Пепел внутри нас

Дилюк редко жаловался на элемент своего Глаза Бога – с самого первого дня он был безумно рад стать обладателем именно огненной стихии, которая неизменно служила ему надежным товарищем даже против самых сильных противников. Она позволяла ему безо всяких трудностей справляться с миссиями на Драконьем Хребте, где другие рыцари непременно сталкивались с постоянной необходимостью искать источник тепла, пить согревающие зелья и кутаться в неудобную для маневров одежду. Благодаря своему огню он так быстро заслужил всеобщее уважение в Ордо Фавониус и стал одним из капитанов в совсем еще юном возрасте. Пламя беспрекословно подчинялось ему, стало отражением его воли и незаменимым соратником. Но в деньки августовского зноя Рагнвиндру иногда так хотелось иметь при себе крио Глаз Бога, чтобы эта невыносимая жара отступила хоть немного и дала сделать несколько свободных вдохов. Или – на худой конец – пусть его кожа станет менее нежной и чувствительной к лучам палящего солнца, от которого на щеках уже проступили заметные веснушки. Вот Кэйа был смуглым – и его лицо никогда не краснело от загара. Оно лишь приобретало более темный, но в то же время мягкий карамельный оттенок. Вот и сейчас он спокойно шагал рядом, вертя в руке свой меч, и никакая жара его не тревожила. – Ты уже красный как помидор, – заметил Кэйа, толкнув его локтем вбок. Они проходили мимо небольшого озера, от которого повеяло живительной прохладой. Бороться с соблазном прыгнуть туда прямо в одежде было сложно. Словно прочитав его мысли, Альберих заговорщически предложил: – Не хочешь немного освежиться? Я, конечно, смогу донести тебя на ручках, если ты грохнешься в обморок, но эта картина перепугает мастера Крепуса и всю прислугу. – Ты устанешь уже через несколько метров, – закатил глаза Дилюк. – Может, я и не размахиваю огромным валуном, который ты дипломатично называешь мечом, но, поверь мне, эти мышцы способны на многое. Тебе ли не знать, Люк, – хмыкнул Кэйа, бегом спустившись с покатой горки к озеру. Он рукой поманил Дилюка к себе, попутно сбрасывая с себя рыцарский мундир. В полурастегнутой рубашке, заправленной в высокие облегающие штаны, Кэйа был почти преступно красив. Им нельзя было не любоваться. Его смуглой, еще более, чем обычно, кожей, ярко контрастировавшей с белой тканью, тонкой талией, непринужденностью, легкостью и изяществом, сквозившим в каждом жесте, будь то решающий удар в битве с магом Бездны или же приглашение понежиться в прохладной воде. Кэйе сложно было отказать. Особенно в такие моменты, когда Дилюк понимал, что был влюблен в него. До щемящей нежности в груди, до идиотской улыбки, невольно появлявшейся на губах. – Хватит уже ломаться, не заставляй меня тащить тебя сюда за ручку, – пригрозил Кэйа, уже сбрасывая сапоги и закатывая штанины. По мокрому песку он зашел в озеро и еще раз обернулся в сторону Дилюка, который уже и не сомневался. Последовав примеру Альбериха, он шагнул в воду, сразу же почувствовав приятную прохладу и мысленно поблагодарив крио-слаймов, проплывавших в двадцати метрах от них. Кэйа взял его за руку и, недолго думая, поцеловал в губы, все еще удерживая за ладонь. Дилюк улыбнулся, позволяя себе насладиться этим островком прохлады посреди палящего зноя и близостью любимого человека, волосы которого щекотали нос и слегка, почти невесомо, касались шеи. – Наконец-то, – усмехнулся Кэйа, немного отстраняясь. – Я уж думал, что ты больше никогда не позволишь мне дотронуться до твоих прекрасных губ. Или, может, мне просто не надо спрашивать? – Начнешь наглеть – и будешь целовать только свою подушку, – пообещал ему Дилюк, однако его улыбка говорила совсем об ином. – Я уже близок к этому, – сокрушенно вздохнул Кэйа. – Дома ты не очень-то балуешь меня ласками, знаешь ли. – Потому что ты совсем не умеешь быть тихим, и тебя обязательно услышит весь дом, – хмыкнул Дилюк, касаясь кончиками пальцев его выступающих лопаток. – Да хоть весь Монд, – равнодушно пожал плечами Кэйа. – Или ты боишься отпугнуть своих поклонниц? Не переживай, их станет еще больше. – Еще немного – и я подумаю, что ты ревнуешь, – Дилюк отошел в сторону и присел на бревно около берега, свесив ноги в воду. – Я? Ревную? – Кэйа звонко рассмеялся. – Знаешь, даже это бревно может похвастаться тем, что видело обнаженные щиколотки господина Дилюка. В отличие от любой девушки в Монде. А вот я видел куда больше. – Больше не увидишь, – огрызнулся Рагнвиндр и, замахнувшись ногой, слегка обрызгал водой Кэйю. Тот удивленно приподнял брови, но в следующее мгновение это сменилось азартом и плутовством. Дилюк соскочил со своего импровизированного кресла, приготовившись отражать атаки, которые не заставили себя ждать. Уже через минуту оба были насквозь мокрыми, успев несколько раз упасть в воду и утянуть друг друга за собой. Если в первые мгновения Дилюк пытался воззвать к разуму своего названного брата, описывая перспективы идти промокшими до самого дома, то потом вошел в раж и даже не пытался остановиться. Но, когда раздался очередной всплеск, Рагнвиндр внезапно почувствовал пронизывающий до самых костей холод. Он захлестнул его с головой, и Дилюку показалось, что ему уже никогда не станет тепло. Что эта пронизывающая, почти могильная мерзлота останется с ним навсегда. Он хотел схватиться за руку Кэйи, но вместо этого лишь бултыхался в ледяной, темной воде, в полном одиночестве, где не было и намека на просвет. Ему стало страшно. Воздуха не хватало, все тело скручивало в судорогах. Когда шанса на спасение не осталось, Дилюк зажмурился и сделал последний, решающий рывок, буквально выталкивая самого себя на поверхность. Резко распахнув глаза, он тяжело, рвано задышал, с жадностью хватая ртом спасительный кислород. Вокруг все еще было темно и невыносимо холодно. На нем не было никакой рубашки, а с тела и спутанных волос крупными каплями стекала вода. Он инстинктивно обхватил свои плечи обеими руками и услышал металлический лязг, сопроводивший попытку сдвинуться с места. От его запястья к самой стене протягивалась тяжелая металлическая цепь, и осознание произошедшего ударило по голове тупой болью. События последнего вечера одно за другим всплывали в его воспоминаниях, и, чем больше он в них погружался, тем больше понимал всю никчемность своего положения. Если Чайльд сразу не убил его, значит Фатуи что-то было нужно. И – чем это ни было – Дилюк не собирался исполнять их желания. – Кажется, мои водные процедуры все же оказались полезными, – услышал он скучающий голос. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, он разглядел силуэт в углу темницы. И рыжие волосы. Нахмурившись, Дилюк сделал резкий рывок вперед, но цепь едва ли позволила ему приблизиться и к середине камеры, отбрасывая его назад. Чайльд рассмеялся. – Я рад, что ты не теряешь силу духа. Иначе это было бы совсем уныло. Но все же я надеюсь, что наши переговоры надолго не затянутся. – Я не собираюсь вести с тобой и твоими ублюдками никакие переговоры, – ядовито отчеканил Дилюк, бросив из-под челки взгляд, в котором плескался гнев. – Поверь, я тоже от этого не в восторге, – смиренно поднял руки Чайльд. – Видишь ли, бью я куда лучше, чем разговариваю. Но выхода нет у нас обоих. Придется нам провести некоторое время в обществе друг друга. К тому же, – он усмехнулся, – наше предложение будет весьма выгодным. И для тебя, и для Фатуи. – Я не заинтересован в ваших предложениях, – прорычал Дилюк, согнувшись от боли в животе. Только сейчас он заметил сочившуюся из него кровь, бордовым пятном выделявшуюся на белых бинтах. – Поэтому можешь убираться вместе с ними в Бездну. – Не самое приятное местечко, – снова рассмеялся Аякс, немного наклонившись вперед. Его взгляд быстро стал серьезным, а меж бровей появилась едва заметная морщинка. – Ты не выйдешь отсюда живым на своих условиях, Дилюк. Поэтому тебе придется принять мои. – В таком случае, можешь сразу добить меня, – без секундного колебания бросил Рагнвиндр. – Я никогда не приму твои условия. И даже слушать их не собираюсь. Чайльд кивнул – конечно же, он не ожидал, что Дилюк сразу же решит сотрудничать с Фатуи. Даже он, будучи одним из Предвестников, с радостью бы отказался от взаимодействия с большинством своих коллег, не говоря уже о человеке, который убивал их на протяжении нескольких лет. Чайльд хорошо понимал, почему Рагнвиндр его ненавидел. Честно – он был бы даже разочарован, откажись знаменитый каратель от своих пресловутых принципов настолько быстро. Он прищурился, тихо хмыкнув. Посмотрим, как долго проживут твои принципы в этой дыре, Дилюк. – Знаешь, я не очень-то терпелив, но мне очень хочется тебя расколоть, – произнес Чайльд, скрестив руки на груди. – Для начала, расскажи мне, как угораздило такого справедливого мстителя пользоваться штукой, которую создали враги и которая, к слову, убила твоего отца? И, судя, по твоему довольно жалкому состоянию, убивает и тебя. – Тебя это не касается, – глухо ответил Дилюк. Внутри закипала ярость. Он мог воздвигнуть тысячи барьеров, но любое упоминание его отца – тем более из уст этого ничтожества – каждый раз оставляло на сердце новые шрамы, превращая его в бесформенное месиво. Дилюк никогда не забудет этот день. День, когда одно мгновение сломало все выстроенное за долгие годы. Когда он остекленевшим взглядом смотрел на свои окровавленные руки, не в силах отвести взгляд или пошевелиться. День, который повторялся вновь и вновь в его самых страшных, невыносимых кошмарах. Раздался всплеск – и его окатило новым потоком ледяной воды. Рагнвиндр не думал, что ему может стать еще холоднее. – Я могу долго продолжать, – пожал плечами Чайльд. – Твоя камера находится на самых нижних этажах. И знаешь, для чего она предназначена? Для того, чтобы ломать таких, как ты. Может, все же поговоришь со мной? – Нет, – голос Дилюка предательски дрогнул. Ему уже не будет больнее. Он уже потерял все, что мог потерять. Разве был смысл теперь бояться хоть чего-то? Чайльда. Холода. Смерти. – Можешь делать все, что угодно. – И как давно это у тебя? – после недолгой паузы спросил Чайльд. Нового всплеска и ледяной волны не последовало. – Давно ты так сильно хочешь поскорее расстаться со своей жизнью? Дилюк ничего не ответил, и Предвестник, тяжело вздохнув, продолжил: – Представляю, какой бардак творится у тебя в голове. Оставляешь неизвестно где свой Глаз Бога, в одиночку нападаешь на целые вооруженные лагеря Фатуи, используя при этом довольно опасную штуку, наглеешь настолько, что проникаешь в наш штаб и надеешься что-то тут найти и выйти отсюда живым. Смелость, граничащая с безрассудством меня, конечно, восхищает, но какого черта, Дилюк? Если ты так хочешь умереть, мог бы найти способы полегче. Рагнвиндр прикрыл глаза, облокотившись спиной о ледяную шершавую стену. Все это звучало действительно как отчаянные попытки прекратить свое существование. Иногда он спрашивал себя, в чем вообще его смысл. Отец мертв, идеалы и мечты разрушены, возлюбленный оказался предателем, преследовавшим свои интересы. За что он так продолжал держаться, за что боролся, искусно уворачиваясь от атак врагов? Его никто не ждал, у него ничего не осталось. Жизнь превратилась в бесконечное побоище, внутри все стремительно умирало и разлагалось. И в моменты тошнотворного, сдавливавшего все внутренности отчаяния Дилюк вспоминал. Он не может умереть раньше виновников смерти его отца. Он должен убедиться, что все они понесут должное наказание. Смыслом его существования стала месть, подпитывавшая угасающие силы. Что будет потом, станет ли ему легче, вернется ли он однажды к руинам той жизни, которую оставил позади? Останется ли хоть что-то, к чему еще можно будет вернуться? Каждый раз, когда в голове возникали эти вопросы, Дилюк говорил себе, что подумает об этом потом. Но теперь он понимал, что это «потом» может никогда не наступить. – Да, тогда тебя и вправду не напугаешь холодной водицей, – вздохнул Чайльд, не дожидаясь ответа. Ему несложно было распознать взгляд Дилюка. Пустоту, которую не спутать ни с чем. Потому что каждый день в зеркале он видел то же самое. С той разницей, что ему, в отличие от Рагнвиндра, еще был смысл продолжать цепляться за новый день. – Но перейдем, наконец, к делу. Мы очень не хотим тебя убивать, поэтому предлагаем сотрудничество. Ты сможешь уйти из Снежной живым, если будешь способствовать распространению влияния Фатуи в Мондштадте. Имеется в виду, что ты будешь финансировать деятельность лабораторий и станешь нашими ушами и глазами в городе. Если захочешь снова выкинуть что-то, пострадают невинные люди и ты сам, поскольку все чеки и документы будут подписаны твоей рукой. Знаю, тебе уже плевать на свою репутацию, но подумай о том, что тень упадет на всю твою семью – включая твоего отца. Подумай, что от одного упоминания вашей фамилии люди будут ассоциировать ее исключительно с Фатуи, а потом плеваться тебе в лицо. Поэтому настоятельно не рекомендую пытаться обмануть нас. Мы же, в свою очередь, поделимся с тобой обстоятельствами смерти Крепуса Рагнвиндра и расскажем, что за письмо ты увидел в архиве. Как тебе такая сделка? В камере повисло молчание, внезапно прерванное хриплым смехом Дилюка. Чайльд раздраженно хмыкнул – и что смешного он сказал? – Ты действительно машешь своими копьями лучше, чем ведешь переговоры, – усмехнулся Дилюк, и тело вновь сжалось от очередного потока ледяной воды, которая в сочетании с морозным воздухом делала холод почти нестерпимым. – Сочту это за… – Это не был комплимент, – откашлявшись, резко перебил его Дилюк. – Только не говори, что все Предвестники такие идиоты. Ты действительно не отличаешься сообразительностью, если считаешь, будто сможешь услышать от меня хоть что-то. Тем более – согласие на эту сделку, – Рагнвиндр с презрением подчеркнул последнее слово. Чайльд тяжело вздохнул. Умение вести переговоры действительно не было его сильной стороной, но и важности он этому не придавал, отчего слова Дилюка совсем не задели и не разозлили. Это больше по части Панталоне или Педролино. Или даже Синьоры, присутствие которой Чайльд и сам с трудом переносил. Так что, пусть этот кретин еще скажет спасибо, что его допросом занимается он, а не другие Предвестники. Скарамучча, например, недолго думая, размазал бы его об эту стенку. – В общем, время подумать у тебя еще есть, – бордо заключил Тарталья, направляясь в сторону двери. – Если ты, конечно, не замерзнешь здесь насмерть. Поверь мне – процесс будет не очень приятным. Даже с твоим желанием поскорее сдохнуть. С этими словами Чайльд захлопнул за собой тяжелую дверь и кивком головы показал охране, что их разговор окончен. И на что он надеется? Думает, что сможет в своем плачевном состоянии прорваться через всю стражу и выбраться отсюда? Без своего клеймора и Глаза Порчи? Если это так, он действительно тот еще придурок. Но другой вариант казался Тарталье более правдоподобным. Дилюк прекрасно осознавал, что, возможно, никогда уже не сможет выйти из этой темницы живым, но даже это не могло бы заставить его переступить через себя, заложенные в нем принципы и пойти на сотрудничество с убийцами своего отца. На секунду Чайльд представил на месте Дилюка себя. Если бы кто-то причинил его семье вред – пусть даже и не такой значительный – он бы ни на секунду не задумался о сделке. Достал бы на другом конце света и придушил бы своими руками. Поэтому, хотя ему нужно было склонить Рагнвиндра на их сторону, Тарталья смутно предчувствовал, что скорее сможет растопить все льды Снежной своими водными копьями. *** В Заполярном Дворце ему предстояло отчитаться перед Педролино о результатах первой беседы с Рагнвиндром, которыми он никак не мог похвастаться. Крепко сжав кулаки, он зашел в кабинет, где за своим столом сидел лидер Фатуи, а на кресле в углу вальяжно устроилась Синьора, встретившая Тарталью хитрой улыбкой. Вот же… Видеть ее здесь хотелось меньше всего. А тем более – рассказывать о своем провале. Она и так нередко и весьма недвусмысленно напоминала, что Чайльду не хватает многих качеств, чтобы быть Предвестником. Как минимум, ума. – Как прошел разговор с нашим иноземным гостем? – спросил Педролино, отрывая взгляд от бумаг. – Пока он еще недостаточно сломлен, но это вопрос времени, – небрежно соврал Тарталья, покосившись на Синьору. Разговор со своими коллегами всегда давался ему тяжело. Часто приходилось выкручиваться, лгать, искать какие-то оправдания, на что у него не хватало ни должных навыков, ни желания. Он ценил прямолинейность – как в отношениях с близкими, так и со своими врагами. – Как я и ожидал, – нахмурился Педролино, повертев перо в руке. – Вам не кажется, что Чайльд не совсем подходит для этого задания? – лениво предположила Синьора, игнорируя присутствие названного в кабинете. – Тут нужно обладать в равной степени и жесткостью, и изворотливостью. Одной силой тут не возьмешь. Хотя и с этим у него могут возникнуть проблемы. – Ты уж точно не сможешь ничего вытрясти из него, – огрызнулся Тарталья. Как ему хотелось заткнуть ей рот прямо здесь. Останавливало, пожалуй, только присутствие Педролино, которого он все же уважал. – Оставьте свои ссоры за пределами моего кабинета, – холодно оборвал их Предвестник. Педролино был благосклонен, но в то же время строг со своими подчиненными и требовал от них беспрекословной дисциплины. – Чайльд, в каком состоянии сейчас Рагнвиндр? – Глаз Порчи сильно ударил по нему, но для трех лет беспрерывного использования результат довольно… впечатляющий, – сердце загорелось искоркой азарта. Как жаль, что они не встретились с Дилюком в лучшей его форме. Должно быть, он мог бы стать довольно неплохим соперником. – Особенно, если учесть, что его отец не выдержал и одного раза. – К несчастью для него самого, Дилюк намного сильнее своего отца, и расколоть его будет сложнее, – произнес Предвестник, сцепив пальцы в замок. – Можешь использовать все. Обещания, силу, угрозы. Напомни, что в Мондштадте еще остались его друзья и названный брат. Если ничего не выйдет, его ждет судьба Крепуса. И ты, Чайльд, позаботишься об этом. – Да, – бесцветным голосом отозвался Тарталья. Он понимал ненависть Дилюка, но сочувствовать ему себе не позволит. И, если все дойдет до крайней точки, его рука не дрогнет.