Что стало с Эбби

      Нервно тереблю торчащий заусенец, готовая вот-вот зажать его зубами и вырвать, хотя знаю, что тогда появится кровь и останется рана. Но это не так страшно, как то, что происходит внутри меня.       Мама забрала Фибби к себе, но учитывая её занятость, я уверена, что Гарри заберёт дочь. На часах уже около восьми, так что вероятнее всего, они скоро вернутся. А пока я наслаждаюсь спокойствием, окутавшим меня в пустой квартире. Мне плевать на немытую посуду, разбросанные игрушки и полную корзину грязного белья. Это всё неважно. Важно то, что сейчас мне хорошо, хотя, я, вроде как, должна беспокоиться и думать о Фибби. Признаться честно, изначально во мне было смятение. Но подумав, до меня быстро дошло — это лишь результат эмоционального всплеска, произошедшего на площадке. Сейчас во мне есть лёгкая нервозность, но она вызвана неизбежной ссорой с супругом. Я не хочу ссориться. И далеко не по той причине, что боюсь испортить отношения, а потому что устала.       Но вот за стенкой слышится хлопок дверью, включается свет, линия которого падает на ковер в гостиной. Судя по звукам — Гарри бросает ключи в пиалу и помогает дочери раздеться. Она топает своими ногами по гостиной, останавливается и смотрит на меня. Во мраке вижу то, как блестят её круглые глаза, а нижняя губа начинает дрожать в порыве расплакаться. Она жмёт к груди рюкзак в форме зайца и я содрогаюсь от того, насколько переполнен её взгляд обидой.       Гарри заходит следом и сразу же включает свет, от чего я морщусь с непривычки. Он, не глядя на меня, аккуратно подталкивает дочь в сторону её комнаты.       — Радость моя, иди в комнату, папе и маме надо поговорить, — его ладонь перемещается на её кудри, собранные в два небрежных хвостика. Он гладит заботливо, с любовью. Так, как не умею я. Фибби слушается Гарри, как и всегда. Она почти бежит в свою комнату, оставляя нас наедине. Я поднимаю взгляд на мужа. Его лицо напряжено, на нём следы усталости и разочарования. Потирая подбородок с выступившей щетиной, он, не поднимая взгляд, спрашивает: — По дороге домой я искренне пытался понять тебя. Я в голове проигрывал всю ситуацию и пытался найти хоть одно оправдание твоему поступку, но его просто нет. Может быть, ты дашь мне ответ, Эбб?       Поднимаю ноги на стул, сжимаясь, словно пытаюсь защитить себя, оградиться от внешнего мира. Мне не страшно, нет. Я не боюсь Гарри, потому что он слишком любит меня, чтобы навредить. Чего не скажешь обо мне.       — Фибби толкнула её...       — Ты это видела? — прерывает он меня, наконец, подняв свои холодные зелёные глаза.       — Нет, — честно отвечаю, на что получаю многозначительный взгляд. Он знает всё, но ему хочется услышать совершенно иное. Ему хочется верить, что во мне всё ещё есть что-то от прошлой Эбби. Той, что умела радоваться, не боялась постоять за себя. Умела жить.       — И ты поверила совершенно постороннему человеку?       — Да, Гарри. Фибби стояла над ней, так что естественно, что я поверила.       — Почему?       Не понимая о чём он, хмурю брови.       — Что? — едва слышно спрашиваю.       — Почему ты так не любишь нашего ребёнка, раз уж веришь постороннему человеку, а не ей?! — то, как резко его голос повышается, заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Венка на его шеи вздувается, а лицо краснеет от злости.       — Гарри, все дети врут, — пытаюсь защититься.       — Неужели? По дороге домой она сказала мне: «почему мама меня не любит?». Твоя дочь искренне верит, что ты её не любишь, Эбби! — он взмахивает рукой с вытянутым пальцем, словно пытается тыкнуть меня носом в лужу дерьма. — Будь я там, Эбб, я бы встал на сторону нашего ребёнка. Знаешь почему? Потому что я её отец. Потому что соверши она хоть самое страшное преступление, она бы осталась моим ребенком. Тем, за кого я бы отдал честь, все деньги мира и даже собственную жизнь! — голос Гарри твёрдый, решительный, но отчаянный. Он произносит каждое слово сквозь зубы, сдерживая злость. И мне так жаль, что его слова не действуют на меня так, как это происходит в фильмах. — А ты взяла и предала нашего ребёнка...       Глядя в его глаза, переполненные болью, я чувствую неприятное жжение в груди. Я не глупая, все прекрасно понимаю, но моя душа, покрытая коркой застывшего дёгтя, не воспринимает этого. Моё сознание говорит, что я не права, что мамы себя так не ведут, а сердце тем временем гласит, что это не важно. И как мне быть я не знаю.       — Прости, — единственное, что могу произнести сухими губами, но это не искренне. Мне просто хочется закончить всё это.       Брови Гарри на мгновение ползут к переносице, не скрывая удивления, а потом он, облизнув губы, машет головой.       — Не мне нужны твои извинения.       Он уходит в спальню, оставляя меня одну. И мне становится легче дышать, однако вместе с тем, на моих плечах словно неподъемный груз, тянущий вниз, прямо ко дну.

***

      В субботы мы все вместе выезжаем в торговый центр, чтобы купить дочери платье и Гарри новый костюм. Фибби всё ещё со мной не разговаривает и предпочитает стоять в стороне, идя под руку с отцом. Мне немного неловко, но никак на это не реагирую, предпочитая дождаться момента, когда всё самостоятельно вернётся в прежнее состояние. Знаю, что рано или поздно ей надоест дуться, к тому же практически всё свободное время мы проводим вместе.       Глядя на другие пары в магазине одежды, вспоминаю нас. Когда мы с Гарри впервые отправились в магазин одежды, то я также помогала подбирать ему рубашку. Тогда я делала это с заботой и чувством некого долга, словно от этого зависело будущее всего человечества. Сейчас же я предпочитаю стоять в стороне, потому что мне всё равно как будет выглядеть муж. Я и без этого знаю, что у него хороший вкус и вся одежда, будь то мешок из-под картошки, будет сидеть на нём прекрасно.       К слову, Гарри со мной тоже не разговаривает. Мы спали раздельно: я в спальне, а он у Фибби. И не сказать, что меня это разочаровывает или же наоборот. Я просто привыкла, да и мне так удобно. Вот только во мне таится едва ощутимое чувство вины. После недлительной прогулки по магазинам, по просьбе дочери, Гарри ведёт нас в Макдоналдс, где потакает прихотям Фибби, покупая ей картошку-фри и мороженое. За такое меня бы осудили, ведь нельзя кормить ребёнка полуфабрикатной гадостью, да ещё из Макдоналдса, но мне всё равно. Я просто смотрю на то, как она со счастливой улыбкой поедает картошку, предварительно окунув её в кетчуп. Она, глядя на Гарри, кажется мне такой счастливой. И во мне появляется зависть, потому что я тоже хочу быть счастливой, но не знаю, как это сделать.       Погуляв ещё немного по торговому центру, мы решаем отправиться домой, но я, предупредив, что мне необходимо отлучиться, иду в уборную. Только собираюсь войти в дамскую комнату, как оттуда выходит женщина, с которой мы сталкиваемся по её неаккуратности. Ойкнув, она поднимает на меня взгляд, и я только сейчас узнаю в ней Лейлу. С ней мы вместе работали у миссис Питерсон, а точнее она пришла за год до того, как я вышла в декрет. Лейле тогда было всего двадцать четыре, она была слишком неопытной, и мне многому пришлось её научить, но она, как и я, мечтала написать свой роман. Не сказать, что она мне не нравилась, но меня немало раздражала её неловкость и рассеянность.       Судя по расширенным глазам, она меня узнаёт.       — Эбби?       — Да, это я, Лейла, — выдавливаю из себя улыбку, хотя не испытываю взаимной радости от нашей встречи. Оглядываю её с головы до ног: стройная, на каблуках и в ярко-красном платье, собранными в аккуратный низкий хвост волосами и шикарным макияжем. По сравнению с ней я блеклое пятно.       — Поверить не могу! — восторженно ахает она, из-за чего на нас таращатся две женщины, идущие в уборную. — Так давно не виделись, Эбби! Как ты?       — Спасибо, хорошо.       — Сменила имидж? — спрашивает, указывая на мою причёску.       — Да, есть такое, — неловко отвечаю, поджимая губы. — А ты не изменилась. И это правда. У Лейлы всегда было рвение выделиться из толпы, поэтому она всегда носила что-то невероятно яркое. Как и сейчас, в прочем. И если раньше меня это не особо волновало, то сейчас во мне раздражение от этого ядерно-красного платья.       — Правда? — её тонкие брови ползут на лоб, а губ в раскрытой улыбке кажутся мне такими неестественными. — А ты тут одна?       — Нет, с мужем и дочкой.       — Точно! У тебя же дочка. Как зовут?       — Фибби.       — Красивое имя, — продолжает восхищаться она. — И как тебе быть матерью?       — Нормально.       — Что ж, рада, потому что я себя в роли мамы ещё не вижу.       От этих слов во мне просыпается желание уйти, но я почему-то всё ещё стою, крепко сжимая ремешок сумки.       — Сама как? Всё также работаешь на миссис Питерсон?       Тут глаза Лейлы чуть ли вспыхивают огнём. Она, подойдя ближе и взяв меня за руки, чуть ли не прыгает на месте от счастья.       — Эбби, у меня сегодня презентация книги!       Эти слова оглушают меня, лишают воздуха и земли под ногами. Внутри меня вдруг всё обрывается, и я чувствую, как всё колется под одеждой, нет, под кожей. Настолько, что у меня желание содрать её с себя, освободиться. Но я продолжаю стоять на месте, вглядываясь в счастливое лицо когда-то коллеги по работе.       Я отдала себя работе с миссис Питерсон почти десять лет. От ступени «принеси-подай» прорывалась выше по лестнице, пытаясь завоевать её уважение и внимание, и когда она, наконец, дала мне волю проявить себя я ушла в декрет. А Лейла поработала всего три года, и теперь она писатель? Теперь, стоя передо мной, она хвастается?!       — Поздравляю, — произношу сухо, чувствуя жжение во рту. Оно везде.       — Спасибо! Я была так удивлена, когда миссис Питерсон позволила мне написать роман. Она помогла мне с издательством и, ты не представляешь, но это всё не зря! Ну, знаешь, хорошие продажи, все дела, — то, как небрежно брошены последние слова злит меня ещё больше.       — Конечно.       — Я невероятно счастлива, Эбби! Это ведь было моей мечтой!       И моей тоже, но единственное, что мне удалось достичь — стать недоматерью.       — Поздравляю, — вновь повторяю, но уже не столь чётко.       Лейла говорит что-то ещё, но в моих ушах гул и я ничего не слышу. Вырвав свои руки из её хватки, я разворачиваюсь и ухожу, находясь в полном опустошении. Нахожу взглядом Гарри и Фибби — они сидят посреди холла на лавочке, смеются и о чём-то разговаривают. Люди, проходящие мимо тоже кажутся счастливыми — компаниями, они дурачатся и веселяться.       И только со мной что-то не так.       Сидя в машине, смотрю в окно, всё ещё думая о том, какая я никчёмная, в отличие от рассеянной Лейлы. Поворачиваюсь лицом к мужу и рассматриваю его. Гарри работает на хорошей работе, где все его любят и уважают, он делает то, что любит. Детей он тоже любит, а поэтому сидеть с Фибби ему только в радость.       Возникает очередной вопрос к себе — что не так?       — Мы бы могли отдать Фибби в садик? — начинаю разговор, даже не боясь, что Гарри меня не так поймёт.       Остановившись у светофора, он поворачивается ко мне с задумчивым видом.       — Садик стоит дорого, Эбб. У нас ипотека и две рассрочки. Мы не потянем.       — Даже, если я выйду на работу?       — Ты хочешь вернуться?       — Что, если да?       — Работая на миссис Питерсон ты получала копейки.       Мне не хочется продолжать, потому что это не имеет смысла. Гарри прав. Детский садик нам не по карману, даже если я пойду работать. Тогда нам придётся значительно урезать бюджет, а у Гарри панический страх жить в нищете.

***

      Сидя в ванной я впервые за долгое время плачу. Глядя на струю воды, что своим шумом заглушает мои рыдания, я чувствую приближающийся конец своей жизни. Хотя, кого я обманываю — она уже закончена. Я бесполезна. Я бездарна. Я ужасна. Всё, чего когда-то хотела мне никогда не достичь.       Я больше не вижу смысла жить.       Все мои старания прошли впустую, как и жизнь, что покрыта лишь серыми красками. Мне теперь чуждо всё светлое, что когда-то со мной происходило. Кое-как успокоившись, выхожу из ванной и иду в спальню, где в кровати уже лежит Гарри, читающий что-то в телефоне. Прохожу мимо и присаживаюсь на пуфик прямо перед столиком с зеркалом. Мой взгляд пустой, в нём нет ни блеска, ни чего-то светлого. Я словно ходячий мертвец — тусклая и бездушная.       — Почему ты вдруг заговорила про детский сад? — доносится позади голос супруга. Беру в руки расчёску и небрежно вожу ею по коротким волосам, едва достающим до мочек ушей.       — Я встретила Лейлу. Девушку с работы, — чувствую, как в горле появляется ком. Сглатываю. — Она написала книгу.       — Я не против, чтобы ты работала, но у нас нет возможности оплачивать садик или няню.       — Я знаю…       — Но?       — Но я больше не могу так.       Его брови хмурятся в непонимании. Он откладывает телефон, полностью сосредоточившись на мне.       — Как?       — Ты знаешь, как, — резко отвечаю, чувствуя смятение и злость, что он меня не понимает или не хочет понимать. — Мать из меня никакая, хозяйка тоже, и только на работе я была кем-то.       — Эбби, дома ты тоже имеешь значение.       — И какое?! — вспыхиваю от злости. — Не обманывай себя, Гарри. Это отвратительно.       Машу головой и отвожу взгляд в сторону, чувствуя себя никчёмной. Сегодня мне настолько дурно, что в груди болит и мне тяжело дышать.       — Давай я поговорю с мамой? — предлагает он, а меня эти слова возмущают настолько, что на пару секунд даже начинаю задыхаться.       — Чтобы она меня презирала ещё больше?! — смотрю на него и представляю, каким диким сейчас кажется мой взгляд.       Моё состояние кажется мне новым, потому что такого спектра эмоций во мне не было вот как несколько лет, но даже те не сравнятся с тем, что переполняет меня сейчас. Смотрю вновь в зеркало и пугаюсь своего отражения: шея и лицо красные, а губы побледневшие и сухие. Зарываюсь лицом в ладони, пытаясь скрыться от всего этого, но темнота лишь усугубляет положение и во мне вдруг просыпается ярость.       Я не способна ни на что! Даже просто держать эмоции в узде, контролировать себя.       — Что с тобой? — слышу обеспокоенность в голосе супруга.       Озноб пробивает тело, я содрогаюсь, а после ударяю руками по столу и взвываю, сбрасываю всё со стола.       Моя жизнь — стоит ли она того, чтобы продолжаться?       Чувствую, как сильные руки захватывают в тиски, когда я бью себя по лицу, пытаясь очнуться. Мне кажется, что я погружена в болото, из которого не выбраться, и мне остаётся лишь принять неминуемую гибель. Я не вижу света, лишь непроглядную тьму.       — Эбби, родная, всё хорошо…       Голос Гарри — единственное, что связывает меня с реальностью и ничего более. Теперь я даже не чувствую его рук.       А ещё я не чувствую себя.