«Что «да»? Да – все нормально или да – обернётся хренью?»
Сконфузившись, девушка продолжила слепо плестись за разгневанным мужчиной. В голове предательски назойливой трелью раздавалось треклятое «да». Недовольно поглядывая на татуированную руку впереди идущего, Саша закусила губу — развитие событий её совершенно не устраивало. Дверь. Другая. Миновав несколько зловеще крутых ступенек, суливших пару-тройку новых падений, а затем –очередной поворот, спутники достигли точки назначения. —Посиди тут и постарайся больше никого не отвлекать,— ядовито улыбнувшись, Яков подтолкнул гостью закулисья к видавшему виды дивану, — тазик если что найдёшь. Мало ли. В ответ на это Вознесенская лишь неуверенно кивнула. Выражение лица Яши, такое саркастичное и одновременно с этим совершенно пустое, нагоняло тревогу. Не хотелось даже смотреть в его сторону лишний раз. Робко прочистив горло, Саша, желая выдать слова благодарности, тем не менее на нашла в себе никаких сил на это свершение. Напряжение в маленькой черепушке возрастало всё сильнее и, девушка готова была поклясться, если бы гитарист в тот самый момент не удалился, она бы украсила частичкой себя комнату. Вероятно в стиле Курта Кобейна. Но что ещё он мог сказать незваной гостье? Информация про таз была более чем исчерпывающей.«У них с Мишей какие-то тёрки или что? Ладно он сбежал, допустим, это никого не обрадует, но…— перед глазами красочно развернулась сцена, как Горшок злобно одергивает руку гитариста,— вот этот разговор в коридоре такой странный был. Херня полная. Блять, оно меня интересовать по идее то не должно, но…»
Неуютно поёрзав на красной обивке местами прожженой сигаретами, девушка окинула взглядом небольшое помещение: стены белые, с жёлтыми пятнами под потолком, на полу один только пыльный паркет да мусор, на окнах, судя по виду, бальзаковская тюль. Из приятного — деревянная столешница заставленная пластиковыми стаканчиками, полторашками «Охоты» и закусками самыми разношёрстными. Проведя наманикюренными пальцами по засаленной замше своего временного пристанища, девушка покачала стремительно тяжелеющей головой.«На ремонт администрация проставилась только в главном зале».
Стрелки часов монотонно щёлкали, отсчитывали минуты до конца концерта. Заняться было абсолютно нечем: просмотр ленты новостей теперь казался наискучнейшим занятием, что не мудрено – совсем скоро вернётся Миша. Он и его группа. В груди что-то стрекотало, билось напуганной птицей о прутья костей. Мандраж нарастал. Играли на бис. В качестве извинений. Горшок то и дело пытался по-быстрому свинтить, закончить поскорее выступление и скрыться за дверью гримёрки, но ему и шага прочь сделать не давали. Ренегат, отвешивая свои фирменные шутки, почти любовно хлопал Мишу по спине. Так это, по крайней мере, выглядело со стороны. С губ его то и дело срывались хвалебные обращения в адрес коллеги, глаза блестели лживым восторгом.«Падла очкастая.»
Миша улыбаясь смотрел в зал, всеми силами старался выглядеть как всегда непосредственно, но все же уголки его сухих губ нервно подрагивали в каком-то неприязненном выражении. Вот отгремели последние аплодисменты. —Все, это, давай, со сцены выпёздывай,— продолжая мельком поглядывать в сторону партера, все так же натянуто улыбаясь, Миша склонился к уху Рене,— на твой цирк они дальше смотреть не будут. Очки молдаванина недобро блеснули в свете прожектора: —А на твой?— он говорил почти угрожающим шёпотом, сквозь плотно стиснутый ряд ровненьких зубов,— думаешь им не надоедят рано или поздно эти твои клоунские закидоны? Миша дрогнул: шутом ему быть хотелось и порядком нравилось, но клоун – отнюдь не шут. Саша встрепенулась. За дверью послышалась нецензурная, почти изысканная в этом брань. Ловко подтянувшись к мягкому подлокотнику, девушка навалилась на него грудью и стала ждать. В её карих глазах плясал огонёк любопытства. Сжимая пальцами прохудившуюся обивку, внимательно вслушиваясь в происходящее за стеной, Вознесенская почти не дышала.«Может прикинуться спящей..?»
Резко обмякнув на том же самом месте, Саша прикрыла глаза. Белая рука, чуть дрогнув, безвольно ударилась о край дивана, покачнулась, звеня многочисленными браслетами. —Поди твоя распрекрасная незнакомка уже отрубилась. Лежит и пузо почёсывает, слюни пускает, а? — голос Поручика равномерно приближался к двери по ту сторону стенки, так и подначивая разыграть концерт,— ты послушай что мы тебе говорим и не позорься. Ещё Ольга прочухает и все. —А нахера так то ты эту бабу приволок? Тебе давно уже не двадцатник чтоб этим мракобесием заниматься,— скрипнул замок и в комнату неспешно зашёл Яков,— отправил бы её в зал и дело с концом. То-то у нас все особенные. —Ну ты ж её сам видел. Один в один, понимаешь? — Горшок все никак не унимался,— Ты ещё сходи позырь на неё, емае, если тебе нихуя не видно. —Миха, завязывай,— Леонтьев небрежно толкнул злосчастную дверь, отчего та жалобно заскрипела. Девушка терпеливо ждала, боялась лишний раз вздохнуть. Разговор музыкантов шел абсолютно не в том русле, но от этого менее интересным не становился. Натруженно скрипнув, прогнулся диван. От неожиданности Саша едва не вскрикнула: кто-то бесцеремонно всем своим весом навалился ей на ноги. Стиснув поплотнее зубы, сквозь веер пышных ресниц, девушка попыталась рассмотреть нахала. Не без удивления обнаружила, что им оказался Яша. Поудобнее устроившись, гитарист лениво закурил: —Ну и куда её? Я с этой козой набодался уже. — Да вызову я ей такси, емае, задрал. Говоришь так, будто бы сам, в самом то деле, так никогда не валялся. Миша возмущенно махнул рукой. Брови его угрожающи сдвинулись к переносице, отчего он походил на коршуна. Махая руками-крыльями он что-то активно втолковывал своим собеседникам, но разобрать этот поток мысли для пьяного девичьего сознания было занятием близким к непосильному. —Вы меня за придурка то не держите. Как вы можете не узнавать её? Саша почувствовала, как Яков недовольно помялся на своём месте. Диван вновь надрывно скрипнул: —Мы тебе уже сказали, что это не более чем совпадение. Или версия про то, что эта твоя мадмуазель прыгает во времени для тебя более вразумительная? — нагнувшись к пепельнице, мужчина затушил сигарету,— дело твоё, но о семье подумай. Или Ольге с дочерьми ты ту же сказку расскажешь? Восторг,— на испещренном морщинками лице заиграла ехидная улыбка,— Подъем, юная леди, пора домой. Вознесенская, потирая глаза, неуклюже перевернулась на бок. Актёр из неё был никудышный, но, благо, внимание группы обращено было отнюдь не в сторону дивана. Саша вообщем то мало кого интересовала: Яша, словно позабыв о её существовании, по-хозяйски завалился обратно, Леонтьев сцепился в бранной перепалке с Горшком, а Поручик, наблюдая за происходящим, мирно потягивал полторашку. Прочие участники коллектива и вовсе не удостоили гримёрку своим присутствием. —Блять, ты меня конкретно заебал, сечёшь?—Горшок сплюнул. Лицо его слегка побагровело от злости, ладони были плотно сжаты,— где Серёга? —Бухает уже с кем-нибудь,— голос Рене звучал в край безразлично. Видимо, споры с фронтменом его уже порядком утомили, — можешь до него прошвырнуться. Может убедишь его в своей больной ахинее. Подругу свою не забудь. Ты ей такси же обещал? Миша ничего не ответил. Резко развернувшись, он тяжелым шагом двинулся в сторону диванчика: —Эт самое, пойдём,— перед глазами Саши возникла протянутая в пригласительном жесте рука, — а то реально засиделись, нехуй тут больше делать. Вяло качнув уже неестественно тяжелой головой, Вознесенская ухватилась за огрубевшую ладонь. На мгновение ей показалось, что Горшок вновь хочет одернуть руку,– как тогда, за клубом, –но он, кивнув в ответ, лишь крепче сжал девичьи пальцы. Прохладный ветер приятно обдувал лицо, убаюкивал своим тихим голосом. То была песня шелестящих листьев, взмахов маленьких птичьих крылышек и стрекот кузнечиков. —Адрес у тебя какой, душа моя?— Миша сосредоточенно водил пальцем по сенсору телефона,— я тебя на машинку посажу, дальше сама. Он чувствовал себя неуютно, сковано — это было заметно. Оглядываясь то и дело, будто незримый охотник может взять его на мушку, Горшенёв отстукивал ритм «Своего среди чужих» носом тяжелого ботинка. Он и представить не мог, что ему делать, как не потерять это родное личико в море чужих безразличных гримас. Сейчас она уедет домой, и разойдутся они как в море корабли, может, никогда не увидятся больше. —Давай…напиши-ка мне когда доедешь, усекла? —Ага, только номер дать не забудьте,— Саша, опасно качнувшись вперед, прыснула,— Машину вызывайт-т-те на Маяковскую, двадцатый дом. Тьфу. Чтоб я ещё раз вот так…безбожно да с пары бутылок. Стыдоба!— её указательный палец взметнулся к небу. Миша настолько высокопарный жест не понял, но для приличия улыбнулся. — Вот,— экран горшеневского телефона возник перед краснючими глазами напротив,— запиши номерок то. Вознесенская, мельком взглянув в сторону музыканта, на удивление оперативно запустила пятерню в карман. Задумчиво пошарив в закромах, выудила видавший виды мобильный. —Сука!— неожиданный возглас бессовестно разрезал полотно накрывшей улицу тишины,— в рот я это всё ебала… Недавно ещё относительно целый, телефон теперь безжизненно валялся на асфальте с разбитым вдребезги экраном. Саша злобно засопела, наклонилась к несчастному, зачем-то ткнула его пальцем, будто тушку умерщвлённого зверька: —Пиздец,— девушка, подхватив остатки своего имущества, выпрямилась,— а чё теперь делать? Ладно, земля круглая, пересечёмся как нибудь. До дома то живая доеду, похуй. Спустя пять минут ожидания сопровождаемого воздыханиями по непредвиденным тратам на ремонт, Горшок всё же усадил Вознесенскую в такси. Вяло помахав в окно рукой, девушка вскоре скрылась за тонированным стеклом. Стоит ли говорить, что даже по самым скромным предположениям Горшенёв был уверен, что будет так или иначе интересен Саше? Она всё-таки пришла на его концерт, на его музыку…«А уехала так, будто бы её провожал какой-то назойливый хрен из клуба… от которого хочется поскорее отвязаться емае.»
Насупившись, Миша двинулся обратно, ко входу в здание. От нетерпения его слегка потряхивало, морозило — ему просто необходимо поговорить с Захаровым. Как можно скорее. Пассажирка расслабленно откинулась на мягкую спинку заднего ряда. Голову вело кругом, но то были самые невероятно приятные вертолеты в её жизни. Тепло и неназойливая музыка постепенно вгоняли в сонное забытье. Саша почти было уснула, как вдруг раздался резкий возглас водителя. От чего он пришел в такое негодование гадать не пришлось - мгновением позже машина, скрипя и дымя покрышками, резко затормозила. В нос ударил химозный запах подпаленной резины.