Последняя жертва. Взгляд Дмитрия

Я провел добрую часть ночи, прижимая Розу к себе и думая о том, что она сказала; я должен простить себя. Так или иначе, я должен был простить себя за все, что сделал. Поначалу мой разум заставил меня занять оборонительную позицию. — Невозможно, — настаивал он. Когда я вспомнил, как Роуз оправдывала себя в смерти Виктора, это прозвучало в ответ: «Это не одно и то же, и ты поступил намного хуже, особенно с ней». В какой-то момент я даже отказался от идеи ее внезапного отпущения грехов. Она просто обманывает себя. Завтра она поймет, что чувство вины все еще есть и всегда будет. Убийству невинного нет прощения. Она поймет это достаточно скоро. А потом мне стало дурно. Я зарылся лицом поглубже в ее волосы, черпая утешение и мужество в спящей рядом со мной Роуз, прежде чем тихо извиниться. Ревность заставляла меня сомневаться и отрицать ее силу, даже когда я знал, что это не так. Я глубоко вздохнул и попробовал снова, используя ее веру в качестве своего проводника. Я уже пытался двигаться вперед, несмотря на чувство вины, которое пыталось овладеть мной. Я отбросил мысль о том, что я не стою ничего хорошего из-за того, что я сделал. Я предпочел жить вне клетки в буквальном и метафорическом смысле. Я решил перестать отказывать себе в красоте жизни — солнце, свете, женщине в моих объятиях — и просто принять тот факт, что мне был дан еще один шанс сделать что-то хорошее. Я решил извлечь из этого максимум пользы и начать жить заново. Кто-то мог бы сказать, что этого было достаточно. Конечно, кто-то мог бы сказать, что это было слишком, и я заслуживал значительно худшего. Все еще были моменты, когда я соглашался с ними, хотя они появлялись все реже и дальше друг от друга. Однако в целом я начинал соглашаться с Роуз и другими в том, что мне нужно снова жить. Мне нужно было найти свою цель и принять ее. Мне нужно было творить добро. Но это ведь не было прощением, не так ли? Двигаться дальше — это не то же самое, что отпустить. Быть счастливым — это не то же самое, что не быть виноватым, даже если я больше не чувствовал себя виноватым за свое счастье. Так что же это было? Прощение? Это была та самая фраза, не так ли? Простить и забыть? Но как можно забыть эти зверства? Как можно забыть о создании буквальных монстров, которые все еще крадутся по ночам? Как можно забыть убийство невинных людей? Как ты можешь забыть пытки и охоту на женщину, которую любишь? Я прижался к Розе чуть крепче, когда мое сердце забилось быстрее, а в голове все закружилось. Прикосновение ее кожи избавило меня от внезапного головокружения. Она была теплой, а не бледной и холодной. Она была жива, а не мертва. Мы были здесь… а не там. Тот факт, что мы были здесь, обнаженные, в этой постели, прижатые друг к другу, был чем-то, что я пока не мог до конца осознать. Я был безмерно благодарен за это. Я был невероятно счастлив из-за этого. Но я все еще не совсем понимал, как и почему Роуз все еще хотела меня. Я не мог понять, как она могла так мирно спать в моих объятиях, когда меньше месяца назад я хотел убить ее — или еще чего похуже. - Потому что она простила тебя, — на этот раз заговорило мое сердце. Мой разум был следующим. — Она думает, что простила тебя. Она обманывает себя. Однажды она поймет… Нет. Да. Роза со вздохом перевернулась на другой бок. Ее голова опустилась мне на грудь, а рука легла на мой шрам. Ее губы слегка приподнялись, когда я провел пальцем по трем маленьким веснушкам на ее плече, и внутренняя борьба внутри меня утихла. Роза простила меня. Роза сказала, что простила меня. Роуз сказала, что мне нужно простить себя. Я застонал и прикрыл глаза рукой, защищаясь как от солнца, так и от своего замешательства. Одно начинание было гораздо успешнее другого. Это было действительно смешно. Меня обратили против моей воли. Это была не моя вина. Возможно, я и провалился в той пещере как страж, но я не просил, чтобы мое существование превращалось в ужасную насмешку над жизнью. Я бы предпочел умереть, но у меня отняли этот выбор. Я не должен чувствовать себя ответственным за тот факт, что кто-то украл мою жизнь, мою человечность и все, что делало меня тем, кем я был. Если бы я записал все это на бумаге, это имело бы смысл. Если бы я заменил свое имя на чье-то другое, это имело бы смысл. Но когда я попытался поверить в это сам, все пошло прахом. Возможно, я и не выбирал стать стригоем, но быть им вряд ли было одержимостью. Я не был внезапно захвачен похитителем тел или одержим каким-то демоническим духом. Это зло, по самой своей сути, все еще было мной. Худшая из возможных версий себя, какую только можно вообразить, и которой я никогда бы добровольно не позволил проявиться, но, тем не менее, я сам. Тот монстр, в которого я превратился, питался злом, грехом и слабостью, которые я уже держал внутри себя. То, что все еще было во мне в какой-то степени. Он подпитывал мою ревность. Он подпитывался моей неуверенностью. Он подпитывался моим гневом. Он подпитывался моим желанием контролировать свою жизнь. Он подпитывался всеми вещами, которые я упорно подавлял, и выводил их на поверхность, чтобы показать мне, на что я действительно способен. Сейчас это вызывало у меня отвращение, но тогда придало мне сил. И этот монстр не ограничивался только злом во мне…он украл и добро тоже. Он использовал мое обучение стража, чтобы причинять боль и разрушать, а не защищать. Он подпитывался моими чувствами к Роуз — желанием, влечением и любовью — и превратил их в навязчивую идею, которая чуть не убила ее. До тех пор, пока я все еще мог помнить, каким безумно сильным я себя чувствовал, когда у моих ног было все, чего я только мог пожелать, или помнить болезненное удовольствие держать в своих руках чью-то жизнь или смерть, я не заслуживал прощения. До тех пор, пока я все еще мог чувствовать боль от того, что моя рука ударила по лицу Роуз, когда я вымещал на ней свой гнев, или трепет от того, как она умоляла меня полностью подчинить ее мне… Я не мог простить себя. Я просто не мог этого сделать. Я хотел создать с ней что-то хорошее. Я хотел начать все сначала и стать лучше для нее. Я хотел быть тем мужчиной, которого она заслуживала. Я хотел, чтобы у нас были такие отношения, о которых мы оба мечтали с самого начала, но поссорились, потому что слишком боялись попробовать. Нет, это я был слишком напуган, чтобы попробовать. Она была храброй и безрассудной и никогда не боялась любить. Она была единственной, кто заслуживал всего, что могла предложить жизнь… всего, что я мог предложить, как бы мало это ни было. Я хотел подарить это ей. Я хотел начать все сначала и сделать все правильно. Но начинать все сначала и двигаться вперед не означало, что мы могли просто начать с чистого листа. Жизнь устроена по-другому. Мы не могли просто притвориться, что прошлого никогда не существовало. Я не мог притворяться, что не причинял ей боль снова и снова, как бы сильно мне этого ни хотелось. И насколько я знал, она хотела притвориться, что все это не имело значения…но оно все еще имело значение для меня. Это все еще имело значение и всегда будет иметь. То, что я сделал, было непростительно, но вести себя так, будто это не имело значения или вообще никогда не происходило, было еще хуже. К сожалению, это поставило меня перед выбором: либо совершить невозможное и простить себя за худшие поступки, которые я когда-либо совершал в своей жизни, либо признать поражение и отказаться от лучшего, на что я когда-либо мог надеяться. Я не мог отпустить Роуз. Только не снова. Я не мог представить себе жизнь без нее. По правде говоря, я никогда бы не смог этого сделать. Даже когда мне казалось, что ей лучше держаться подальше, я все равно нуждался в том, чтобы она была на периферии моего внимания. Мне нужно было знать, что с ней все в порядке, даже на расстоянии. Теперь, когда она снова была в центре моего сердца? Со мной было покончено. Она была всем для меня. Моя душа вращалась вокруг нее, и, потеряв ее, я бы заблудился. Я посмотрел на свой мир, который держал в своих объятиях. Сияние, проникавшее через окно, казалось, создавало вокруг нее ореол, что было нелепо, поскольку я бы вряд ли назвал свою Розу ангелом. Конечно, она внушала благоговейный трепет и обладала красотой, которая могла заставить мужчину поверить в божественное. Я без колебаний признался, по крайней мере самому себе, что пребывание с ней было почти религиозным переживанием. Однако она не была каким-то воплощением невинности и чистоты. Она была силой, озорством, любовью, огнем, сердцем, страстью, тьмой и светом и многим другим в одном флаконе. Она не была ангелом. Она была богиней. И я обожал ее. Она нахмурила брови и на мгновение поджала губы, словно в тревожной сосредоточенности. Недолго думая, я наклонил голову, чтобы украсть поцелуй, и мгновение спустя она снова устроилась поудобнее. Если бы только я мог так легко решить все наши проблемы. Так или иначе, я бы нашел способ сделать невозможное. Я не был уверен, как это сделать, и я не был уверен, когда, но я знал, что найду способ. И я бы умолял ее быть рядом со мной, пока я пытаюсь. Потому что если я чему-то и научился, так это следующему: когда дело касалось Роуз, не было ничего невозможного. В конце концов, тепла ее тела и осознания того, что рядом со мной была Роза, оказалось достаточно, чтобы я погрузился в сон.

***

Я проснулся от двух вещей. Сначала раздался настойчивый стук в дверь. Во-вторых, тело Роуз все еще было зажато у меня под мышкой. Ее волосы снова упали на лицо, и они мягко шевелились, когда она вдыхала и выдыхала. Я заправил прядь ей за ухо, прежде чем неохотно отодвинуться от нее. Она сразу же устроилась в тепле, которое я оставил позади, и поплотнее завернулась в одеяло. Я хихикнул, забавляясь этим зрелищем, прежде чем стук повторился снова. Меня так и подмывало ответить на стук, но я не хотел рисковать и будить Розу. Вместо этого я быстро натянул джинсы и направился к двери, закончив натягивать рубашку. Быстрый взгляд в глазок показал Соню с другой стороны, нервно раскачивающуюся взад-вперед на каблуках. Я щелкнул замком и слегка приоткрыл дверь, оставаясь между ней и остальной частью комнаты. Увидела ли она это в моей ауре или на моем лице, было очевидно, что она точно знала, почему я был так невероятно счастлив в тот момент. Ради приличия она пыталась сдерживаться, но я видел, что какой-то дразнящий комментарий готов был сопровождать улыбку, появившуюся на ее лице. Я рассмеялся, зная, что, вероятно, выгляжу как влюбленный дурак, но мне было совершенно все равно. Единственное, что меня действительно волновало в тот момент, так это почему я стоял у двери и разговаривал с Соней, а не свернулся калачиком со своей Розой в постели. — Мне невероятно жаль прерывать ваш… гм… отдых, — она усмехнулась и покраснела. Я старался не ухмыляться и, вероятно, потерпел неудачу. — К сожалению, я думаю, что на ресепшене следят за нами. Они еще не догадались, но я пошла купить напитки в торговых автоматах в вестибюле и подслушала, как менеджер рассказывал о нашей необычной регистрации. Наверное, нам пора уходить. Даже без «раннего выезда» нам, вероятно, следовало бы уже уходить. Нам нужно было найти более безопасное место, чтобы обдумать наши дальнейшие шаги. Теперь у нас была Джилл, и нам, вероятно, следует вернуть ее ко Двору. Мы были беглецами, а не похитителями. Возможно, Соня смогла бы привести ее к своей матери, и вдвоем они смогли бы доказать ее происхождение от Драгомиров. То, что произошло дальше между мной и Роуз, за пределами наших отношений, ну, это все еще висело в воздухе. Мне было неудобно идти ко Двору, когда за ее голову назначена награда, поэтому, пока мы не сможем снять с нее обвинения, нам нужно было найти место для ночлега и так далее. Однако, обо всем по порядку. — Я схожу за Розой, и мы выйдем через десять минут. Соня скептически посмотрела на меня и попыталась заглянуть за спину. — Даю пять. Наверное, мне следовало обидеться на то, что Соня подумала, будто я соглашусь на быстрый секс с Роуз сразу после того, как снова сойдусь с ней (конечно, я бы тоже никому не сказал «нет»), но я пропустил это мимо ушей. Более насущные дела и все такое. Роуз все еще крепко спала, когда я закрыл дверь. Я опустился рядом с ней на колени и осторожно потряс ее за плечо. Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Она никогда не была жаворонком, и тот факт, что сейчас было два часа дня, нисколько этого не менял. — Роза. Роуз, мы должны… Она вскочила, удивив меня. — О Боже мой. Ты не поверишь, что я только что увидела. Мои мысли мгновенно переключились на худшее. — С Лиссой все в порядке? Она отмахнулась от этого беспокойства. — Да, прекрасно, но… — Тогда мы побеспокоимся об этом позже. Прямо сейчас мы должны уходить. — Что происходит? — спросила она. Она села прямее, боевой инстинкт взял верх. — Соня заходила… — начал я, когда ее глаза расширились, и она потянулась за простыней. Я положил свою руку поверх ее, удерживая ее от того, чтобы слишком сильно натянуть ткань на тело, и стараясь не рассмеяться над ее внезапным беспокойством. — Не волнуйся. Я оделся и не позволил ей войти. Но она сказала, что звонили с ресепшена. Они начинают понимать, что у нас была необычная регистрация. Нам нужно выбираться отсюда. — Нет проблем, — Роза отбросила покрывало в сторону и встала, обнаженная, великолепная и все такое прочее. Ее полное отсутствие стыда или скромности рядом со мной было забавным…и немного возбуждающим, если быть до конца честным с самим собой. Я позволил своему взгляду блуждать по ней, оценивая каждый изгиб ее тела и молча оплакивая то, как она надевала свою одежду, кусочек за кусочком. Я не смог бы отвести взгляд, даже если бы попытался, а я больше не пытался. Если бы Соня не настаивала на том, что у нас очень мало времени и нам нужно поскорее уехать, я был бы более чем счастлив перекинуть ее через плечо на эту кровать и провести руками, пальцами, губами и языком по каждому дюйму кожи, пока не нанесу на карту все ее существо. А потом я бы путешествовал по нему снова. Я был совершенно уверен, что смогу провести остаток вечности в этой гостиничной постели, пока она будет в моих объятиях. Почувствовав мой пристальный взгляд, она оглянулась через плечо и встретилась со мной взглядом. В глазах вспыхнул озорной огонек. — Ты видишь что-то, что тебе нравится? Она спросила меня об этом несколько месяцев назад, когда мы впервые встретились, и я был ошеломлен ее красотой. Тогда я пытался это отрицать. Честность сегодня победила. — Все. Она прикусила губу и покраснела от моего откровенного ответа, на мгновение отведя глаза, прежде чем снова посмотреть на меня с серьезностью, которая разрушила игривое напряжение между нами. — Не забывай, — мягко сказала она. — Не забывай… Я почувствовал, как на нас навалилась тяжесть. — Я знаю, Роза. Я не забыл. Как я могу? В конце концов, нам пришлось надеть обувь. Часть меня беспокоилась, что, как только мы покинем эту комнату, я проснусь от того сна, в который погрузился, и чары будут разрушены. Я цеплялся за надежду, как за спасательный круг, но страх все еще был со мной. Я схватил Розу прежде, чем она успела добежать до двери, и прижал ее к стене. Это был бы не последний поцелуй, который я ей подарил. Он не могу им быть. Я бы этого не допустил. И все же я поцеловал ее так, словно так оно и было. Ее глаза оставались закрытыми, губы припухли и мягко приподнялись навстречу моим, когда я отстранился. Я наблюдал, как она постепенно оправляется от шока, вызванного моей внезапной засадой, и наша легкая одышка выровнялась, когда я улыбнулся, протянул руку мимо нее и открыл дверь. Бросив последний взгляд на смятую постель, мы вышли из комнаты и заперли ее за собой. Соня была там с Джилл. Она бросила быстрый взгляд на воображаемые часы и постучала себя по запястью в молчаливом упреке в мой адрес за то, что я слишком задержался, хотя мы опоздали не больше чем на минуту или около того, а затем мы направились к машине. Мы едва выехали на дорогу, когда Роуз сказала Соне: — Мне нужно, чтобы ты сделала амулет, — она взглянула на меня в зеркало и продолжила, — И мы должны остановиться в Гринстоне. — Гринстон? Зачем? Гринстон был ближайшим городом ко двору. Это было всего в пятнадцати минутах езды от Двора, если что. Если бы кто-нибудь пронюхал о ее присутствии там, у нас не было бы достаточно времени, чтобы сбежать. Моей первоначальной реакцией было сказать ей, что я ни за что на свете не поведу ее туда, но я видел, что за ее безумной просьбой скрывается какой-то план. Я подавил свой страх и позволил ей указывать путь. — Это место, где держат алхимиков, — объяснила она. — И именно там мы собираемся найти доказательства того, что Даниэлла Ивашкова убила Татьяну. Даниэлла Ивашкова. Мать Адриана. Моя душа болела. Адриан уже получил одну ужасную новость из-за Роуз и моих несвоевременных действий, но узнав, что его мать, возможно, была той, кто обвинил Роуз в убийстве, все стало бы намного хуже. Роуз уже настояла на том, чтобы рассказать ему о нас, и я был уверен, что она тоже будет настаивать на том, чтобы сообщить новость о возможном предательстве его матери. — Ты уверена в этом, Роуз? — это не было обвинением, которое можно было бы выдвинуть, если бы у вас не было полной уверенности в этом. Роуз, казалось, не обиделась на этот вопрос. Она понимала всю серьезность того, что говорила. — Я хочу поговорить со свидетелем, прежде чем мы предпримем что-либо еще, но я почти уверена, что все детали сходятся, — было ясно, что это откровение не принесло ей абсолютно никакой радости. — Оказывается, Даниэлла была частью какой-то секретной программы, которую опробовала Татьяна. Она хотела, чтобы некоторые морои научились защищаться с помощью магии. Даниэлла была не совсем сторонницей подобных вещей. Она также не была большой поклонницей Татьяны, и я сомневаюсь, что это действительно сильно помогло их отношениям. Грант, который был одним из стражей, помогавших во всем этом, упомянул, что Татьяна время от времени встречалась со студентами, чтобы посмотреть, чему они научатся. Похоже, Даниэлла могла встретиться с королевой в ту ночь, — она посмотрела на меня. — Он также сказал, что они только начали учиться пользоваться кольями. Это не сулило леди Ивашковой ничего хорошего, но все равно было довольно косвенным. — Но зачем ей тебя подставлять? Она вздохнула. — Даниэлла была довольно прямолинейна, сказав мне, что она не хотела, чтобы мы с Адрианом слишком увлекались друг другом. Я думаю, она была не против, чтобы мы немного повеселились, но в самый первый день, когда я встретила ее, она просто вышла и сказала мне, что Адриан никогда не захочет меня надолго, и мне не следует ожидать многого от наших отношений. Я не то чтобы была с ней не согласна, не то чтобы у меня действительно могла быть вечность с мороем, но я думаю, она видела, что Адриан был немного серьезнее… — голос Розы немного затих, и она побледнела. Адриан все еще был влюблен в Роуз, и мы оба это знали. Не было никаких сомнений, что то, что мы сделали, причинило бы ему боль. Я потянулся через центральную консоль и положил свою руку на ее. Она была холодной, и ее трясло. Однако прикосновение, казалось, немного успокоило ее. — В любом случае, кажется, это перебор — убивать меня из-за отношений, но она очень сильно любит Адриана. В этом нет никакой ошибки. Я не говорила тебе раньше, но Лисса узнала, что она подкупила того уборщика, чтобы он солгал о том, когда он видел Адриана в моей квартире той ночью, чтобы она могла убедиться, что он не причастен к моему очевидному преступлению. Я фыркнул. Я понимал мать, любящую своего сына и желающую обезопасить его, но платить кому-то за опровержение единственного алиби, которое было у Роуз в ее защиту, было низким поступком, когда он был единственным человеком, который, возможно, мог уберечь ее от камеры смертников. Все казалось только хуже, когда этот сын любил женщину, которую должны были казнить, потому что теперь он не мог доказать ее невиновность. Из-за этого мои собственные действия по отношению к Адриану казались почти добрыми. Почти. Едва. На самом деле, совсем не совсем. — Как далеко до Гринстона? — спросила Роуз, вытягивая шею в поисках какого-нибудь знака или разметки вдоль шоссе. Мы все еще были слишком далеко, чтобы что-либо разглядеть. — Это займет не меньше часа, — сказал я. — А что? Она немного поудобнее устроилась на сиденье и откинула голову назад. — Я собираюсь еще раз проверить Лиссу. Остались последние три кандидата, и Лисса — одна из них. Она собирается произнести речь. Я дам тебе знать, если услышу что-нибудь еще. Мы встречаемся с остальными в том буфете с красной вывеской. Ты знаешь такой? Я кивнул, прежде чем она закрыла глаза. Остальная часть поездки прошла практически в тишине. Один раз мы остановились, чтобы заправиться и купить серебряный браслет для нового талисмана Роуз, используя часть наличных, которые я украл из бумажника Виктора перед его импровизированными похоронами. Сам бумажник был выброшен в один из мусорных баков рядом с насосами. Потом мы ушли, и единственными звуками, которые остались, были песни по радио и случайное нервное постукивание ног Джилл.

***

За рулем я пару раз взглянул на Роуз, и по большей части она оставалась довольно пассивной и спокойной. Однако я узнал внезапную улыбку, которая медленно расползалась по ее лицу. — О, онет, это опасный взгляд. Она моргнула и невинно посмотрела на меня. — Какой взгляд? Я приподнял бровь, ни на мгновение не обманувшись. — Тот, в котором говорится, что у тебя только что появилась какая-то идея. — Мне не просто пришла в голову идея. У меня есть отличная идея, — она лукаво рассмеялась. Буквально. Я закатил глаза, но это действительно задело во мне нервную струнку. Она ухмыльнулась в ответ Джилл и Соне, и ее лицо мгновенно вытянулось. — Эй, ты в порядке? Джилл была единственной, кто ответил. — Я не уверена. Многое вроде как произошло. И я действительно не понимаю, что будет дальше. Я чувствую себя так…как какой-то объект, который будет использован в чьем-то генеральном плане. Как пешка. Роза прикусила губу в мимолетном виноватом взгляде. — Ты не объект и не пешка. Но ты очень, очень важна, и благодаря тебе произойдет много хорошего. Уверенность Розы, казалось, не полностью удовлетворила ее. — Но это будет не так просто, не так ли? Все будет становиться хуже, прежде чем станет лучше, не так ли? Я поймал себя на том, что киваю, и Роуз тоже не стала скрывать правду. — Да. Но потом ты сможешь связаться со своей мамой… и, как я уже сказала, произойдут хорошие вещи. Стражи всегда говорят «Они на первом месте», когда мы говорим о мороях. Для вас это не совсем то же самое, но, делая это… мы… — Роза посмотрела на меня в поисках какой-нибудь помощи, но прежде чем я успел что-либо добавить, заговорила Джилл. — Да. Я поняла. Это ведь для общего блага, верно?

***

Я настоял, чтобы Роуз надела амулет до того, как мы приедем в Гринстон. Вероятно, это не гарантировало бы ее безопасность, если бы мы попали в засаду, но, надеюсь, дало бы ей небольшое преимущество. Она надела его на запястье, и ее внешность почти сразу изменилась. Она выглядела почти… ну, честно говоря, ее было трудно разглядеть. Мне почти казалось, что я вижу двух людей одновременно и не могу по-настоящему отличить одного от другого. Я мог бы заметить намеки на Розу тут и там, если бы поискал их, но потом она менялась, и черты ее лица снова менялись. — Ну? — она протянула руки и медленно повернулась. Соня пожала плечами. — Я ничего не вижу, но, с другой стороны, я бы и не стала. — Ты кажешься немного расплывчатой, — Джилл прищурилась, а затем сделала шаг вперед и снова прищурилась. — Как будто мне нужно моргнуть несколько раз. Джилл попала в самую точку. — У меня такое же чувство. Соня, казалось, осталась довольна такой оценкой. — Вот как это должно выглядеть для людей, которые знают, что на ней есть дух. Надеюсь, для других стражей у нее будет другое лицо. Довольные тем, что ее не окликнут в тот момент, когда ее заметят, мы закончили наше путешествие в Гринстон, и я волновался все больше и больше. Незадолго до половины двенадцатого мы въехали на парковку ресторана «шведский стол». Он уже был закрыт на весь день, и единственной машиной там был черный внедорожник, который, очевидно, принадлежал автопарку стражей при Дворе. Я собрался с духом, в последний раз взял Роуз за руку и открыл дверь. Мое беспокойство на мгновение улеглось, когда я увидел, как Михаил выходит из другой машины, но моя кровь внезапно похолодела, когда за ним последовал кто-то еще… Адриан.