Полюбить за 30 дней лета

После разговора с Катериной Кира вернулась какая-то странная. Мещеряков поймал на себе два или три косых взгляда, не слишком-то довольных, даже спросил, не случилось ли чего-нибудь, но девушка, разумеется, промолчала - когда бы это она делилась подробностями ссор с соседкой? Впрочем, наверное, его случайный собеседник был прав: на девушку нельзя давить. Сменкина вела себя куда приветливее с той поры, как он перестал к ней так нагло лезть. Вот уж, действительно, кто-то радуется от подобного подхода, а кому-то не по себе - поди догадайся, кто к какому классу относится! Мещеряков, конечно, понимал, что Кира скорее исключение из правил, чем определение какой-то тенденции, но хватает же и таких девушек, как она! Да, их меньше, но всё равно - бывают… Он тряхнул головой. Нет, права Кира, пора завязывать с этими бессонными ночами. Он так и днём ничего сделать не может, и ночью не спит, сидит тут, караулит, да всё без толку. Через узкое окошко можно было смотреть на небо. Уже забрезжил рассвет, и линия горизонта, доселе мрачневшая чёрной полоской леса, теперь засияла яркими цветами, совершенно несвойственными небесам днём. Мещеряков даже залюбовался, хотя никогда не был поклонником пейзажей. В городе он не поднимал голову вверх - не находил времени, чтобы смотреть на причудливые формы туч. Здесь же, в глухой деревне, впору было стать романтичным… Может, и Кире так будет приятнее. Что-то скрипнуло, и Мещеряков против воли напрягся. Звук не повторился, и он подумал, что это, наверное, случайно что-то в лесу щёлкнуло, а он уже отреагировал - хватит дежурить, спать пора. Но скрип повторился, и Артём едва не подлетел к окну. Нарочно медленно, как в детективном фильме, приоткрылась дверь. Чёрная тень - злоумышленник завернулся в тёмный плащ, - проскользнула на двор. Пола плаща задёргалась: возмущённо закудахтал проснувшийся петух, сворованный прямо с места своего жительства. Тень зашипела, заматерилась себе под нос, попыталась пальцами зажать петуху клюв, а потом двинулась к двери. — Даже запираться перестали, идиоты, — прокомментировала тень, когда дверь неожиданно легко поддалась. Раньше он, очевидно, проникал через окно - пролезал же. Мещеряков вжался в стену. Его едва не припечатали дверью, но Артём не позволил себе проронить ни единого звука. Под ногой у тени скрипнула половица, но злоумышленник не соизволил испугаться. Очевидно, тут по ночам много чего скрипело, и он привык к такому звуковому многообразию, так что сейчас смело продвигался вглубь помещения. Петух вновь попытался закукарекать, и тень вынуждена была остановиться. Птица повозилась под плащом, но вырваться не смогла, потому предпочла смирно ожидать свою судьбу, пока вредитель, едва не выдрав ему крылья, старательно выбирал место для установки петуха. Очутившись на подоконнике, птица молча - знает толк в конспирации! - двинулась вдоль окна, а потом спрыгнула вниз, на пол. Не прошло и нескольких секунд, как петух добрался до кровати и прицелился, чтобы пристроиться у Киры под боком. Злоумышленник же медленно открывал окно, собираясь впустить в дом побольше прохладного воздуха и заодно оправдать существование петуха в нём. А после случилось нечто, полностью повергнувшее тень в шок. Во-первых, Артём включил свет. Вопреки уверенности многих в том, что электричество для деревни - роскошь, в Изваре с этим было всё в порядке, никаких проблем! И лампочки Ильича, допотопные и совершенно не славившиеся своей надёжностью, светили более чем ярко и стойко. Ничего не мигало, и загорались быстро, так что яркий, слепящий свет наглецу был обеспечен! Мещеряков даже сам зажмурился, от греха подальше! Во-вторых, проснулась Кира. Неизвестно, что спровоцировало её пробуждение - то ли мостившийся под боком петух, то ли скрип открываемого окна, то ли шипение лампочки, то ли испуганный вскрик пойманной тени, но девушка распахнула глаза, быстро заморгала, пытаясь прийти в себя, и закрутила головой в поисках источника пробуждения. И, разумеется, самым первым она заприметила не злоумышленника и не Мещерякова, а петуха - и завизжала, как и полагалось девушке, что до потери сознания боится всего, что может её клюнуть. Злоумышленник в ответ бросился бежать, но наткнулся на Артёма. Поняв, что этот путь заблокирован, он избрал второй и принял решение уходить через окно. Ушёл, правда, недалеко - зацепился краем своего чёрного плаща за выступ подоконника, зашатался и завалился внутрь комнаты. Благо, вовремя избавился от своего маскировочного наряда, и теперь валялся посреди комнаты во вполне обычной одежде. Кира затихла и, смахнув петуха с кровати, словно это не он вызвал у неё переполненный ужасом визг, перебралась поближе к злоумышленнику, чтобы рассмотреть, кто ж это был. — Ну и воспитание! — возмутилась она, с трудом подбирая цензурные выражения. — Ага, — Артём, словно грозовая туча, застыл над пойманным наглецом. — Ну что, городской мэн, сядем в тюрьму или мирно решать будем? — Несовершеннолетних в тюрьму не сажают! — возмутился мальчишка. — А мне всего двенадцать! — Значит, найдём страну, в которой сажают, — прошипел Артём. — Ты что удумал? Сколько уже нервы нам портишь, не стыдно? Малолетний паршивец! Сейчас отведу к родителям! "Городской мэн" вскочил на ноги, воровато оглянулся и вновь бросился в окно. — Я совершу суицид! — завопил он, когда Мещеряков поймал его за воротник. — Я лучше умру быстрой смертью, чем позволю какому-то грязному дядьке опозорить мою родню! — Суицид? Выпрыгнешь из окна первого этажа? От этого ещё никто не умирал, и от хорошенькой порции ремня - тоже, — Артём затянул мальчишку обратно в дом. — Кира, ты можешь отдыхать, я сам с ним разберусь. Кира не проронила ни единого слова, только переглянулась с петухом, решила, что уже смирилась с его существованием и, завернувшись в одеяло, то и дело падавшее на пол, плюхнулась обратно на подушки. Артёму же спать перехотелось. Он, не экономя силы, схватил мальчишку за ухо и потянул прочь. Церемониться? Ну уж нет! Мало ли этот паршивец натворил, чтобы теперь к нему относиться с уважением? Да Мещерякову вообще хотелось его придушить, а не только надавать по одному месту, но за убийство детей, к сожалению, судят, даже если дети эти - безмозглые изуверы и будущие преступники. — Где живёшь? — уже когда они оказались за забором, строго спросил Артём. Мальчишка надулся. – Не скажу! — Не скажешь? — Артём хитро прищурился. — Хорошо! — он окинул его взглядом. — Так-с, кармана у нас всего два… Ну, это недолго… А, вот и искомое! Айфон - разумеется, с каким ещё телефоном будет ходить это курящее нечто, - был пусть не последней модели, а всего лишь седьмой, но стоил всё равно дорого. Мещеряков, никогда особенно не ценивший эту фирму, подумал, что жалеть о погибшем чуде техники точно не будет, замахнулся им, но мальчишка тут же повис на его руке. — Нет! – завопил он. — Это противозаконно! Я к дяде участковому пойду! — И там-то мы с твоими родителями и познакомимся, — подытожил Артём. — Либо говоришь, куда идти, либо разобью твой телефон на мелкие кусочки. — Я провожу, — упёрся мальчишка. — А вы телефон отдайте… — Адрес, — с нажимом произнёс Артём . — Пока не будет адреса, можешь забыть о своём телефоне. — Приозерная, три! — ядовито сообщил мальчишка. — А раньше была Красноармейская! Что, много тебе это сказало? "Сами мы неместные, люди добрые, скажите, куда идти"… — Ой, местный нашёлся! — донеслось откуда-то сбоку. — Здравствуй, Тёмочка! Отловили шкодника-то? Это он петуха из курятника таскает? А я-то думала, почему мои бедные куры перестали нестись! — из-за забора выглянула Катерина. — Так шумите, что я аж проснулась… — и успела накраситься и одеться в самое лучшее, что нашла у себя в шкафу, а Артёму предлагалось в это поверить. — Тебе, Тёмочка , направо, потом у красного дома налево, а там уже и табличка будет… —Спасибо, — сухо поблагодарил Мещеряков, вновь поймал мальчишку за ворот футболки и бодро зашагал по дороге. Паренёк уже и не вырывался. Вся спесь вылетела из городского мэна, словно и не было, и он теперь шёл, сердитый, и всё поглядывал на руку Артёма - ждал, пока тот ослабит хватку, даст возможность выхватить айфон и сбежать. А там как докажешь, что мальчик что-то дурное сделал? Можно подумать, Артём не знал, какие у паршивца были планы! Он собирался забраться в кровать, сообщить родителям, что спал всё это время, а наглый мужчина на него наговаривает, может, педофил какой-то… Приозерная, три оказалась обыкновенным деревенским домиком, симпатичным, кирпичным, из тех, что хоть и не выросли выше первого этажа, но всё равно красовались ровными стенами, ухоженным двориком, побеленным забором и рядами цветов, продемонстрированных пытливому народу. Огород с грядками, сотки картошки и, может быть, гектары чего-то другого скрывались либо за домом, либо вообще на другой стороне деревни, где делили землю, а тут - только красота и спокойствие. В доме все спали. Когда Артём, не особенно церемонясь, толкнул резную калитку, вволок за собой наглого мальчишку, дошёл до двери и громко в неё постучал, ответа ожидаемо не последовало. Мещерякову, впрочем, было плевать, спят люди или нет, терпеть это юное стихийное бедствие, пытавшееся сейчас укусить его за запястье и высвободить драгоценный телефон с эмблемой в виде надкушенного яблока, мужчина не собирался. На третий стук открыли. — Вы что себе позволяете! — возмутилась пожилая, лет шестидесяти, женщина. — Ночь ещё на дворе… — У кого ночь, а у кого раннее утро, — Артём потянул мальчишку вперёд. — Ваше? Хозяйка дома вынуждена была протереть глаза, включить в коридоре свет и прищуриться, чтобы, привыкнув наконец-то к свету, опознать в мальчишке собственного внука, а потом схватилась за сердце. — Пашенька! Вы что сделали с моим внуком? — Пашенька, — протянул Артём, — мне более известный как "городской мэн", был замешан в ряде преступлений. Курение у моей душевой кабины, подсматривание за моей женой в той же кабине хамство и, наконец, кража со взломом. И взлом без кражи тоже. Так что, будем разбираться? — Будем… — вздохнула женщина и обречённо представилась: — Елизавета Михайловна. *** Артём чувствовал себя выжатым, как лимон. Вроде бы просто отчитал вреднючего мальчишку, но сколько пришлось потратить нервов, чтобы доказать его бабушке: да, её драгоценный Пашенька виновен, да, он позволял себе лазить по чужим домам, воровать петухов и подкладывать их девушкам в постели, а самое страшное - курил! И сигареты были незамедлительно обнаружены под матрасом, а всё равно Елизавета Михайловна утверждала, что Пашенька - хороший мальчик, не мог он такого сделать, его подставили! А потом хваталась за сердце, когда Артём грозил полицией, говорила, что он в гроб её вгонит… И впихнула банку квашеных огурцов, нынче красовавшуюся на столе. — Что это? — спросила Кира. — Это? Вроде как взятка, — вздохнул Мещеряков. — За то, что я не пойду к участковому с её внучком. Обещала, что за Пашенька присмотрит… — Пашенька? — За городским придурком этим. Присмотрит, в доме закроет, больше никуда без сопровождения выпускать не будет, — Артём прошёл мимо Киры в спальню, опёрся о стену, закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот уснёт. — Значит, это он лазил? — А кто ж ещё? — усмехнулся Мещеряков. — Теперь не должен. — Может, отпразднуем? Артём нехотя открыл один глаз. Кира стояла рядом, смотрела на него, кажется, вполне серьёзно смотрела. На губах играла странная улыбка, неопределённая такая, словно девушка смущалась своих чувств, но скрывать их тоже не спешила. Мещерякову в какое-то мгновение показалось, что Кира даже руку протянула, дабы к нему прикоснуться… Спать больше надо, а то такими темпами он придумает, что Кира влюблена в него без памяти - а этого просто быть не может! Чтоб леди Мымра - и влюбилась? Чтобы она хоть взаимностью ответила? Артём ни с того ни с сего вспомнил, как девушка вела себя на работе, и ему стало так смешно… Нет, Кира стала вести себя мягче с той поры, как он тоже проявляет меньше настойчивости. Наверное, прав был Стас, что сказал – на девушку нельзя давить? Вот и он не давит. Чёрт, что ж так спать хочется? — Ну так что? —напомнила о себе Кира. — Давай я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Мне Катерина бутылку впихнула с домашней наливкой, говорит, что вкусная. Можем вечером посидеть. — Ты извини, — Артём разлепил уже оба глаза, — но я, наверное, не смогу. — Не сможешь? Чем же это ты так занят? В голосе вновь зазвенели те же руководительские нотки. О, проснулась! Надо же, сколько времени сдерживалась, а теперь вновь тот же тон, злой такой, надменный даже. — Я не спал двое суток, — пояснил Артём. — Отсыпаться буду. Можно? Кира отстранилась. — Можно. Кто ж тебе, герою-следопыту, запретит. Мещеряков открыл было рот, чтобы возразить и сказать, что Кира запретить может, а потом вспомнил - они не на работе. Странно даже, а он впервые почувствовал себя таким вымотанным, словно три смены подряд, без передыха. Не надо было караулить… Что было в чае этой тёти Лизы? — От тебя несёт спиртным, — отметила Кира. — Иди, Мещеряков, проспись. — Я не пил! — возмутился Артём. — Только чаёк… — Да-да, я чувствую. Он отлепился от стены, посмотрел на Киру, сделал несколько шагов в направлении кровати и, пошатнувшись, упал на неё. Сменкина, кажется, возмущённо что-то произнесла, а потом - затолкала его на кровать и укрыла. Какая забота! Так что в том чае было-то? — Мещеряков - Мещеряков! — раздражённый голос пробивался сквозь цветные круги, прыгавшие перед глазами. — Неужели тебе и вправду плевать? А я почти поверила. — Мне? Плевать?! — взвился Артём, вскакивая с кровати, и тут же упал обратно. — Не плевать мне, не подумай! И ты такая краси-и-ивая… Кира Андреевна, ты не злись, я… Цветные круги запрыгали с удвоенной скоростью. — Ки-и-ира? — поинтересовался у тёмного пятна Артём. Пятно не ответило, всё потемнело и превратилось в сплошную чёрную ночь.