***
Ночью Ромке было душно. Ему не спалось, и он постоянно ворочался, то скидывая одеяло, то натягивая его обратно. То ли печь перетопил, то ли что-то еще. Черт поймет эту бессонницу. Мальчишка психанул, скидывая одеяло снова и вскакивая на ноги, вдевая ноги в теплые тапки, а затем направляясь на кухню, чтобы выпить чаю. А может выскочить на улицу и быстренько перекурить, пока родитель не видит. На кухне было жарко из-за печки, которую Ромка растопил перед сном, занеся побольше дров из сарая. Поэтому в такой мороз в доме было совершенно не холодно в майке и поношенных семейниках. Рома поставил на печь чайник и присел на табуретку, заглянув в окно, на котором мороз рисовал узоры. В следующем году неплохо было бы заново затолкать в щели вату. Он взял свою кружку, стоящую на столе, и закинул туда три ложки сахара. Он шмыгнул носом и кинул взгляд на пепельницу, что стояла на подоконной раме. Крепкие сигареты, которые курил его отец. Запах все еще витал по кухне. Запах скорби и тоски. Мальчик потер колени и оперся о них руками. Уже столько времени прошло, а все равно как ножом по сердцу. Так больно, что не описать. Когда Рома был еще совсем мелкий, лет восемь было, к ним домой ворвалась война. Отец отправился защищать Родину и заработать денег, ведь обещал своему любимому починить дом, купить новой мебели, а ещё накопить для Ромки на университет и жизнь, чтобы тот потом ни в чем не нуждался. Но похоронка в дверях дома была слишком неожиданной. Как же это тогда подкосило их семью. Ромин папа был лишь тенью себя прошлого в те времена. На маленького мальчика свалилось все — забота о доме, о родителе, готовка, стирка, глажка, колка дров и походы в магазин. Соседи помогали, все отца у Ромы уважали, он был не последним человеком в их поселке. И вот так вот случилось. Судьба была к ним явно немилостива. Ромин отец был особенным. Он был иным, не человеком. Он мог обращаться в волка. Сильного и огромного. Как же Ромка обожал зарываться пальцами в его мех. Как же любил ходить в лес на охоту, и как же сильно любил кататься на его широкой и крепкой спине. Мальчишка был от родителя без ума, у него даже с папой не было такой тесной связи, как с его отцом. Они оба являлись альфами. Сильным полом, который должен был быть в семье защитником. А папа Ромы был омегой. Хрупким, нежным, как цветок. Так казалось на первый взгляд. На самом деле папа Ромки строил всю их семью. Ох, как же его родители любили друг друга. Ни у кого в мире не было столь сильной любви, как у этих двоих. И как же судьба дала им в жизни мало времени рядом друг с другом. У отца была собственная стая. Оборотни, или же на языке их родном — кэин. И когда-то эту стаю возглавит он, — Рома. Наследие своего отца. Уже не по годам сильный и быстрый, ловкий, крепкий. У него уже была собственная стая из дворовых мальчишек, в которой он был главарем. Некоторые считали их всего лишь хулиганьем, но знающие люди понимали, кто они такие. Отцовская стая помогала по сей день. То дичи принесут, то деньгами помогут. Женщины, у которых подрастали сыновья, передавали одежду Ромке на вырост. У папы на работе тоже нет-нет, а кто-то что-то подгонит. Роман такое ценил. Хоть и стыдно было слегка. Вскочив на ноги, мальчик налил себе горячего чаю, а затем, достаточно согревшись, оделся и выскочил на улицу. Нащупав в кармане кожаной куртки, в которой он и в огонь, и в воду, а заодно и в мороз, пачку сигарет, он вытащил одну, чиркнул спичкой и прикурил. Выпустив в воздух тонкую струйку сизого дыма, он выдохнул, потерев замерзшие вмиг уши. «Никогда не страдал бессонницей, а тут на тебе», — с раздражением подумал Рома и фыркнул. На небе светила полная луна, освещая их земельный участок. Рома обвел взглядом их забор. Нужно бы подлатать. Их дом находился прямо у кромки леса. Его отец сам построил его. Как только узнал о том, что Ромкин папа носит под сердцем ребенка, то сразу же начал строительство. А к лесу поближе, потому что ему нужно было быть ближе к природе. Вновь глубоко затянувшись, мальчишка задумался. Точно что-то случилось, раз он спать не мог. Может, лес что-то сказать хочет? Или Вэрса сам. Мотнув головой, Ромка последний раз затянулся и спрятал бычок в снегу. Потом весной сам будет тут прибираться, чтобы не спалиться. Заскочив в дом, он сразу же помчался в свою комнату, чтобы не нарваться на родителя. Отчего-то ему казалось, что вот-вот и что-то поменяется. Но что конкретно — он совсем не понимал.***
Новогодние каникулы пролетели незаметно. Антон оглянуться не успел, как уже нужно было отправляться в школу. Совсем не хотелось вливаться в новый коллектив. Они приехали сюда прямо перед Новым Годом. Посмотрели по телевизору новогоднее обращение Ельцина и сразу же легли спать. Потом начался муторный перевод Антона в школу. Олю уже последний год было решено в садик не вести. Из-за того, что мама была домохозяйкой, то за Олей должна была присматривать она. Больше всего Тоша боялся, что в школе начнут издеваться над его вторичным полом, как это было в городе. Он никогда не жаловался родителям, не видел смысла. Перевели бы его в другую школу и началось бы все по новой. А тут так и школы другой не было, только одна. Антон причесался, взглянул в зеркало и вздохнул. Отец уехал еще ранним утром, хотя хотел проводить мальчика до школы, а мама с Олей еще спали. Ему пришлось самому вставать по будильнику. Если вообще можно было это назвать тем, что он спал. Он постоянно ворочался, а в полночь ему и мерещилось всякое. Снился лес, большая поляна, вся в снегу, а на ней танцующие звери. Куча зверей. А после он слышал волчий вой. Да такой, словно совсем рядом. В сонном бреду казалось, что вот он беззащитный, лежит в снегу, ему уже очень холодно и над ним нависает он. Косматый, большой волк. Его черная шкура была в снегу от погони, а из пасти пахло кровью. Но отчего-то Антону было не страшно. Волнительно, любопытно, но никак не страшно. Будто он знал этого волка, доверял ему. Но отчего? Поправив школьную рубашку и заправив ее в штаны, Антон натянул на себя теплую жилетку. Протерев очки, он направился вниз, чтобы поскорее перекусить бутербродами и побежать в школу. Путь предстоял через лесную тропу, через незамерзающую реку, над которой был раскинут деревянный мостик, и через поселок. Лес сомкнутым пологом возвышался над головой, отчего внутри все свербело и скручивалось в плотный комок. Ему было жутко, что вот-вот и из леса выпрыгнет какой-нибудь страшный зверь. Вспорет ему брюхо, утащит в лес и будут потом ходить по поселку с его, антоновской, фотографией и опрашивать всех — видел ли кто этого мальчика. А как же Оля? Плакать будет точно. Тоша вздохнул, спрятав покрасневший от холода нос в воротнике своего пуховика. Зря он, наверное, оделся так легко. Поселок очень близко находился к Тундре, зима здесь была продолжительная и холодная. Гонимый легким страхом темени чащи, он старался как можно скорее преодолеть то расстояние, которое оставалось до школы. А за мостом будто его ждало желаемое спасение от тянущих к нему лап тьмы, которые когтистыми ветвями цеплялись за капюшон пуховика. Он почти одним длинным прыжком преодолел весь мост, останавливаясь на той стороне и со страхом оборачиваясь, боясь увидеть что-то, что скрывалось в темноте. Снег в глубине леса хрустнул и Антон сорвался на бег, уносясь в сторону поселка. Он шел по проселочной дороге в полном одиночестве, лишь снег скрипел под ногами тяжелых зимних ботинок. «Будто ломаются маленькие позвоночники», — подумал Тоша и даже как-то смутился своим темным мыслям. В домах постепенно загорался свет. Он слышал иногда крики, где кто-то будил детей в школу. Чувствовал запах растопленной печи, который смешивался с морозцем. В городе пахло совсем не так. А чувствительный к запахам нос очень радовался тому, что здесь нет выхлопных газов и вони от промышленных заводов. Не стояло невидимого смога, который заставлял Тошу и Олю задыхаться, тогда как родители их совсем ничего не чувствовали. Кажется, не только в этом проявлялся вторичный пол. Бабушка рассказывала еще много, но Антон почти ничего не запомнил. А уже скоро ему стукнет тринадцать, время полового созревания. В школе не было подобных уроков, на которых объясняли бы о том, через что придется пройти подрастающим альфам и омегам. Антон сможет узнать это только на приеме у врача. Вдохнув пропахший уютом воздух, мальчик подошел к забору школы, что находилась на окраине. За ней уже располагались какие-то здания, кажется, котельная, судя по черному дыму, струей вздымающимся в не менее черное небо. Он вздохнул, неловко потеребив лямку рюкзака. Ну вот и первый учебный день. Сделав шаг вперед, Тоша вошел на территорию школы, сразу же уворачиваясь от летящего в него комка снега, младшеклашки играли друг с другом, специально придя пораньше. У гардероба уже столпились школьники, наперебой подавая свои куртки бедной женщине, которая пыталась успеть унести как можно больше курток на вешалку. Получив заветный номерок, Антон потоптался на месте и направился в сторону класса, в котором у него был первый урок. Рюкзак с учебниками был непривычно тяжел, как и шаги с каждым разом становились все медленнее и тяжелее. Он мечтал, чтобы этот день никогда не наступил, чтобы вдруг на утро стало известно, что школа сгорела. Но увы. Однако, страх улетучился, стоило носу поймать какой-то притягательный запах. Сожженные на костре сухие травы и запах хвои на морозе. Он повел носом, огляделся, но не нашел обладателя такого одурманивающего аромата. Слишком много было людей, сложно было выцепить нужного. Запах остался на основании языка приятной горечью, окутывая изнутри, как кокон. Антон сглотнул, облизывая вмиг пересохшие губы. Он направился к классу, в котором у него первым уроком была литература. Рядом с кабинетом вились дети, похожие на рой насекомых. Их было так много, все с иголочки одетые в школьную форму. Антон присел на подоконник, неловко переминая пальцы на руках. Голоса не смолкли даже когда на горизонте замаячила строгая учительница. Она одним движением открыла дверь в кабинет и вошла внутрь, а кабинет, из которого слегка повеяло холодком из-за стоящего на улице мороза, запустил в себя галдящую толпу. Тоша выдохнул. Собрался с мыслями и спрыгнул с подоконника, направившись на литературу. Казалось, что сотни, нет, тысячи пар глаз устремились на него одного. По спине стек холодный пот и Антон побледнел. Он помялся и взглянул на учительницу, которая только сверкнула стеклами своих очков, оглядев Петрова с ног до головы. Ее голос громыхнул, как гром, был тяжелым, строгим, как и подобает учительнице: — Новенький? — А-Антон Петров. Мне сказали, что я буду в шестом «В» учиться, — проблеял Антон, сам не узнав свой голос. Чего это он? — И никто не предупредил, как всегда, — женщина раздраженно вздохнула. — Должны были вписать. Кто бумаги должен заполнять, я, что ли? Стой тут. Учительница вышла из кабинета, оставив за собой шлейф не очень приятных духов. Антона прошибла дрожь. Еще немного и подкосятся коленки. Он глубоко вздохнул и вновь приятный запах окутал с ног до головы. Тоша точно стал бы искать источник запаха, если бы не противный голос рыжего толстяка, чье лицо было похоже на решето из-за гноившихся прыщей. — Эй, очкарик! Доску вытри! Началось. Антон поежился, испугавшись и вытаращив зеленые глаза на одноклассника. — Ты что, совсем оглох? — кажется этот пацан был местным хулиганом-заводилой. Хоть бы сюда побыстрее пришла учительница и Антону не пришлось краснеть. Лилия Павловна зашла в класс обратно достаточно быстро. Она села за свой стол, заполняя журнал. — Садись пока за Семёном Бабуриным. Бабурин, руку подними, — скомандовала Лилия Павловна. Толстый мальчуган поднял руку и со стуком опустил ее обратно на парту, будто ему было невероятно сложно ее держать. Антон замялся, направившись меж рядов, ощущая, как в спину впиваются острые, как колья, взгляды одноклассников. Омега присел за парту, раскладывая все на столе к уроку и вздрагивая, когда вдруг к нему резко обернулся тот толстяк. Он осмотрел Антона, будто тот был игрушкой на витрине, затем сразу же отворачиваясь, только ухмыльнувшись. Тоша зажался, почему-то стало очень некомфортно. Другие одноклассники тоже рассматривали его, словно тот экспонат. Глазели своими глазами-пуговками, а их расплывчатые лица насмехались над Антоном. Или тому так просто казалось? Хотелось поскорее домой, и чтобы этот день как можно быстрее закончился. Вернуться к старым друзьям в город, в старую школу, где все знакомо уже с первого класса. Здесь же все новое, непонятное. Тот мальчик, что сидел перед Тошей наверняка хулиган. По его насмешливому лицу и взгляду это было видно. Антон, как омега, будет мальчиком для битья и издевательств. Если накинутся с кулаками, то вряд ли Петров сможет дать отпор. Скорее даст деру, но далеко не убежит. После урока, когда весь класс одним потоком вышел в коридор, направившись к другому кабинету, Антон последовал за ними. Не хотелось быть белой вороной и отставать. Он и так ни с кем не заговорил, смущаясь и волнуясь. Новая школа казалась приветливой, когда по ее коридорам Антон шел во время каникул вместе с мамой. Приветливой казалась и тогда, когда он приходил за учебниками. Но теперь будто все ополчилось против мальчика. Тоша вдруг споткнулся об чью-то подставленную ногу и полетел вперед, едва успев выставить перед собой руки, чтобы смягчить падение. Но падение было предотвращено мягким девичьем телом, от которого исходило приятное тепло и нежный запах шелковицы. Коридор пронзил девчачий визг, и Антон отпрянул от девочки, которая прикрылась и запричитала: — Он меня облапал, облапал!!! — она верещала, прячась за спинами своих подружек. Ее серые глаза горели яростью и нескрываемым презрением к Антону, а тот лишь в панике сделал два шага назад. — П-прости, я не нарочно. Я споткнулся, прости, пожалуйста, — омега извинялся перед одноклассницей, которая откинула за спину густую светлую косу и уперла руки в бока. — Как же! Не хотел он! Ты нарочно! Из толпы одноклассников вышел тот самый толстый мальчик, за которым на литературе сидел Антон. Он вздрогнул, взглянув на предполагаемого обидчика. Тот как раз разминал кулаки и ухмылялся, предчувствуя неплохое веселье. — Кать, да ладно ты, у тебя и лапать нечего, че верещишь? — вступился за Антона один из мальчишек-одноклассников, а девочка только возмущенно распахнула глаза и ноздри ее стали бешено раздуваться от сопения. — А ты бы, Коля, промолчал! Лучше бы заступился за девочку! Сёма! Проучи его! — Че, новенький, — толстяк хрюкнул, — девочек обижаешь, урод? — Н-нет, ни в коем случае, это случайно вышло, меня толкнули! — едва слышно просипел Антон, но его голос казался оглушающе громким. Вот сейчас. Первый день, а он уже станет грушей для битья. — Дуй за Ромычем, давай-давай! — подгонял какого-то младшеклассника мальчишка, который вступился за Антона. Антон зажмурился, когда Бабурин схватил его за воротник и резко опрокинул на лопатки, впечатав в пол. Воздух едва ли не весь вышел из легких. Хотелось заплакать, но Тоша стойко вытерпел и лишь крепко сжал холодными тонкими пальцами запястье Семёна. Если сейчас не дать отпор, то все оставшиеся года Тоши в школе будут убиты этим жирным уродом. Семён гадко осклабился и зловонное дыхание заставило омегу закашляться. Вот сейчас нужно что-то сделать! — Если ты еще раз меня тронешь… то я…! — Антон задохнулся, когда Семён со всей дури ткнул его толстым пальцем-сосиской в лоб. — И че? Че ты мне сделаешь, сопляк? Разревешься и пожалуешься мамочке? Антон зажмурился и двинул кулаком наотмашь. В ушах зазвенело от адреналина. Он вообще, что только что сделал? — Тебе пиздец, — гневно выругался прямо в лицо Антона Бабурин и ушел прочь. «Я только что подписал себе смертный приговор. Мне пиздец…», — подумал Антон, мысленно сокрушаясь над правильностью собственных решений.***
Ромка стоял у рисунка висельника за школой, затягиваясь сигаретой так, чтобы не было запаха, держа тонкую палочку на сучке. Он передал сигарету своему лучшему другу — Бяше, а тот, натянув потуже капюшон, сделал смачную затяжку. Да, день не задался с самого утра. Утром в доме не пошла из крана вода и Ромке пришлось просыпаться с утра пораньше, чтобы сбегать на колонку. Его папа хотел его остановить, но куда уж там. Ромка был тем еще упрямцем. Его папа говорил, что он весь в отца. Точно такой же. Альфа осмотрелся, почуяв неладное, когда на затылке волосы встали дыбом. Он перевел взгляд на шестерку, мальчишку из классов помладше, который бежал к ним, тяжело дыша. — Рома! Там Бабурин омегу какую-то обижает! — Брешишь? — спросил Рома, принимая сигарету и выпуская дым в лицо мальчика, который закашлялся. — Да не вру я! Меня Коля отправил за тобой! — Блять. Бяша, погнали, — Ромка кивнул, направившись обратно в школу, слегка подрагивая в одной олимпийке. Бабурин уже не в первый раз совершал подобную оплошность. Было тупостью со стороны Ромки принять его в их маленькую банду, стаю. Секретов, конечно, разглашать никто не стал о том, кто они такие, но дворовая шпана приняла этого толстяка как своего. Тот недавно перевелся в их школу. Был тихим, а потом как будто взбесился. Тогда-то Ромка его и заметил. Но чем дальше, тем хуже становилось его поведение. У стаи Романа Пятифана было всего несколько правил: 1. Мелких не трогать. 2. Девочек не обижать. 3. Омег не бить. В целом не трогать тех, кто слабее. А Семён нарушил уже несколько из них. Когда-то терпение альфы точно кончится. Он влетел в школу, точно орел, рванув по лестнице на второй этаж, где у них должен был быть урок. Толпа уже разошлась, никого не было, все сидели в кабинете. Только Семён щелкал семечки, сидя на подоконнике и кидая кожуру от них на пол. Ромка осмотрелся и нахмурился. Никого видно больше не было, одноклассники гурьбой завалились в класс математики, как только его открыли. Качнув головой, альфа развернулся к Бяше. — Опоздали, бля. Теперь этому жирному ниче не предъявить. — Да, на, — протянул шепеляво бурят, почесав затылок. — И че делать будем? — Да ниче, — Ромка пожал плечами, засунув руки в карманы олимпийки. — Жрать после третьего урока пойдем, вот че! Уроки тянулись нарочно медленно. Пятифанов не смог сдержаться и на математике уснул, а там за следующими уроками незаметно подтянулась и обеденная перемена. Кажется, в столовке был какой-то кипиш, но когда Рома пришел туда, то уже все снова рассосались. Точно судьба решила уберечь бедолагу от еще больших насмешек. С последнего урока хотелось сбежать, но альфа заставил себя высидеть. Отчего-то интуиция, что была достаточно сильна, вопила, что не надо никуда уходить, что еще будет много чего интересного сегодня. Волоски на руках и шее вставали дыбом, когда до носа долетал приятный пряный аромат, смешанный с нотками зимнего морозца. Ромкин любимый. После урока Ромка собирался как обычно пойти лохов пощемать, может, что путного из этого выйдет. Домой не хотелось, папа все равно приедет только вечером с работы, а до этого времени было бы неплохо по улице пошататься, с пацанами встретиться. Зайти к Харитону Борисовичу, который Ромку учил уму разуму, когда отец умер, передать привет. Может, и Полине глазки пострелять. Она же гордая, в школе игнорировала. Сразу было понятно, волчья кровь. Ромке давно нравилась Поля. Первая скрипачка в поселке. А когда обращаться начнет — вообще отбоя не будет от пацанов из стаи. Ромка мотнул головой, услышав оклик. Он обернулся вместе с Бяшей к бегущему мальчугану. — Там…! — задыхаясь, кряхтел мальчишка. — Там Бабурин…! Стрелу забил тому омеге, с которым утром махался! Ромкины глаза зажглись яростным огнем, он тяжелым шагом направился вниз, почти срываясь на бег, забирая с гардероба свою кожаную куртку, которой лет двадцать уже точно было, наследство небольшое, а на голову натягивая шапку, которая совсем не прикрывала уши. Мальчишка выбежал на улицу, на ходу застегивая куртку и направляясь к столпотворению за школой, где голоса наперебой кричали все, что душе угодно, каждый хотел увидеть шоу. «Блять», — буркнул Роман себе под нос и нахмурился, ускоряясь. Если и правда там омегу Бабурин бьет, то пиздец жиртресту придет. Последняя капля уже. Бяша семенил следом, точно бессменная тень. Всегда на подхвате, но сам не полезет первый в драку, если Ромка не позволит. Только зубы поскалит и провоцировать будет. Ромка плечами растолкал столпившихся в кольцо одноклассников и других учеников. Старшеклассники тоже были тут, наблюдали за этим цирком, готовые если что разнять. Что толку лезть в драку мелкоты, если разнимать не требуется? Рома поднял взгляд, наблюдая за скачущим пареньком перед Бабуриным. Тот пытался уворачиваться, но Сёма все равно умудрялся доставать. Схватил за портфель, дернул на себя, отчего из раскрытой сумки все высыпалось на снег. Рома нахмурился, готовый уже вмешаться, как светлый, как снежок, омега закричал: — Свинья! Бабурин оцепенел, вперившись узкими водянистыми глазами в мальца перед собой. Ромка ухмыльнулся, внутренний зверь утробно зарычал. Кажется, это его новый одноклассник. Ромка видел его сегодня утром, но не придал значения. А тем временем мальчишка продолжил: — Из старой школы перевелся, почему, скажи, а?! — злость захватила Антона, он рычал и выглядел, словно разъяренный зверек. — Резко поменялся, как переехал сюда. Почему не скажешь всем свое настоящее имя?! Жирная свинья! Так ведь тебя кликали в прошлой школе?! Обижаешь слабых, потому что отыграться хочешь! Потому что показываешь себя тем, кем ты не являешься! — Да ты! — взъярился Семён, замахнувшись, но Петров снова отскочил от него, уворачиваясь. — Я из тебя котлету сделаю! — Свинья! — Антон резко замахнулся и со всей силы впечатал кулак в пухлую щеку Бабурина, заставляя его прыщи полопаться, как новогодний фейерверк. Внутренний Волк утробно зарычал. Клыки зазудели, Ромка оцарапал ими нижнюю губу, ухмыльнувшись. Бяша почуял перемену состояния своего вожака, как и стоявшие здесь другие члены стаи. Не вмешивались, ждали команду. Нападут всем скопом, лишь позволь. Загрызут и оставят лишь кости. Ромка ухмыльнулся, кивнул и с садистским удовольствием наблюдал, как срывается дворовая шпана, накидываясь на Семена и скручивая его по рукам и ногам, пока расслабленный Роман направлялся к нему. Зверь утробно рычал, почти мурлыкал. Проходя мимо омеги, он втянул носом запах, а зрачки его сузились, едва ли не явив настоящую сущность. Сильный, злой и страшный волк. Пятифанов сморгнул наваждение, встал перед Бабуриным, и жажда крови стала невыносимо сильной. Альфа рыкнул, оголил клыки, подавляя любое сопротивление и со всей силы замахнулся ногой, ударяя хулигана в челюсть. Бабурин взревел навзрыд, заплакав, и сплюнул выбитый зуб. По челюсти потекла алая струйка крови, и Ромка с удовольствием втянул носом воздух. Загнанный в угол, бедная жертва. Теперь не он на вершине. Теперь он внизу пищевой цепи. — Жиртрест хуев, ты че, опять, сука, на омегу полез?! Мудила, да я тебе все кишки вырву, пидрила! — Ромка замахнулся, со всей дури ударяя в солнечное сплетение. Антон тяжело и загнанно дышал, не понимая, что происходит. Вот он ударил Бабурина, а после резко налетела стая яростных пацанов, которые скрутили Сёму, оттаскивая от Антона. Омега только смотрел на них, а затем перед ним выросла спина мальчишки, от которого пахло жженными травами. Вот он! Тот самый запах, который Антон почуял еще с самого утра! И теперь обладатель этого запаха, опасный, но такой притягательный, издевательски бил Бабурина, который только ревел и молил о пощаде. Ну точно ублюдок. Вдруг Семён вырвался из захвата, оттолкнулся ногами от земли и кинулся на Тошу. Тот только успел увернуться, и бета смог схватить только очки омеги, а не выдавить тому глаза. Петров упал на землю, сощурив глаза, как слепой котенок. Ромка зарычал, указал пальцем на Бабурина, так и говоря своей шайке: «Фас!». — Я тебя еще завтра достану, сучара! — альфа собрал комок, целясь в улепетывающего Сёму. — Хана тебе, на! — поддакнул Бяша, тоже кидаясь снегом вслед убегающему мальчишке. Пятифанов осмотрел собравшихся, махнул головой, приказывая безмолвно расходиться. Нечего тут больше было стоять. Он взглянул на сидящего на снегу омегу, направившись к нему и присев напротив на корты. Их взгляды встретились и Антону показалось, что он перестал дышать. Хулиган перед ним, от которого пахло опасностью, почему-то совершенно не вызывал страха. «Маленький волчонок», — подумал Тоша, наблюдая за одноклассником, подивившись такому сравнению. Внутренний Волк сразу заприметил этого омегу. Пугливый, как зайчишка, но такой храбрый, что аж скулы сводило, как хотелось вонзиться клыками в шею и загрызть. Зайчонок уже принадлежал ему, альфа это знал и чувствовал. Лес шептал ему: «Пойди и забери». Пожалуй, Рома так и сделает. Антон Петров — его новый одноклассник и будущая пара, Пятифан поклянется в этом на крови. Только сначала нужно перебороть свое стеснение.Продолжение следует…