Квартал

Мальборо с трудом пытается проснуться, долго и аккуратно разлепляя ленивые веки. Операция эта упорно не удаётся, несмотря на бьющий в глаза свет. В спину впивается что-то угловатое и твёрдое и, судя по всему, впивается уже довольно давно. Голова болит ужасно, при движении вокруг что-то хрустит. Пахнет затхлостью и брошенными вещами, как это бывает в старых нежилых домах. Волевым усилием ковбой наконец открывает глаза. С улицы прямо в лицо ему лучится помаргивающий фонарь. В голове всплывают события предшествовавшие пробуждению. Странствия в темноте, падальская сигарета Окорока, Ржавый Тупик и беседа с Хозяином Трущоб. Выходит… Сейчас он должен быть в Доме Сырого Мяса? Во всяком случае, вспомнить подробности ухода никак не удаётся. Мальборо осматривается кругом. Прежде всего, он обнаруживает себя в лежащем на полу шкафу со сломанными дверцами. Высаженное и разбитое стекло приветливо хрустит, царапая куртку. Комната почти пуста, если не считать старой облупившейся ванны с отсутствующим краном и колченого стула, когда-то, вероятно, весьма приличного. По комнате проскальзывает едва заметная серая тень — Мальборо нервно моргает и снова остаётся один на один с заброшенным помещением. В спину все ещё что-то упирается, явно не стекло. Осторожно, преодолевая ломоту во всех, кажется, мышцах организма, Мальборо поднимается и усаживается на массивное навершие шкафа. В темноте среди тускло поблескивающих стеклянных осколков на его бывшем импровизированном ложе виднеется длинный нож, вроде тех, что любит Йотун. С в меру развитой гардой, прежде впивавшейся Мальборо в спину, и прямым хищным клинком. Ковбой поеживается от мысли о том, насколько высоки были его шансы проснуться истекающим кровью, и на всякий случай осторожно ощупывает себя на предмет подобных повреждений. Все в порядке, если не считать кусочков стекла в волосах и подошвах сапог. Он подбирает нож. Кажется, его ему дал Хозяин Трущоб. Наяву или во сне было это? Или где-то посередине, в смутной дымке цыганского дурмана? Может и не было никакого разговора, бесконечных лестниц и чёрного киселя, а просто он, Мальборо, забрался в бреду в старый дом и уснул в шкафу, который сам же и разворотил. Ну откуда же тогда нож? Впрочем, мало ли в Квартале и, тем более, Трущобах старого оружия… Двигаясь болезненно осторожно, ковбой подходит к окну. Ржавый Тупик смотрит на него своими горячими окнами, смотрит спокойно и невозмутимо. Мальборо в самом его конце… А ведь Дом Сырого Мяса и стоит в конце Ржавого Тупика. Значит, как бы там ни было, ему довелось проспать безоружным и беспомощным в самом что ни на есть жутком месте Квартала и остаться живым? Никто не затянул у него на шее смертоносную петлю, напророченную Колодой — может и правда не страшна ему теперь предсказанная гибель? Мальборо вздыхает, втягивая носом уличный воздух, сырой и пряный. Новых вопросов задавать не хочется. Хочется верить, что все и правда будет иначе, чем прежде, что нож действительно сослужит ему хорошую службу… И что сам он все-таки поквитается с Йотуном за все унижения. Мальборо сжимает в руке ребристую деревянную рукоять — если это и не подарок Хозяина Трущоб, он в любом случае будет лучше его старого ножа. «Сильнее» — подсказывает мягкий шёпот на границе сознания. — Сильнее, — повторяет Мальборо, стоя в подрагивающем жёлтом фонарном свете, заставляющем остро заточенное лезвие блестеть, — Я стал сильнее. И буду сильнее Йотуна, и любого, кто пойдёт против меня. Фонарь моргает и гаснет. Мальборо отходит от окна. Некоторое время он плутает в тёмных комнатах, натыкаясь на ветхую мебель, осколки стекла, кашляя в пыльном воздухе. Забитые окна, в щели которых пробираются тонкие ошметки сумеречного неба, дают мало света, но в потемках ему все же удаётся найти лестницу. Мальборо почти вываливается на крыльцо, споткнувшись на стертых ступенях, порывшись в карманах, надевает очки. Он идёт по мостовой Ржавого Тупика. В щелях между домами и подворотнях что-то шепчется и лязгает, но Мальборо делает вид, что ему нет до этого дела. Вместе со свежим воздухом на него неожиданно нисходит ощущение собственной силы. Ему кажется, что она пульсирует в руках и ногах, наполняя их пружинящей лёгкостью. Всё теперь будет подчиняться ему… Рано или поздно. Нельзя же спешить уж слишком. Мальборо улыбается, тянется закурить и уже отдергивает было руку, вспоминая, что сигареты закончились ещё вчера… Но пачка все же оказывается за голенищем сапога. Что это, если не знак? У моста дорогу ему перебегает кто-то худой и лысый в шинели на голое тело — больнично-серый и изможденный настолько, что сразу не удаётся определить пол. Лишь при ближайшем рассмотрении Мальборо узнает Канюка. Тот, взглянув на него, неожиданно роняет какие-то свертки, оплывающие багровыми разводами и тут же бросается их подбирать. На его тощем теле от них остаются пятна. Глаза Канюка красны, как содержимое свёртков — и взглядом этих глаз он на мгновение впивается в лицо Мальборо. Так, как это умеет только он. Во этом взгляде заключено достаточно много, как, впрочем, и в любом другом… Но ковбой замечает в нем в первую очередь страх. И остается этим крайне доволен. Что есть показатель силы, если не страх? Чем больше сила, тем больше и он. Раньше он был слаб и его боялись только дети. Теперь он стал сильнее, и его боятся старожилы Квартала. Все выходит удивительно логично, а главное просто. Боль в мышцах постепенно растворяется. Каждый шаг даётся все легче. Мальборо почти летит, тяжёлый стук его каблуков грозен и предвещает перемены. Настаёт время наносить визиты. Прежде всего хочется заглянуть к Мороке — показаться в новом обличье. Прежние улицы Высокого Квартала кажутся ему совершенно иными, словно он видит дальше и шире, чем раньше. На Кривощеной с его появлением затихает беготня и тюбетейки будто сами слетают с усохших голов. У торговцев колдовством перемена в Мальборо не вызывает такого ажиотажа, к тому же, как назло, нет на месте злосчастного Рики-Тики-Тави с его паршивыми амулетами… Ну да ничего. Всему свое время. Он входит в лавку Мороки с решимостью молнии, поражающей одинокое дерево… И замирает в нескольких шагах от порога. Шепчущий хлам, переполненный древним колдовством, обступает его со всех сторон. Волны пыли лижут ноги. Тени, тихо перебегающие с места на место, скопления стеклянных и живых глаз и губ, мёртвые фарфоровые головы и чёрные перья… Все это сливается в единый молчаливый калейдоскоп, мрачный, подозрительно чуткий и чего-то ждущий. Чего же? — Здравствуй, Морока, — произносит Мальборо в тишину пыльного склепа. Звук его слов гаснет почти сразу же, словно и не покидал языка. Несколько мгновений лавка хранит молчание, а затем вдруг со всех сторон накатывает шуршащее и шорохливое, разноголосое, — Зачем пришел, ковбой? — Просто так, — натянуто улыбается Мальборо, — А что, нельзя? — Можно, — неожиданно тихо и где-то совсем рядом отвечает Морока. Мальборо оборачивается — она стоит за спиной, чуть слева, сложив тонкие руки с хищными пальцами на талии. Тело ее теряется в складах платья-савана, неподвижное и, как порой кажется, несуществующее. В своём молчаливом спокойствии она похожа на надгробную статую. — Я все-таки получил силу, — неловко заявляет ковбой, — Я действительно стал похож на вас. — Правда? — лицо Мороки непроницаемо, — Что ж, это возможно, очень хорошо. — Почему же «возможно»? — обижается Мальборо. — Откуда ты знаешь, что сила, которую ты получил — благо для тебя? Может тебе стоило оставаться маленьким и слабым, ковбой? — Слабым я больше никогда не буду. Пусть такими будут другие, с меня хватит. Да и к тому же… разве может быть плохо сильному? — Против сильной шеи готовят крепкую петлю, — уголки губ Мороки слегка поднимаются, обнажая пустоту темного рта. — Меня не повесят, — усмехается Мальборо, — Эта смерть больше не для меня. — Как насчёт другой? От ножа или пули? В голове проносится видение Миккеля с длинным клинком в руках. Что если и правда ему уготована теперь другая гибель? Но разве могут карты, сделанные мертвецами, предсказать неверную смерть? Или все же могут, если в дело вмешается кто-то достаточно могущественный… — Нет, — ковбой качает головой, сжимая пальцы в болезненный кулак, — Если я не умру повешенным, то уж скорее вовсе не умру, чем найду другую смерть. — Вот как? — почти искренне удивляется хозяйка лавки. Глаза её блестят задумчиво, — Может быть ты и прав, Мальборо, время покажет. Кто сказал тебе, что ты не умрешь? — Вы все знаете его имя. — Если это тот, о ком я думаю… То ему можно верить, это верно, — соглашается Морока, — Но он любит упражняться в риторике и софистике, играть словами… Не самое порочное развлечение на старости лет. Но довольно опасное для других… — Я буду жить, — твёрдо подытоживает Мальборо, — Как бы там ни было, буду. — Похвальная уверенность. Тебя ищет Йотун, кстати говоря. Ковбой вздрагивает, как от удара. И правда, он ведь не донёс Хозяину о переговорах в Голубятне. Наверняка людоед теперь в бешенстве и опять будет вести свой поучительный допрос… На маслянистой кухне, за старым столом, на котором будет стоять вечная тарелка. Но с чего теперь служить ему, если сам стал сильным? Мальборо улыбается сухо, — Я навещу его. — Значит, мы наверняка узнаем, будешь ли ты жить, — кивает Морока. Медленно переплывает через пространство лавки, скрываясь где-то среди своего товара. Разговор закончен. Пыль снова погружается в молчание. И все же Мальборо добавляет тихо, уже шёпотом, — Скоро ни мне, ни тебе не придётся служить Йотуну. Я сам стану Хозяином. *** Встреча с богом — всегда специфическое испытание. Особенно с богом, которого ты придумал для себя сам. Сложно сказать, насколько это понимает Мальборо, но, во всяком случае, он чувствует страх. Странный, иррациональный. Ему кажется, что он не боится ни смерти, ни изгнания из Дома, но Йотун пугает его, пугает как темнота за дверью или звук падения ложки в пустом жилище. Пугает глубинно, первобытно, всеобъемлюще. Идея зажечь свет или пойти на звук всегда кажется удивительно здравой и лёгкой в исполнении — стоит только приложить немного решимости. Но вся ее здравость сходит на нет, когда в дело вступает страх. Страх, который давит на самые болезненные точки податливого человеческого сознания, с тревожной улыбкой задавая главные вопросы: Что скрывается в темноте? Что породило звук падения в пустом доме? Нельзя наверняка сказать, что это что-то вообще есть в темноте или в безлюдных комнатах. Но это уже не так важно, когда в голове появляется главный вопрос: Что произойдёт, если встретиться с этим чем-то? Ответ кажется удивительно простым, бинарным. Но только на первый взгляд. Страх останется, даже если все вопросы испарятся — он породит их снова. Самый древний страх — страх неизведанного. Его невозможно превратить в азарт или злобу. И все же Мальборо старается изо всех сил. Он идёт по Высокому Кварталу, убеждая себя в собственной силе. Накручивает ее на руки, как тяжёлые цепи, способные своими взмахами сломать кости недругам. Он смертельно бледнеет, приближаясь к Кухне, и нервно ускоряет шаг, перемахивая через ограды, проходя сквозь подъезды домов. Высокий Квартал снова пытается спрятать от него небо и воздух — и Мальборо смотрит вокруг и дышит жадно, словно пытается насытиться перед… Чем? Смертью? Но разве не обещал ему Хозяин Трущоб, что позаботится о его шее? Теперь все логичнее кажется мысль, что именно Йотун был тем, кто должен был удушить его… Но этого уже не произойдёт, верно ведь? Значит и бояться уже нечего? В своём испуганном бегстве к цели Мальборо сам становится действительно пугающим. Даже неразумный Медведь отшатывается в сторону с его пути, провожая ковбоя скулящим взглядом сквозь прорези в папье-маше. У порога Кухни Мальборо замечает Козу и Грема. — Лепра ушёл искать тебя у филистеров, — поясняют ему подопечные, — Йотун злится, кажется. Что-то не так с переговорами? — и Грем, и Коза, явно встревожены. На мгновение ковбою становится даже приятно от их переживаний, но затем в голову прокрадывается хищная мысль: они тревожатся за меня — выходит, они меня жалеют? Жалеют слабых. А Мальборо больше не слаб, нет… — С переговорами все в порядке. И с Йотуном я все улажу, — отрезает он, — Рано вам ещё меня на мясо разделывать. Коза демонстративно обиженно морщится. Всего то чуть-чуть не были под присмотром — а уже отбились от рук. Ну да ничего. Все скоро станет совсем по другому, и никому не придёт в голову ни жалеть его, ни прекословить. Он входит в прямоугольный гроб лифтовой кабины. Выжимает рычаг до отметки последнего этажа. Старый-старый лифт, где разве что не приходится вручную крутить блоки. Если в Доме Мальборо нужен будет лифт, то он уж наверняка будет другим. А каким, собственно? — задумывается ковбой. Он никогда и не знал другого лифта, кроме того, что был в Доме Йотуна, да и вообще в большинстве зданий Высокого Квартала. И другого Хозяина, кроме Йотуна, в сущности, тоже не знал… Должен ли быть Хозяин страшен, как Йотун? Хозяин Трущоб не в счёт — его едва ли и настоящим назовёшь. Колода воспитывает воров и убийц, и сама готова убить при случае, уж наверняка; Пыльник муштрует своих подопечных, как монахов; Стерх, пожалуй, поступает так же или ещё хуже; Миккель… Пожалуй, хотя и врет всему Кварталу, со своими, может быть, поступает честно; А что же Яков? Пешка при Графе? Как он обходится со своими домочадцами? Опекать готов наверняка, раз уж и Мальборо спас от смертельного удара… Но вот какова эта опека на деле? Страшен ли он, да и все остальные тоже? Двери лифта раздвигаются с лязгом. Кухня встречает Мальборо маслянисто-желтоватой плиткой и запахом бульона. Он толкает дверь и почти сразу же встречается глазами с Йотуном. Тот сидит за столом с тарелкой, на которой темнеет щедрый ломоть мяса. Только сейчас Мальборо понимает, насколько голоден — кроме ужина в Доме Сырого Мяса между сном и явью он уже давно ничего не ел. Йотун взглядом указывает ему на стул сбоку от стола. «Так, чтобы наверняка видеть руки» — догадывается ковбой, но занимает указанное место. Йотун отрезает от ломтя полоску мяса, медленно жует и проглатывает. Его ровные чуть желтоватые зубы двигаются равномерно, изредка издавая звонкий щелчок, разделяя мясные волокна. — Где ты был? — невозмутимо интересуется он, — Я ждал от тебя вестей о Стерхе. — Действительно ждали? Разве вы не знали, что он откажет? — Знал. Но я ждал вестей, — выпуклый глаз Йотуна впивается в в Мальборо взглядом как-то особенно цепко, — А ты шлялся черт знает где. — Это моё дело. — У тебя нет своего дела, пока я здесь Хозяин, — откладывая столовый нож в сторону, Йотун переносит ломоть мяса на вилке на разделочную доску и достаёт из-за голенища другой нож. Боевой. Мальборо дёргается, глядя на его хищные руки со следами страшных ран. В жилистых пальцах лоснится рукоять ножа, отполированная частым использованием. От ломтя отделяется ещё один кусок. — Я и сам хочу быть Хозяином. И сам могу решать, какое дело — моё, — сообщает наконец Мальборо. Он не замечает, как тоже достаёт нож и тоже отрезает полоску мяса, зато замечает на миг появившееся в глазах Йотуна удивление. — Ты сам знаешь, что это бред, — сухо бросает Йотун, — Откуда у тебя этот нож? Кто дал его тебе? — Хозяин Трущоб, — со смесью ужаса и торжества отвечает ковбой. Йотун отводит от него взгляд, сосредоточенно и очень вдумчиво жуя. На мгновение кажется, будто он хочет что-то спросить, но сохраняет молчание. — Я стал сильнее. И стану ещё сильнее, — продолжает Мальборо, — Ты не остановишь меня, хромой людоед, — он чувствует, что уже давно перешёл границу и теперь не может и помыслить об остановке, — Я сам стану Хозяином, не хуже всех вас — упырей. И сам устрою Передел — без ваших глупых игр. Он едва успевает заметить нож, прижавшийся к его горлу. Зрачки Йотуна вытянуты и сужены, как у хищного зверя. Узловатые пальцы крепко сжимают рукоять ножа, пока челюсти продолжают механически перемалывать пищу. Он сглатывает и произносит с утробной хрипотцой, — Не бывать тебе Хозяином, щенок. И против кого идёшь… Мальборо чувствует, как на шее появляется тонкая кровавая дорожка. И что есть силы бьёт в больное йотуново колено стальным носом тяжёлого сапога. Йотун вздрагивает и отшатывается, отклоняясь на стуле, не издавая ни звука. Прежде чем потерять равновесие и рухнуть на пол, он успевает сделать взмах ножом, так, что Мальборо тоже приходится отклониться назад. Они падают на холодный пол почти одновременно. Несколько мгновений лежат, затем Мальборо поднимается, восстановив выбитое ударом о доски дыхание. Йотун остаётся на полу. Сползший со стула, с вытянутой левой ногой в ботфорте, раскатанном выше колена, он смотрит на ковбоя снизу вверх исподлобья, и от этого взгляда становится жутко. — Давай, — хрипит он, — Зарежь хромого людоеда, зарежь своего Хозяина, отца своего. Чем дольше Мальборо ждёт, тем меньше решимости остаётся в руках, готовых для расправы. Он знает, что и как надо делать, но ему отчего-то страшно убить Йотуна. Не потому, что велик шанс самому остаться рядом со вспоротым брюхом. Нет, есть ещё что-то, в чем он сам до конца не может себе признаться. Или не хочет. Какой-то страх, до этого незнакомый и оттого только более могущественный. Мальборо кажется, что проходит вечность, прежде чем он убирает нож в ножны и, развернувшись, молча уходит. На деле это происходит удивительно быстро. — Дурак, — устало хрипит ему вслед Йотун, — Какой же ты дурак… Но Мальборо не замечает этого. Он так погружен в свои раздумья, что, спустившись на первый этаж, не слышит за спиной странного хруста и даже лязга вновь поднимающегося лифта. Сейчас ему все глубоко безразлично, кроме одного — страха, приведшего его сюда и не давшего ему убить Йотуна. *** Сколотые ступени, ведущие в Пустынь. От них веет холодом и пылью, но Мальборо не уходит. Он не знает наверняка, сколько уже сидит так, в сущности, это и не важно. Он думает о своей неудаче. В самом деле, была ли у него другая цель и мечта? Грабить на улицах и спасать свою жизнь, дрожать от страха и копить обиженную злобу. Внушать страх переулочной шушере. Ради чего, в ожидании чего это было? Разве не должен был он стать таким же хищником, как Йотун? Неужели не должно было у него хватить силы на то, чтобы поднять против Хозяина руку? Так ведь хватило. Ведь сделал же он так, что Йотун оказался ниже и слабее его, разве нет? Он мог убить хромого, наверняка мог… Почему же не сделал этого? За дверью в конце спуска раздаются шаги, скрипят петли. В проёме показывается Барка. — Зачем пришёл и сидишь? — интересуется он. — Могу и сижу. — На чужом пороге не сидят просто так. — А где ты видишь здесь порог? — язвит Мальборо, — Мы же в Пустыни. Тут только пустырь и нет никакой двери и порога. — Что же ты тогда не войдёшь? Не заперто, — пожимает плечами Барка. Мальборо соглашается. Вместе они спускаются в подвал со сводчатым потолком. Огонь в очаге мерно потрескивает. Пустынники разбрелись по залу. Кто-то спит на топчанах, кто-то курит у огня и играет в карты. В освещенном мерцанием языков пламени углу собрался отдельный кружок. Приглядевшись, Мальборо видит здесь не только подопечных Сократа, но и других. Здесь есть и жители Домов, и безродные. Он узнает Розу из Дома Колоды и Песца из Криводомья. Двое незнакомых квартальных в центре круга дерутся, переругиваясь. Их распахнутые рубашки колышутся, как крылья. — Им не хватает веселья наверху? — интересуется Мальборо. — Нет, не совсем так. Им не хватает ясности, — усмехается Барка, — И тебе ее не хватает. Они стоят чуть в стороне от круга и до них долетают только обрывки слов и звуки ударов. — И что же, ты предлагаешь мне тоже с кем-то подраться? — Да. — Чушь. Я убью кого-то из них. — Нет, ты просто боишься, — качает головой Барка. — Это многие из них меня боятся. — Да ну? Даже те, что в глаза тебя не видали? — Барка театрально удивляется, разводя руками, — Нет, дорогой мой. Боишься здесь ты. В руке его внезапно оказывается что-то продолговатое, похожее на широкий охотничий кинжал. Через мгновение его тёмный клинок проходит в сантиметре от виска Мальборо. Ковбой отшатывается, шляпа слетает на спину. — Защищайся, — смеётся Барка, — Давай, доставай свою железяку. Мальборо выхватывает нож — быстро и резко, проводя клинком в воздухе угрожающую дугу, заставляющую Барку отпрянуть. — Скажи, чего ты хотел всю жизнь? Мальборо вздрагивает. Опять кто-то пытается рассмотреть его изнутри, покопаться в мыслях и вытащить из них на свет слабость и боль? Хватит! Он делает несколько выпадов, но Барка ускользает. Нет нужды его ранить — только поставить на место. — Так чего же? — упорствует Барка, мечась по подвалу. Леопардовый мех его короткой шубы блестит с свете огня. — Я хотел стать Хозяином! — рычит Мальборо и болезненно дёргается, когда чужой клинок едва не касается его шеи. — И что же тебе мешает? — Я слишком слаб, — ковбой медленно звереет. Удары его становятся рваными и отчетливо пахнут смертью. — Разве ты не знаешь, как стать сильным? — Знаю. — Ты был в том месте, где можно обрести силу? — Меня обманули. — Неужели? — Барка ставит Мальборо подножку и тот растягивается на полу, — Чего ты попросил? — Дать мне силу… и не дать меня повесить, — ковбой перекатывается, уворачиваясь от остроносых сапог. Дыхание его срывается, речь становится похожа на лай. — И тебе дали силу, ты сам это знаешь. — Где же она? — Ты переполнен ей, друг мой, — улыбается Барка, качая лысой головой, — Силы у тебя довольно. Он отходит в сторону и продолжает, наблюдая, как Мальборо поднимается, — Ты и прежде не был лишён ее. И теперь ты попросил ещё больше. — Но я не смог убить сегодня, когда это было нужно, — хрипит Мальборо, медленно приближаясь с отведенной в сторону рукой. — Кого же ты хотел убить? — Йотуна. В глазах Барки загорается интерес, — И у тебя был шанс это сделать? — Да, — Мальборо делает взмах ножом, ещё и ещё. — Но ты этого не сделал, — Барка медленно отступает, пятясь к стене подвала. — Потому что у меня недостаточно силы. — Потому что ты слуга, — Барка спотыкается и падает навзничь, прикрываясь кинжалом. Мальборо придавливает его к земле, но лысый продолжает гнуть свое, — Ты слуга и боишься своего господина. — Разве это не слабость? — Можно сказать и так, — кинжал Барки падает на пол с деревянным стуком, — но пока ты не перестанешь бояться, твоя сила не будет твоей. Подумай на досуге, — добавляет он, вывертываясь из-под Мальборо и поднимаясь, — Можешь пока что остаться здесь, если хочешь. Ковбой качает головой, — Я не усну ещё раз где попало. — Дело твоё.