Я должна вернуться в спальню, — женщина в последний раз крепко обняла его и как можно счастливее улыбнулась. — Ты всегда заслуживал лучшего… Скоро увидимся, малыш. Луи с минуту смотрел на открытую дверь, достойно удерживая рвущиеся наружу эмоции. Он мог сломаться позже. Он расслабил плечи, соглашаясь с ситуацией, и сделал первый шаг к входной двери. Его никто не остановил. Луи не знал, плохо это или хорошо. Как только входная дверь оказалась в поле зрения, он понял, что не может дождаться, когда выйдет из дома, и пробежал остаток пути трусцой. Он посмотрел в обе стороны, поеживаясь от пугающей тишины, и направился к уже любимому месту. Луи покинул бы особняк, если бы его выгнали, но сначала он хотел узнать кое-что о Гарри и его невозможной жизни. Он молился, чтобы Гарри не захотел избавиться от него. «Пожалуйста, Гарри», — подумал Луи. — «Пожалуйста, помоги мне. Я обещаю тебе, что больше никогда не буду читать твои дневники».***
Гарри пробыл в подземной вип-зоне всего тридцать минут, но ему уже скучно. Пятьдесят лет назад это заведение было известно немногим. Его тщательно скрывали, на первом этаже находилась пекарня, принадлежавшая семье человеческих союзников в начале 19-го века. Но затем все здание было превращено в шумный танцевальный клуб, лишь подземный этаж остался для эксклюзивных гостей. Среди всех здешних посетителей Гарри по-прежнему был самым старшим. Очевидно. На этом этаже зрелые бессмертные могли попробовать на вкус еще ни разу не покусанных людей, которых специально отбирали и выставляли для удовлетворения их похотливых, чудовищных желаний. Александру никогда не нравилась эта «торговля» людьми, и у Гарри были свои сомнения по этому поводу, но некоторые вещи в мире ему подобных изменить просто невозможно. Он не мог отрицать, что ему нравилось смотреть на таких людей, даже если у него не было желания укусить их. Ведь у него теперь был Луи. Затем оценивающий взгляд Гарри остановился на паре великолепных людей с каштановыми волосами, девочке и мальчике, и это мгновенно привлекло их внимание. Они нервно заерзали от пронизывающих глаз и на носочках подошли к нему, встав перед диваном с опущенными головами. Они склонили голову набок, предлагая себя, как им велели. Гарри громко рассмеялся от их раболепия и приподнялся, нежно проведя рукой по внутренней стороне дрожащего бедра девушки. — Идите сюда, милые, — сладко сказал он, отступая назад и приглашая их сесть с ним на диван. Он приподнял пару. Гарри глубоко вздохнул и медленно выдохнул, схватив их за руки. Он поднес их к лицу, уткнувшись носом в одно запястье, а потом в другое. Человеческая кровь устремилась к тому месту, где коснулись клыки. Это было бы так просто… — Вы не должны обнажать шею перед кем попало, котята. Так можно умереть, — мягко пожурил он, рисуя маленькие круги на тыльной стороне ладони мальчика большим пальцем, а затем обнял их особенно теплые тела. Несмотря на выпитую итальянскую кровь, желание вновь проснулось. — Нам сказали, что вы не просто кто-то, — робко ответил красивый мальчик, удивленно моргая и глядя на Гарри большими глазами. — Это не значит, что ты не можешь умереть, — поддразнил Гарри с клыкастой улыбкой, и его хищническое «я» неожиданно вырвалось на поверхность. Девственные шеи было впечатляюще трудно игнорировать. Он восстановил над собой контроль. — Кто бы вам это ни сказал, он не ошибся, но я здесь самое опасное существо. Я могу вырвать ваши сердца, и никто мне ничего не сделает, — объяснил он, давая им время осмыслить сказанное. Он знал, что его слова ничего не изменят, он не хотел разрушать внушение, которому подверглись эти люди. Но так Гарри хоть и на короткое мгновение почувствовал себя хорошим, попытавшись вразумить молодежь. — Мы будем принадлежать вам, если вы захотите, — пообещала девушка в ответ на яростное кивание мальчика, и они оба придвинулись еще ближе к нему. Гарри сразу учуял их возбуждение, которое дразнило его возможной перспективой. — Вы можете делать все, что захотите. — Какая хорошая добыча, — сказал он с явным интересом в голосе и, несмотря на все попытки остановить себя, провел носом вдоль шеи, касаясь губами ароматной кожи. Его рука опустилась с талии мальчика на круглую попку и притянула его к себе на колени. — Вы четко знаете, где ваше место, — сказал он, проклиная себя за эти слова, ведь он нарушал древний обет. «Я не должен находиться здесь». — Пожалуйста, укуси нас, — простонал мальчик, заставляя Гарри отстраниться от девочки и прижаться к нему. Его губы тут же прижались к шее, влажно целуя, клыки буквально зачесались от желания, а член в брюках заинтересованно дернулся. Это так просто… Но он не мог. Это было очень заманчивое предложение, и если бы он остался здесь подольше, то возможно, Адриан вернулся бы, но ему хватило самообладания, чтобы сдержать свои мрачные желания. Эти прекрасные люди опоздали примерно на четыре столетия. Гарри поднялся с дивана и обернулся. Пара смотрела на него стеклянными глазами. Он наклонился и потерся носом о нежную кожу щеки сначала одного, потом другого человека. Он пытался оставить в памяти сладкий и ни с чем не сравнимый запах юности. — Не сегодня, мои дорогие, — прошептал Гарри, на прощание погладив их по щеке, и направился к другу. — Зейн, я уже ужасно устал, — сообщил Гарри, глядя на парня, который не обращал на него внимания. В его объятиях млела девушка, наслаждаясь укусом, пока он медленно потягивал кровь. — Серьезно? — пробормотал Гарри с презрением, двигаясь вперед и повторяя. — Я иду домой, — объявил он, ожидая, когда Зейн оторвется от дрожащей девушки. — Я не могу сейчас уйти, — простонал Зейн, поглаживая спину девушки, которая нетерпеливо извивалась на его коленях. — Я не прошу тебя идти со мной. Я просто предупреждаю, — сказал он, жестом предлагая Зейну вернуться к девушке. — Спокойной ночи. Спасибо, что вытащил меня из дома. О, и не приходи ко мне, — добавил он, уже направляясь на первый этаж. Гарри притормозил возле лестницы только для того, чтобы подмигнуть той парочке, что побывала в его объятиях, взъерошил волосы девушке, когда проходил мимо, а затем официально покинул это место. Гарри прошел к выходу из клуба под зачарованными взглядами бессмертных, но не удостоил никого своим вниманием. Протиснувшись между двумя охранниками, он умчался прочь с нечеловеческой скоростью, всколыхнув волосы бессмертных и людей в очереди. Дорога до его дома займет меньше минуты. Он не знал природу странного подозрения, но Гарри был почти уверен, что найдет у себя Луи. Но если его предчувствие ошибочно, Гарри решил, что отправится на его поиски. Достаточно прочесать городские улицы, и он в конце концов наткнется на столь желанный аромат. Он не знал, хорошо или плохо это будет для Луи, но в этот раз он поставил свои потребности на первое место. Он очень долго ждал. Гарри скоро оказался на грунтовой дороге, ведущей к особняку. Он сбавил скорость до человеческой, чтобы как всегда насладиться мирной прогулкой среди деревьев. Он неторопливо зашагал к дому, запрокинув голову и наблюдая на ходу за звездами. Ярко светила полная луна, на небе не было ни единого облачка, поэтому казалось, что кто-то рассыпал серебряные блестки на темное полотно. Лишь иногда он скучал по солнечному свету, но звездное небо навсегда покорило его сердце. Стоило Гарри почувствовать мощный запах Луи, как он махом преодолел оставшееся расстояние, словно пуля, выпущенная из пистолета. Остановившись прямо перед входной дверью, он услышал доносящийся изнутри звук пианино. «Я так и знал», — мысленно подбодрил себя бессмертный, открывая дверь и захлопывая ее за собой так быстро, что старые петли не успели скрипнуть. Он незаметно прошагал в музыкальную комнату, с интересом прислушиваясь к игре Луи. Исполняемые отдельно ноты создавали впечатление, что это ребенок ради забавы пробует инструмент, и короткая мелодия повторялась изрядное количество раз. Однако Луи заиграл куда лучше, когда добавил левую руку, простенькая мелодия превращалась во что-то сложное, подозрительно знакомое. Гарри остановился прямо перед открытой дверью, медленно поворачивая голову, как старая черепаха, чтобы, наконец, впервые увидеть Луи в сознании. Рояль был расположен под углом от дверного проема, так что Гарри видел лишь его спину. Казалось, судьба его дразнила, ведь он точно не прервет игру. Его насыщенный аромат был таким, каким он его помнил. Только разбавленный нотками мыла. Наклонившись чуть вперед, он рассмотрел слегка влажные волосы, которые все объясняли. Луи, очевидно, воспользовался душем. Почему Гарри почувствовал разочарование от мысли, что не застал его обнаженным? Луи находился в своего рода трансе, музыка полностью захватила его. Глаза были закрыты, насколько Гарри видел, и корпусом он покачивался прямо как настоящий музыкант. Темп ускорился, и Гарри безошибочно узнал, что это его собственная композиция «Бесконечный год». У него отвисла челюсть от услышанного, от манеры его игры. Именно так ее сыграл бы Александр. Ближе к концу их отношений изобрели фортепиано, и Гарри снова и снова пытался написать потрясающую музыку для этого инструмента, но талантливый Александр брал его простые наброски и с завидной легкостью превращал их в законченные произведения искусства. Из них двоих Александр был настоящим музыкантом. У Гарри было много времени для тренировок, но он так и не постиг легкости и естественности возлюбленного. Что бы Луи ни делал с музыкой, это было именно то, что сделал бы Александр, и если бы Гарри закрыл глаза, ему было бы удивительно легко представить, что это он. Что открыв глаза, он увидит свою любовь, сидящую на стуле вместо Луи, но по какой-то причине, даже когда Гарри поднял веки, чтобы убедиться в своей неправоте, его не настигло разочарование. Волосы были такого же цвета, и Александр с Луи примерно одинакового роста и комплекции. Он мог бы одурачить самого себя, если бы осмелился. Игра Луи была потрясающей, и Гарри восторгался каждой отдельной нотой, став счастливым свидетелем неоспоримого мастерства мальчика, которого сам так и не смог достичь даже спустя столько времени. Композиция ускорялась, наполняясь новыми элементами, которые посылали искры вдохновения во все еще бьющееся сердце Гарри, и он смотрел на него широко раскрытыми глазами, забыв обо всем. Мелодия начала приближаться к очевидному крещендо, и Гарри осмелился встать в дверном проеме, прислонившись к косяку, скрестив руки и ноги. Он решил наконец встретиться с мальчиком, который занял все его мысли. Луи, однако, не замечал его присутствия, слишком увлеченный игрой. Но когда-нибудь ему придется остановиться.***
Луи ударил по последним клавишам, но опять же он не помнил концовки. Он знал начало, но потом, поддавшись порыву, нажимал на нужные клавиши словно на автомате, словно кто-то играл его руками. Он попытался вспомнить, что он только что сыграл, но все было как в тумане. Его это злило. Как только мелодия затихла, тишину нарушил другой звук, заставив Луи встрепенуться, его сердце пропустило удар: медленные и громкие аплодисменты. Это он? Луи резко обернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с ухмыляющимся слушателем, и у него перехватило дыхание. Это был он. Это был Гарри. Луи знал это в глубине души. И он был красив. — Боже милостивый! — выпалил он, в панике поправляя ноты, к которым даже не прикасался, отчего бумаги разлетелись по полу. — Дерьмо! — выругался он, засуетившись, пока, наконец, не смирился с неизбежной судьбой, оставив бумаги на полу. Он соберет их позже, если сможет. Луи неуклюже вскочил на ноги и, споткнувшись о табурет, впился глазами в удивительное создание в дверном проеме. Гарри закрыл глаза в тот момент, когда мальчик развернулся, и теперь ущипнул себя за переносицу, что намекало на раздражение. Луи ничего не говорил, пытаясь собраться духом. Как он мог заговорить с таким красивым мужчиной? Гарри был одет очень сексуально, его длинные волосы собраны в высокий конский хвост, а чего стоила его обувь, фигура, лицо и… «Неужели я на небесах?» — подумал Луи. Его сердце колотилось в груди, словно желало сломать ребра и вырваться наружу. Спустя нескольких оглушительно тихих секунд Гарри открыл ярко-зеленые глаза, чтобы посмотреть на Луи. И вот тогда произошло что-то странное. Выражение лица Гарри изменилось, в нем отразилось столько эмоций, что не сосчитать. Бессмертный подался вперед, сократив расстояние между ними и встав ошеломляюще близко. Не давая Луи возможности оправиться, Гарри сжал пальцами, унизанными кольцами, лицо мальчика и пристально, почти маниакально, посмотрел ему в глаза, определив дальнейшую насыщенную событиями жизнь Луи одним обнадеживающим, душераздирающе нежным словом: — Александр?