Поворотный момент

Саймон распалялся всё больше, его просто затягивало в густое болото возбуждения и он терял голову. Он попробовал, как и хотел, хотел ещё с тех пор, как Джэджун надкусил эту виноградинку, глядя на него заигрывающим взглядом. Цзюнь и сам не ожидал, что так резко среагирует на такой невинный жест. Может, это из-за алкоголя и того, что рядом о его бедро тёрлась молоденькая медсестричка. Она даже как-то ненарочно положила ручку на его колено, намекая, что совсем не против продолжения банкета. Но Саймон уже был погружён в пьяные мысли в то время, и мысли эти были не о ней, а о сидящем по другую руку подпившим новом знакомом. Эти пухлые губы такие мягкие и тёплые, такие податливые и неумелые, не знай Цзюнь сейчас, кто в его руках, он предположил бы, что это девушка. Его интерес, попробовать поцеловать гея, оправдался, он ничуть не разочаровался, наоборот, тело сходит с ума, требуя большего, чем просто сминания губ, боксеры уже становятся узкими и пережимают натекающую эрекцию. Джэджун, что так млел в его руках, вдруг упёрся ладонями в грудь и стал отталкивать. — Подожди, подожди. Хватит, — он прикрыл свой рот рукой, пресекая поцелуи Саймона. — Хватит, пожалуйста. — Тебе не понравилось? — с досадой спрашивает, продолжая прижиматься пахом к его бёдрам. — Ты же… Ты же просто хочешь посмеяться надо мной. — Саймон видит в его больших глазах лишь опасение, что его просто используют. — Не думай, что если я не имею сексуального опыта, то я чересчур наивный. К тому же, я не собираюсь заводить какие-либо отношения, особенно с мужчиной, который любит женщин. — Думаешь, я, переступая себя, решился всё-таки на этот поцелуй, только чтобы посмеяться над тобой? — неприятно удивился Саймон. Разве можно не замечать насколько он сейчас хотел его? Он хватает ладонь Джэджуна и прижимает к своему возбуждению. — Ты чувствуешь это? — Серые глаза раскрылись в очередном шоке, ручка нервно задёргалась в панике, стараясь вырваться из хватки Саймона. — Я так хочу тебя, что мне не до смеха. Ты же сам сказал, что я тебе понравился… — Ты хочешь не меня, а моё тело. — С этим Саймон уже не стал спорить, непонятно, насколько его самого, но то, что тело его хотел — это стопроцентно. Джэджун говорил дрожащими губами, второй рукой всё ещё пытаясь оттолкнуть его. — Это две разные вещи. Мне такого совсем не надо. Думаешь, если ты мне понравился, то я соглашусь на секс в туалете? Саймон резко отходит назад, отпуская молодого человека. Секс в туалете? Почему нет? — Хочешь, поехали ко мне? — Парень не мог так просто успокоиться по щелчку пальцев. Лёгкие тяжело раздувались, тело ныло в желании, пьяные мозги не могли понять причину отказа: флирт на завоевание или неприятие партнёра? — Послушай, ты мне тоже понравился. Давай отметим этот праздник вместе. Никто из нас двоих ничего не теряет. Что плохого в приятном времяпрепровождении? Но Джэджун лишь продолжает мотать головой, обламывая весь настрой Саймона. — Это невозможно. Недопустимо. Во-первых: я жду новостей от врачей. Во-вторых: я просто не хочу этого ничего… — Он поднял свой подбородок вверх. — Не с тобой. Уже. — Хорошо, — Саймон разочарованно выдохнул. Заставлять его он не собирается, тем более, что сам ведь хотел просто попробовать. Найти более раскрепощённого гея не составит труда, их сейчас пруд пруди. А в сестринской его вообще-то ждёт девушка. — Пойдём на пост, — он равнодушно махнул рукой и направился на выход. — Скоро твой брат приедет. Сердце глухо стучало в груди от возбуждения, а также от возмутительного отказа. И где-то глубоко внутри души грызлась та самая зараза, совесть. Джэджун метко подметил, что Саймону нужно было лишь тело, лишь новое предложение на рынке секса, просто хотелось особенного чего-то, а тут подарком предоставлено всё: парень красивый, приятный, судя по его поведению, он может быть лишь пассивом. Это вполне подходило Цзюню. Новостей пока никаких не было. Саймон сам всё выспросил у медсестры, так как Джэджун всё ещё был в состоянии расползшегося мозга. Произошедшее в туалете нисколько его не отрезвило, и он вяло плёлся за Цзюнем, которому пришлось пару раз его дожидаться. Роженица ещё боролась со схватками, всё протекало пока без осложнений, и ничего не предвещало плохого исхода. — А почему она так долго? — морщит озадаченно лоб Джэджун. — Разве ребёнок не должен просто вылезти? Там же в конце концов не лабиринт. — Схватки могут растянуться и на несколько дней, — поясняет девушка. — Это ещё не роды, а подготовка организма к ним. — Но я не смогу столько ждать. Я скоро уезжаю, — недовольно возмущается Джэджун, надеявшийся, что скоро уже всё закончится. — Нельзя просто достать уже племянницу? Я думаю, она там недалеко. Может, если ваш врач там заглянет, — молодой человек демонстрирует, как нужно наклониться и посмотреть доктору, — он увидит её. — Не волнуйтесь, — девушка хихикнула над глупым посетителем. — Ваша невестка скоро родит, воды уже отошли, так что она не затянет на несколько дней. — Пойдём уже, акушер-самоучка, — Саймон берёт Кима под локоть и уводит его, пока тот ещё больше не опозорился. — Не надо… Меня тащить, — Ким дёргает свою руку и чуть не падает от рывка. Благо, стена стала препятствием этому. Он медленно разворачивается, всё также прислоняясь к ней и оценивающе смотрит на Саймона. — Ты слишком груб для героя-любовника. Скорее всего, девушки сами тебя использовали лишь для секса, потому что на большее ты не способен. Саймон недовольно прищуривает глаза на такие поспешные выводы Кима. — Почему ты решил, что я в постели груб? — он подходит ближе к нему. — Почему ты думаешь, что знаешь чего я хочу и какой я на самом деле? — Саймона очень удивил тот факт, что в таком состоянии он мог ещё о чём-то размышлять. — Я не думаю, что знаю тебя всамомделешним. Ты сам прячешься от других. Но я делаю выводы по твоим поступкам. — Джэджун запрокидывает голову на стенку и ухмыляется. — Я не буду сейчас отрицать того факта, что ты был добр, что отвёз неизвестных тебе людей в больницу, рискуя своими правами. Не отрицаю и того, что ты, видимо, популярен среди своих друзей, ты очень общительный и весёлый. Но ты груб. — Он прикрыл глаза. — Я почувствовал это по поцелую. Саймон смотрит на запрокинутое лицо, на губы, что шевелились в разговоре, на это облизывание от пьяного сушняка — всё казалось призывом, тайным шифром к повтору этой грубости. Он подходит совсем близко, упирается ладонями в стену возле головы Кима… — Я понимаю, что с незнакомым человеком ведь не будешь нежничать, — Джэджун надувает губы и крутит головой. — Но для тебя ведь многие твои девушки незнакомые… Он не успевает договорить, как Саймон осторожно целует его, вкладывая всю свою нежность в это прикосновение. Доказать этому безбашенному, что он способен на многое, сейчас было делом чести. Губы невесомо касаются друг друга, Саймон лишь растравливает, заигрывает, намекает, что ждёт активности с его стороны. Серые глаза распахиваются от неожиданности, руки упираются в грудь Саймона, но не успевают оттолкнуть его. Ким замирает в наслаждении таким вниманием. Саймон знает, что делать, знает, как завести организм даже не прикасаясь к нему, лишь словами, но этому пьяному глупцу сейчас нужна лишь нежность. Таксист мажет губами по румяной щеке Джэджуна, щекотит кончиком языка овал лица, горячо чмокает чувствительную кожицу под ушком, прихватывает мочку, от чего Ким клонит голову к плечу, рефлекторно пытаясь успокоить зародившееся там возбуждение. Цзюнь чувствует, как пальцы на его груди смяли одежду; слышит, что дыхание молодого человека поменялось, стало рваным, с глубокими вдохами; замечает, что серые глаза прикрылись в наслаждении, а губы дрожат. Он ласкает его шею, спускаясь к ключицам, трётся губами о кожу на горле, где нервно дёргался кадык, переходит к другому уху, дышит в самую перепонку, прикусывая осторожно раковину. — Ты про это? — Саймон останавливается, пока его не затянуло совсем. Этот Джэджун Ким сводил его с ума непонятно чем. Такая откровенная реакция его тела на показанную нежность казалась таксисту падением ангела. — Какие выводы ты сделаешь теперь? — Он отстраняется от молодого человека, но не отходит, заглядывает в раскрывшиеся глаза, хлопающие ресницами. — Скажу, что ты хороший актёр. Сыграть на заказ то, что тебе не свойственно, достойно похвалы. — Джэджун убирает руки с его одежды и, чуть присев, выскальзывает из-под его тела. Несмотря на то, что он пьян, это вышло весьма ловко. — Тебе не нужно было доказывать мне что-то. Это ничего вокруг нас не изменит. — Он направился в сестринскую. — Ты сам просто боишься людей, — крикнул ему вслед Саймон. — Закрылся ото всех, опасаясь, что тебе причинят какую-то боль, хранишь себя непонятно для чего… — Для любви, — не поворачиваясь, отвечает тот. — Хотя, ты, наверное, не знаешь, что это такое? Саймон так и стоял, уперевшись руками в стену. До сих пор казалось, что он чувствует тепло джэджуновского тела своей грудной клеткой. От бестолковости своих действий он бесится и бьёт кулаком в стену. Ему точно сейчас нужно расслабиться, иначе он сам себе испортит праздник, и вспоминать потом нечего будет. Зайдя в сестринскую, Саймон наблюдает картину, как одна из подвыпивших девушек присела рядом с Джэджуном и весело о чём-то щебетала, а тот также наивно и открыто отвечал ей что-то. Таксист сразу напрягся, ведь в пьяном виде тот мог и ей сказать, что он гей, а та разнести по своим. А если сейчас соединить эту информацию с тем, что они вдвоём приехали, оставались наедине в туалете, и вообще всё это таскание Саймона с молодым человеком, то можно додумать весьма интересную историю, и тогда он тоже окажется геем. Он быстренько внедряется в небольшое расстояние между двумя людьми, разделяя милую беседу, и как-то ненароком закидывает руку за спину девушки. Джэджун при этом, пытаясь продолжить веселый разговор о его работе в архиве, перегибается через колени Саймона, чтобы видеть медсестру. Он опирается локтями на его бедро, не особо замечая, что тот сейчас максимально удивлён такой наглостью Кима. — Вы знаете, меня позвали на археологические раскопки в качестве консультанта по найденным свитками. — Джэджун уже начал хвастаться своими достижениями. — Через два дня я уеду на север Китая. Возможно, там найдут сокровища. Да, — он кивает головой, подтверждая свои слова удивленной девушке. — Всё, конечно, будет скучнее, чем в кино, но всё-таки интересно. — А вас покажут по телевизору? Если будут брать интервью, передайте мне привет, пожалуйста, — девушка заигрывающе улыбается. — Ну, если мы действительно найдем что-нибудь, то скорее всего. — Он тяжело вздыхает. — Надеюсь, Юнхо поймёт меня. — Юнхо, это ваш брат? — интересуется медсестра, тоже положив руку на колено Саймона, в ответ на его обжим со спины. — Да, — гордо отвечает тот. — Он боится, что я потеряюсь без него, всё время пытается опекать, хочет, чтобы я сидел возле него. Но ведь у него семья, а я лишь ярмом оттягиваю его шею, он только больше беспокоится. — Снова досадно вздыхает. — Мне нужно как-то самостоятельно устраивать свою жизнь. А он ругается. Саймон не перебивает этот диалог и уже не обращает внимания на то, что Джэджун так по-хозяйски оккупировал его бёдра для разговора. Он с интересом слушал все переживания и восхищения новыми открытиями кого-то, кому Джэджун помогал. А также надежды на то, что когда-нибудь и его наградят за внесенный вклад в полноту исторических данных. Когда затянулась молчаливая пауза между двумя людьми, Ким устало вернулся на своё место и потёр переносицу. Алкоголь снимал своё веселое действия, синтезируясь в токсичное отравление, и организм стал сдавать. Саймону вдруг стало как-то жалко этого парня. Похоже, тот действительно одинок, даже похвастаться не перед кем, только вот перед абсолютно незнакомыми людьми в пьяном виде. Есть, конечно, брат, но как понял Цзюнь, у того полно работы, немалая семья, и Джэджун совсем не хочет его напрягать своим присутствием. Как и всех остальных. Он ошибся: Ким вовсе не прятался, опасаясь получить боль, он ограждал людей от себя, потому что знал, что будет просить к себе внимания и понимания, что напрягало бы их, и за это его грызла бы потом совесть. — Ты ведь уезжаешь в такую даль не потому, что тебе интересно на кого-то работать, в Корее есть не меньше учреждений, в которых твои знания бы пригодились, — Саймон аккуратно убирает руку медсестры с себя и поворачивается к парню. — Например, музеи или пантеоны. Ты бежишь от опеки брата, потому что не хочешь его этим обременять. Джэджун открыл глаза и посмотрел вперёд, в пустоту, задумываясь над словами таксиста. — Даже если и так, что с того? — он поворачивает голову на Саймона и смотрит уже весьма осознанным взглядом. — Так будет лучше всем нам. — А тебе лично? Ты думаешь, что выдержишь те полевые условия? — Цзюнь берёт его руку и разворачивает ладонью вверх. Мягкие подушечки пальцев с яркими отпечатками кожного рисунка, повреждённого лишь в одном месте, где трётся шариковая ручка о палец, ровные суставы на пальцах, не обременённые тяжелой работой, светлый цвет кожи, из-за редкого пребывания на улице, на солнце и ветре. — Твоя красота завоет уже через два дня, и ты будешь мечтать сбежать оттуда. Поверь, там тебе нежности никто не подарит. — Я, — Джэджун выдёргивает руку, — всё смогу вытерпеть. Если уж бессонные ночи в подвалах вытерпел, то полевые условия как-нибудь переживу, — уверенно ответил он. — Тебе-то что с того, я не пойму? Саймон лишь равнодушно пожал плечами. Он и сам не понял, зачем это сказал. Даже, уговори он его остаться, тот также маялся бы в Корее. Дело тут не в месте проживания, а в окружающих людях. Семья брата — единственные, кому он нужен. Именно поэтому он любит их и хочет, чтобы жизнь их была лёгкой и беззаботной. Скорее всего, он даже не понимает, что без него это как раз невозможно. — Тебе нужно поспать, — только говорит Цзюнь. — Сейчас похмелье начнётся. — Джэджун, поняв, что ответа не получит на свой вопрос, махнул на парня рукой. — Какое спать? Там у меня племянница появляется, да и вот вот фейерверки начнут запускать. Не хочу это пропустить. — Он вдруг расплывается в блаженной улыбке, а Саймон смотрит на часы. Через десять минут год закончится. — Я так давно не видел фейерверков, это так прекрасно. Очень люблю на них смотреть. Помню каждый Новый год. По крайней мере, последние двадцать. И знаешь, — поворачивается к Саймону, — считаю, что это самое прекрасное изобретение человечества. Волшебство, — он приподнимает руки и пальцами имитирует взрыв, показывая другу таким примером эту красоту. — Такие краски, такие эффекты. Словно космические туманности прямо над нашей головой. Пуф… И яркий рисунок озаряет небо. Саймон сейчас видел эти фейерверки в глазах Кима, в больших серых глазах сверкающие яркие эмоции ослепляли его, это ли не волшебство? Многие ли могут так восторженно наслаждаться малым, ценить такие незначительные моменты в своей жизни, пугаться за других и совершенно не переживать на свой счёт, наивно искать идеального человека среди серой толпы, истинно верят в чудо? Такие люди, если любят, то всем сердцем, в каждом ядре своих клеточек он оставит кусочек любви, и, если произойдёт нехорошее, вырвать это чувство придётся вместе с сердцем уже. У таких людей любовь одноразовая, в единственном экземпляре, неделимая, не растягивающаяся, и боль от неё бывает смертельной. — Может, уже пойдём? — медсестра дёрнула Саймона за руку, когда тот утонул в глазах Джэджуна. — Пока все соберёмся, как раз и бабахнут. — Да, да, пойдём, вдруг кто-то и раньше запустит, — поддержал идею Ким. Он берёт своё пальто и поднимается. Саймон помогает ему, так как тот плохо ещё координировал действия своего тела. — Саймон, давай это сфотографируем, хорошо? Вся толпа белых халатиков зашевелилась и поплыла на выход, утаскивая за собой ребят. Коридоры заполнились веселым гомоном. Даже дремлющие посетители вышли на улицу сейчас, чтобы хоть с фейерверками встретить Новый год. Люди настроили камеры телефонов и замерли в ожидании, когда часы уже начали обратный отчёт, толпа в голос стали подхватывать тиканье секунд, словно тем самым подгоняя время и концентрируя всю свою энергию на этом чуде. Когда раздался первый залп, Джэджун чуть не подпрыгнул от восторга. Он весело взвыл, глядя лучистыми глазами в небо, где огни вырисовывали символ наступившего года. Со всех сторон горизонта посыпались залпы, перебивая красоту друг друга. Саймон достаёт свой телефон и начинает видеосъёмку, как Джэджун, по-детски радуясь этому волшебству, крутился из стороны в сторону, указывал пальцем на новые картинки в небе, пытаясь привлечь внимание Саймона. А тот смотрел лишь в камеру, смотрел лишь на него, он даже не понимал, что тот ему так заливисто выкрикивает под общий гомон толпы, и даже не вникал. Для него было волшебством и, наверное, не меньшим удовольствием наблюдать за этими эмоциями парня. На фоне разноцветных огней его искренняя открытая улыбка очаровывала. Почему Саймону кажется, что она предназначалась именно ему? — Скажи какое-нибудь поздравление, — просит он Джэджуна. — Я? — смущается тот, но берёт себя в руки. Ради такого праздника, можно и побаловаться. — Поздравляю я всех, — громко говорит он. — Не сомневаюсь, что Новый год принесёт ещё моменты счастья, которые вы будете собирать в свои копилочки, чтобы потом вспоминать о них. Я, прощаюсь со старым годом, который был очень плодотворным в моей жизни, и хочу, чтобы следующий стал ещё лучше, желаю, чтобы Юнхо гордился мной, желаю, чтобы мои племянники видели своего отца гораздо чаще, чем сейчас, желаю, чтобы моя племянница очаровала всех своей красотой, желаю тебе, Саймон, найти свою единственную, чтобы испытать радость семьи и не быть таким одиноким. И спасибо тебе за твою помощь, ты очень добрый. Я очень рад, что познакомился с тобой ещё в прошлом году, — он смеётся. — Этого достаточно? — задумывается, вспоминая некоторые моменты. — В общем, поздравляю всех людей вселенной. — Смотрит вверх на очередной залп, которые становятся всё реже. Саймон убирает камеру и тоже смотрит, но не на фейерверки, а на Кима. Толпа такая плотная на небольшом крыльце клиники, что они стоят вплотную друг к другу. Цзюнь незаметно для других кладёт руки на талию Джэджуна и притягивает к себе, обвивает его и опирается подбородком на его плечо. Тот не убирает эти объятия, не оборачивается возмущенно, продолжает также восторженно смотреть на огни, словно ничего непредвиденного не случилось. Толпа потихоньку расходятся, крыльцо пустеет, в небе изредка вспыхивают жалкие шары огней, а двое молодых людей так и стоят. Никому уже не хочется уходить, их сейчас всё устраивало, всё было правильно для обоих, это было для них личным уютом. Пусть ненадолго, но они подарят друг другу тепло в честь праздника. Ничего не говорилось, обоим было приятно придумывать речь другого в своей голове, придумывать те правильные слова, которые они хотят услышать в данный момент.