Короче говоря (Это было непростое время) или ИскИны никогда и ничего не забывают

Тони пружинистой походкой вышел из магазинчика пончиков. Для начала он сказал себе, что находится в приподнятом настроении только потому, что решил повидаться с волшебником и высказать ему все, что он про него думает. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз выпускал пар старым добрым ударом в лицо — Пеппер никогда этого не одобряла, считая плохим пиаром, а как только они стали жить вместе, ее наказания за подобные проступки стали куда более креативными, чем раньше. Но на этот раз Тони был готов встретиться с ее гневом лицом к лицу. Он был так зол на Гриндевальда и понимал, что почувствует себя лучше только тогда, когда Стефан осознает на себе все последствия собственных действий. Вот только им все равно придется поговорить, и в этом уже не будет ничего хорошего. Тони придется снова обсуждать период опустошения Питера и все те жуткие эмоции, которые это в нем вызовало. Это было последнее, о чем он хотел разговаривать с нейрохирургом, ставшим фокусником-любителем. Это был не самый удачный день, учитывая, что начался он с похорон Мэй. Но ребенок отлично справился, и Тони действительно им гордился. У Питера не случилось приступа или паники, хотя и до того, чтобы отпустить Мэй, было еще далеко. Но Тони оценил слова Питера. Он знал, что это была всего лишь шутка. Знал, потому что это была та самая игра, в которую с радостью сыграл бы и сам Тони в юности, если бы рядом с ним был довольно близкий мужчина, кого можно было бы так назвать. Если хорошенько подумать, то Тони мог припомнить пару раз, когда он даже позволял себе представить, что произойдет, если он так пошутит над Джарвисом. Питер же все сделал идеально — и по времени, и по ситуации, и по тону. А Джарвис для подобных развлечений был слишком британцем. И хотя он, возможно, и не возражал бы против чувств, которые Тони вложил бы в прозвище, но вот Говард был бы определенно против. И это обернулось бы катастрофой для всех. Так что у Тони не было Папы. И это было прекрасно, кто бы что ни говорил (ужасно на самом деле). Но теперь Тони сам стал Папой. И не только для своей пятилетней непоседливой малышки-гения. Но еще и для семнадцатилетнего чувачка-паучка, который был полной ее противоположностью. И, несмотря на впечатляющий список промахов Тони и тот факт, что они с Питером не были родственниками, Питер все равно хотел стать частью семьи. Тони знал, что когда Питер назвал его папой, это было своеобразным тестом. И он понимал, что справился с ним на ура, начав подшучивать, хотя на самом деле ему хотелось заключить Питера в объятия и тайком пустить слезу на его пиджак. Должно быть, он действительно поступил правильно, потому что Питер повторил это слово, и Тони готов был воспарить от счастья. Рано или поздно он обязательно назовет так Тони без всяких шуток. И Тони просто дождаться не мог этого дня. Возможно, он даже позволит ребенку увидеть свои слезы радости. Итак, у постепенно исцеляющегося малыша-паучка был теперь папа Тони и злобный волшебник, которого нужно было найти и отчитать за недостойное поведение. Тони знал, что он совершил немало промахов с Питером. И, к сожалению, статистика говорила о том, что он совершит еще немало ошибок. Но заклинание, стирающее память, было самой большой ошибкой. Самой несправедливой и больше всего травмирующей жизнь ребенка. И Тони просто не мог позволить Стрэнджу оставаться безнаказанным и, более того, даже не знать, что именно он натворил. Ведь разве это не то, что должны делать папы — защищать своих детей? Даже если упомянутый ребенок слишком добрый и скромный, чтобы перекладывать вину за что бы то ни было на кого-то еще. Как бы сильно Питеру ни хотелось его остановить, Тони просто обязан был это сделать. Дом Гриндевальда был слишком кричащим даже на не самый скромный взгляд Тони, а это говорило о многом. Только когда он постучал в дверь дома 177А по Бликер Стрит, он понял, что у нет никакого запасного плана на тот случай, если волшебника, например, просто не окажется дома. Это было бы ужасно разочаровывающим. — Открывай, Гарри, — выкрикнул он, используя свой металлический кулак, чтобы постучать по двери сильнее. Когда дверь все же соизволила открыться, Стрэндж выглядел так, будто подготовился к битве, хотя стояла середина дня и мир даже близко не находился к кризису. Кто в Нью-Йорке вообще будет носить на себе плащ без какой-либо самоиронии? Ладно, хорошо, пусть это будет Тор. Бог и иномирец. Но Тони прекрасно знал, что еще десять лет назад Стефан Стрэндж был самым обычным парнем с несколькими учеными степенями в кармане и впечатляющей медицинской практикой. Может быть, этот плащ компенсировал его не слишком выдающиеся магические способности? — Ах, Старк. Чем обязан посетившему меня мертвецу? Его тон был слишком легкомысленным, и гнев Тони мгновенно полыхнул алым, как подкладка плаща, развивающегося на несуществующем ветру. Все мысли о светской и цивилизованной беседе вылетели из его головы, он замахнулся и ударил Гриндевальда прямо в челюсть своим металлическим кулаком. Каким бы причудливым и технологичным ни был его протез, но даже нанотехнологии не могли воссоздать нервные клетки, поэтому все, что почувствовал Тони — это не очень приятный толчок. Но совершенно внезапно он отлетел назад, хотя Стрэндж к нему даже не прикоснулся. И что-то было явно не так, потому что Тони ощутил странный импульс, а потом он будто воспарил, наблюдая за всем происходящим со стороны. Он мог видеть свое тело, замершее на месте, а его красная блестящая рука застыла в движении, столкнувшись с кулаком Стрэнджа. — Что, черт возьми, происходит? Только не говори мне, что я мертв, — паника накрыла его слишком быстро. Питер будет винить во всем случившемся только себя, а это его полностью уничтожит. Нет, нет, нет, нет, нет, этого просто не может произойти. Все было странным, потому что его мозг работал со скоростью гоночного автомобиля в Монако, его легкие работали нормально, дыхание не было прерывистым, а сердце билось спокойно. Он не чувствовал в себе ни малейших признаков панической атаки, хотя он явно паниковал. Чего он в данный момент не делал, так это, блядь, не дышал. — Да, — шутливо ответил Стрэндж, отступая на шаг в сторону от кулака Тони. — Я только что убил спасителя половины человечества, потому что он появился на пороге моего дома и ударил меня безо всякой на то причины. Тони захотелось ударить его еще раз. Вот только после этого он точно навеки останется жить вот такой внетелесной жизнью. — По твоему тону понятно, что ты шутишь. Но мне нужно материальное подтверждение, потому что я не понимаю, какого черта ты со мной только что сделал. — Ты не умер, Старк. Перестань быть такой королевой драмы. Я всего лишь отделил твою астральную форму от тела. Это полностью обратимый процесс, если, конечно, не затягивать с возвращением надолго. Так что тебе лучше поторопиться и сказать мне, что ты задумал. — Ты причинил боль моему ребенку, придурок. Вот что я задумал. Тони прекрасно видел, как всего на секунду, но его слова потрясли Стефана. — Разве твоему ребенку не шесть или около того? Что я мог ей сделать? Несмотря на все рекомендации Вонга, я не выступаю на днях рождения. — Речь не о Морган, — выпалил в ответ Тони. — А о Питере. Глаза Стрэнджа резко сузились, а его брови сошлись на переносице. — Я и не знал, что у тебя есть сын. — Полная чушь. Подумай об этом хорошенько. Видишь пробелы в собственной памяти? Это мой сын. Питер Паркер. Человек-паук. Однажды ты назвал его моим протеже, когда мы были в космосе. Вспомни корабль в форме пончика и путешествие на другой конец вселенной. Он спас тебе жизнь, хотя я пытался отправить его домой в безопасность. Стефан нахмурился еще сильнее. — Я помню, что там был Человек-паук, но он не снимал маску. — В этом не было никакого смысла. Мы пробыли на корабле несколько часов. Три героя, выполняющих самоубийственную миссию. Зачем ему было постоянно находиться в маске? Поверь тому, кто по собственному опыту знает, насколько в них неудобно. — В моих воспоминаниях все по-другому. — Твои воспоминания неправильные, Эйнштейн. Думай. Ты сказал мне, что ради Камня времени пожертвуешь либо мной, либо ребенком, и тогда я посвятил его в Мстители. Мы сражались. И проиграли. У тебя был Камень времени, который ты отдал Таносу, после чего он щелкнул пальцами и мы с Питером наблюдали за тем, как ты умираешь. Тебя развеяло по ветру с какими-то совершенно бессмысленными последними словами. Очевидно, после этого Министерство магии передало твои полномочия Вонгу, из-за чего, по словам Питера, ты все еще бесишься. Хотя я уверен, что с более умным и компетентным парнем такого бы не случилось. Но да черт с ним, перенесемся вперед на шесть лет, когда ты стер у вселенной абсолютно все воспоминания о моем ребенке, когда он попросил тебя об одном небольшом одолжении. Глаза Стрэнджа в шоке распахнулись, а лицо исказилось в непонятной гримасе. Неожиданно Тони снова вернулся в свое тело, пытаясь сохранить равновесие после так и не дошедшего до цели удара. — Как ты его вспомнил? Из горла Тони вырвался смех — темный, горький и холодный как лед. И он сам был поражен тем, как он прозвучал. — И это все, что ты можешь сказать? Не будет даже простого «мне жаль»? Тони сжал кулаки, уверенный, что Стефан отпустил его слишком рано, потому что он снова готов был броситься в драку. — Мне жаль, но… Тони сделал шаг вперед и предупреждающе наставил на волшебника палец. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы снова не замахнуться. — Нет! Никаких чертовых «но» и «мне жаль». Замолчи! Просто перестань, потому что ты даже не представляешь, что с ним сделало твое заклинание. — Это заклинание было идеей Питера. И если тебе от этого станет легче, то оно спасло не только наш мир, но и бесконечное множество мультивселенных. Он сам принял это решение и пошел на этот шаг без малейших колебаний. — Легче от этого не становится! — еще больше разозлился Тони. — Мне не нужно, чтобы ты убеждал меня в том, что ребенок стал героем, спасшим мир! Я и без тебя знаю, что он более самоотвержен, чем Кэп. Он бы согласился на все что угодно. Вот почему он оказался на том чертовом космическом корабле, спасая твою жизнь. Но он слишком молод, чтобы страдать от подобных заклинаний. А мультивселенная никак не может разрушиться от того, что он просто хочет поступить в колледж. То, насколько спокойным оставался Гриндевальд, привело Тони в еще большее бешенство. Когда волшебник заговорил, его голос оставался ровным и тихим. — Он пришел ко мне не из-за того, что хотел поступить в колледж. Он хотел, чтобы туда поступили его друзья. А потом Тони все же вышел из себя. Потому что, да, конечно, все было именно так, как и ожидалось… Ребенок был настолько хорошим, что это просто обернулось против него. — Ты разве не понимаешь, как сильно ты ухудшил его существование, заставив его друзей о нем забыть? — злобно выплюнул он. — Заставив всю планету о нем забыть? Включая правительство США, его старшую школу… МИТ. — Это не входило в мои планы. Всего лишь непреднамеренные последствия заклинания. — Боже, все это слишком сильно смахивает на обсуждение Соглашений. Может быть, мне стоит позвонить моему старому приятелю Россу, чтобы он предложил Министерству магии вмешаться. Вообще-то предполагается, что мы должны по максимуму уменьшать сопутствующий ущерб, когда спасаем планету. Нам не должно быть все равно на разрушения. — Я и не говорю, что мне наплевать на ущерб, — что-то дрогнуло в голосе Стрэнджа, но этого все равно было недостаточно. — Слушай, воспоминания о Питере никуда не делись. Масштабы той энергии, что потребовалась бы, чтобы действительно уничтожить каждое воспоминание о нем, тем более когда люди говорили о том, что он Человек-паук, месяцами, просто невообразимы. Если ты представишь себе человеческий мозг как компьютер, то заклинание просто разорвало все существующие связи между именем Питер Паркер и воспоминаниями о нем. Но эти связи можно восстановить. — Связи? Когда эти твои компьютеры появились? В две тысячи пятом? — Как бы там ни было, сами файлы с воспоминаниями остались неповрежденными. Человеческий мозг просто забыл, как к ним подобраться. Но я мог бы создать новые пути… — Травма, — перебил его Тони. — Что, прости? — Травма. Все, что тебе нужно — это травмирующие воспоминания о чем-то, что произошло между тобой и Питером, и БАМ... ты получишь мгновенный доступ ко всем заблокированным файлам в своей памяти. Все, кому нужно помнить Питера, уже его помнят. — Это хорошо. Я могу достать для него несколько новых документов. Тони усмехнулся. — Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, мне нужна магия, чтобы создать документы с нуля? Я взломаю любую правительственную систему раньше, чем ты откроешь свою книгу заклинаний. — Тогда зачем ты сюда пришел? — спросил Стрэндж. Наконец-то он выглядел хоть немного встревоженным, а его руки слабо подрагивали. На одно короткое мгновение Тони почувствовал удовлетворение, но это ощущение было недолгим. — Что тебе от меня нужно? — Я пришел сюда не за твоей помощью, — ответил Тони. — Я пришел, потому что хотел, чтобы ты знал, что именно натворил. — Я причинил твоему ребенку боль, я понимаю. Я испортил его жизнь. Ты можешь ударить меня, если тебе это поможет. — Да ни черта ты не понимаешь! Если бы понимал, то тебе было бы стыдно даже в глаза мне посмотреть. Хвала всем Богам, что твое заклинание не сработало на искусственные интеллекты. Однажды ночью я получил сообщение о том, что некий Питер Паркер только что поинтересовался у своего ИскИна, как накладывать жгут. Но вместо того чтобы немедленно броситься на помощь ребенку, мне пришлось спросить что-то вроде «Эй, НИЦА, а кто это нахрен такой, и почему ты вообще все это мне говоришь?». К тому моменту, как я притащил свою все забывшую задницу в нужное место, ребенок был в паре минут от того, чтобы умереть от кровопотери. И знаешь, что было хуже всего? Тот момент, когда он пришел в себя, — закрыв глаза, Тони все еще мог видеть Питера в тот самый день — бледного, изможденного и такого опустошенного. Словно оживший призрак. Воплощение страдания. Но все внутри Тони стремилось к этому ребенку, каждая клеточка его тела любила Питера, а он даже понять не мог почему. Тони очень бы хотелось именно в этот момент снова вылететь из собственного тела, потому что его глаза запекло от подступивших слез, а грудь сжалась. — Питер очень сильно любил свою тетю, и ему пришлось одному пережить ее потерю. Он провел шесть месяцев, обвиняя себя в ее смерти, а рядом не было никого, кто мог бы сказать, что он ни в чем не виноват. Совершенно никого. Ты это понимаешь? Ни одного чертового человека рядом, кто помнил бы его и кому было бы не все равно. Если ты собирался создать личный ад для Питера Паркера, то тебе это отлично удалось — только ребенок и бесконечное чувство вины, и больше ничего. — Тони... Слез было так много, что они заляпали стекла его солнцезащитных очков, и Тони совершенно ничего не видел. Он сорвал с лица очки и попытался вытереть их о свой блейзер, но, кажется, это было бесполезно. — Он нуждался в том, чтобы я был с ним рядом, но, благодаря тебе, меня с ним не было. Он страдал, и я мог бы утешить его и уменьшить его боль, но я в тот момент даже не подозревал о его существовании. Он замерзал, голодал и жил в какой-то чертовой дыре, потому что ему приходилось содержать себя, не имея на руках совершенно никаких документов... Тони мог бы продолжить говорить и дальше, но он насильно заставил себя замолчать, потому что остальное если и рассказывать, то точно не ему. Потому что дальше было смелое, но такое ужасное признание Пита обо всех тех способах ухода из жизни, которые он на полном серьезе обдумывал за эти одинокие месяцы. Тони едва не опоздал. Если бы Питер все же покончил с собой, то никто даже не подумал о том, чтобы его оплакать. От этой мысли Тони затошнило. Он бы убил каждого волшебника в этом мире голыми руками, если бы это хоть что-то изменило. Но есть только один волшебник, который нес на своих плечах всю ответственность за случившееся. И ничего из того, что Тони уже сказал или скажет дальше, никак не повлияет на произошедшее. — Я не могу ничего исправить. Мне жаль, но это уже случилось. Голос Стрэнджа действительно звучал горько и в нем чувствовалось сожаление. И пусть он был далеко не так разбит на части, как Тони, но что-то в волшебнике все же поменялось с начала их разговора. Но этого все равно было недостаточно. — У тебя есть дети, Стефан? — Нет. — Племянницы или племянники? Может быть, отважный маленький ученик? Стрэндж покачал головой. — Только Вонг, — усмехнулся он. — Но я не думаю, что его можно считать за ребенка. — Он точно не подходит на эту роль, — Тони сделал глубокий вдох, пытаясь найти хоть что-то хорошее во всем этом. — Слушай, Питеру вообще не следовало обращаться к тебе для того, чтобы решить свои проблемы. Я это знаю, потому что ему следовало просто позвонить мне. Даже считаясь для всего мира мертвым, я бы все равно смог зачислить его и всех его одноклассников в МИТ, если бы он только попросил меня об этом. Но ему семнадцать. Он делает ошибки и принимает глупые решения, потому что его сознание все еще находится в процессе формирования. Только не говори мне, что в молодости не делал ничего такого, о чем потом сожалел. — И не только в молодости. Несколько глупостей я сделал, уже будучи взрослым. — Вот видишь. Но дело не в этом. Ты взрослый мужчина. Эксперт по всяким магическим штукам. И поэтому, когда к тебе обратился ребенок и попросил произнести заклинание, ты должен был выдохнуть, успокоиться и подумать, какие у этого заклинания могут быть последствия. Ты должен был задать ему несколько вопросов о том, как он видит действие этого заклинания и на кого оно должно быть направлено. Ты должен был перечислить ему достаточное количество самых ужасных последствий его выбора, чтобы он испугался и сказал тебе, чтобы ты забыл о том, что он к тебе приходил. Или, может быть, для начала ты просто должен был спросить: «Хэй, приятель, а ты вообще пробовал звонить в МИТ?», прежде чем пробивать дыру в мультивселенной. Я понимаю, что все это приходит с опытом, и признаю, что и сам несколько раз облажался в отношении Питера. Но мои ошибки были скорее как лабрадудли среднего размера, а твои — как самый большой в мире сербернар. — Слишком грубая какая-то метафора, — сморщился Стефан. — Но сказана она не просто так. Суть в том, что подростки не всегда знают, что для них будет лучше. Наставничество, пункт 101. Они смотрят на нас как на ответственных взрослых, чтобы самим стать ответственными взрослыми, — Тони потер виски, пытаясь избавиться от боли. — Не могу поверить, что только что это сказал. И кто я теперь? Пеппер определенно бы мной гордилась. Хотя удар она бы никогда не одобрила. — Спасибо за урок о том, как быть родителем, но, думаю, я просто буду держаться подальше от любых впечатлительных супергероев. Лучше уж работать одному. На Тони обрушилось вдруг такое чувство дежавю, что он почувствовал шрапнель в своей груди и услышал гудение автомобильного аккумулятора. Все встало на свои места. — Пит сказал, что мы с тобой похожи. И я тогда подумал, что он просто пытается разозлить меня. Но мне следовало просто получше подумать. Прямо сейчас мы с тобой, — Тони помахал рукой между ними, — совершенно не похожи. Но эти твои слова, которые ты только что произнес. Это все равно что смотреть в зеркало на себя в молодости. В грязное зеркало, которое сделало меня совсем не таким привлекательным... — Старк, — рыкнул Стрэндж. Но Тони уже поймал волну, чувствуя спокойствие и нервозность одновременно. Это было чем-то похоже на тот момент, когда он разгадал загадку путешествий во времени. — Раньше я чувствовал себя точно также. Ни в ком не нуждался, имея рядом только искусственный интеллект, который я сам для себя создал. Он был немного более разговорчивым, чем твой плащ, но идея в сущности та же. И я говорил себе, что мне это нравится и меня все устраивает. А потом я оказался в пещере в Афганистане, и один очень умный человек сказал мне, что все это полный бред. Инсен назвал меня человеком, у которого есть все, но при этом ничего нет. И он был прав. Имея все, я был несчастен. А потом он умер, спасая меня, но наказал мне перед смертью не потратить свою жизнь впустую. И я остановился. Это было ужасно. Это было тяжело. Потому что люди, которых ты впускаешь в свою жизнь, причиняют тебе боль. Разочаровывают тебя. Умирают. И тебе приходится постоянно волноваться и переживать. А отцовство? Это замечательно, но и ужасно одновременно. Я так сильно люблю Питера, что пришел сюда, чтобы избить тебя, хотя на самом деле Пит мне даже не родной ребенок. В этом нет никакого смысла. Но вместе с тем в этом и есть весь смысл. — Ты решил заделаться моим психотерапевтом? — Если хочешь. Но ты не сможешь себе позволить оплату моих услуг. Так что я дам тебе несколько профессиональных советов. От героя герою. Все эти твои штучки со спасением мира не доведут тебя до добра. Ты не должен заниматься подобным в одиночку. Потому что когда миссия закончится и мир будет спасен — или не спасен — тебе нужен будет кто-то рядом, кто напомнит тебе, что за пределами костюма или оранжевого круга, который ты создаешь, размахивая руками, все еще существует жизнь. Мы не можем все время быть героями. Потому что мы просто выгорим или же перейдем на темную сторону. Или же мы просто в очередной миссии пожертвуем собой — хотя в этом не будет необходимости — потому что мы чертовски сильно устали. И вся эта история с саркастичным и грубоватым одиночкой в живом плаще — это печально на самом деле. Тебе следует найти себе ученика. И так получилось, что друг Питера, Нед, оказывается, владеет магией. — После того, как я разрушил жизнь твоего сына, ты думаешь, что я должен взять в ученики его лучшего друга? — Ага. Конечно, из твоих уст это прозвучало не очень. Но для тебя наставничество будет отличным шагом вперед. Вспомни метафору с собаками. У одиноких дворняжек жизнь не слишком-то хороша. Но если ты сотворишь какую-нибудь магию с моим ребенком без моего на то согласия, я выстрелю в тебя из перчатки Железного Человека. Без всяких вопросов. Часть его сознания снова хотела врезать Стрэнджу, просто для убедительности. И сделать это ему хотелось настоящей рукой, чтобы почувствовать боль в костяшках пальцев. Вот только он совсем не хотел, чтобы Пеппер — или Питер — увидели синяк. Тони испытал уже достаточно боли, а страдания Стрэнджа никогда не избавят от боли Питера. От этой мысли его гнев без следа растаял, оставляя после себя сочувствие и еще парочку не слишком приятных чувств, из-за которых ему вдруг захотелось побыстрее убежать. Но потом он подумал о том, что Питер гордился бы им. Определенно ему бы понравилось это больше, чем размахивание кулаками и крики. А еще им бы гордился Инсен. Тони почему-то был уверен, что мужчина знает обо всех его поступках. Ведь он так старался не прожить жизнь напрасно. И лучший способ для этого — передавать свой опыт другим. — Ясно, — руки Стрэнджа все еще мелко подрагивали. — Не мог бы ты передать Питеру, что я действительно сожалею? Обо всем. — Он не примет твоих извинений, — Тони был не самым порядочным человеком и решил позволить Стефану пострадать хотя бы несколько мгновений. — Конечно. Я не заслуживаю его прощения. Но я просто... В этих жалких словах Тони не нашел для себя никакого удовлетворения. — Он не примет твоих извинений, потому что считает, что ты ни в чем не виноват. — Ох, — волшебник замер на месте, и даже его плащ превратился в неподвижную материю. — На самом деле он не хотел, чтобы я сюда приходил. Он ни в чем тебя не винит. И если уж он может тебя простить, то, думаю, я тоже могу попытаться. — Уверен, что не хочешь снова меня ударить? — Не искушай меня, — ответил Тони, сгибая руку в кулак. — Я знаю, что не имею права спрашивать об этом, но все же... как он теперь, когда ты его нашел? Тони никогда еще не видел волшебника настолько неуверенным. И скорее всего это было дело рук Питера. Только этот ребенок мог вытащить наружу все уязвимые места. И это была чертовски мощная сила. — С ним все будет хорошо, — за последний месяц Тони повторял это про себя миллион раз, но в том, чтобы сказать это вслух, было свое особенное удовольствие. — Я об этом позабочусь. Сегодня он рассказал обо всем своим друзьям, и прямо сейчас они, скорее всего, ругают его за то, что он не заставил их вспомнить его раньше. Знаешь, было приятно снова услышать его искренний смех. — Он действительно замечательный ребенок. Тони достал из кармана солнцезащитные очки и надел их, надеясь, что больше никогда в жизни не найдет дорогу на Бликер Стрит. Эта темная глава в их жизни закончилась. И дальше все их дороги будут вести только отсюда, но не сюда. — Ты даже не представляешь.