Короче говоря (Это было непростое время) или ИскИны никогда и ничего не забывают

А он просто будет проходить мимо Необычайный, как сияние кометы в небесах, Как самый уютный дом. Пора уже смириться с этим и отпустить. Taylor Swift, «Long Story Short» ---------------------- Тони быстро наскучило считаться мертвым. Да, поначалу это было необычно и даже весело. Он пробыл в коме около восьми месяцев после Щелчка, но Пеп выглядела так, будто прошли как минимум восемь лет — не то чтобы Тони был настолько глупым, чтобы сказать ей об этом — а Морган подросла и многому научилась. Дети обычно растут настолько быстро, что каждый месяц отсутствия действительно можно считать годом. Тони ненавидел ту боль, которую им причинил. Ненавидел то, что спасение мира превратилось во что-то не слишком хорошее для тех, кого он любил. До Щелчка он даже подумать не мог, насколько сильно его девочки в нем нуждались. Конечно, он подозревал, что битва с Таносом в конце концов превратится в игру в жертву, но он не думал, что это так сильно повредит его родным. Поэтому когда он только очнулся и Пеппер погладила его по покрытому шрамами лицу и спросила, могут ли они ненадолго забыть обо всем мире, он без раздумий согласился. И какое-то время это было даже приятно. Никаких СМИ вокруг. Никакой шумихи. Никаких заседаний совета директоров и всякой корпоративной ерунды… Это время было очень похоже на то, что они провели в домике у озера, только половина людей, которая когда-то пропала, теперь вернулась обратно. И весь окружающий мир двигался дальше даже без Тони Старка. Но прошел уже почти год, а он так и не выходил за пределы своего дома, и это начинало его понемногу беспокоить. Он чувствовал, что должен что-то делать, должен чем-то заняться, вот только не был уверен, чем именно. Для кризиса среднего возраста он определенно был уже староват — не то чтобы он в этом признавался даже самому себе — но что-то было не так. Он каждый день думал, как рассказать людям о том, что остался жив. Им нужно было придумать какую-то историю, чтобы заново представить его миру. Но Пеппер смотрела на него этим своим фирменным взглядом, который мгновенно становился грустным от одной только шутки на эту тему, и он прекращал все свои попытки вернуться в мир. Тони — эгоист по своей натуре — всю жизнь работал над своим характером. И за последние годы кое-чему научился. Он пережил взлеты и падения собственной команды. Он научился уживаться со своей безмерно сложной, но бесконечно терпеливой женой. И он стал отцом — Тони никогда не думал, что у него это получится, но каким-то невероятным образом он преуспел в отцовстве, даже несмотря на то, что Морган родилась в мире, переживающем самый настоящий кризис. Когда Пеп впервые вложила кроху в его руки, он думал, что они будут дрожать. Но они оставались уверенными и спокойными. И сейчас, спустя годы, Тони совершенно не помнил, почему плакал в тот момент. Дело было точно не только в том, что сами по себе роды были штукой весьма эмоциональной. Было в этом что-то еще — что-то, что разрывало его сердце на куски и снова соединяло его воедино. Он мог легко списать все это на Говарда и их отношения, но это не казалось ему правильным. Сейчас Тони казалось, что его воспоминания о том важном моменте были немного искажены. Будто в его памяти чего-то не хватало. И это что-то скрежетало на задворках мыслей, будто кто-то проводил гвоздем по стеклу. Но... Самоотверженность... Да, сейчас он должен поработать именно над этим чувством. И, несмотря на то, что он все больше и больше задумывался о том, чтобы объявить себя живым и вернуться в большой мир, он знал, что Пеппер к этому шагу еще не готова. Так что Тони продолжил посвящать всего себя жене и дочери и убеждать себя в том, что он счастлив. И он действительно чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Даже при том, что одна его рука была сделана из металла, а половина тела покрыта просто ужасными шрамами — все это точно не позволит ему больше бороться за звание самого сексуального мужчины в мире. Он был чист. Он был трезв. Он был любим. А угроза, которая так долго висела над его головой, была побеждена. Да, половина мира когда-то давно пропала на долгие годы, но эта же половина все-таки вернулась, а Тони каким-то невероятным образом нашел способ выжить. Все те привычки, эмоции и жизненные принципы, что подпитывали его в юности и ранней зрелости, казались ему теперь далеким прошлым. Он даже толком не помнил, что именно тогда делал. Возможно, в его памяти отсутствовали целые куски из-за того, что он тогда был безбожно пьян или находился под кайфом, но в любом случае их отсутствие даже радовало. Потому что хотя бы немного уменьшало чувство вины. За последние годы он привык жить кристально чистой жизнью. Привык заполнять свою память радостными и приятными моментами — взлетами и падениями Морган, улыбками и колкостями Пеппер, закатывающим глаза Роуди. Вот только кое-что оставалось слишком непонятным. В его памяти действительно были дыры, и день рождение дочери был далеко не единственным размытым моментом. Годы, предшествующие этому радостному событию, были больше похожи на лоскутное одеяло с вырванными кусками. Тони знал, что подобную потерю памяти мог вызвать алкоголь в довольно больших количествах, вот только дело было в том, что в те моменты он был трезв. Да, он выпивал пару раз — особенно сильно после той жуткой бойни в Сибири. Но он просто не мог потерять из-за этого такое устрашающее количество воспоминаний. В его памяти будто были целые месяцы, размытые и непонятные, но при этом кажущиеся весьма счастливыми. Тони казалось, что он тогда смеялся над миллионом удачных шуток, но не мог вспомнить ни одной из них. Он будто видел перед собой цель своей жизни, которая просто взяла и испарилась. Однажды он даже поинтересовался у Роуди, не напивался ли он до полного беспамятства в период между Мандарином и Таносом, потому что это было единственное, что могло бы хоть как-то объяснить происходящее. И он никогда не забудет тот опустошенный взгляд, который бросил на него друг. Будто Роуди испугался, что Тони прямо сейчас спрыгнет со скалы и будет падать, падать и падать. — Ты в порядке, дружище? Все ведь шло так хорошо. Но если тебя посетили эти мысли, но у нас еще есть возможность повернуть все это в свою сторону. И оказать тебе помощь. И если... — Боже, Утконос, я не хочу и не собираюсь пить, — перебил его Тони, что позволило Роуди немного расслабиться и снова начать дышать. — Я спрашиваю тебя о тех годах, что давно прошли. Просто есть несколько вещей, которые кажутся мне безумно важными, но я почему-то плохо их помню. И если я в то время не пил, то почему не могу ничего вспомнить? У Роуди не было ответа на этот вопрос. А дальше все стало только хуже. Он не мог объяснить причины этого явления, но его буквально выворачивало наизнанку, разрывая на куски орган за органом, начиная от желудка и заканчивая сердцем, когда он находился рядом с Морган. Он любил свою маленькую девочку так, как не любил больше никого и никогда. Он даже не думал, что вообще способен на столь сильные чувства. Она взяла только самое лучшее от него и Пеппер — замечательная, развитая не по годам, очаровательная малышка, хотя порой чертовски сильно раздражающая (да, Тони знал, что эту черту характера она переняла от него). Именно она была той причиной, по которой он не против был считаться и дальше мертвым. Его дни были с утра до вечера наполнены Морган, и он больше не хотел упускать ни минуты ее жизни. Тони понимал, насколько близка она была к тому, чтобы вырасти без отца. А ему так хотелось, чтобы ее детство прошло лучше, чем у него самого. И поэтому он много времени уделял тому, чтобы хвалить и поддерживать начинания своей малышки. Он придумывал шуточки только для них двоих и при каждом удобном случае говорил о том, как сильно ее любит. Но каждый раз, когда его сердце наполнялось бесконечной любовью к девочке, оно почему-то сжималось от боли. И он не понимал, почему это происходило. Она была всего лишь ребенком и не сделала ничего плохого. Это в нем самом было что-то не так. Будто внутри него было что-то непоправимо сломано. Будто ему не хватало одной важной детали. В нем поселился холод. Пустота. И беспомощность. Хотя нет, подождите. Холодное сердце, вторая часть. Морган заставила его посмотреть этот чертов мультик примерно пять дюжин раз. И Тони внезапно поймал себя на мысли, что прокручивает текст песни в своей голове снова и снова. Эта песня определенно была слишком мрачной и тяжелой для детского фильма, но после Щелчка все они чувствовали что-то подобное. Так что песня вполне подходила к их мрачной жизни. У этого горя есть своя сила тяжести, и она тянет меня вниз. Горе. Вот, что он чувствовал, когда смотрел на свою маленькую девочку. Когда они сидели вместе за столом и обсуждали прошедший день или когда Морган рассказывала ему безумные и смешные истории о своей школе. Тони чувствовал себя так, будто находился в трауре. Будто из его жизни исчез кто-то важный, но он даже не знал, кто это был. — Пеп, я хочу спросить тебя кое о чем, и это может прозвучать безумно. И даже в какой-то мере бесчувственно. Пеппер приподняла бровь и бросила на Тони взгляд через зеркало, перед которым она стояла, собирая свои волосы в конский хвост. В последнее время он частенько ныл о том, как чертовски несправедливо было то, что в их семье только она ходила на работу, а Пеппер не уставала напоминать ему о том, как далеко они продвинулись — долгие годы до этого ей приходилось силой затаскивать его на собрания и встречи, а сейчас он просился на них сам и жаловался, что что-то пропускает. — О, как славно. Что-то безумное и бесчувственное. Он понимал, что этот вопрос расстроит ее, но просто не мог не спросить. Потому что ему нужно было знать ответ. С каждым днем боль в его теле становилась только хуже. Он больше не мог доверять своим мыслям, опасаясь, что если продолжит накручивать себя и задаваться бесконечными вопросами, то просто разрушит свою жизнь, разбив ее на осколки. А он не мог этого сделать. Ему нужна была его семья. И проваливаться к кроличью нору он не хотел. — Ты когда-нибудь... то есть мы никогда... Ты когда-нибудь теряла ребенка? Она вздрогнула также, как делал он сам, когда был маленьким и Говард замахивался на него рукой. Но потом Пеппер взяла себя в руки и повернулась, чтобы посмотреть на него прямо, а не через зеркало. — Почему ты об этом спрашиваешь? — прошептала она. — Ты всерьез полагаешь, что я стала бы скрывать от тебя нечто подобное? Боже, он потеряет их, он все сломает, все очень плохо, плохо, плохо... — Конечно, нет, — он протянул руку и ухватился за ее плечо, чтобы сохранить равновесие. — Я не знаю. Дело не в тебе. Но, может быть, что-то подобное произошло и я каким-то образом забыл об этом? Пеппер на мгновение прикрыла глаза, сделав глубокий вдох и медленный выдох. — Тони, ты снова начал пить? — Нет, детка. Конечно же, нет. Да и как бы я это сделал? Я ведь даже из дома не выхожу. Но внезапно он осознал, что действительно хотел бы напиться. И это понимание шокировало его, а потом будто из ниоткуда появилось новое чувство, которое окатило его тело разъедающей кислотой, поднимающейся от желудка к горлу. Чувство вины. Чувство вины и горе. Что, черт его дери, происходит? — У меня такое чувство, что мы потеряли ребенка, — с трудом выговорил он. — Морган внизу. — Знаю. Я говорю не о ней. Мне кажется, у нас должен быть еще один ребенок. Я его не помню, но в моей памяти, там где должен быть ребенок, находятся только дыры. И я должен в этом разобраться. Пеппер внимательно смотрела на него несколько бесконечно долгих секунд, а он в это время представлял, что прямо сейчас их брак разрушится. Она заберет Морган и оставит его одного в этом доме, который они построили вместе — оставит его в мавзолее их любви, о существовании которого знает лишь ограниченное число людей. Он всегда был неудачником в отношениях. Чудо, что им с Пеппер удалось продержаться так долго. Но она внезапно сделала шаг вперед и встала на цыпочки, чтобы прикоснуться своим лбом к его лбу, а руками обхватить его лицо. — Тони, — это было сказано не с упреком или раздражением. Голос звучал спокойно и уверенно. — Я не знаю, через что тебе приходится проходить прямо сейчас, но я знаю тебя. Ты изобрел машину времени, а это значит, что и со всем остальным ты тоже справишься. Она поцеловала его в висок и ушла на работу. А он остался дома, задаваясь вопросом о том, зачем он вообще изобретал машину времени. Но ответа не было. На карту была поставлена судьба половины человечества. Он должен был доказать, что способен на это. Он должен был доказать Кэпу, который никогда не считал его способным на громкие поступки, что может это сделать. Вот они причины, которые могли подтолкнуть его на создание машины времени в тот период жизни. Но у него была Морган. И вся эта возня со временем могла поставить под угрозу ее существование и стереть ее с лица Земли. Тони сказал Мстителям твердое «нет». Но тогда почему он потом передумал? Над этим вопросом он размышлял в своей мастерской поздно ночью, пока возился с каким-то деталями, подвернувшимися под руку. На самом деле он больше не мог нормально спать, и поэтому сбегал сюда, чтобы не ругаться с Пеппер и не срывать свои эмоции на Морган. Он смог разгадать загадку перемещения во времени всего за один день. Так почему же прошла уже неделя, а он так и не смог вспомнить, зачем вообще работал над этой загадкой. — Босс, я получила срочное сообщение от искусственного интеллекта Питера. — О чем ты, НИЦА? — спросил он, отбрасывая в сторону какие-то чертежи. В последние дни он употреблял слишком много кофеина и слишком мало спал, но, как бы там ни было, в том, что только что сказала его ИскИн, не было совершенно никакого смысла. — Питер активировал протокол «Хорошая попытка, карапуз». Карен говорит, что он использовал слово жгут, поэтому она забеспокоилась о том, что он тяжело ранен. Все эти слова звучали как полный бред. — Черт возьми, кто такой этот Питер? И кто такая Карен? Я даже не подозревал, что у тебя есть друзья, помимо меня, куколка. ПЯТНИЦА немного помолчала, будто Тони поставил ее в тупик своими вопросами, хотя это в принципе было невозможно. — Если вы попытались пошутить, Босс, то я не поняла вашего юмора. — Я серьезно, НИЦА. Кто такой Питер? — Питер Паркер, — на голографическом экране появилась фотография какого-то подростка из школьного ежегодного альбома. Мальчишка широко улыбался в камеру, а его каштановые волосы были зачесаны назад. — Ваш протеже. Вы написали множество протоколов, обеспечивающих его безопасность. Поэтому мне приходится часто общаться с искусственным интеллектом в его костюме, который Питер назвал Карен. — Но я никогда в жизни не видел этого ребенка, — он действительно не знал этого мальчишку, вот только сердце в груди почему-то начало бешено колотиться, и это было плохо. Его сердце было далеко от порядка после того, как в него попала шрапнель. А кома сделала ситуацию только хуже. — Эта информация неверна, — фотография на экране изменилась, и теперь ребенок (ребенок, которого он никак не мог вспомнить) стоял прямо рядом с Тони, держа в руках перевернутый сертификат о пройденной в Старк Индастриз стажировке — но у Старк Индастриз никогда не было стажеров-школьников — и они оба делали друг другу заячьи ушки из пальцев, будто по возрасту недалеко ушли от Морган. — Твою же мать, — выдохнул Тони и тяжело опустился на ближайший стул. — Я этого не помню. Почему я этого не помню? — Я не знаю, сэр. Мои хранилища данных переполнены информацией о Питере. И я была бы рада поделиться ей с вами. Однако прямо сейчас я бы настоятельно рекомендовала вам направить к мальчику медицинскую помощь. Карен очень обеспокоена тем, что у него может быть обширное кровотечение, хотя он и просил ее ничего вам не говорить. — С чего бы старшекласснику истекать вдруг кровью? — Несмотря на множество протоколов безопасности, которые вы установили в его костюм, Питер все равно постоянно получает травмы во время патрулирования города в качестве Человека-паука. — Так этот ребенок еще и Человек-паук? — Тони знал о существовании Человека-паука. Весь мир о нем знал. Этот герой был той еще занозой в заднице Пеппер — это было как-то связано со СтаркДронами и уничтожением собственности компании в Лондоне. На самом деле вина за все это лежала на недовольном своей жизнью бывшем сотруднике, но у Тони давно закрались сомнения о том, как он заполучил в свои руки секретные технологии, а потом еще и бросил тень на супергероя, который, что стало очевидным, оказался всего лишь ребенком. Может быть, они с Пауком уже работали раньше вместе? И если Тони как следует сосредотачивался на этой мысли, то вроде как даже мог вспомнить мальчишку в аэропорту Берлина. Но как, черт возьми, школьник мог встрять в такую передрягу? — Все верно, Босс, — голос ПЯТНИЦЫ прозвучал немного раздраженно, будто все это было прописной истиной. — Позволю себе напомнить вам, что, возможно, Питер Паркер прямо сейчас умирает. Обычно эта новость вас весьма и весьма огорчала. Да, эти слова были словно ударом прямо в его сердце. — Ладно, ты права. Сначала нужно спасти ребенка, а потом уже задавать вопросы. Где он? — На седьмом этаже одного из жилых домов Куинса. — Загрузи адрес в самую быструю мою броню. И пошевеливайся. — Вынуждена напомнить вам о том, что в настоящее время все костюмы Железного Человека полностью отключены из-за того, что вы якобы мертвы. — Черт. Мы должны его спасти. И пусть это станет новостью для мира — Пеппер Поттс Старк решила порадоваться подарку своего мужа — но за свою жизнь он заставлял ее не раз иметь дело с куда худшим пиаром. Конечно, их параметры и близко не стояли рядом, но наноботы имели свойство приспосабливаться, и уже через минуту Тони летел в сторону города, все еще недоумевая о том, что, черт возьми, происходило в его жизни. Но где-то под адреналином, страхом и замешательством скрывалось странное чувство спокойствия. Будто он проделывал все это уже миллион раз. Было в этом что-то правильное. Казалось, что тайна, которая мучила его годами, вот-вот будет раскрыта. Он влетел в окно квартиры, раскидывая осколки стекла в разные стороны и нашел Питера Паркера, лежащего в просто-таки пугающей луже собственной крови. — Черт, черт, черт, — спокойствие испарилось, будто его никогда и не было. Он спорил со своим искусственным интеллектом, пока прямо здесь на полу умирал ребенок. И от одной этой мысли в груди Тони будто поселилась черная дыра. — ПЯТНИЦА, что мне делать? — Похоже, Питеру Паркеру так и не удалось закрепить на свой ноге жгут, несмотря на все инструкции Карен. Рекомендую вам незамедлительно это сделать. — Точно. Да. Остановить кровотечение. Но он все еще… — Сердцебиение есть. Медленное и хаотичное. — Мы это исправим. Еще в те времена, когда Мстители считались кем-то особенным, Фьюри сказал, что им нужны мероприятия по сплочению коллектива. Кэп тогда заставил всех их пройти курсы по боевой медицинской подготовке. И сейчас Тони был ему за это искренне благодарен, хотя ПЯТНИЦА и помогала ему при каждом действии. У парня в бедре оказалась самая настоящая дыра, предположительно оставленная ржавым металлическим прутом, валяющимся рядом. И он был без сознания. Как только жгут был крепко затянут на нужном месте, Тони прикоснулся к горлу ребенка и нащупал слабый нитевидный пульс. А прилив нежности, который он вдруг испытал к этому мальчишке, напугал его почти также сильно, как и бледный цвет кожи Питера. Он совсем не помнил этого парня. Но, Господи Боже, он просто обязан спасти его. — Что дальше, Ница? — Питер потерял слишком много крови. Скорее всего ему потребуется переливание. — Нам нужна больница, я понял. Сейчас устроим. — Питер не может воспользоваться услугами обычных врачей. Они быстро обнаружат мутацию в его крови. — Мутация? Вот дерьмо. Ладно. Но куда мне тогда его отвезти? Мы слишком далеко от Базы. — Именно поэтому вы организовали частный медицинский блок в нескольких кварталах от этого дома. На тот случай, если Питер вдруг попадет в неприятности. Для Тони это все еще были просто пустые слова. Какого черта он вообще позволял ребенку бороться с преступностью? Он снова облачился в костюм и поднял Питера на руки так осторожно, как только мог. Ребенок тихо застонал и захныкал, от чего сердце Тони готово было осыпаться осколками. Но мальчик так и не проснулся, а лишь прислонился головой к костюму Тони. — Все будет хорошо, малыш, — прошептал Старк, испытывая желание снять перчатку и откинуть волосы, упавшие на глаза ребенка. Но у него не было на это времени. А еще ему хотелось прижать Питера к своей груди и никогда не отпускать. Но он все еще понятия не имел, кто этот парень такой. У него не было никаких воспоминаний, сопровождающих все эти странные чувства. Но ощущения были настолько сильными, что ему казалось, будто он расколется на части раз и навсегда. Он старался действовать осторожно, но скорость сейчас играла решающую роль. Медицинский блок находился не так далеко, и по команде ПЯТНИЦЫ большое окно в помещении открылось, запуская их в большую хорошо укомплектованную стерильную палату с больничной койкой и операционным столом. Чего определенно не хватало, так это доктора. — Раньше здесь работала доктор Гановер, но вы перестали выплачивать ей оклад шесть месяцев назад. Дерзость ПЯТНИЦЫ сегодня вышла за все мыслимые пределы. — У тебя есть какие-то идеи, детка? — У вас с Питером одинаковая группа крови. Тони посмотрел вниз на ребенка в своих руках, бледного и покрытого кровью. Он был слишком легким, но нес на своих плечах слишком большую ответственность. Тони не знал об этом ребенке ничего, кроме его имени. Но он хотел бы его узнать. Должен его узнать. Он был почти уверен, что только что нашел своего потерянного ребенка. Свою потерянную половинку. Дыру в каждом своем воспоминании. Что значит для него отдать немного своей крови? Да он бы запросто отдал жизнь за этого мальчика. — Расскажи мне, что делать, Ница.