Трудно быть человеком

      — Ты знал? — Дин смотрит только на Кастиэля.       Только его ответ ему важен и только его он ждет.       — Вы о чем? — вмешивается Джон, но Дин одним взглядом заставляет того замолчать.       — Я… не успел тебе рассказать, — Кастиэль отводит взгляд. — Прости. Я хотел, но…       — Только не говори, что забыл, — Дин встает, двигая стулом в глухой тишине. — Я понимаю, что Сэм… Но только не ты, Кас.       — Ты куда? — Кастиэль вскакивает следом, успевая ухватить за рукав рубашки, но Дин стряхивает его руку.       — Пойду, подышу свежим воздухом, — цедит он сквозь сжатые зубы.       Сердце стучит так, что он глохнет и почти ничего не видит перед собой.       Натыкаясь на немногочисленную мебель, выскакивает наружу, несколькими шагами, почти бегом, добираясь до «Импалы», и с чувством захлопывает дверь.       Руки у него трясутся, когда пытается повернуть ключ, и он зажимает ладони между бедер. А потом и вовсе упирается лбом на руль, закрывая глаза.       Кас ведь знал, как это для него важно.       Знал, потому что в свое время сам стер им память по его просьбе.       И все еще знал, когда Дин встретил его здесь.       Знал, когда появился на пороге его дома, босой и ищущий.       Когда спал в его постели и мылся в его ванной.       Когда создал их общий дом.       Когда Дин ласкал его там, у реки.       Когда показал свой истинный облик, блядь!       — Дин, — голос ангела заставляет поднять голову. — Открой, я хочу…       Кастиэль давит пальцами на наполовину спущенное стекло, но Дин уже заблокировал подъемник. В его голове мелькает мысль, что тот может пораниться, но гнев распирает изнутри.       — Мне нужно побыть одному, — прерывает его Дин и уже без всякой дрожи поворачивает ключ, заводя машину. — Без тебя, окей?       Дин его не ненавидит.       Дин просто разочарован и действительно хочет побыть один.       Без всех этих виноватых взглядов и нелепых оправданий.       Может быть потом, позже, когда ярость его отпустит, он сможет выслушать, но не сейчас.       Дин давит на газ так, что двигатель почти воет на высоких оборотах, а из-под колес летит песок и камни подъездной дорожки. Едва не сшибает столбик почтового ящика и выруливает на дорогу.       Красивые дома, с идеально стрижеными лужайками и розовыми кустами у каждого дома вызывают в нем отвращение, и он старается убраться отсюда как можно скорее.       Хорошо, что дороги на небесах не имеют ни начала, ни конца, а машину можно вообще никогда не заправлять.       Дин несется в никуда, открыв все окна и позволив встречному ветру ворваться в салон.       Несется, пока вдруг резко не тормозит, так, что «Импалу» заносит задом на внезапном повороте. Дин выкручивает руль в противоположную сторону, пытаясь выровнять, и останавливается, наваливаясь на него грудью.       Внутри саднит, словно он сломал себе половину ребер.       — Блядь. Блядь, блядь! — бьет ладонями, задевая перемычку, и шипит от боли, прижимая ушибленные пальцы к груди.       Утыкается мокрым лбом в нагретую кожу и тяжело дышит, раскрыв рот.       От накатывающей волнами тошноты мутит и темнеет в глазах.       Господи, если он может еще раз умереть, то пусть это случится именно сейчас.       Еще одного предательства от Кастиэля от не вынесет.       Не сейчас, когда расставлены все точки.       Не сейчас, когда Дин снова позволил себе доверять настолько, как доверял только одному человеку.       Но в том то и дело, что Кас — не человек…       Дин сидит, закрыв глаза, и дышит, сглатывая тягучую, накапливающуюся во рту слюну.       И это намного больнее, чем все его прошлые потери.       Чем все то, что у него забрали силой и от чего он отказался сам.       Пахнет зеленью и водой.       Надвигающимся дождем пахнет, уже накрапывающим из низких свинцовых туч, нависших над горами.       Крупные капли тяжело шлепаются на лобовое стекло и расползаются уродливыми кляксами. А через пару секунд дождь обрушивается сплошной стеной, стирая все вокруг.       Даже в городе, куда Дин добирается намного быстрее, чем оттуда.       Какое-то время он сидит, пялясь на расплывающиеся буквы на огромном электронном баннере, мимо которого он проезжал раз сто и не обращал никакого внимания. Сидит с абсолютно пустой головой, словно разом выключили все чувства.       А может, Кастиэль тут не причем вовсе? Сэм вот никуда вроде бы не ходил…       — Блядь, — Дин изо всех сил бьет по рулю ладонями, в который раз за последнее время, а после гладит по приборной панели, извиняясь. Его «детка» не виновата, что он не может сдержаться.       Не может вести себя как все нормальные люди.       Дин смотрит на себя в зеркало заднего вида и с силой трет лицо ладонями, пытаясь разгладить морщины на лбу. Снова осматривает и удовлетворенно кивает сам себе. Прикинув примерное расстояние до входа в здание, бесстрашно выскакивает под проливной дождь, тут же промокая почти насквозь.       Но это его не останавливает.       Подобные мелочи его никогда не останавливали, особенно когда он всего в нескольких шагах…       Ливень не прекращается, когда он возвращается назад, держа в руках скомканный клочок бумаги с наспех нацарапанным адресом.       Это недалеко, кажется, он даже несколько раз проезжал мимо того района, когда ездил к родителям на ужин.       Если бы он знал тогда, то…       Дин морщится и заводит машину, осторожно выруливая со стоянки. Дождь льет стеной и почти ничего не видно, но он не собирается ждать, пока небо очистится от туч.       Останавливается только через какое-то время, доехав, а по факту — почти доплыв, до нужного адреса.       Небольшой двухэтажный домик в окружении таких же, идеальный газон и клумба с цветами. Поддерживающие балкон второго этажа колонны увиты плющом, на башенке возле каминной трубы вертится кованный флюгер.       Завешенные плотными шторами окна, входная дверь с молоточком вместо звонка и толстым ажурным стеклом, разбивающим свет изнутри на миллионы осколков.       Почти как их бывший дом…       Почти, но не совсем — отличий хватает, и это немного напрягает.       Дин сидит какое-то время, комкая в потной ладони проклятую бумажку, а потом выкидывает ее в окно, прямо на аккуратную, покрытую дождевыми пузырями подъездную дорожку.       Вздыхает, предвидя, что пока добежит до двери — снова промокнет. Но распахивает дверь рывком, вытаскивая ногу и ища, куда бы ее пристроить.       И в этот самый момент дождь прекращается, словно наверху кто-то закрыл кран.       Дин сидит с высунутой ногой еще немного, до тех пор, пока двухдюймовый слой воды не стечет в ближайшую канаву, и вылезает наружу. Осторожно прикрывает за собой дверь и несмело идет по дорожке к дверям.       Приглаживает волосы, зачем-то хлопает себя по заднице, все еще влажной, трет подбородок. Оглядывается, словно ожидая увидеть за собой толпу любопытных, но все же протягивает руку и касается молоточка.       Снова оглядывается, осматривает пустынную улицу, омытую дождем. Щурится от яркого, внезапного солнца, выглянувшего из-за туч. И резко поворачивается на звук шагов и отпираемого замка.       — Дин?       — Привет, Лиза, — неловко улыбается Дин и засовывает руки в карманы. — Как дела?       — Дин Винчестер! — Лиза распахивает дверь, выходя на крыльцо, и смотрит на него с таким изумлением, что ему становится еще более неловко.       В какой-то момент в его голове проносится мысль, что он вообще зря сюда приехал.       Что действие заклятия Кастиэля все еще может на нее действовать, но…       Но Лиза делает шаг вперед и изо всех сил обнимает его за шею.       — Дин Винчестер собственной персоной, — она смеется ему в ухо и целует в мокрую шею. — Заходи и будь как дома.       У Дина трясутся руки, когда он ее выпускает.       И ноги как желе, но он идет за ней, как привязанный, едва сдерживаясь, чтобы не сжать снова изо всех сил.       Внутри дом намного больше, чем кажется снаружи — местная фишка, не иначе.       Большая гостиная, намного больше, чем в их доме в Мичигане. И ни одной их тех вещиц, о которых Дин помнит.       Вместо книжных шкафов — огромный камин на половину гостиной. С низким столиком перед ним и кожаным диваном-подковой с двумя креслами.       Со множеством фотографий в одинаковых рамках, развешанных по стенам и теснящим спортивные кубки на каминной полке.       Чисто, тихо и уютно — те ощущения, что он так и не забыл.       — Хочешь кофе? — улыбается Лиза, беря его за руку. — Я только что испекла яблочный пирог. С сахарной корочкой, как ты любишь.       — Хочу, — кивает Дин. — Еще как хочу.       Пока Лиза возится на кухне, он медленно пересекает гостиную, осматриваясь.       Дольше всего задерживается у камина, разглядывая фото высокого, темноволосого мужчину, обнимающего Лизу за плечи.       Свадебное фото, и Лиза тут просто сияет счастьем.       Так, как сияла, когда они жили вместе.       — Вот, угощайся, — Лиза ставит на столик поднос с кофейником, чашками и блюдце с куском пирога. Большим куском настоящего домашнего пирога, вкус которого Дин уже успел позабыть. — Это Майк, мой муж.       — Ага, я так и понял, — Дин кивает и осторожно опускается в одно из кресел, шумно придвигая к себе пирог.       — Ты же не думал, что я останусь старой девой, — смеется Лиза и наливает себе кофе.       — Даже и не сомневался, — Дин отламывает кусочек и пробует — да, вкусно.       — Знаешь, после той аварии я как будто заново родилась, — улыбается Лиза. — Я закончила курсы медсестер и устроилась на работу в реабилитационный центр. А потом познакомилась с Майком, он восстанавливался там после жуткой аварии. А у меня диплом инструктора по йоге, ты же знаешь.       — Знаю, — Дин смеется.       Крепкий кофе горяч и вкусен, домашний яблочный пирог, чуть приторнее, чем ему хотелось бы, все равно великолепен. Дин мог бы сидеть тут до бесконечности, вытянув ноги, попивая кофе и слушая, слушая этот смех.       Но…       Естественно, он допускал, что Лиза встретит другого мужчину, и, возможно, даже будет с ним счастлива. Но сейчас это факт, а не допущение, и сладкий пирог постепенно становится безвкусным.       — Ну вот, — Лиза допивает кофе и ставит пустую чашку на столик. — Он был такой упрямый, не хотел выполнять предписания врача. Мы столько с ним ругались. А потом все закрутилось… У нас две дочери.       — Поздравляю, — Дин вздрагивает и ставит блюдце с недоеденным пирогом рядом с чашкой Лизы.       Вот этого могла бы и не говорить.       Не то чтобы Дин не рад за нее, но знать, что любовь всей твоей жизни родила от чужого мужика, в объятия которого ты ее толкнул собственными руками…       — А еще я бабушка, — улыбается Лиза. — Сейчас покажу.       Она вскакивает и уносится в одну из боковых комнат, возвращаясь с толстым семейным альбомом, наполненным фотографиями.       — Какой тяжелый, — удивляется Дин, принимая ношу обеими руками.       — Ага, — Лиза садится на подлокотник и прижимается к плечу Дина боком. — Здесь все-все наши фото. Это вот Бен совсем еще маленький. Он такой тут смешной, пухлый и с таким серьезным взглядом…       Дин кивает, перелистывая плотные страницы, переложенные листами папирусной бумаги. Половину из них он уже видел, только не в альбоме, а в обычной коробке, сложенными стопкой и перетянутыми резиновым шнурком.       Бен в детском садике, у Лизы на руках, с игрушечной машинкой, с тянущейся в руку веревочкой.       Бен в школьной форме, с букетом цветов, в спортивной форме — испачканный соком травы и грязью, чумазый, но донельзя счастливый.       Бен в строгом костюме, с приколотый к пиджаку бутоньеркой и светловолосой симпатичной девушкой рядом. Бен в мантии выпускника и с уже знакомой девушкой.       Бен с Лизой, Бен в одиночку, Бен с Майком, держащим в руках удочку с повисшей на крючке рыбешкой. С Майком и Лизой, обнимающих его с обеих сторон. И с двумя темноволосыми девочками, чем-то на него похожими.       — А это мои внучки, — Лиза продолжает комментировать содержимое альбома, а у Дина на языке вертится всего один вопрос.       Ведь были же фотографии, сделанные ими в то время, когда он жил с ними. Были — он прекрасно помнит, так как сам их делал.       Или после того, как Кастиэль стер им память, Лиза от них избавилась?       — Ну а ты как? — Лиза трогает его за волосы знакомым жестом. Запуская пальцы и ероша колючие после дождя волосы. — Как у тебя все сложилось? Как Сэм?       — Все хорошо, — отвечает Дин уклончиво и закрывает альбом, мельком бросая взгляд на фото, где уже пожилая Лиза сидит в окружении своей семьи. — Сэм вот наконец дождался свою жену. Она милая.       — Сэм? — Лиза восторженно округляет глаза. — Правда? Как здорово! А ты? Так и не встретил потом никого?       — Ну, ты же знаешь, что у меня была за жизнь, — Дин осторожничает, не зная, насколько Лиза помнит из того, что ей удалось узнать в свое время.       — Да, я понимаю, — Лиза вздыхает и целует Дина в макушку, поднимаясь и забирая у него альбом. — А еще, я знаю, что ты сделал это ради нас с Беном. Спасибо. Если бы не ты, мы бы так и…       — Что? — Дин озадаченно смотрит на нее во все глаза.       Неужели заклятье Каса все же спало, и Лиза вспомнила все, что не надо было помнить? Но тогда почему она…       — Дин, когда душа попадает сюда, она узнает все, — Лиза улыбается. Отходит к каминной полке и проводит по фотографии мужа пальцами. — Все, что когда-то было тайным, становится явным. Поэтому я знаю все, что ты для нас сделал, и почему.       — Я не мог тебе рассказать всего, — бормочет Дин. От этого признания у него мороз по коже. — Все эти демоны, вампиры, ангелы… Все это было так сложно.       У Лизы была спокойная, тихая жизнь, а Дин умирал.       Воскрешал Сэма и умирал сам.       Убивал, убивал и убивал во имя благой цели.       Во имя того, что сейчас.       Не зная, что случится в любое мгновение и правильно ли вообще то, что он делает.       Что они делают.       И как у Лизы был Бен, у него был Сэм.       У него был Кас.       И Бобби.       И Чарли.       И многие, кто так или иначе стояли рядом с ним.       И он не мог, просто не имел права рисковать их жизнями ради собственного счастья.       — А что… твой муж? — спрашивает Дин дрожащим голосом и довольно фальшиво кашляет, скрывая это. — Он еще жив?       — Да, — Лиза улыбается и смотрит на фотографию таким взглядом, что Дин морщится. — Но я думаю, что мы скоро увидимся.