Радости мук

      — Слышал, скоро у вас в академии намечается Вороний бал, — Тайлер присел к Уэнсдей за столик, попутно вытирая свои руки о небольшую белую салфетку от множества сладких сиропов, разлитых по кофейным стаканчикам.       За окном уже во всю свирепствовала осень с её неугомонными ветрами и бесконечно плывущими тучами, из-за чего в кафе стало захаживать теперь намного больше посетителей. Обычно у бариста было предостаточно времени, чтобы вести беседы с новенькой черноволосой студенткой-изгоем, однако в последнее время от заказов не было отбоя, — и это ему очень мешало.       — Ну, и? — безучастно спросила Аддамс, сидя напротив, листая какую-то книгу, и Тайлер уже привык, что кому угодно на свете эта девчонка уделяет больше времени, чем ему. Даже какой-то книге, весьма потрёпанной и прожелтевшей.       Очень сильно мешало. Эта девушка, что всегда застывала в оцепенении, совершенно не моргая, казавшаяся полностью безразличной по началу, действовала на него слишком притягательно. К чему обманываться? Будто в его жизни не доставало ещё одного хозяйского поводка: и кажется, за её шлейкой Тайлер был готов бежать добровольно. Однако привязь Лорел Гейтс была намного сильней, и сын шерифа в глубине души начал жалеть, что не повстречал Уэнсдей Аддамс раньше.       — Не хотела бы сходить со мной на танцы? — спрашивает Тайлер, кладя руки на стол. Он взглянул прямо на черноволосую, совершенно не стесняясь, ведь та сама редко когда на него смотрела.       Заслышав вопрос, Аддамс медленно отложила книгу и обратила своё внимание с тяжёлым, казавшимся всегда глубоким взглядом на парня напротив. И в такие моменты Галпин не мог понять: был ли он рад, что Уэнсди наконец взглянула на него, или нет. Ибо он чувствовал, как захватывает его всего: он забывал обо всех собственных мысленных рассуждениях и опасениях, — с какой-то молниеносной быстротой Тайлер погружался в бездну её зрачков, которая порой была даже безумно пугающей. Но он лишь продолжал улыбаться, ощущая как в собственный загривок впиваются сотни маленьких острых игл. Несмотря на то, что такое он испытывал только, когда превращался в монстра под безумным взглядом хозяйки, это, в случае с юной студенткой, было даже приятно.       И всё его одинокое, робкое любопытство, вспыхнувшее в первую встречу с очередной студенткой из Невермора, сменилось инстинктивной снисходительностью, которой Тайлер проникся к девушке, к весьма красивой, несмотря на вечные небольшие синяки под глазами и губы, навсегда застывшие к окружающему миру, совершенно, кажется, непомыслящие когда-либо улыбнуться. Бариста частенько измышлял ночами, ворочаясь на кровати, о ней, пахнущей какими-то пряностями: тонких угольных бровях, бросающих тень на веки, устах цвета винного осадка, вдруг по волшебству исказившихся так, что на беловатых щеках появлялись ямочки, о шёлковых чулках, выглядывающих из-за короткого края длинной юбки и заправленных в кожаные туфли.       После таких мыслей тугие узлы мышц начинали твердеть, посылая томление по всему телу и медленно приводя к адскому кипению кровь. Накаляя прохладные простыни, обнажённая грудь покрывалась пятнами, которые уходили наверх к натянутой шее и куда-то вниз, за край хлопковых домашних штанов. Но, не взирая на возникшее возбуждение, к которому хотелось прикоснуться, воскрешая в своих мыслях волнующие образы, сын шерифа продолжал лежать, закинув руки за голову и смотря в потолок, плотно сжав губы в жёсткую линию.       Это всё очень мешало, ведь Уэнсдей Аддамс была целью его хозяйки.        — Из всей современности человечества, — начала твёрдо Аддамс, — Я признаю только науку, поэтому мне не хочется наблюдать за тем, как мои сверстники нелепо дёргаются, называя это танцами, под странную музыку.       На лице Уэнсдей не дрогнул ни один мускул, хотя последние слова она произносила таким недовольным тоном, который обычно сопровождается хождением желвак по скулам. Тайлеру даже стало интересно, какова она в гневе: насколько черноволосая могла наплевать на окружающих и бросить их в адский котёл, насколько сильно могли заметать чёрные молнии из её круглых глаз, насколько ядовитыми могли быть её слова, больно колющие сердце и разум, ну а главное — исказится ли хоть как-то её лицо, появится ли там злая усмешка или напротив — её пухлые уста сожмутся, налившись кровью ещё пуще. Пребывая сейчас в этих мыслях, сын шерифа ненароком размял шею, вдруг ощутив дикий прилив усталости.       — Однако обстоятельства поимки убийцы, который терроризирует округу, навязывают мне это общество. Я уже договорилась с Ксавьером, — черноволосая громко захлопнула книгу, да так, что Тайлер почувствовал мимолётный выпад запаха старинных страниц и пыли.       — Ну что же, я понял… Желаю вам удачного вечера, — произнёс бариста, опустив голову, стоило только услышать отдалённый ответ, и почувствовав, как сердце чудовища закололо.       «А тебе-то что?» — вдруг свирепо обратился Галпин к зарокотавшему внутри монстру, смотря вслед удаляющейся к выходу Уэнсдей. Парень ощутил себя до обидности ничтожно, будучи оставленным одиноко сидящим за кофейным столиком.       За окном стало намного темнее, чем пару мгновений ранее, — кажется, погода, вот-вот готовившаяся разразиться ливнем, приветствовала мрачную Уэнсдей Аддамс, которая засиделась в кафетерии. И как только послышался лёгкий звон, извещающий о том, что черноволосая студентка скрылась за прозрачными дверями помещения, с лица Тайлера тут же пропало подобие улыбки. Он обратил свой взгляд за стекло, где можно было заметить удаляющуюся миниатюрную фигурку по направлению к автобусам, что ходили до Невермора. Юноша медленно положил руку на сердце, не отводя своего взгляда от окна, ощущая, как печальный гнев разливается до каждого напряжённого нерва, до каждой дико заметавшейся клеточки. Прислушиваясь к тому, как монстр, что до этого тревожно спал где-то в глубинах юноши, сейчас выл и метался по сторонам его души, сам Галпин был дико поражён.       Он бы и продолжал так сидеть со стеклянным, давно невидящим взглядом, если бы не очередная посетительница:       — Извините, вы ведь бариста? Я бы хотела сделать заказ, но за стойкой уже давно никого нет…       — Да, прошу прощения, — Тайлер подскочил из-за стола, стараясь натянуть на себя привычную дежурную улыбку работника заведения. И если у него это получилось с переменным успехом, то прогнать взгляд обеспокоенного зверя не вышло.       Весь оставшийся день парень был немногословен, а когда добрался до дома, то и вовсе умолк, ибо там его ждала тишина и полное одиночество. Гоняясь за зверем, его отец сутками не бывал дома, и парень был предоставлен самому себе. Хотя, когда всё было иначе и шериф был рядом с сыном, разговор всё равно как-то не клеился, сопровождаясь лишь сухими фразами о делах. Самому Тайлеру редко, когда хотелось общаться с отцом после того, как Лорел открыла ему правду на историю о матери и её браке с полицейским Джерико. За это он был ей даже благодарен: за открывшуюся боль и рану, которую он постоянно сам же и вскрывал, задавая отцу вопросы о маме.       Любил ли он её? Чудовище. Монстра. Любил ли отец своего сына?       Кажется, очень быстро эти вопросы шерифу надоели, и он отправил Тайлера к психологу. И это было настолько весело, что Галпин даже по началу старался честно отвечать на этих сеансах хоть что-либо правдивое о своих чувствах и эмоциях, — но вскоре всё это стало бесполезным. Потому что в нём затрещали кости, волнами хлынула кровь, разум и сердце раздвоились: в нём пробудился зверь.       И этот зверь, что до этого был холоден к полной странностей, с мрачным видом девчонке, сейчас выл от обиды, прямо, как и сам Тайлер, что тихо присел на кровать после длинного рабочего дня. Это было до глупости, до тошноты смешно: вся жестокость монстра выходила из границ человеческого понимания, однако сам Галпин не отрицал в себе милосердия, он обожал своё окружение, работу, в то время, как демон старался всё это пожрать. Несмотря на пылкость желаний, которые просыпались всякий раз, стоило только неподступной Аддамс появиться рядом или ему подумать о ней, Тайлер был терпелив. Превращаясь в жестокое подобие жизни, жаждущее разорвать обидчика своего хозяина, сын шерифа ощущал волнение перед девушкой. Храня в себе деспотизм и резкость, он бы хотел коснуться её и понять, что такое нежность, ведь был абсолютно уверен, что нет ничего нежнее бархата прохладной кожи Уэнсдей Аддамс.       — Как же жалко, — произнёс Тайлер, и его слова эхом утонули в глубине спальни. Он вдруг засмеялся от осознания той мысли, которую долго не хотел признавать.       Кажется, и сам хайд не был против того, чтобы его хозяйкой стала студентка Невермора, тяга к которой была столь сильна, что даже смогла всколыхнуть монстра, подчиняющегося только одному человеку.       Галпин ощутил себя не в своей тарелке, стало вдруг душно и жарко, и он упал спиной на мягкий матрац, попутно раздеваясь, чуть ли не разрывая мешающую одежду.       Стоило ему только представить, как девушка, что ему нравится, будет танцевать на балу, на который вообще не собиралась идти, с другим парнем, как дуга его груди натянулась, мускулистые руки, что заставляли подозревать недюжинную силу, напряглись, — всё отяжелело от злости. Тайлер бы очень хотел ощутить в своих руках её тонкий стан, который подрагивал от танцевальных движений, ненароком огладить на удивление крепкие бока, в которых перекатывались маленькие мышцы, опустить ладони на девичью поясницу и чуть ближе притянуть черноволосую к себе, так, чтобы едва касаться своей грудью её, чтобы ощутить её приятный запах, от которого по началу накатывало спокойствие, а потом — томное волнение, разгорающееся где-то в животе.       Всё из-за Лорел Гейтс. Если бы не она, Уэнсдей не пришлось бы тащиться на бал, да и ещё в компании странного парня-сокурсника. Тайлер впервые подумал о том, что был бы не против при следующей встрече с господином хайда, попытаться пробиться сквозь дебри гипноза и разорвать хозяйское брюхо, как это было уже с десятками жертв.       Вместо того, чтобы по очередному приказу Лорел гоняться за изгоями из Невермора, вспарывать им живот, вгрызаться в их плоть, Тайлер бы хотел стискивать зубы на шее у распростёртой перед ним Аддамс, ощутить впервые её учащённый пульс, увидеть немного резкий блестящий взгляд карих глаз, на собственных губах почувствовать её мягкие, едва уловимые вздохи, которые он бы точно выбил из её ровной прелестной груди.       Так прошла целая неделя: глубоко в мыслях и подавляющих чувствах обиды. Но чем ближе было время к Вороному балу в академии, тем всё больше Галпин остывал. Уэнсдей не спешила появляться в кафе, чтобы побыть вдали от, как она выражалась, шумной академии. Лорел не звала его, видимо, будучи занятой подготовкой к танцам из-за своей должности преподавателя. Так бы всё и продолжалось: мирно и спокойно, — если бы не письмо, оказавшееся у него вечером накануне бала. Вглядываясь в аккуратный каллиграфический почерк, сын шерифа даже и не мог понять, что испытывал.       То ли счастье, то ли очередной прилив жестокости, которую он не мог контролировать из-за зверя, что вновь пробудился, стоило только Уэнсдей Аддамс дать знать о себе. Кажется, хайд тоже был рад, по-своему.       — Я так рад, что ты всё-таки согласилась пойти со мной, — оказавшись у открытых дверей в студенческое общежитие Невермора, где проживала черноволосая, бариста улыбался совершенно искренне.       — Э, что, прости? — Уэнсдей вопросительно покачала головой, не спеша пропустить парня внутрь своей комнаты. Девушка встала горой, крепко держа дверь в руках, не давая подробно разглядеть свою обитель.       Юная Аддамс с неподдельным удивлением оглядела появившегося у неё на пороге нормиса. Кажется, она снова зашла в тупик… Почему этот такой порою надоедливый бариста сейчас стоит у её двери и говорит о танцах? Сущая загадка, однако раскрыть эту тайну не составило особого труда. Она резко отвернулась в сторону, где за дверью пальцами весело размахивал Вещь. Ручной помощник вовсе и не стеснялся, не стараясь скрывать правду об авторе записки, которую Галпин в этот момент вертел в своих руках.       Черноволосая на пару секунд возвела глаза к потолку и чуть не взвыла. Тайлер уже был при параде: одет по дресс-коду очередного Вороного бала. Она вновь на него взглянула, тот продолжал робко улыбаться, однако в голубых глазах вспыхивало так много искр, что Уэнсдей поспешила быстро протараторить:       — Мне нужна пара минут.       И тут дверь громко захлопнулась перед самым носом парня. Галпин усмехнулся, опираясь на косяк в ожидании. Он не мог и представить, чтобы Аддамс оделась во что-то полностью белое, и сомневался в том, что она не нарушит всеобщее правило одежды для танцев. Однако, сын шерифа был готов ко всему.       И конечно же, Уэнсдей вышла в привычном для себя цвете, — в черном, как ночь. Но платье, сидевшее на девушке, было просто бесподобным. Оно тонко обрамляло её фигуру, подчеркивая изгибы и рельеф, которые обычно бариста не мог заметить из-за формы Невермора. Он открыл было рот, чтобы сказать, как она прекрасна и обворожительна, однако Аддамс была первой, перебивая его:       — Давай опустим. Я выгляжу, как потенциальный объект для определения мужского внимания, и это утомляет.       — Ты выглядишь просто великолепно, — и это была чистейшая правда. Тайлер не смог сдержать слов, разглядывая чёрное платье, с пышной юбкой, редкими кружевами и оборками.       Уэнсдей лишь закатила глаза и прошла мимо него, оставляя своего кавалера на этот вечер позади. Но Галпин и не был против, желая рассмотреть её прямую спину, обтянутую тонкой тканью. Засмотревшись, он едва не пропустил вопрос:       — Ты идёшь? — послышалось издалека. Парень моргнул пару раз, будто просыпаясь ото сна, и поспешил вперёд, за своей спутницей.

***

      Галпин почувствовал, как в зале стало нереально душно, и скорее всего так казалось лишь ему, ибо он не мог оторвать взгляда от черноволосой, которая своим видом и танцем пустила по его внутренностям раскалённый металл. Настоящая бестия. Фурия.       Тайлер подошёл ближе в Уэнсдей, — веселая мелодия 80-х сменилась на что-то попсовое, но ему было уже всё равно на музыку. Он наблюдал за тем, как часто вздымалась грудь, обтянутая чёрными тисками платья, как на шее напрягались мышцы, а уста беспокойно приоткрылись, и губы увлажнялись частым движением юркого язычка, будто девушка начала испытывать жажду. Сейчас перед ним Аддамс казалась намного живее, чем… всегда. И так хотелось смять её тонкие бока и притянуть к себе, дабы прочувствовать весь её едва уловимый пыл, разделить вместе с ней этот момент.       Сыну шерифа вдруг стало слишком тесно в одежде: в дурацкой рубашке и пиджаке. И свой жар он бы хотел куда-то деть, желательно — передать его Аддамс, что в этот вечер стала для него намного соблазнительней, чем раньше. Он никогда раньше не мог и подумать насчёт Уэнсдей слишком откровенно. Однако сейчас хотелось развязать завязки девичьего платья, порвать капрон колготок и коснуться обнажённых бёдер, огладить ладонями плоский живот и грудь, поцеловать по началу в щёку, а затем ниже — в губы, подбородок, и ещё ниже… и ещё…       — Танцы — это так утомительно, — тихо произнесла студентка, сама подходя к нему. И будучи на расстоянии в пару сантиметров, бариста заметил, как от недавних активных движений, совершенно непредсказуемых, на её лбу выступила испарина. Она сдула свою чёлку со лба, и вдруг схватила его за лацканы пиджака, взглянув на парня исподлобья своим черным, несущим бездну взглядом.       Юноша опешил, глядя на неё в ответ и пытаясь разглядеть что-то в её зрачках. И ему хотелось, чтобы это не было лишь мигом случайности, когда софиты, осветляющие зал, отразились блеском в её глазах. Очень хотелось, чтобы эти искорки хитрости были реальными. Тайлер уже собирался взять её за талию в ответ, как тут он почувствовал, что что-то капнуло на его пиджак сверху, а затем на волосы, — и всё с большей частотой.       Пара секунд и девичье лицо напротив оросилось красными каплями под всеобщие возгласы удивления. Начался шум и гам, и лишь Уэнсдей продолжала стоять неподвижно: она замерла, подхваченная загудевшими волнами криков омерзения и страха. Монстр внутри Тайлера сразу подсказал, что это не кровь, а всего лишь краска. Соответствующий запах выдал сей факт, — кровь была совершенно другой. Тёплой, густоватой, а ещё тёмной, почти такой же, как глаза Аддамс, и головокружительной, такой, от которой ещё больше распаляется жар чудовища.       — Как интересно, — прошептала под ним черноволосая, и Тайлер снова обратил на неё своё внимание.       И от вида девушки зверь завыл внутри, поражённый вспышкой накатившего жара и возбуждения. Она вся промокла, стала влажной из-за этой красной краски, — все бледные конечности сделались кровавыми, прямо как тела жертв чудовища, которые Галпин поспешил воскресить в своей памяти. Только вот в её глазах не было страха, в её движениях не читалось глупых попыток спасения, — совсем наоборот. Её глаза с растёкшимся макияжем (что ей, определённо, шло) прикрылись в наслаждении, а на губах расцвела улыбка: первая улыбка для Тайлера, обнажающая ровный блеск зубов и украшаемая ямочками на щеках, прямо как в его фантазиях.       Но это было так мимолётно, отчего Галпин чуть ли не простонал от досады в голос. Через пару секунд Уэнсдей нахмурилась и облизала свой палец, проходясь по каждой фаланге губами с громким чмоком, — медленно, тягуче, будто черноволосая пыталась распробовать вкус. От этого вида защекотало под ногтями, наступило жжение, перерастающее в щекочущую боль от возбуждения, — и от этого было впору сойти с ума.       — Это, конечно, весьма занимательно, — облизав палец, произнесла Аддамс. Она всё ещё продолжала держать своего кавалера за пиджак, однако больше не смотрела на него, лишь наблюдала, как люди вокруг разбегаются.       — Однако, у тех, кто это затеял, отсутствует понятие о креативности. Было бы куда веселее, будь это свиной кровью. Но, — протянула черноволосая, — Стоит отдать должное: бал стал менее скучным.       «Да, бал определённо удался!» — простонал в мыслях Тайлер. Потому что он, кажется, был совсем не против поддаться мыслям, посылаемым чудовищной стороной. Он бы взял Аддамс прямо здесь, в зале, на одном из столов, скинув весь хрусталь на пол и разведя ей колени. Вторгнулся бы в её лоно, тут же ощущая всю её приятную влажность и узость.       Он был на грани.       И тут студентка сама наконец отошла от него, пытаясь разыскать глазами кого-то в толпе. Кажется, по её разожжённому блеску в глазах, настало время найти зачинщика хаоса, ведь Уэнсдей любила разгадывать тайны. А сам Тайлер так и остался стоять в центре зала, обуянный множеством чувств, которые едва мог сдерживать.       Да, это определённо ему мешало. Кажется, он влюбился в Уэнсдей Аддамс, окончательно и бесповоротно.