Витражи

      — И зачем ты привез меня сюда? — девушка аккуратно закрывает дверь авто, вглядываясь в линию горизонта над океаном.       Хайтани собирает распущенные волосы в небрежный пучок и молча идет вперед, игнорируя ее. Не остается ничего более разумного, чем просто следовать за ним.       Ран был горячим, как огонь, но словно искусственным и в электрическом камине, лишь проецирующем яркую картинку на дисплее. Подойди ближе, копни поглубже, коснись — казалось, обожжет; но пальцы лишь немеют от первобытного холода, что он носит в себе годами, пряча айсберги своих мыслей за тем самым дисплеем с изображением юношеской пылкости и веселья, получаемого от жестокости.       Ран был таким же сломленным, как и все вокруг. Просто достаточно умен, чтобы никогда не показывать этого окружающим, в зависимости от компании преподнося себя так, как будет выгоднее всего.       — И что это? — снова спрашивает она, надеясь все-таки услышать ответ, — Хайтани, ты оторвал меня от работы, посадил в машину и мы три часа ехали в тишине, чтобы посмотреть на песок и море?       — Это океан, дура, — мужчина произносит это без желания оскорбить, вставая в двух метрах от линии прилива, — давай пару минут помолчим? Мне нужно немного тишины.       «Удивительно, что он в таком случае взял меня с собой» — думает девушка, но вслух ничего не говорит, провожая глазами полуметровые волны.       Они оба не вписывались в понятие «обычных людей». Тяжелое детство, жестокая юность, не дающая спокойно выдохнуть взрослая жизнь. Странные люди, страшные люди; люди, от которых стоит держаться подальше — уже более похоже на их описание. И не удивительно, что в самое тяжелое время они встретились и нашли друг в друге что-то знакомое, близкое; что-то, с чем не хотелось расставаться, потому что без этого жизнь как будто станет скучнее не настолько, чтобы по этому горевать, но настолько, чтобы это заметить и без конца думать о чем-то недостающем в серых буднях. Может, одного сообщения о каком-то абсолютно не важном, но забавном событии; может — периодических встреч и долгих разговоров у сигаретного ларька; а может возможности снять непробиваемую маску ехидства и контроля, просто позволяя себе на время расслабиться и говорить то, что думаешь, зная, что нету риска, что тебя осудят или не поймут.       — Почему ты сбежала? — прямо, без намеков и подводок — выстрелом в голову, не промазав ни на миллиметр. Хотя, конечно, уместнее было бы сказать «в сердце». Ран обладал удивительной для нашего времени прямолинейностью, и девушка это очень ценила. Но с ответом медлила.       С неделю назад после «адового вторника», как они решили его называть — дня срыва серьезных сделок, больной головы и ссор с семьей — они вместе сидели в баре, заливая ленивые разговоры о рок-звездах девяностых стаканами десятилетнего лафройга. Разговор шел легко; им всегда было интересно обсуждать что-то друг с другом и вести дискуссии, но в какой-то момент разговор свернул не туда — спустя несколько минут они уже пьяно смеялись, обсуждая свои сексуальные предпочтения. Вроде бы знали друг друга долго, почти ментально ощущали, но у нее в голове произошел «щелк» после какой-то абсолютно несерьезной фразы Хайтани. Она потянулась ближе; смотрела то на губы, то на глаза — хотела целовать. И Ран понял, позволил, не двигался. Но здравый смысл резко перекрыл минутное помутнение, и она, так и не коснувшись его, извинилась и спешно покинула помещение, непривычно краснея и пытаясь осознать, что произошло.       После долго анализировала свое поведение, пыталась вспомнить мысли в моменте, но так ни к чему и не пришла — приняла тактику избегания, но долго прятаться не вышло. Все-таки серьезные взрослые люди.       — Не хотела портить то, что между нами устаканилось, — она осела на песок и достала из кармана сигаретную пачку, — дружбой это назвать странно, но ты понял, о чем я.       Чиркнула зажигалка. Мужчина так и не оторвал взгляда от горизонта.       — Ты хотела поцеловать меня. — Утвердил он.       — Хотела, — облако сизого дыма мгновенно подхватил ветер, — сильно хотела. Но ты не из тех людей, которым это надо, Хайтани. А я не из тех людей, которые смогут назвать хоть вполовину осознанное действие «ошибкой» и делать вид, что ничего не произошло. Надо нести ответственность за свои поступки, а лучше всего их вообще не совершать.       — Я много думал, — Ран тоже закурил, пряча свободную руку в карман и наконец сменив объект своего ледяного внимания, — я не был против. Более того: я, наверное, тоже этого хотел.       Повисла недолгая тишина.       — Отец разрушит твою репутацию, поднимет все связи, чтобы уничтожить твой бизнес и в конце-концов тебя убьет, — Хайтани сел рядом, почти касаясь ее плечом, — я не просто так стараюсь оградить себя от людей и людей от себя, Ран.       — Мне не впервой иметь дело с якудза, — он смотрит своими радиантовыми глазами в самую душу — ледяная орхидея, произведение искусства — и ранит этим до глубины души, — я придумаю, что с этим делать. Не переживай.       Ему хочется верить. Хочется позволить себе вольность немного побыть влюбленной дурой, хотя бы просто почувствовать что-то кроме постоянного напряжения и стресса, но груз ответственности за чью-то жизнь давит на шею гильотиной, даруя страх вздохнуть лишний раз.       — Я не хочу, чтобы ты страдал от этого, Хайтани. Найди себе женщину под стать себе. У тебя вариантов больше, чем звезд на небе.       — Так себе перспектива. Не хочется, — он наклоняется к ее лицу, цепляя подбородок пальцами, — не убегай.       Целует аккуратно, медленно, давая выбор — отстраняйся, если хочешь. Но она не хочет, и поэтому отвечает так же трепетно, тыльной стороной ладони оглаживая острые скулы, забывая о тлеющей сигарете во второй.       Он такой холодный, что обжечься можно. И страшно, что будет завтра, и бояться есть чего — отпускать не хочется, ведь внутри раскрываются цветы и светит солнце; и все это значит, что им обоим разгребать еще тысячу проблем и искать столько же оправданий — перед людьми, перед миром и перед собой. Но имеет ли это все сейчас смысл, если солнце садится за горизонт, окунаясь в необъятный океан, а чужие губы такие приятные, что от них не отрываться бы никогда?        Сегодня стоит позволить себе немного вольностей. О последствиях они оба думали все это время и подумают потом, но теперь вместе. От осознания этого глупого «вместе» льды Антарктики в сердце самой красивой орхидеи долины пепла дали трещину.