Инопланетный партизан

      Аруэри Бебо уже три недели отрывался от работы только ради сна и еды, трудясь на износ. Исследование останков инопланетян привело к весьма значимым результатам и он желал как можно скорее добиться практического результата. Организм с трудом переносил нагрузку. Держался Аруэри лишь на силе воли, таинственном могуществе кристального обруча и фармакологии корпорации-работодателя.       Учёные "Алканга" уже выяснили, что нервные клетки инопланетян содержат в себе странные неорганические включения, по всей видимости искусственного происхождения. Но только Аруэри — и лишь благодаря обручу — сумел понять их предназначение. Включения являлись вычислительными устройствами, основанными на некой невероятно продвинутой фотонике. Они не только повышали интеллектуальный потенциал обладателя, но и, по всей видимости, позволяли мысленно общаться с другими обладателями такой модификации. Также Аруэри предположил, что через такие включения можно управлять инопланетной техникой. Повторить их не представлялось возможным. Выделение из останков стало бы расточительством, так как мозги инопланетян планировали использовать и в ряде других экспериментов. Руководство отдела научных исследований "Алканга" отдало приоритет группе военных исследований, решив употребить мозги для разработки лучевого и химического оружия против инопланетян. Пока что Аруэри справлялся с административным давлением и сохранял ценные образцы для собственных работ, но это не могло продолжаться вечно.       Пользуясь помощью обруча и услугами подчинённых ему специалистов, Аруэри сумел разработать прототип биологически-волнового комплекса, позволяющего человеку взаимодействовать с нейроимплантами инопланетян и, теоретически, общаться мысленно с ними и их техникой. Комплекс включал систему вживляемых в мозг чипов, внедряемые в нервные клетки нанобактерии и надеваемую на голову гарнитуру. Такие же чипы использовались для изготовления одного не самого распространённого, но массового типа модификантов. Бактерии разработал сам Аруэри на основе созданного несколько лет назад биологического оружия. Вредоносность бактерий для мозга была, соответственно, минимизирована, а необходимые для работы системы эффекты — добавлены. Гарнитуру изготовили в одной из смежных лабораторий с учётом важного требования: не мешать обручу. Работа происходила под видом создания новой модификации для дистанционного защищённого общения на основе инопланетных технологий и была одобрена руководством. Впрочем, это по большому счёту оставалось правдой. Исследователь давно понял, что идеальный обман тот, что не отличается от истины.       Аруэри требовался невидимый и не подверженный перехвату службой безопасности канал связи с Юрвой. Не отказался бы он и от способности глубже понять образцы чужих технологий.       Так или иначе, подлинная сила кристального обруча должна и будет принадлежать ему!       Через три дня Аруэри собирался стать собственным подопытным и лечь на операцию. Порой учёному становилось немного не по себе от своей дерзости. Однако он убеждал себя, что то есть ещё один шаг к постчеловеческому могуществу.       Поддавшись усталости, Аруэри откинулся на спинку кресла. На мониторе серели изображения генетически модифицированных нанобактерий, сделанных так, чтобы обмануть иммунитет, обойти все физиологические преграды и безнаказанно добраться до мозга. Ранее убийственное оружие, ныне инструмент возвышения. В голове Аруэри крутились цифры, описывающие динамику передвижения бактерий после преодоления гематоэнцефалического барьера.       Голова болела. Ныла шея. Усталость затягивала в сон. Но Аруэри собирался поработать ещё немного. Всё должно быть подготовлено идеально.       — Доктор Бебо, к вам посетитель, — подал голос секретарь из настольного динамика.       — Скажите, что я очень занят, — пробормотал учёный.       — Это из имперского правительства, говорят, что вы им очень нужны, — ответил секретарь.       — Я сейчас выйду, — бросил Аруэри.       Проверив, заперт ли сейф с кристальным обручем, Аруэри заблокировал компьютер и вышел в приёмную. Там его дожидались Ольмек и незнакомая женщина из имперской службы безопасности, прибывшая вскоре после незадачливого охотника на инопланетян. Ольмек уже передвигался самостоятельно и выглядел довольно неплохо — даже чуть загорел. На шее агента остался уродливый шрам.       — Приветствую, доктор Бебо! — радостно воскликнул Ольмек.       Женщина — неприметная смуглая брюнетка с некрасивым подбородком — ограничилась лёгким наклоном головы.       — Приветствую, — бесцветно отозвался Аруэри. — Что вам нужно? Я очень занят, и надеюсь, что повод для беспокойства действительно серьёзный.       — Привезли пленных мятежников вам на опыты, и один из них довольно интересный, он может что-то знать по нашему делу, — рассказал Ольмек. — Нужно, чтобы вы приняли участие в допросе. Мне было непросто уговорить ваших подчинённых не спешить травить его цветочками.       — А остальные подопытные не представляли интереса?       — Ай, да остальные крестьяне безмозглые, даже на своём дикарском наречии двух слов толком связать не могут, только на опыты и годятся, — отмахнулся Ольмек. — Просто куски мяса, короче.       В отделе биологического оружия недавно развернулась масштабная исследовательская работа по изучению некротоксина, вырабатываемого красными инопланетными цветами. Параллельно проводились опыты на крысах, кошках, обезьянах и дикарях. Исследования на собаках недавно запретила корпоративная этическая комиссия, чем вызвала у Аруэри с трудом скрытый приступ ненависти.       Аруэри проследовал за Ольмеком и его спутницей в охраняемый корпус, где содержались человеческие подопытные, ещё не распределённые на тот или иной эксперимент. Охранялся корпус куда слабее, чем тот, где в своё время держали Юрву Инкрихойнона.       На улице разогретый Борой асфальт отдавал последние крохи накопленного за день тепла. В ясном вечернем небе не белело ни облачка. Свежий морской ветер дарил прохладу.       — Вы к "тушкам"? — спросил сонный охранник на входе. — Спросите у начальника смены, где ваша. Он, то есть начальник, сейчас с роднёй по компьютеру трещит.       Аруэри усмехнулся. Люди лицемерны, подумал он. Расчеловечивание жертвы спасает мозг добропорядочного обывателя от морального замыкания. Лишь по-настоящему сильная личность может убивать с полным осознанием дела, не нуждаясь в лишении жертвы человечности. Его сотрудники заражали дикарей страшными болезнями и кромсали трупы, называя несчастных "тушками" и мня себя настоящими, полноценными людьми.       Доктор Бебо же понимал, что дикари от сотрудников "Алканга" ничем принципиально не отличаются. Такие же "тушки", только с самомнением. Им просто пока что везёт, не более...       Посетителей встретил начальник смены и отвёл в конец здания. Миновав коридор с запертыми дверьми, он открыл последнюю и подвёл к прозрачной стене бокса, где на мягком полу сидел невысокий худой аксалиец. На его лице и теле виднелись едва поджившие следы страшных побоев.       — Сделай так, чтобы он нас видел, — попросил Ольмек.       Охранник нажал кнопку на стене, и стена стала прозрачной с двух сторон. Пленник поднял взгляд, полный ненависти.       — А он, кстати, по-нашему неплохо говорит, — сообщил начальник смены. — Остальные дикари как дикари, а этот вроде как и не дурак даже.       — Привет, герой, — неожиданно поздоровалась спутница Ольмека.       — Назовите свои имена, если хотите говорить, — процедил пленник на велкуанском с сильным акцентом. — Ни слова, пока не знаю, с кем говорю.       — Я Гукуд Алзе, рядом со мной Ольмек Йонга и Аруэри Бебо, — улыбнувшись без тени доброты, ответила женщина. — А твоё имя, бедняга?       — Гунан, командир четвёртого отряда второй колонны Аксалийской Народно-Революционной Армии, убивший в бою двадцать семь ваших корпоратов и их приспешников из числа предателей народа, — жестко и зло проговорил пленник.       — Где наш язык выучил, Гунан? — спросил Ольмек.       — Самостоятельно, — ответил пленник.       — По нашим данным, он раньше был оператором какого-то там умного станка на одном из аксалийских заводов, принадлежащих твоим работодателям, — пояснил Ольмек учёному. — Успел посидеть за попытку организации стачки и потом примкнул к мятежникам.       — Гунан, ты знаешь Юрву Сумру Инкрихойнона? Знаешь, где он сейчас? — поинтересовалась Гукуд, говоря наигранно чётко, неторопливо и громко. — Между нами — мне не хочется, чтобы ты здесь сгинул.       — Знаю, — криво усмехнулся пленный партизан. — И где он, тоже знаю. В Аксале.       — А поточнее? — улыбнулась своей бессердечной улыбкой Гукуд.       — Полагаю, в северной её половине, — уточнил пленник. — Возможно, ближе к середине, убивает врагов аксалийского народа. У него это хорошо получается, даже чуть получше, чем у меня.       — Гунан, ты понимаешь, что с нами не стоит шутить? — уже без притворной улыбки сказала женщина. — Я, возможно, твой последний шанс на жизнь и свободу.       — На жизнь и свободу? — неожиданно пленник вспылил. — Мне уже предлагали стать двойным агентом. Вернуться с чипами в башке и отравой в крови, заставляющей каждый месяц жрать ваши пилюли, чтобы не сдохнуть, дабы не вырвался из сетей. Нет, так не пойдёт. Вы меня убьёте, но не сломаете.       Аруэри почувствовал уважение к пленнику и лёгкую печаль. Пусть тот ничтожный дикарь, но воля и характер у него есть. Губить настоящую личность всегда несколько досадно.       — А стоит оно того? Ваше восстание обречено, — бросил Ольмек. — Вас недавно разбили наголову.       — Как бы людей ни мучили и ни порабощали, в нас всё равно тлеет огонёк любви к свободе и справедливости, — уже спокойно и твёрдо ответил пленник. — Вы никогда не сможете победить окончательно. Да здравствует Революция! Нас не разбили.       Ольмек глумливо захихикал. Гукуд снисходительно вздохнула. Аруэри остался бесстрастен.       — Гунан, зачем Юрва помогает вам? — продолжила расспросы Гукуд. — Каковы его планы?       — Успокойтесь уже, шпионы, — ударил кулаком по полу партизан. — Я уже всё рассказал, но не потому, что вы меня сломили. Я просто не знаю почти ничего, кроме самого важного, чего вам не понять. А с Юрвой говорил всего раз. Он один из нас, и его цели совпадают с целями Революции.       — О чём вы с ним говорили?       — О том, как мы загоним предавших народ гвардейцев на их собственное минное поле, — рассказал Гунан. — У нас всё получилось, и кроме гвардейцев там сдохли корпораты-наёмники в дорогих-дорогих костюмах.       Ольмек устало привалился к стене. Аруэри потёр пальцем переносицу.       — Если это всё, я ухожу и возвращаюсь к своей работе, — с лёгким раздражением бросил учёный Ольмеку. — Прошу больше меня по таким поводам не беспокоить. Если пленник что-то скажет, вы всегда можете сообщить мне об этом не отрывая от дел.       — Аруэри, подождите ещё немного, — остановил его агент.       Пленник отодвинулся к стене, держась за травмированную руку.       — Меня всегда удивляло: ради чего вы сражаетесь? — внезапно перевела разговор на другую тему Гукуд. — Одни из ваших кричат про независимость страны и свержение узурпаторов, но о какой независимости может идти речь в мире, где всё экономически связано со всем? И если ваши главари придут к власти, разве они не будут узурпаторами, даже если оформят воцарение через какие-нибудь выборы? Всё равно всё решит сила.       Пленник слушал молча, презрительно кривясь.       — Другие говорили про земельную реформу, про трудовое законодательство, про медицину, запрет вывоза еды и ввоза мусора, — продолжила Гукуд. — Особенно про последнее часто слышала. Но неужели вы думаете, что можно решить эти проблемы, просто поубивав тех, кто правит сейчас, и кто добивается того, что хоть какие-то деньги от того же мусора остаются в вашей стране? Отпихнув "Алканг" и других, благодаря кому ваша помойная Аксала хоть кому-то нужна и может получать все блага высокой цивилизации?       — Именно так мы и думаем, — ответил партизан. — Конечно, это только первый шаг. Не нужна нам ваша гнилая цивилизация, выводящая животных для секса и собирающая нарконаушники трудом рабов. Освободившиеся народы всего мира создадут новую цивилизацию. Лучше.       — Очень наивно, — тоном строгой учительницы произнесла Гукуд. — Особенно смешны те из вас, кто что-то говорит про равенство, что между народами, что между людьми. Как вашу бестолковую болтунью зовут, Хена? Дуру, которую ваши главари держат при себе лишь потому, что она складно языком трясёт и увлекает на убой идеалистичных искателей партизанских приключений из других стран?       — Не смей оскорблять её, скотоложка, — рявкнул пленник. — Не твоим умом о ней судить.       — Ой, ты что, тоже веришь в её сказки о всеобщих равенстве, дружбе и свободе? — оскалилась Гукуд. — Даже в своей шайке вы не равны. Люди вообще не равны. Или вы хотите отпилить ноги тем, у кого они длиннее?       Пленник засмеялся, тихо и зло.       — Ты дура, — отозвался он. — Люди разные, и это хорошо. Но большая сила или больший ум не разрешение на господство и эксплуатацию. Можешь больше — сделай больше и получи большую награду, коль другие это признают. Но пусть ты стократ умнее и сильнее, ты не имеешь права присваивать труд слабого. Равенство значит не одинаковость, скотоложка. Это вы делаете людей однотипным и стандартизованным кормом для вашего безумия. Сортируете, превращаете в марионетки машин.       Впервые за весь разговор Аруэри почувствовал к нему лёгкий интерес.       — Гунан, звучит прекрасно, но жизнь работает иначе, — сказал учёный пленнику. — Всяческое превосходство в первую очередь будет использовано для проведения неэквивалентного обмена в пользу превосходящего, и это правило установилось задолго до появления человека, и пребудет после заката людского вида. Вы, как вижу, отнюдь не глупы, поэтому не стану пояснять и оставлю этот занимательнейший вопрос вам на обдумывание. Философия — вино мудрецов, и оно, вне всякого сомнения, скрасит вам последние дни вашей жизни. Признаюсь, я вам сочувствую. Ваша смерть будет не из приятных, пусть и хорошо послужит нашей науке.       — Будьте вы прокляты, палачи, — неожиданно ослабевшим голосом кинул узник. — Плохо умру, да? Пусть каждый из вас настрадается перед смертью и потеряет всё, как потерял я! Проклинаю!       — Как драматично и жалко, — проговорил Бебо. — Понимаю, вам обидно, но не теряйте лица и не заставляйте меня посчитать вас очередной эмоциональной обезьяной. Подумайте о моих словах и примите смерть с достоинством.       — Красиво и справедливо сказано, Аруэри, — поддакнул Ольмек.       Вздохнув, Бебо ушёл прочь. Возвращаться к работе уже не было сил, и учёный решил отправиться спать, чтобы на следующий день взяться за дело с новыми силами. Кроме работы, его ждало множество анализов и медицинских обследований.       Добравшись до жилого сектора базы, Аруэри купил в корпоративном магазинчике немного простой еды. Воду он предпочитал пить из-под крана, не тратясь на аналогичную по качеству, но более дорогую бутылочную.       Войдя в квартиру, он запер дверь и, раздевшись потерявшими прежнюю силу руками, отправился под душ. Запах собственного тела, пропотевшего в дневную жару, казался ему как никогда отвратительным.       Человеческое тело есть сосуд страданий, думал он. Сосуд страданий, глупости, пороков...       Приготовившись ко сну, учёный завалился в кровать. Несмотря на усталость, он долго не мог уснуть, бродя в лабиринтах памяти.       Больше всего в людях Аруэри ненавидел глупость и стремление к комфорту, замешанному на примитивных удовольствиях. В школе он не вписался ни в одну из детских компаний, считая их развлечения скучными, и был объектом всеобщей травли. Обществу сверстников маленький Аруэри предпочитал книги и умных взрослых. Уже тогда он понял, что люди в массе своей — жестокие и глупые создания, способные к продуктивной деятельности только под палкой надзирателя или жёсткой необходимости. Желая спасти ребёнка от издевательств одноклассников и видя его немалые успехи в учёбе, родители взяли кредит, чтобы оплатить обучение сына в хорошей столичной школе. На новом месте Аруэри чувствовал себя куда лучше, хотя всё равно по-настоящему ни с кем не сошёлся. Изучение нового спасало от одиночества — или просто помогало его терпеть. Равно как и осознание интеллектуального превосходства над сверстниками.       Друзей и приятелей Аруэри обрёл лишь в университете. Куда поступил, выиграв крупный корпоративный грант со стипендией, заняв первое место в конкурсе "Алканга" с впечатляющим отрывом от конкурентов. Тем не менее, и в студенческие годы он разочаровался в большинстве сокурсников, ставивших разврат и лёгкие наркотики выше учёбы. Большинство них было отчислено к злорадной радости Бебо. Но ударом, определившим его мировоззрение, стало поведение лучшего друга и любимой девушки, тоже его сокурсников. Оба привлекли молодого Аруэри неподдельной тягой к знанию, недюжинной волей и нестандартным взглядом на вещи. Аруэри узнал, что является тем ещё романтиком. Его любовь была трепетной и возвышенной, и после окончания университета он мечтал жениться на красавице, пленившей его сердце — чтобы рука об руку подниматься к новым вершинам знания, мимо чудесных открытий и радостного труда, видя понимание, поддержку и любовь в друг друге. Та не была против совместной жизни в будущем. Время, проведённое с ней, стало для Аруэри временем счастья и светлых иллюзий.       Но потом внезапным ураганом налетело чёрное разочарование. На третьем курсе он узнал, что его возлюбленная и его лучший друг не только занимаются сексом друг с другом за его спиной, что он ещё мог бы принять и простить. Оба, не оставляя своей увлечённости учёбой и наукой, вступили в клуб любителей секса с животными. Находясь в смятении, Аруэри посетил клуб вместе с ними, где стал свидетелем сцены соития своей возлюбленной с животным за компанию с беспутным другом, оказавшимся завсегдатаем клуба. Его друг и возлюбленная радостно, по своей воле совокуплялись с элитными секс-собаками священной для велкуанцев породы, потеряв человеческий облик. Студент Бебо бежал из клуба в ужасе и бесконечном отвращении, потерянный и потерявший то, что было для него дороже всего. Позже друзья пытались убедить Аруэри, что в таких практиках нет ничего дурного и они всегда являлись неотъемлемой частью культуры великого велкуанского народа. Однако Аруэри, чья мать была родом из соседнего Карюнаса, впитал несколько иные представления о приемлемом для достойного человека поведении. Кроме того, Аруэри считал добровольное скотоложство падением человека до животного уровня, мерзким пережитком варварского прошлого и величайшим самоунижением. Видеть, как его умные и талантливые друзья опустились до звериного уровня, со стонами наслаждения окунулись в выгребную яму животной похоти, было выше сил молодого Бебо. Он знал, что подобное популярно среди декадентов и низших слоёв общества, и принимал положение дел, считая скотоложцев глупыми полузверями — но не мог вынести осознания того, что такими оказались дорогие сердцу и равные умом люди.       Тогда Аруэри окончательно разочаровался в собственном виде, приверженном животных страстей, и в тиши лаборатории, перед электронным микроскопом и биологическими препаратами, отрёкся от людей, трижды произнеся проклятие всему человечеству.       Он понял, что лишь преодолев человека, разум сможет вознестись к звёздам. Но люди прежде всего желают оставаться наслаждающимися зверьми, и поэтому их судьба — стать не более чем строительными лесами для новых форм жизни, топливом в печи Будущего. И отныне Аруэри более всего желал вознестись над своей бренной человеческой природой, противоречащей его духу и устремлениям. Со временем Аруэри научился относиться к людям как к средству и материалу, а заодно и к себе тоже, но лишь отчасти, так как уважал себя за ум, увлеченность познанием и отсутствие низменных животных страстей. Он запретил себе сопереживать людским страданиям, ибо они являются следствием порочной человеческой природы, каковая, в свою очередь, следствие природного порядка вещей. В жестокой безумной вселенной имеют значение лишь сила и знание.