Последняя жертва. Взгляд Дмитрия

Душ у Роуз, возможно, и занял пять минут, но все остальное — фен и кто знает, что еще, — заняло еще двадцать. Часть меня снова почувствовала себя подростком, ожидающим, когда мои сестры закончат собираться, чтобы я, наконец, смог занять свою очередь в ванную. Я собирался подразнить ее по этому поводу, как я делал со своими сестрами, но в тот момент, когда она вышла в этом платье, я потерял дар речи. Не просто потерял дар речи — все до единой мысли из моего сознания были стерты, пока не осталась только одна. Роза, в платье, улыбается мне. — Все, душ твой, товарищ. Не волнуйся, я оставила немного горячей воды. Проходя мимо, она игриво толкнула меня по руке, и я вздрогнул. Мне не нужна была горячая вода. А вот холодный душ… Горячий, холодный или что-то среднее — в итоге душ доставил невероятные ощущения. Как и Роуз, я был в полном смятении, когда мы наконец добрались до дома Мастрано. Возможно, моя кожа была изодрана не так сильно, как у нее, благодаря более прочной одежде, но, глядя в зеркало, было ясно, что я знавал лучшие дни. Я потер глаза, прежде чем проследить за постепенно темнеющими кругами под ними. Я попытался вспомнить, когда в последний раз по-настоящему спал, но безуспешно. Я едва успел лечь, как Соня и Роберт начали ссориться у нее на заднем дворе, и предыдущая ночь была просто кошмаром за кошмаром, пока бодрствовать не стало менее утомительно, чем пытаться снова заснуть. Конечно, сейчас большинство ночей приносили один кошмар, но попытка заснуть после инцидента в переулке была особенно жестокой. Медленно поведя плечами, я откинул назад свои влажные волосы и зевнул. Мне нужно было поспать — по–настоящему выспаться — и как можно скорее. Джон проходил мимо по коридору, когда я открыл дверь ванной. Увидев меня, он остановился, но ничего не сказал. Внизу я все еще слышал, как остальные болтают. — Еще раз спасибо вам за то, что позволили нам остаться. Мы действительно ценим это, — сказал я, надеясь протянуть маленькую оливковую ветвь. Какое-то мгновение он не отвечал, и я почувствовал, как волоски у меня на затылке снова начали подниматься дыбом. — Все, что угодно, для моих девочек, — без предисловий он повернулся и направился в хозяйскую спальню в конце коридора. Я проскользнул через слегка приоткрытую дверь в комнату, где оставил Роуз. — Роза? У меня плохое предчувствие насчет… — мои слова замерли, когда я заметил Роуз, сидящую на кровати с закрытыми глазами и крепко сжимающую простыни в кулаках. Ее дыхание стало коротким, прерывистым, практически гипервентиляционным, в то время как ее лицо исказилось гримасой откровенной паники. В одно мгновение я оказался рядом с ней. — Роза! — я встряхнул ее, но ее дыхание только участилось. Еще немного, и она могла упасть в обморок просто от недостатка кислорода. Еще немного, и я мог бы запаниковать вместе с ней. Я снова схватил ее за плечи, вероятно, достаточно крепко, чтобы оставить синяки, и снова встряхнул. — Роза! Ее глаза наконец открылись, но паника не исчезла. — Роуз, что случилось? Ты в порядке? — Нет! — она оттолкнула меня в сторону и бросилась к двери. — Я должна… Должна вернуться ко Двору. Сейчас. Лисса в опасности. Я нужна ей. — Роза, — я схватил ее за руку как раз перед тем, как она взялась за дверную ручку, но она продолжала сопротивляться, пока снова не услышала свое имя. — Роза, притормози. Расскажи мне, что случилось. — Они возвращались после встречи с кем-то по поводу поиска настоящего убийцы, и этот парень, он просто набросился на нее с ножом. Он был мороем. Он ждал ее и в тот момент, когда увидел, просто бросился к ним. — Ты сказал «они». Кто был с ней? — мое собственное сердце забилось быстрее, когда вспыхнул зуд вступить в драку и защищать, как меня учили делать с детства. Даже находясь за сотни миль отсюда, эти инстинкты мгновенно включились. Тот факт, что это Лисса попала в беду, делал притяжение намного сильнее. — Кристиан, Адриан и Эдди. Эдди подоспел вовремя, но… — ее голос затих, и я увидел, что в ее глазах появилось что-то еще. Теперь это была не паника, а ужас. Тот вид страха, который приходит, когда становишься свидетелем чего–то, чего никогда нельзя исправить, — например, смерти другого друга. — Он убил его. — Кто? — я никак не мог понять, кого именно убили. — Эдди? Тот мужчина? Кристиан? Адриан? Кто? Она покачала головой. — Этого человека. Эдди убил этого человека, кем бы он ни был. Волна облегчения захлестнула меня, и я быстро прошептал себе под нос — Слава Богу. — Слава Богу? — Роза возмущенно посмотрела на меня. — Кто-то пытался убить ее, Дмитрий! И меня там не было! — Но Эдди был там, — успокоил я ее и нежно сжал ее плечо. — С ней все в порядке. Она жива. В тот момент, когда я отпустил ее, она прислонилась к стене. Ее ноги дрожали под ее собственным весом и страхами, и на мгновение я подумал о том, чтобы взять ее на руки, просто чтобы ей не пришлось беспокоиться о том, что она какое-то время будет стоять самостоятельно. — И теперь у него неприятности, — тот прежний страх снова вернулся, и ее равновесие снова нарушилось, когда эмоции еще больше утянули ее вниз. — Стражи были взбешены… — Только потому, что они не знают всей истории. Они видят мертвое тело и оружие, вот и все. Как только они получат факты и свидетельские показания, все будет хорошо. Эдди спас мороя. Это его работа. — Но он убил другого мороя, чтобы сделать это. Мы не должны этого делать, — я почти мог видеть, как ее мир поворачивается вокруг своей оси. Я почти чувствовал это. Убийство мороя было для нее невообразимым, и если бы присяжные смогли увидеть ее лицо в тот самый момент, они бы провозгласили ее невиновной. Они бы, без сомнения, знали, что Роза никогда не смогла бы убить королеву Татьяну просто потому, что убийство мороя, даже того, которого она предположительно ненавидела, было просто немыслимо. — Это была ненормальная ситуация, — это было жалкое оправдание в утешение, но это было все, что у меня было. У Эдди наверняка возникнут некоторые проблемы в будущем, несмотря на необходимость его действий. Хотелось бы надеяться, что рациональные умы смогут заглянуть за пределы кровавого столба и найти правду, стоящую за его историей. Однако, учитывая, что мы с Роуз в данный момент были в бегах и прятались в спальне, история складывалась не совсем в его пользу. — Я знаю, я знаю, — ее голова откинулась на стену, и она тяжело вздохнула. — Я просто не могу оставить ее без защиты. Я так сильно хочу вернуться и уберечь ее от опасности. Прямо сейчас. Что, если это случится снова? Как бы мне ни хотелось сказать, что это не будет проблемой, я не собирался ей лгать. Я беспокоился, что продолжающаяся борьба Лиссы за королевский титул вызовет протесты некоторых протестующих, и хотя я не ожидал покушения на убийство, я также не мог сказать, что был удивлен. Когда я был очень молод, человеческий мир в моей стране был полон напряженных политических событий. К счастью, я был в стороне от большинства этих проблем, так как моя семья жила в маленьком городе, а мир мороев управлялся по собственному политическому принципу, но это не означало, что я был полностью в неведении о разговорах в городе. Однако была одна вещь, которую я мог сказать ей с полной уверенностью, потому что мы позаботились об этом. — Там есть другие люди, которые защищают ее. Роза пожала плечами в знак согласия, но ее нога все еще постукивала с беспокойством. В ее глазах я все еще мог видеть готовое к битве желание выбежать и сразиться за свою подругу. Но это была Роуз. Мой прекрасный воин. Она была бесстрашна. Она была защитницей. Она была верной, преданной своему делу, сильной, решительной и такой, такой очень способной. — Поверь мне, я тоже хочу защитить ее, но мы бы напрасно рисковали своими жизнями, если бы уехали прямо сейчас. Подожди еще немного и, по крайней мере, рискни своей жизнью ради чего-то важного, — с нежной улыбкой при мысли о ней и ее страсти я сделал несколько неуверенных шагов по направлению к ней. Ее губы сжались в тонкую линию. — И Джилл важна, не так ли? Я кивнул. — Очень. Она покачала головой и недоверчиво рассмеялась. — Мы сделали это, — смех медленно сменился недоверием к благоговейному трепету, когда на ее лице появилась улыбка. — Мы сделали это. Вопреки всем доводам разума… каким-то образом мы нашли пропавшую сестру Лиссы. Ты понимаешь, что это значит? Теперь Лисса может получить все, на что она имеет право. Они ни в чем не могут ей отказать. Черт возьми, она могла бы стать королевой, если бы захотела. И Джилл… — ее улыбка немного померкла. — Ну, она из древней королевской семьи. Это, должно быть, хорошо, верно? Я взглянул на дверь. — Я думаю, это зависит от Джилл и от того, каковы будут последствия всего этого. Когда я оглянулся, лицо Роуз было совершенно подавленным и преисполненным чувства вины. Я снова приподнял ее лицо и убрал небольшую морщинку с ее щеки. — Эй, все в порядке. Ты поступила правильно. Никто другой не стал бы пробовать что-то настолько невозможное. Только Роуз Хезевей. Ты рискнула всем, чтобы найти Джилл. Ты рисковала своей жизнью, нарушая правила Эйба, и это окупилось. Это того стоило. — Я надеюсь, что Адриан так думает. Он думает, что покинуть наш «конспиративный дом» было самой глупой вещью на свете. Так же быстро, как леденящее прикосновение льда, я отдернул свою руку от девушки, которая не принадлежала мне, чтобы утешать. — Ты рассказала ему обо всем этом? — Не насчет Джилл. Но я случайно сказала ему, что мы больше не в Западной Вирджинии, — она протянула мне руку и поспешно заверила меня, — Однако он держал это в секрете. Больше никто не знает. — Я могу в это поверить, — я сглотнул и постарался не выдать скручивающую боль в животе. — Он… он кажется довольно преданным тебе. Я ненавидел легкую полуулыбку, от которой на ее щеке появилась ямочка. — Так и есть. Я полностью ему доверяю. — И он делает тебя счастливой? — я попытался избавиться от легкой дрожи в своем голосе, но он стал чуть резче, когда я подумал о том, как он рассмешил ее, даже когда мы бежали через тюрьму к машине для побега. — Да, делает, — она негромко рассмеялась и прикусила губу. — Мне с ним весело. Я имею в виду, что иногда он приводит в бешенство — ладно, большую часть времени, — но пусть вас не обманывают все его пороки. Он неплохой человек. — Я знаю, что это так. Он хороший человек, — я без колебаний признал это. Возможно, у нас было не самое удачное начало, но чем больше я узнавал его, тем больше уважал. К сожалению, это уважение к нему только усиливало мое чувство вины. Я попытался стряхнуть с себя это чувство. — Это нелегко увидеть всем, но я это видел. Он все еще ищет себя, но уже находится на полпути. Я видел это, когда мы организовывали твой побег. Роза что-то негромко промурлыкала. — И после… после Сибири он был рядом с тобой? — Лисса рассказала мне. Адриан сказал мне. Однако мне нужно было услышать это из ее собственных уст. Все, что я получил, — это смущенный (и несколько обеспокоенный) кивок. Мой разум бешено заработал, сердце замедлило биение, а во рту пересохло от последней крупицы правды, которую я должен был узнать. Я должен был это знать. Даже если это сломает меня, я должен был это знать. Мне просто было невыносимо смотреть на нее, когда я спрашивал об этом. — Ты любишь его? Я уставился в окно, страшась ответа. Тишина повисла между нами, и с каждым тиканьем прикроватных часов я все больше разрывалась между надеждой и разбитым сердцем. — Да. Я…Я действительно люблю его. Разочарование. — Хорошо. Я рад. Она всегда умела видеть меня насквозь, поэтому я не удивился, услышав ее шаги, приближающиеся позади меня. — Что-то не так? — Ничего. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Что ты счастлива, — я повернулся к ней лицом, нацепив улыбку, которая, как я знал, ни в малейшей степени не обманет ее. Тем не менее, от тенденции скрывать что-то от всех, включая тех, кто был мне дорог больше всего, просто чтобы не обременять их, было трудно избавиться. Но это была Роуз, и я знал, что она поймет. И даже если бы она этого не сделала, она бы не стала осуждать. Я мог рассказать ей все, что угодно, поэтому старался продвигаться вперед. — Просто все изменилось, вот и все. Это заставляет меня многое пересмотреть. С тех пор, как Донован… а потом Соня…все это странно. Я думал, что все изменилось в ту ночь, когда Лисса спасла меня. Но этого не произошло. В исцелении было гораздо больше, гораздо больше, чем я предполагал, — так много всего, что я отказывался видеть. — Каждый день я придумываю что-то новое. Какая-то новая эмоция, которую я давно не испытывал. Какое-то откровение, которое я совершенно упустил. Какая-то красота, которой я не видел. — Эй, мои волосы в переулке не входят в этот список, ясно? — она в шутку погрозила мне пальцем. — Ты был в шоке. Мои пальцы дрогнули, страстно желая снова ощутить эти локоны. — Нет, Роза. Они были прекрасны. И сейчас тоже. — Это платье просто сбивает тебя с толку. Она была не совсем неправа. Это платье сбило меня с толку. Вид ее в платье всегда производил на меня такой эффект, будь то черное, красное или даже это серое. Боже милостивый… если бы я когда-нибудь увидел ее в белом… это либо сделало бы меня самым счастливым человеком в мире, либо полностью уничтожило бы. Все зависело бы от того, где я стоял, когда играла музыка. — Что? — она робко отодвинулась назад, выглядя несколько неуверенной в себе. — Почему ты так на меня смотришь? Я резко выдохнул, качая головой и одаривая ее печальной улыбкой, которая почти пронзила меня в самое сердце. — Потому что иногда человек может настолько зациклиться на деталях, что упускает целое. Дело не только в платье или прическе. Это ты. Ты прекрасна. Раньше я был таким глупым. Не невежественным и не слепым. Любое из этих слов наводило на мысль, что у меня было некоторое непонимание того, что было передо мной. Я точно знал, насколько Роуз особенная. Возможно, я не знал, насколько я был благословлен ее любовью, но я знал, что ее любовь была удивительной. Я знал, что ее любовь была лучшим, что у меня когда-либо было и на что я мог надеяться. Возможно, именно поэтому я так категорично отверг это после моего возвращения. Я чувствовал себя таким недостойным чего-либо хорошего в этой жизни. А Роуз была для меня воплощением ‘добра’. Она была именно той красавицей, в которой я нуждался. Она была той красавицей, о которой я мечтал. Она была красавицей, которую я разрывал на части в своей ненависти и отвращении к себе, пока мне нечего было спасать, когда я понял, что она нужна мне, чтобы выжить. Выживать без ее красоты в моей жизни… было слишком мучительно думать об этом. — Ты настолько прекрасна, что это причиняет мне боль. Ее губы приоткрылись, и я увидел, как прерывистое дыхание исчезло, как будто я только что вышиб из нее дух. Это был почти такой же ошеломленный взгляд, какой был у нее, когда я сказал ей, что не люблю ее, но вместо мгновенного образа предательства и боли, которые последовали за этой ложью, все, что я получил сейчас, — это глухой шок, заставивший меня испугаться того, что означало для нас мое признание. Я наполовину ожидал, что она накричит на меня или набросится с кулаками, и она была бы вполне в своем праве сделать это после того, через что я заставил ее пройти, но она просто уставилась на меня. А потом в ее глазах вспыхнул огонек, пламя мало-помалу разгоралось, пока тепло не достигло моей души и немного не растопило мое беспокойство. Уголки ее губ почти незаметно приподнялись. Это была не та полная улыбка, от которой я расцветал, даже близко не та, но это был ее слабый намек. Это был слабый намек на мою улыбку, ту, которую я видел в наши самые интимные моменты, и это дало мне маленькую, но опасную искорку надежды. Страх может заставить людей совершать ужасные поступки. Эта эмоция может сделать вас способным причинять боль другим. Это может заставить вас отталкивать людей и лгать. Это может заставить вас так сильно беспокоиться о жизни, что вы забудете, как на самом деле ее прожить. Надежда, однако, о, надежда делала тебя безрассудным. Надежда может заставить вас задуматься: «А что, если?»’ Надежда может заставить вас пристально смотреть на губы прекрасной женщины, стоящей перед вами, и пытаться вспомнить, каковы они на вкус. Надежда могла бы заставить тебя признать правду. Надежда могла заставить меня сделать что-то настолько опасное, настолько безрассудное, настолько невероятно смелое, как сказать Роуз, что я люблю ее. Так я и хотел сделать. Мои губы раскрылись как раз в тот момент, когда дверь распахнулась. — Эй, ребята, вы… оу, — Сидни внезапно остановилась в дверях комнаты, быстро переводя взгляд с одного на другого, прежде чем отстраниться. — Простите. Я… то есть… Роза отпрыгнула от меня, и я отстранился, поворачиваясь и вытирая все еще невысказанные слова со своего рта. Я проклинал себя за свою глупость, думая, что могу просто сказать Роуз, что люблю ее, когда она в буквальном смысле призналась, что любит Адриана менее чем за пять минут до этого. О чем я только думал? Роза прикрывала меня, пока я пытался снова собраться с мыслями. — Все в порядке. Что происходит? Сидни взглянула на меня через плечо Роуз с легким беспокойством, и я отмахнулся от нее. Это вряд ли одурачило ее, но она была достаточно любезна, чтобы не окликать меня, когда между нами стояла Роуз. — Я… то есть… Я просто хотел прийти и потусоваться. Я не могу справиться с тем, что происходит внизу. Роза колебалась. — Конечно. Мы просто… разговаривали. Я постарался не вздрогнуть от непреднамеренного пренебрежения. Не то чтобы Роуз могла сказать ей, насколько я был близок к тому, чтобы сказать, что люблю ее больше, чем когда-либо считал возможным. Также она не могла сказать Сидни, что я был в нескольких секундах от того, чтобы поцеловать ее, потому что я больше не мог не чувствовать ее в своих объятиях. Как могла Роуз рассказать ей все это, если она сама этого не знала? — Мы говорили о Джилл, — продолжила Роуз, звуча немного увереннее в себе и оставляя позади все, что должно было произойти. — У тебя есть какие–нибудь идеи о том, как доставить ее ко Двору, учитывая, что мы все вне закона? Брови Сидни слегка нахмурились, когда она обдумывала вопрос, прикидывая варианты и стратегии, как истинный генерал, над которым мы с Роуз любили шутить. — Ну, ты всегда могла бы позвать ее мать… Внизу раздался сотрясающий дом грохот, и мы с Роуз напряглись, оба потянулись за своими кольями и протиснулись мимо Сидни в коридор. Нас учили действовать, сражаться, но мы также были обучены защищать. В тот момент, когда я услышал оглушительные крики, призывающие людей «пригнуться», и запах дыма от того, что, должно быть, было светошумовой гранатой, я остановился и дернул Роуз за собой. — Стражи, — сказал я, прижимая Розу между своим телом и стеной. — Стражи устроили облаву.