Квартал

С тех самых пор, как они вернулись с переговоров, Пьеро не покидает ощущение скуки и отсутствия осмысленности в своём существовании. Оно, несомненно, глодало его и раньше, но теперь, когда он ненадолго ощутил себя участником важных и опасных событий, снова оставаться в Квартире становится просто невыносимо. Безымянный тоже мается, но куда меньше. Его вполне устраивает досуг, состоящий из чтения пыльных книг. Время в Квартире, кажется, тянется так медленно, что он успевает уже одолеть половину второго шкафа в коридоре третьего этажа и не планирует останавливаться. Пьеро не умеет сидеть так долго за книгами, написанными скрипучим песочным языком. Ему хочется смеяться над их сложными вычурными строками, а Безымянному такая забава быстро наскучивает и начинает казаться невежливой. Сколько Пьеро ни убеждает его, что авторам всех этих трудов совершенно до лампочки шутки каких-то мальчишек, Безымянный остаётся непреклонен. Приезд Франта делает быт Квартиры несколько более разнообразным, однако он большую часть времени проводит где-то в Квартале, уходя с Кожаным или Феей, или с обоими сразу, а приходя запирается у себя в комнате и, судя по звуку, падает без сил. Канюк тоже где-то пропадает. Великий Зрячий все время шепчется с кем-то невидимым, растворяясь в тёмных углах своей комнаты. Яков нервно курит, пытаясь привести в порядок неровную и разноцветную причёску. Граф варит зелья и складирует их в резные ящики, а их, в свою очередь, сносит в кладовые на первом этаже. — Осень — самое подходящее время для колдовства, — объясняет он, — Чтобы пережить зиму. А зима в нашем случае может быть долгой. Пьеро понимает, что говорит он не только и не столько о зиме, но и понимать предмет метафоры ему не хочется. Неужели даже он считает возможной победу Йотуна? Или речь лишь о том, что Передел может затянуться? Как вообще он должен проходить, если разобраться? С этим вопросом он пристаёт к Безымянному, но тот только хмурится и говорит, что об этом в книгах почти ничего не было написано. — Начерта ж тогда читать эти книги, если в них ничего полезного нет? — возмущается Пьеро. — Интересно. Хочешь — сам ищи полезное, — пожимает плечами Безымянный и возвращается к чтению. Напоследок Пьеро пробует даже сидеть у Феи и помогать чистить его бесчисленные зубные амулеты, но компания из хромого Ловчего так себе, а к своим амулетам он относится с таким трепетом, что страшно лишний раз подышать на них. Да, признаться, и не очень-то хочется. Оттого Пьеро и задумывает свою «операцию». Он рассуждает вполне просто: чем ближе Передел, тем важнее знать замыслы врага. Вполне может статься, что старшие тоже заняты разведкой и планами… Но едва ли кому-то из них придёт в голову то, что придумал Пьеро — пробраться в Кухню и… Собственно, что делать в чужом Доме, он ещё не вполне уверен. Но по разговорам и домыслам предполагает, что, вероятно, там должны храниться важные бумаги и вестись не менее важные разговоры, которые можно украсть и подслушать. К экспедиции он подходит со всей возможной серьёзностью. Приходится отказаться от бус и монет, оставив только амулеты-вышивки и заговоренные нити, чтобы стать тише и незаметнее. Нож привычно ложится в карман, очки закрывают глаза. На крайний случай он заучивает несколько старых заговоров, отводящих взгляд и отбивающих нюх, которые, согласно рассказам старожилов Квартала, могут обмануть даже Хозяев. *** Пьеро спускается на первый этаж так тихо, как это возможно, заранее открывает замки на входной двери и чуть приоткрывает ее. С некоторым трудом вытаскивает из кладовой Служаку и выкатывает его за порог Квартиры. Дверь закрывается за ним сама, мягко защелкивая засовы. Некоторое время он ведёт мопед за руль рядом с собой, пока, наконец, не удостоверяется, что шум от мотора не услышат квартиранты. Вскакивает на потертое жёсткое седло и уносится вперёд, навстречу холодному промозглому сумраку. Его затея пахнет жизнью и приключениями, хотя по спине и пробегают мурашки — не поймёшь, от холода или от страха. Фара Служаки до сих пор барахлит, несмотря на все починки, но улицы и без неё неплохо видно — как ни крути, в Квартал почти никогда не приходит настоящая ночь. Сумерки смешиваются с фонарным светом — белым, жёлтым, а порой и витражно-разноцветным. Ветер завывает в ушах, вцепляясь в тело холодными пальцами. В этот раз Пьеро попадает в Высокий Квартал быстрее, чем когда либо, словно улицы знают о его цели и становятся короче и шире. Дома с железными ставнями, как слепцы, прислушиваются к приглушенному рокоту мотора. Высокий люд сидит на ступеньках подъездов, чадя самокрутками и о чем-то переговариваясь. Никто не пытается ничего продать или подсунуть, остановив мопед, как это часто делают здесь, пытаясь заработать или навести порчу. Везде разлита тревожная тишина, от которой хочется скрыться, вернувшись обратно в безопасное тепло Квартиры. Но нельзя отступать на полпути. Это будет совсем уж глупо. Когда до конца пути остаётся, по ощущениям, пара улиц, Пьеро спешивается и оставляет Служаку в темном дворе, похожем на тот, где они были с Феей. Здесь его не заметят охотники за железом, а если бы и заметили… Едва ли можно позавидовать состоянию их здоровья после знакомства с охранным колдовством Графа. Остаток пути Пьеро преодолевает особенно осторожно, стараясь выйти к Кухне с той стороны, где нет ни прихвостней Мальборо, ни Медведя. Найти нужный Дом среди зданий Высокого Квартала оказывается довольно просто. Несмотря на весь архитектурный хаос местных улиц, Кухня выделяется из общей массы тёмных многоэтажных глыб. Старое восьмиэтажное здание, в стенах которого красный и серый кирпич смешиваются с бетонными блоками. Окна по большей части закрыты железными листами, так что Пьеро начинает даже сомневаться, что здесь кто-то живёт. Но от стен тянет Домом, его силой, пусть и чужой, и кирпич в них кажется более тёплым, чем обычный. Для проникновения Пьеро выбирает тёмный флигель. Он ниже основного здания, окна в нем шире и среди них куда больше открытых. Пьеро взбирается на широкий сколотый подоконник первого этажа, с него перелезает на угол здания, декорированный выступающими кирпичами — словно специально, чтобы по нему было проще карабкаться. От шершавого кирпича руки быстро начинают гореть, и квартирант, поначалу поставивший себе целью забраться на самый верхний — шестой — этаж флигеля, быстро понижает ставки сначала до пятого, а потом и до третьего. По четвёртому проходит длинный балкон без стекла, залезать на который Пьеро откровенно опасается ввиду ветхости его перил, за которые неминуемо придётся цепляться. Между вторым и третьим этажом в коленях пробегает неприятная дрожь, но до нужного подоконника добраться все же удаётся. Однако, скорчившись на узком выступе перед оконным стеклом, Пьеро с ужасом обнаруживает, что за открытой створкой окна скрывается вторая рама, незаметная с земли. Открыть её без шума едва ли удастся, как, впрочем, и перебраться на другое окно. Спуск вниз тоже кажется не самым лёгким предприятием — и Пьеро решается все же лезть выше, на четвёртый этаж. Как кошка, он приникает к проходящей рядом треугольной опоре балкона и уже начинает переползать к перилам, когда слышит внизу голоса. Скосив глаза, он замечает двух цыган, о чем-то ожесточённо-спорящих и потрясающих связками дешёвых амулетов. В локтях и коленях на мгновение появляется предательская нервная слабость, а в переносицу втыкаются тупые иглы мурашек… Но цыгане проходят мимо, ничего не заметив, и Пьеро с облегчением вздыхает. С трудом поднимается выше, стараясь сильнее упираться ногами в стену и держаться бёдрами за балконную опору, по возможности не тревожа подозрительно ржавые перила. Те благодарно скрипят и покачиваются в ответ на такую заботу. Выбрав пару стоек, кажущихся наименее хлипкими, Пьеро подтягивается на них и перебирается на балкон. Тело гудит от тревожного напряжения. В висках стучат глухие молотки. И все же где-то внутри, под рёбрами, прорастает радость: он сделал это! Он почти в самом сердце вражеского логова! Осталось всего-то ничего… Осторожно пригибаясь к площадке и прижимаясь к стене, Пьеро пробирается по балкону до низкой двери. Естественно, запертой. В широкую замочную щель вползает кончик ножа, губы шепчут старый заговор: Замок дрянной — зуб гнилой. Повернись, прокрутись — для меня отопрись. Гниль долой — пусти на постой. Замок тихо щелкает, отпираясь. Из-за двери пахнет чужим Домом. Маслом и пылью, старой потертой мебелью и полиролью. Пахнет густо и терпко, словно это не запах, а сваренный на приправах пряный суп. Чувствуется, что здесь любят мясо, сырое, жареное и вареное, любят огонь и угли, восковые свечи и самодельное мыло. И ко всему этому калейдоскопу ощущений примешивается страшный кислый запах крови и свежезаточенных ножей. Пьеро осторожно проскальзывает в дверную щель, из закутка, стиснутого стенами, одетыми в линялые обои, высовывается в коридор. Тихо и темно. Почти как в Квартире… Если бы не ощущение опасности, норовящей вцепиться в горло. Нервно моргает под потолком огромная лампа без абажура с тонкой уставшей проволокой, накала которой едва хватает, чтобы осветить коридор. Пьеро осматривается. Слева — выход на улицу и стена с темностекольными окнами. Справа — другая стена, с нишами, забитыми каким-то подозрительным хламом. Позади в нескольких шагах — дверь с латунной круглой ручкой. Впереди — в меру далёкий поворот коридора, из-за которого слышатся размеренные шаркающие шаги и постукивание трости. Сложно, в сущности, не догадаться, кто это может быть. Пьеро вздрагивает, покрываясь холодным потом. Встреча с Йотуном в его планы совершенно не входит… Что он вообще забыл во флигеле? Квартирант нервно пятится назад, шаги и стук неумолимо приближаются, вместе с тихим бормотанием. Не разобрать ни слова — а жаль. Спина упирается во что-то… В стену? Нет, в дверь. Пьеро судорожно нащупывает латунную ручку и поворачивает, только сейчас осознавая, что куда вернее было бы выбираться на балкон. Но менять маршрут уже поздно. Он проваливается в тёмную комнату и, притворив дверь, приникает к замочной скважине, приговаривая, как мантру: Глазом не видит, Носом не чует, След не возьмёт, Тропу потеряет… Йотун показывается в коридоре, обрамленный черной рамкой замочной скважины. На всей его фигуре лежит печать какой-то страшной усталости. Глаза почти не бродят взглядом по всему вокруг, а смирно смотрят вперёд — Пьеро даже на мгновение кажется, что Йотун заметил его, но он быстро понимает, что ошибся. Людоед приваливается к стене. Сюртук его расстегнут на груди, ботфорты скатаны до икр, а левое колено скрыто компрессом. Выходит он и вправду хром, а не прикидывается, как говорят… До Пьеро долетают обрывки йотунова бормотания: «В ответе за чад своих… Так научил бы… Усатый… Как отвечать, если чада — все Дома?» — голос Хозяина Кухни вдруг крепнет, но срывается в хрип. Он качает головой, протирая высокий лоб. И сразу как-то резко распрямляется, будто стряхивая с себя утомленность, как ветхие лохмотья. Берет что-то из стенной ниши, прячет за пазуху и уже куда менее шаркающей походкой возвращается за угол. Только на мгновение задерживается, кажется, принюхиваясь… Пьеро замирает, стараясь не дышать. Ему кажется, что он слышит, как ноздри людоеда втягивают воздух. Он даже отодвигается от двери, боясь, что ее сейчас пронзит один из знаменитых йотуновых ножей… Но Хозяин Кухни все же уходит. Квартирант прислоняется к стене, тяжело дыша. Но едва он успевает перевести дух, как раздаются новые шаги. Уже совсем близко. Нет времени всматриваться в скважину. Пьеро вскакивает с пола и на цыпочках бежит вглубь комнаты, ставшей ему убежищем. Сворачивает в узкий коридор с голыми стенами. Шарахается в дверной проем, в надежде на укрытие, но это только ванная с потрескавшимся кафелем. Натыкаясь на стены и спотыкаясь в темноте, Пьеро находит ещё одну комнату, слегка освещенную полузанавешенным окном. Выбор невелик, и он прячется под кровать, стоящую у стены, пытаясь успокоить шумное дыхание. От удара ноги распахивается входная дверь. Тяжёлые шаги движутся во мраке, по паркетному старому полу стучат подковки сапог. Знакомо стучат… В комнате пахнет табаком и вощеной кожей, стелются дымкой терпкая обида и злость. Из-под кровати видно не так уж много — только пол и полоску стены с серыми от темноты обоями, возле которой стоят склянки с куйтючьим маслом. В этом зрительном пространстве появляется сначала один сапог на толстой подошве, потом другой. Сапоги приближаются к кровати, на неё кто-то грузно садится, вызывая короткий скрип поперечных перекладин под матрасом. Запах табака и вощеной кожи становится сильнее. Пьеро задерживает дыхание. Удача к нему сегодня определенно не благосклонна. Мальборо сидит почти неподвижно, как статуя. Кажется даже, что он заснул, но снизу сказать этого наверняка нельзя. На пол осыпается сигаретный пепел. Квартирант осторожно выдыхает и вдыхает снова, проверяя оставшийся в рукаве с момента отпирания двери нож. — Вылезай, — сипло предлагает Мальборо, закидывая ногу на ногу. Пьеро старательно делает вид, что его вовсе нет под кроватью и вообще в этой комнате. — Да вылезай же, — повторяет ковбой, — Я все равно знаю, что ты там. А доставать сил нет. Пьеро нервно сглатывает. Мальборо поднимается с кровати и отходит к стене, освобождая путь. Пьеро осторожно выползает и быстро встаёт с пола, сходу раскрывая нож. Мальборо наблюдает за ним сквозь очки почти с интересом. Куртка и кожаные штаны его испачканы в пыли, волосы спутаны, местами в них застрял мелкий сор, словно ими подметали пол. От него пахнет перегаром и древесным дымом. Как видно, некоторое время перед возвращением домой он провел у костров на пустырях. — Не собираюсь я тебя потрошить, — тихо говорит Мальборо, демонстративно разводит руками, — Сомневаюсь, что в этом есть смысл. — А тебе всегда нужен смысл? — саркастично интересуется Пьеро. — Наверное нет, — задумчиво отвечает Мальборо, опираясь о подоконник и проминая тяжёлые шторы, — Но сейчас мне нет нужды тебя резать. Я и так знаю, что могу. Незачем проверять. Пьеро нервно косится на его руки, пытаясь сделать выводы из туманной фразы. Как бы то ни было, а от Высокого Люда всегда жди беды… — Ты никогда не задумывался о том, зачем все это, а? — вдруг спрашивает ковбой, раскуривая новую сигарету. — Что — «это»? — Квартал, Дома, Хозяева… Передел? — Понятия не имею, — подумав, отвечает Пьеро. Но Мальборо словно не замечает его ответа, — Вот начерта было создавать такое место… Свободное, значит… Чтобы все равно кому-то приходилось ползать и пресмыкаться, а? Почему бы просто не устроить нормальный порядок, как в Муниципалитете? — он смеётся хрипло и как-то тоскливо-горько. — Чтобы каждый поступал, как может, — осторожно предполагает Пьеро, — Если может ползать — пусть ползает. А если может летать… — А ты, наверняка, летаешь, значит? — Почему бы и нет, — скромно пожимает плечами квартирант, не забывая следить за чужими руками. — Брехня, — улыбается ковбой, — Ты ползаешь, я тоже ползаю. Все ползают — одни Хозяева, может быть, ходят. И то — придумали себе Порядок, чтобы жизнь мёдом не казалась. — Я пока не знаю наверняка, что я ползаю, — сухо выговаривает Пьеро, — Но рад за тебя. Уверенность это хорошо. Мальборо кривится, — Все ты знаешь. Тоже ползаешь. Ты служишь оборотню, он — Графу. По их указке пришёл ведь? — Нет. — Врешь. А хотя… Какая разница. Чего тебе надо? Зачем притащился в самые лапы к Йотуну? — Да так… — уклончиво сообщает Пьеро. — Выведать хочешь что по-интереснее? — Хочу, — соглашается квартирант. — Ну так и не бреши, — устало резюмирует Мальборо, — Все равно выведывать нечего. Всё у хромого в башке. — Но что-то же вы готовили? — упорствует Пьеро, — Что ты тогда приносил ему на подносе? С кем он тогда говорил? Мальборо смотрит на него почти удивлённо. Усмехается, обнажая чуть заостренные зубы, и вздыхает глубоко и тяжело, словно смиряясь с чем-то непосильно гнетущим. — А я почём знаю? — говорит он наконец, — Моё дело — принести ему, что положено, от Мороки. Голос его понижается и становится утробным. Ковбой вдруг отдергивается от подоконника, как ударенный током, и придвигается к Пьеро, обдавая перегаром и дымом. — Колдовство он готовит, — сипло шепчет он, перехватывая заблаговременно руку квартиранта с ножом, — Древнее, какого давно никто не творил. Оттого и собирается так долго, что вещей всех никак отыскать не может. — А зачем ему колдовство? — тоже шепчет Пьеро, — Для Передела? — А я откуда знаю? — качает головой Мальборо и отходит назад, спихивая шляпу с головы на спину, — Теперь иди, пока я добрый, и пока хромой не пожаловал. Кыш. Квартирант кивает осторожно и, не убирая нож отступает. Уже в дверном проёме он вдруг говорит, — Спасибо. Но Мальборо не слышит этого или предпочитает не отвечать. Пьеро выходит из его обиталища тихо-тихо, как и вошёл, на этот раз не встречая ни Йотуна, ни иных неприятных знакомых. Перебирается через балконные перила, сползает на мостовую… Только когда он уже почти скрывается в дворах, на миг его посещает ощущение чужого холодного хищного взгляда, упершегося в спину между лопаток, точно кинжал. Но оно быстро проходит.