Последняя жертва. Взгляд Дмитрия

— Почему? Одно слово. Это было все, о чем я мог думать, когда смотрел на Ташу за решеткой. Все остальное, что я хотел сказать ей, возвращаясь в судебную тюрьму, вылетело в окно в тот момент, когда я увидел ее сидящей на той одинокой койке. Она мне не ответила. Она молча уставилась в землю между нами, как будто меня там даже не было. Одна минута. Две. К третьей минуте ее молчания мое самообладание покинуло меня. — Почему, Таша? — крикнул я, не обращая внимания на то, как она вздрогнула, когда мой голос эхом разнесся вокруг нас. — Почему ты застрелила ее? Почему ты подставила ее? Почему ты позволила ей умереть? — С Роуз все в порядке? — слова были холодными. Не обиженными, не раскаивающимися, просто опустошенными. Я был ошеломлен. — Ты серьезно? Ты всадила в нее пулю. Ты обвинила ее в убийстве, которое совершила сама, и ты была готова позволить казнить ее. Теперь ты спрашиваешь, в порядке ли она? Нет, Таша. С ней не все в порядке. — Она жива? — спросила она. Это незначительное уточнение еще больше разозлило меня. — Да. Едва, — прорычал я. Мне хотелось возразить, что она не имела права даже задавать этот вопрос, особенно учитывая, что из-за нее Роуз чуть не умерла. Тот факт, что на самом деле ей, казалось, было все равно, а просто было любопытно, привел меня в еще большую ярость. Даже сейчас эта новость, казалось, никак на нее не повлияла. Она просто тихо кивнула. Я не хотел в это верить, но об этом нужно было спросить. — Это из-за нас? Потому что я отказал тебе? Потому что я не люблю тебя? Момент молчания между нами был тяжелым, поскольку я ожидал ее ответа. — Нет, — ее неожиданный ответ ошеломил меня. Медленно ее взгляд переместился с земли на стену позади меня. Это было так, как если бы там сзади было окно, из которого открывался вид на что-то за пределами нас. — Я признаю, что меня задело, когда ты сказал «нет». Я заботилась о тебе. И как бы я ни понимала, что не должна этого делать, я все равно это делаю. Может быть, так будет всегда. В тебя легко влюбиться, Димка, и почти невозможно забыть. Но, думаю, я не могу винить тебя за это, не так ли? — она вздохнула, но по-прежнему отказывалась смотреть на меня. — Правда в том, что я не думаю, что люблю тебя. Не совсем. И я знаю, что ты никогда не любил меня. Даже тогда я знала, что ты не полюбишь меня. Я видела, как ты смотрел на Розу. Когда-то давно на меня уже кто-то так смотрел. И я смотрела на него так же, как Роза смотрит на тебя. Ты любишь ее, и она любит тебя. Точно так же, как я любил Вина… — последние слова прозвучали немного невнятно, возможно, предназначались не мне. — Тогда почему? Зачем ты это сделала? Почему ты убила Татьяну? Ты не убийца, — я прикусил язык и исправился. — Ты не была убийцей. Зачем ты это сделала? — Нужно было что-то делать. Совет был готов отправить детей на передовую. Я не могла этого допустить. Я много лет говорила им, что есть лучший способ, но никто не слушал. Татьяна отнеслась к моим идеям как к какой-то нелепой выдумке. Нужно было предпринять что-то решительное, — она на мгновение замолчала. — Я понятия не имела, что она тайно обучала мороев. — Значит, ты убила ее, — ее голова слегка склонилась, когда я выдвинул обвинение. Я не спасал ее от правды. — Ты знаешь, что отодвинула свои цели на много лет назад из-за того, что сделала. — Нет, если Лисса станет королевой. Она знает, что правильно. Я хотел напомнить ей, что не все зависело от Лиссы. Даже если бы она была коронована — а у нас все еще не было возможности узнать, произойдет ли это на данный момент, поскольку двор был в смятении из–за раскрытия убийства Таши — Лиссе пришлось бы убедить Совет посмотреть на вещи по-своему. Таша использовала свою подготовку и боевые знания, чтобы убивать. Это создало довольно плохой прецедент для поощрения других к борьбе. Лисса, какой бы разумной и убедительной она ни была, не смогла переубедить тех, кто был в ужасе. — А Роуз? Почему она должна была взять вину на себя? — мне нужно было знать. — А разве теперь это имеет значение? — я слышал смирение в ее голосе. Она явно что-то скрывала, но я не мог понять почему. Что ей было скрывать в этот момент? Я стиснул зубы, скрежеща ими друг о друга от разочарования. — Это важно для меня. — Хорошо, — она поудобнее устроилась на тонком матрасе, но все еще казалась отстраненной. — Роуз была возможностью. Кто знал, когда появится еще одна? Весь день ее никто не видел. Кристиан сказал, что они искали ее повсюду, поэтому я предложила заглянуть к ней в комнату, пока они проверят что-нибудь еще. Я стащила запасной ключ Лиссы от квартиры Роуз, и когда ее там не оказалось… все просто начало вставать на свои места. Я забрала ее кол, убедилась, что она все еще числится пропавшей, и солгала Итану, чтобы он впустил меня в покои Татьяны. Это было так просто. Нужно было что-то делать, я начала действовать, а Роуз стала убедительным и удобным козлом отпущения. Все уже знали, как она поссорилась с Татьяной. Ни у кого не возникло проблем с тем, чтобы поверить в то, что она совершила преступление. Я был в шоке. Все, что говорила Таша, было невероятно. — Ты была готова позволить ей умереть, потому что она предоставила вам легкую возможность убить кого-нибудь, не будучи пойманной? — Да, — она пожала плечами. — Если Роуз удалось доказать невиновность, то так тому и быть. Живая или мертвая, жертва Роуз была бы важна. Даже ценной. Когда она произносила эти последние слова, в ее голосе была определенная интонация. Это вернуло меня к нашему разговору в саду в тот день, когда пропала Роуз. Таша спросила, убил бы я Кристиана, будучи стригоем, если бы это означало, что я смогу добраться до Роуз. — Живым он был для меня ценнее, но если уж на то пошло… да. Таша, должно быть, направлялась в квартиру Роуз, когда увидела меня. Мне стало тошно при мысли о том, что я, возможно, стал переломным моментом в ее решении позволить Роуз умереть, чтобы Таша могла продвигать свои личные убеждения и планы. — Почему ты просто не выместила свой гнев на мне? — я спросил. Стальные прутья казались холодными в моих руках, и от этого меня пробрал озноб. — Почему Роза? Это я пытался убить его, а не она. Это было просто для того, чтобы отомстить мне? — Ты забрал Кристиана из-за Роуз, — прошипела она. От яда в ее голосе по комнате пробежал холодок. — Твоя одержимость Розой чуть не привела к гибели его и Лиссы. И даже до этого, до того, как ты стал этим существом, твоя привязанность к ней была опасной. — Я люблю ее, — настаивал я. Она не была для меня каким-то увлечением или любопытством. Я не был тем монстром, который был одержим ею и требовал ее тела и ее преданности. Я действительно заботился о ней. Я хотел быть с ней, потому что она заставляла меня чувствовать себя лучше, чем я был на самом деле. Я любил Роуз, и тот факт, что кто-то мог принизить мои отношения с ней как некую «навязчивую идею», был пощечиной. — Я делал ужасные вещи, которых не должен был делать, пока был стригоем, но это была моя вина, а не Роуз. Вини меня. Во всем виноват этот монстр. Но не вини Роуз. Она никому не причинила вреда. — Ой ли? Ты же не думаешь, что твои тайные отношения с ученицей были безобидными? Ты не думаешь, что это повредило бы тебе и твоей репутации, если бы кто-нибудь узнал? — она сказала это так, как будто ответ был совершенно очевиден, а не как сложная история, которой на самом деле были мои отношения с Роуз. — И скажи мне честно, ты действительно веришь, что Роуз не имеет никакого отношения к тому, почему тебя обратили? Ты же не веришь, что она могла отвлечь тебя в тех пещерах? Она была права, я был отвлечен. Я беспокоился о ней, когда мы сражались бок о бок. И в конце концов, то ли инстинктивно, то ли по чистой случайности, мне удалось встать между ней и Натаном прямо перед тем, как я упал. Так что, да, возможно, я умер, потому что любил ее, но я бы ничего не изменил, если бы это означало сохранить ей жизнь. Мне не нужно было отвечать Таше. Она видела меня насквозь. — Я так и думала. — Я оберегал ее, — возразил я. — Это все, что имеет значение. — А я оберегала Кристиана. Ее ответ был настолько неожиданным, что мне пришлось на мгновение остановиться, чтобы наверстать упущенное. Когда я это сделал, я все еще не мог понять, что она имела в виду. — Я не понимаю. — Ты и не поймешь, — уголки ее губ едва заметно приподнялись с одной стороны. Секундой позже подергивание, похожее на улыбку, исчезло. — Очевидно, никто не может видеть того факта, что неприятности преследуют ее по пятам. Никто не видит, что Роуз представляет опасность для себя и тех, кто ее окружает. Это было нелепо. У меня не было возможности сказать ей об этом, прежде чем она продолжила. — Большую часть девяти лет я только и делала, что пыталась обезопасить Кристиана. И по большей части, я думаю, я проделала довольно хорошую работу. Однако в тот момент, когда Роуз появилась в его жизни, все полетело к чертям. Он был растерзан пси-гончими в поместье Дашкова, потому что она позволила ему последовать за ней. Он был в плену у тех стригоев, потому что она притащила его в Спокан. Они едва выбрались оттуда живыми. Там умер ребенок! Что, если бы это был Кристиан? Я знал, что она по понятным причинам беспокоилась о Кристиане, пока группа находилась в том подвале. Мы все были в ужасе, когда искали их. Но я никогда бы не подумал, что она возложит ответственность за это исключительно на Роуз. Это была серия неправильных решений, в том числе и с моей стороны, которые привели к их поимке и смерти Мейсона. — А потом, когда на Академию напали… — она покачала головой, явно разочарованная. — Это была работа Роуз — защищать Кристиана, а не втягивать его в гущу сражения. — Ты была защитницей мороев и стражей, сражавшихся бок о бок в течение многих лет, — настаивал я, сбитый с толку, почему она вдруг расстроилась из-за того, что Роуз и Кристиан сражались вместе. — Ты лично обучала Кристиана использовать его магию в бою. — Да, в оборонительной манере, — подчеркнула она. — Не для того, чтобы ученица могла броситься навстречу опасности с моим племянником, когда ей следовало бы держать его в безопасном месте. — Они спасли жизни! — Он мог умереть! — отчаяние исходило от нее, когда она произносила это. Ее пальцы были практически белыми, когда они крепче сжали металлический каркас кровати. Она дрожала от силы своего гнева и страхов, пока все это, казалось, не растворилось в безмятежном небытии. — Он мог умереть, и это была бы целиком ее вина. Я уставился на нее, ошеломленный всем, в чем она призналась. Ее губы слегка задрожали, когда она прошептала: — Он мог умереть… Внезапно я все понял. Таша была Кристиану как мать. Я знал, что необходимость растить его таким маленьким внесла напряжение в ее жизнь. Это было то, что она приняла без жалоб, и я восхищался ею за это. Она относилась к нему как к сыну, и я знал, что она сделала бы почти все, чтобы защитить его. Я вспомнил о ее неосведомленном партнере, о ее обмане. Даниэлла тоже пыталась защитить своего сына. Любовь может заставить тебя совершать безумные и безрассудные поступки. Я видел это много раз в своей жизни. Любовь может заставить вас напасть на человека, который издевался над вашей семьей. Она может заставить женщину рисковать своей жизнью, путешествовать по миру и гоняться за сказкой, чтобы спасти чью-то душу. Она может заставить мужчину пренебречь своей репутацией, свободой и всей жизнью, если это означало, что женщина, которую он обожал, будет в безопасности. Она может побудить мать подкупить кого-нибудь, чтобы защитить своего сына. И, по-видимому, она же могла подтолкнуть Ташу к убийству. Было нелогично возлагать вину на Роуз за каждую угрозу благополучию Кристиана. Возможно, Роуз и сыграла какую-то роль, но Кристиан сделал свой собственный выбор и также сыграл свою роль в опасностях, с которыми столкнулся. У меня была роль. Даже его отношения с Лиссой время от времени играли свою роль. Однако никто из нас, возможно, за исключением того монстра, которым я когда-то был, никогда не хотел причинить боль ему или кому-либо еще. Роза защитила его. В Спокане и в Академии Роуз сделала все, что могла, чтобы убедиться, что Кристиан и другие люди вокруг нее были в безопасности. Кристиан даже несколько раз защищал Роуз. Я не был слеп к тому факту, что он встал между Розой, Лиссой и теми пси-гончими. Я знал, что он сыграл важную роль в том, чтобы помочь этим студентам вырваться на свободу из их бетонной тюрьмы в том подвале. И я без сомнения знал, что способность и храбрость Кристиана сражаться бок о бок с Роуз, когда на Академию напали, возможно, спасли ей жизнь. Я думаю, где-то в глубине души Таша тоже все это знала. Ничто никогда не оправдало бы действий Таши. Она действовала иррационально, импульсивно и без оглядки на то, что она делала и кому причиняла боль. Это было ужасно, но по какой-то причине она верила, что это необходимо. По какой-то причине она считала, что убийство одной женщины и возложение вины на другую было приемлемым. По какой-то причине Таша считала, что Роуз была угрозой для тех, о ком она заботилась, а не другом и защитником, которым она была на самом деле. Я сомневался, что когда-нибудь по-настоящему пойму почему, и я знал, что никогда не прощу ей этого, но мне было немного жаль женщину в той камере. Я жалел ее за ее нелогичное безумие и веру в то, что убийство — единственный выход. Наконец, Таша посмотрела на меня. Впервые я увидел пустоту в ее ледяных голубых глазах. — Я знаю, что не имею права спрашивать, но не мог бы ты оказать мне услугу? Услугу? Она что, шутила? После всего, что она сделала и сказала, она теперь хотела получить услугу? Я принципиально отказался отвечать на ее вопрос, хотя моя внезапная волна ярости, возможно, повлияла и на мои рассуждения. — Ты присмотришь за Кристианом? — спросила она, несмотря на мое молчание. — После того, как я уйду, то есть. Ты позаботишься о том, чтобы он оставался в безопасности? — едва заметный намек на раскаяние промелькнул на ее лице. Это была единственная настоящая эмоция, которую я видел у нее с тех пор, как начал с ней разговаривать. Я раздумывал, не сказать ли «нет» просто потому, что это причинило бы ей боль. Эгоистичная, мстительная часть меня хотела заставить ее почувствовать ту же боль, которая терзала меня последние несколько часов. Но я не мог. Я не мог позволить себе поддаться этому гневу. Я позволяю себе по-настоящему взглянуть на женщину за решеткой. Когда она успела измениться? Когда она стала способна на убийство? Таша всегда громко и страстно говорила о том, во что верила. Она выступала за таких стражей, как я, и за мороев, у которых не было преимуществ защиты стражей. Я восхищался ею за это. Роза восхищалась ею за это. Так когда же все это испортилось? Когда она решила, что убивать и позволять убивать других — стоящая жертва ради того, что ей якобы небезразлично? Я никак не мог этого понять. Я не мог понять эту холодную женщину, которая когда-то была моим другом. Человек, которого я когда-то знал, ушел. Женщина, с которой я смеялся и на которую равнялся, была мертва. — Да, — наконец пообещал я. Это было не для человека, сидящего передо мной. Это было для того человека, которым она была раньше. Когда-то Таша была хорошим человеком, и в память о ней я мог пообещать позаботиться о единственном человеке, которого она любила больше всех на свете. Она одарила меня пустой улыбкой. Я не был уверен, что в этом была какая-то благодарность, но, похоже, было немного покоя. Кристиан был бы в безопасности, и, в конце концов, это было все, о чем Таша действительно заботилась. В конце концов Таша отвернулась, уставившись на дневной свет за маленьким окошком своей камеры. Она не попрощалась, и я тоже не стал утруждать себя этим. Нам больше не о чем было говорить. Таша, человек, которого я когда-то знал, ушла. Этот новый человек, способный на убийственную ненависть, вскоре понесет ответственность за свои преступления. А чего еще может желать человек, как не того, чтобы справедливость восторжествовала? Он мог бы попросить разрешения посидеть рядом с женщиной, которую любил. Он мог держать ее за руку и благодарить небеса за то, что она жива. Я намеревался сделать именно это.