Как в глупом кино

*** Как-то раз молоденькая журналистка, стреляя глазками, спросила, что значит быть Драко Малфоем. Он тогда выдал хищную самодовольную улыбку в камеру и промурлыкал, что это вполне приятное занятие. Врал, разумеется. Быть Драко Малфоем значило бесконечно зубрить длиннющую родословную, бесконечные протоколы и краткие досье на представителей немногочисленных чистокровных магических фамилий Британии. Это значило высиживать часы с частными учителями (лучшими, разумеется), решать задачи, читать толстенные тома, которые мать считала обязательными для аристократа, скучать, пока отец вёл долгие разговоры с важными людьми, быть лучшим, вести себя прилично, соответствовать. В этом были свои преимущества, конечно. Абсолютная свобода во всём, что касалось увлечений (до тех пора, пока они вписывались в неписаный кодекс Малфоев), любые игрушки, любые занятия. Он был — наследник. Единственный, к тому же. Продукт своего семейства. Обязан был быть. Не то чтобы ему это сильно мешало. Непоколебимое ощущение собственного превосходства здорово пригодилось в первые годы в Хогвартсе. Поначалу студенты курсов постарше не были в восторге, что в их кругах появился какой-то малец с известной фамилией и большими претензиями. Но острый язык, высоко задранный нос и перенятый от отца навык вести переговоры пробивал тропинку даже в общей гостиной Слизерина. К концу четвёртого курса Драко был почти безоговорочным лидером. К нему прислушивались даже ребята с курсов старше — или, как минимум, не ставили палки в колёса. Мешал только выскочка Поттер. И эта его подружка. Заучка Грейнджер. С этими её волосами и вечно задранным ещё выше, чем у Малфоя, носом. Грейнджер занимала слишком много места в мыслях Драко. Она была слишком заметной. Постоянно на виду. Казалась бы она такой яркой, не ошивайся возле неё звёздный Поттер? Драко упорно гнал от себя эти мысли. Он знал, что вообще не должен думать о какой-то гриффиндорской грязнокровке. Что она ему не ровня. Знал. Но всё равно думал. Скрыть интерес было легко: отцовские уроки и занудные учителя приучили его держать себя в руках. Малфой усиленно проталкивал политику нетерпимости к любым выскочкам и гриффиндорцам. Так было легче: скрывать интерес под неприязнью, а не имитировать безразличие. Был только нюанс: Драко не любил врать самому себе. Весь пятый курс он сох по гриффиндорской заучке, старательно забивая малейшее проявление эмоций раскручивавшимся романом с Паркинсон. Панси была во всех смыслах подходящей пассией. Смазливая. Наглая. Из чистокровной семьи. Лёгкая на подъём и открытая горячим подростковым поцелуям. Но и она не могла не заметить, что что-то было не так. Он тогда отмахивался и переводил стрелки на учителей, которые в конец посходили с ума загружать студентов домашкой. Даже Снейп, хоть и благоволил слизеринцам, поблажек по заданиям не давал. В каком-то смысле Малфой был ему благодарен. Всё изменилось летом после пятого курса. Малфой мэнор, постепенно превращающийся в штаб-квартиру Пожирателей. “Тётя Белла”, как она требовала себя называть, чокнутая мамина сестрица, упорно пытавшаяся залезть племяннику в голову. Изнуряющие занятия окклюменцией с матерью. Тёмный лорд. Тёмная метка. Задание, которое он провалил. И жизнь, стремительно летящая под откос. Получается, быть Драко Малфоем было неплохо первые лет… четырнадцать? А дальше куда ни глянь – сплошная дрянь, чернуха и беспросветность. И как финал – побег к магглам. К людям даже не второго – третьего, четвёртого? – сорта. Хоть сколько-то наладившийся сон. Неожиданно затянувшее актёрское дело. И снова Грейнджер. Как только жизнь перестала казаться бесконечным серым месивом. Как только он почти научился спать, не вскакивая каждый час от кошмаров. Как только он убедил себя в том, что короткая школьная влюблённость ничего не значила. Быть Драко Малфоем со страниц журналов и интернет-медиа было неплохо. Быть Драко Малфоем в жизни – почти невыносимо. … Губы Грейнджер были так близко, что тёплое дыхание мягко касалось его уха. Это… будоражило. Больше, чем Драко хотелось бы. Значительно больше, чем предполагали исключительно профессиональные отношения. И в этот раз от неё не пахло рыбным сэндвичем. — Ты рад или разочарован? Уизли она так же шептала, по чуть-чуть выдыхая на каждом слове, что у основания затылка волоски вставали дыбом? Драко сжал зубы, припоминая окклюментные упражнения. Дисциплинировать ум и мыслить рационально. Хотя какая к Мерлину рациональность, если у него уже и так сорвало башню. Как же он злился на себя, что ревновал. Как злился,, что вообще начал этот дурацкий разговор. Идиот. Он пятёрками сосчитал по убыванию от пятидесяти до двадцати, на большее не хватило терпения. Сделал шаг назад, отпуская сжатую на плече девушки ладонь. Драко только сейчас понял, как сильно сжимал всё это время пальцы. Желание говорить пропало. Выдирать из Грейнджер ответы. К Мерлину это всё. — Спи с кем хочешь, только держи своего рыжего дружка в узде. Если он опять заявится с претензиями и испортит мне завтрак, будет остаток жизни блеять как баран. Гермиона вспыхнула. Драко заметил, что у неё порозовели даже кончики ушей. Попал по больному? — Не втягивай меня в ваши разборки, Малфой. А теперь мне пора работать. — Она осторожно, словно боясь задеть, обошла его и направилась обратно на площадку. Драко молча смотрел на стену перед собой и слушал удаляющиеся уверенные шаги. Как есть идиот.