Как в глупом кино

— Гарри Джеймс Поттер! Я требую, чтобы ты его отпустил немедленно! — властный женский голос отражался от белых стен и потолка, разлетался по помещению, острой иглой ввинчивался в висок. — Гермиона, умоляю, успокойся. Ты не вполне понимаешь, что происходит. У тебя… — Шок. Ты повторил это четыре раза за последний час. И четвертый раз тебе говорю: я в порядке. А вот то, что вы сейчас творите — бред и превышение должностных. — Гермиона… — Да услышь меня, наконец! Хотя бы ты послушай, потому что с Роном говорить бесполезно. Фенрира разорвало из-за меня, понял? Мне стало очень страшно, и… — Стихийный выброс? Тебе же не десять лет! — Нет, и сил у меня побольше. А ещё у меня нет палочки, если ты забыл. — И именно поэтому… Гермиона, пойми, я не думаю, что ты врёшь. Просто в твоем состоянии… — Я в порядке! — Конечно. В состоянии, в котором ты была, когда всё случилось, можно было додумать что угодно, а анализ палочки Малфоя чётко показал, что он использовал непростительное. С учётом его истории… — А как насчёт моей истории, Гарри? Или, хочешь сказать, меня судили просто так? — Слушай, я устал с тобой бодаться. Дело передано в суд, специалисты разберутся. А сейчас — извини, у меня дела. Послышались удаляющиеся шаги, а потом кто-то с силой ударил кулаком в стену — так, что зазвенело стекло больничной двери. Драко прикрыл глаза. Значит, опять суд. И Поттер прав: с учётом его истории в этот раз поблажек ждать не стоит. Впрочем, пусть. Он так устал метаться как обкуренный пикси, что даже камера в Азкабане кажется неплохой возможностью побыть в тишине и покое. А может, и вовсе обрести покой — полный и окончательный, или что там сейчас полагается за аваду? Жаль только, не получится выбраться в кино с Грейнджер. Посмотреть что-нибудь занудное и старое, ей такое наверняка по вкусу. Что ж, кажется, это могло бы быть началом прекрасной дружбы. Он почти провалился в смутную дрёму, позволив мыслям плыть куда им захочется, но голос Грейнджер раздался под самым ухом: — Я не дам им спустить на тебя собак, слышишь? Министерство прогнило, и с этим нужно покончить. Все узнают, что система... Усилием воли заставил себя вынырнуть из дремоты, пару мгновений тупо пытался сфокусировать взгляд, не понимая, почему картинка перед глазами не чёрно-белая, а волосы у Гермионы стянуты в беспорядочный хвост, а не уложены в идеальную причёску как у Ингрид Бергман. В итоге выдавил фирменную ухмылочку: — Стихийный выброс, Грейнджер, в самом деле? — Да пошёл ты! — Девушка встала так порывисто, что опрокинула стул. — Ты вообще представляешь, как я испугалась? — А гриффиндорцы умеют? Всегда считал, что эта опция у вас отключена, а вместо неё — порция дурости. — Кто бы говорил, мистер непростительное заклятие. Как тебе вообще пришла в голову мысль эту дрянь использовать? — А ты, значит, белая и хорошая, и всего лишь силой мысли лопнула беднягу Сивого как воздушный шарик? — Я… Не дал её продолжить — встал с больничной койки, мысленно моля Мерлина и всех Основателей, чтобы тут же не грохнуться на пол от дикого головокружения. Василиск бы побрал Поттера с его оглушающими заклинаниями. — Я всё видел, Грейнджер. Готов поспорить, кишки потом снимали с самого Британского музея. — Я не… — Не специально, конечно. — Приблизился к ней на пару шагов. — Всего-то испугалась за меня. — Ничего подобного, просто… Просто… — она замялась. — Что, мисс всезнайка не может придумать, что соврать? — Хмыкнул, и в два шага оказался совсем-совсем близко, так, что почти касался носом растрёпанной каштановой макушки. Гермиона задрала нос. — Я никогда не… — Да хватит уже. Приподнял её и без того вздернутый подбородок двумя пальцами и наконец поцеловал. Весь мир рушится, а мы выбрали это время, чтобы влюбиться. Всё-таки надо сводить её на “Касабланку”.