Безвозвратно

      Ладо очнулся на подъезде к деревне. В наступающих сумерках виднелись огоньки освещённых свечами и лампами окон. Тело, сковывая движения, опутывал плотный кокон из одеял и чьих-то шуб. Осторожно ощупав себя, парень не обнаружил ни лоскутка одежды, что подтверждало, вкупе с ноющими от перенапряжения мышцами, что всё случившееся несколько часов назад ему не приснилось. Интуитивно он чувствовал, что Тэр лежит где-то рядом, хотя из-за скрипа снега под колёсами повозки и грузного топота скота не смог расслышать его дыхание.       Заметив, что омега зашевелился, к нему подошёл беспокоившийся о друге Том.       — Ладо, как ты себя чувствуешь?       — Нормально, наверное, учитывая произошедшее. А Тэр. — он побоялся закончить вопрос, опершись на локоть и принявшись выпутывать руки из одеял.        — Лежи, — Том настойчиво надавил ему на плечо, возвращая в горизонтальное положение. — Тэр больше не приходил в сознание. Но он жив, не волнуйся. Сейчас тебе нужен отдых. Первое превращение у альф, обычно, происходит, когда организм только начинает перестраиваться. И это не так болезненно. Наверное, у бет это больше похоже на то, что произошло с тобой, но они о таком молчат, так что.. Теперь тебе нужны силы, — заключил он, погладив омегу по голове и подтянув повыше край верхнего одеяла.       Внезапно пришедшая в голову мысль заставила Ладо содрогнуться, левая рука машинально накрыла живот:       — А ребёнок? Это не навредило ему? — в предыдущие дни он почти не думал о зародившейся внутри него крупице жизни, но мысль о возможности потерять малыша неожиданно накрыла душу тяжёлой волной страха.        — Нет, дорогой, — друг ласково улыбнулся. — В начале времён все омеги могли превращаться. И беременные в том числе, так что с твоим щенком всё будет в порядке. Ладо, — он внезапно посерьёзнел, сжав пальцы на его плече. — Я хочу, чтобы ты знал: я горжусь, что могу назвать своим другом омегу с таким храбрым сердцем. Только истинное бесстрашие способно заставить тело омеги преобразиться.       — Спасибо. — покраснев, Ладо затих, погружаясь в собственные мысли и ощущения.       Щёки саднило от множества мелких царапин, оставленных снежной крошкой, тело болело, а ум одолевали тягостные думы: что он будет делать дальше? Как сказать сильному, взрослому мужчине, что он больше не сможет подняться на ноги? Не сможет обратиться, не сможет охотиться, не сможет работать. И как во всё это впишется пока не рождённый младенец?       Домой его, как и бесчувственного альфу, внесли на руках. Пока омега переодевался, кто-то внизу уже растапливал печь и зажигал свечи. Ама неотступно следовал за ними, разрываясь от желания позаботиться между сыном и его супругом. Вскоре пришёл травник Ксон, а с ним ещё один взрослый бета. Осторожно срезав с альфы пропитанную засохшей кровью одежду, они омыли и обработали раны, тщательно осмотрев и ощупав все повреждения, а после, с сочувствием посмотрев на Ладо, подтвердили предыдущий вердикт:       — Благодаря регенерации кровь уже не идёт. Раны, при должной обработке, скоро начнут затягиваться. Но вот из-за этой и этой, — бета, не касаясь, указал на раны на ноге и в области таза, — он больше никогда не сможет нормально двигаться. Мы попробуем вправить кость на ноге, но вряд ли она сможет срастись нормально. Про другую рану и говорить не стоит.       — И что, вы предлагаете просто оставить его умирать? — в сидящем на краю постели, успевшем накинуть домашнее платье, омеге вновь вскипал гнев. На глаза навернулись злые слёзы.       — Мы дадим тебе отвар от воспаления, мазь, чтобы обрабатывать раны. Может быть, он и выживет. Но вряд ли поблагодарит тебя за такую жизнь.       С ужасом, Ладо осознал, что и они молчаливо соглашаются с тем, что Тэра следовало добить ещё в овраге, а не обрекать на пожизненные муки. Но он был воспитан в более гуманном мире и не мог, просто не мог подписать другому смертный приговор. Тем более тому, которому принадлежало его сердце. До этого он не стремился разобраться в той гамме чувств и эмоций, которые связывали его с мужчиной: влечение, благодарность, обида, забота, ревность, нежность, похоть. Теперь же, на несколько бесконечных минут ощутив боль потери, он знал наверняка: он любит Тэра. И они вместе пойдут сквозь ожидающий их мрак.       — Благодарю вас за помощь, — отрезал Ладо. — С прочим я разберусь как-нибудь сам.       Лекари, не смотря на заверения омеги в том, что способен самостоятельно позаботиться о муже, провели с ними ещё двое суток, не отлучаясь даже ночью. Перевязывали и поили отварами горевшего огнём, так и не приходящего в ясное сознание, Тэра. Поили укрепляющими отварами и Ладо, что мучался тошнотой и животом из-за симптомов беременности, ярко проявившихся из-за новой волны мутации и стресса. Его тело стремительно покрывалось крупными рыже-золотистыми пятнами, одно из которых проявилось прямо в области глаз, широкой лентой пересекая переносицу, ярко оттеняя зелень радужки и придавая омеге весьма экзотичный вид. Ногтевые пластины стали грубее, приобретя тёмно-серый цвет. По местным меркам, он стал просто эталоном омежьей красоты, если не брать в счёт короткие волосы. Но сам парень практически не замечал происходящих с ним изменений. Денно и нощно он сидел у постели мужа. Не ел, спал не больше трёх-четырёх часов за ночь, не выпуская из ладоней горячей смуглой руки.       На третий день раны покрылись плотной коркой, а жар стал спадать. Альфа очнулся, обводя мутным взглядом помещение и, найдя супруга, наконец провалился в настоящий, глубокий, восстанавливающий силы, сон. Ладо, примостившись рядом, тоже заснул. Беты, оставив на принесённом из кабинета столике всё необходимое, наконец ушли.       Во время утренней перевязки Тэр первым делом в подробностях расспросил супруга о произошедшем. Сам он помнил лишь то, как, сидя у вершины дерева, услышал внизу возню и голос Лайла. Как преодолел несколько ветвей и, увидев первый же открывшийся просвет, прыгнул вниз, а после бросился на Лайла, оттаскивая его от задыхающейся жертвы. Как хотел убить эту извивающуюся под ним змею. А после только боль и напуганного, но готового до смерти защищать своего альфу, Ладо.       — Ты был так прекрасен, любовь моя. У тебя великолепный белый мех, а глаза ещё зеленее. — шептал Тэр в приникшую к его груди белокурую макушку. — Когда я поправлюсь, научу тебя обращаться по желанию и покажу тебе красоту диких чащ, куда ступает лишь лапа зверя, покажу далёкое, навечно замёрзшее море.       — Тэр, постой, я рассказал тебе не всё. — тонкие белые пальцы судорожно сжали одеяло, а полные слёз глаза обратились к альфе, умоляя о прощении. — Когда ты упал, они сказали, что ты.. Что слишком много сломано. Что ты не сможешь уже встать. А я не.. Не смог. Не дал им. Чтобы..       Замотав головой, омега разрыдался, закрыв лицо руками, не в силах объяснить, отчего не дал Тэру тихо умереть и обрёк его на жизнь калекой. Но мужчина понял его без слов.       Несколько минут Тэр молчал, сжав тёмные губы в тонкую линию, кулаки сжались, забугрились в напряжении мышцы, заставив несколько ранок вновь открыться. Ладо так никогда и не узнал, о чём думал в тот момент его муж. Осуждал ли его за причинённое добро? Злился ли на судьбу? Готовился ли к предстоящей борьбе? Наверное, всё же последнее, ибо когда тягостное молчание закончилось, он решительным тоном произнёс:       — На всё воля Великого Отца, Ладо. Но пока мой омега рядом, я буду бороться за эту жизнь, какой бы она ни была.       — Тэр, ты будешь, будешь ходить, Я верю в это! Я знаю, — зашептал парень сквозь слёзы.       Их уединение вскоре было прервано появлением гостей. К удивлению Ладо, да и Тэра тоже, многочисленные родственники Рекса, ранее никак не проявлявшие «родственных чувств» по отношению к приемному сыну вождя, все, как один, посчитали своим долгом помочь паре в трудные времена.       Соло, через день приходивший проведать Ладо, был убеждён, что дело здесь не столько в родстве, сколько в значительно возросшем уважении к альфе, которого выбрал себе в пару благословлённый Великим Отцом омега. О том, что Ладо Тэра не выбирал, все как-то сразу позабыли, едва тот поселился в доме мужа.       Выйдя после очередного снегопада из дома, Ладо всегда обнаруживал дорожки расчищенными чьими-то заботливыми руками. Знакомые лишь в лицо или по именам оборотни стучали в двери, молча оставляя на пороге одну-другую вязанку дров, словно не замечая двух укрытых навесом у бани огромных поленниц, загодя заготовленных хозяином дома. Друзья Ладо, не говоря уж о Куме, частенько приносили домашнюю стряпню. А если нет, то Ладо отправлялся в общую «столовую», где ему наливали и заворачивали кушанья с собой.       Первые две десятины, пока у альфы то и дело поднималась температура, Ама буквально переехал к ним, приходя рано утром и уходя лишь после заката, давая омеге возможность заняться домашними делами, поесть и отдохнуть. Но ухаживать за мужем Ладо не позволял даже ему: он сам менял пропитанные потом простыни, обтирал тело влажной тряпицей, выносил утку, обрабатывал раны, часто слыша, как после его ухода альфа бил кулаком в спинку кровати, в ярости от своего бессилия. Из-за почти постоянной тошноты омега плохо ел и чувствовал себя таким уставшим, будто не спал несколько ночей. Иногда так оно и было.       После, стало немного легче. Вопреки вердикту лекарей, левая нога с вправленной костью, благодаря быстрому заживлению и плотной обмотке ткани вокруг перелома, стала пусть пока неверной и кривоватой, но опорой хозяину. На вторую, из-за сломанных костей таза, альфе было невозможно ступить, не теряя сознание от боли. Глубокие раны на спине, несмотря на устрашающий вид, практически не доставляли мужчине неудобств, стремительно уменьшаясь в размерах.       Для альфы были изготовлены подходящие под его рост ходунки на колёсиках, позволявшие, опираясь на руки и отталкиваясь правой ногой, передвигаться меж комнат. При помощи плотника, на верхнем этаже были убраны все пороги, а двери всегда оставались распахнуты настежь, создавая для Тэра иллюзию свободы передвижения. Спуск по лестнице в его положении не представлялся возможным. Один раз Ладо предложил снести его в кухню на руках, но во взгляде альфы, молча скрипнувшего зубами, полыхнула такая ярость, что парень поспешно ретировался из комнаты. Он даже не мог себе представить, что должен чувствовать мужчина, привыкший держать под контролем дом, вести торговлю, охотиться, а теперь вынужденный чахнуть в четырёх стенах. Конечно, он продолжил вести бухгалтерию лавки, разобрал старые бумаги, но из-за невозможности сесть был вынужден каждые десять-пятнадцать минут ложиться на кровать, давая отдых трясущимся от усталости рукам.       Ладо стал чувствовать себя немного лучше: тошнота мучила лишь утром, улучшился сон, в двойном объёме вернулся аппетит. Соло, глядя, как омега уплетает огромные куски мяса, закусывая их пирогами, пророчил рождение двойни. Ладо лишь отмахивался: дитя должно было родиться в начале весны, а до этого нужно было ещё пережить зимние месяцы, но иногда, оставшись наедине с собой, он с необъяснимым волнением прикладывал руку к животу, стараясь почувствовать биение новой жизни. Лавка заработала вновь. От прилавка была натянута верёвочка, конец которой тянулся в кухню к трём подвешенным к потолку металлическим колокольчикам, своим звоном оповещавшим Ладо о посетителе, если его не было на месте.       На вечерние посиделки с друзьями у парня не оставалось ни сил, ни желания, несмотря на то, что альфа регулярно предлагал ему пойти развеяться. Короткие зимние дни потянулись сумрачной чередой холодов и буранов. Изредка, не выдерживая царившего в доме напряжения, омега накидывал на себя шубу и час-другой проводил сидя на крыльце, пока не переставал от холода чувствовать пальцы рук и ног.       Однажды ему довелось увидеть, как альфы возвращались с традиционной зимней охоты, гоня перед собой отбитых от пасущихся меж гор стад диких рогатых родичей нари, больше походящих на лосей. Стая встречала добычу, способную прокормить их большую часть зимы, с воем и улюлюканьем. Но Ладо не смог разделить их веселья.       Другой раз он видел печальную процессию, идущую хоронить останки совсем юного альфы, не рассчитав силы схватившегося с рысью. Но словно отдав весь запас чувств мужу, сердце Ладо не тронуло и чужое горе.       Искалеченный альфа становился всё более угрюмым и молчаливым. Словно раненый зверь, метался он между комнат, с тоской глядя на хлопочущего по хозяйству молодого мужа, лишь иногда подзывая его к себе, чтобы провести несколько минут, молча уткнувшись в едва наметившийся, совсем не выделяющийся под одеждой, живот, поглаживая его руками, словно черпая силы в мыслях о будущем щенке.       Страшная рана в верхней части таза никак не желала заживать. Горячим воспалённым рубцом багровела она на смуглой коже, непрерывно причиняя альфе боль. Когда у мужчины вновь стал подниматься жар, Ладо попросил лекарей осмотреть его. После тщательного осмотра, посовещавшись, те объяснили, что под раной скопился гной, который нужно выпустить наружу. На следующий день, опоив альфу дурманным настоем, они вскрыли рану, выпустив гной и с ним несколько мелких осколков кости. Изгнанный из комнаты на время процедуры Ладо, обливаясь слезами, стоял за дверью, сжимаясь от каждого приглушенного стенами болезненного стона. Закончив, мужчины обработали и перевязали рану, после отозвав Ладо вниз.       По их мнению, дела были плохи. Из-за мелких осколков кости внутри рана не желала заживать и в будущем, непременно, должна была воспалиться вновь, обрекая больного на новые муки. На слёзные просьбы омеги сделать хоть что-нибудь, они лишь скорбно опустили взгляды. Медицина оборотней ограничивалась лечением травами и фиксацией переломов. Получившие серьёзные травмы оборотни предпочитали умереть сразу от милосердных рук сородичей, нежели на дни или месяцы растягивать агонию.       После вскрытия раны, Тэру немного полегчало. Жизнь вернулась в прежнее, пусть и обмелевшее, русло.       Одним из ясных морозных вечеров, Ладо, кутаясь в длинные полы шубы от проникающего повсюду ледяного ветра, нёс домой взятый с общего котла горшочек с густым наваристым супом, уже предвкушая, как они вместе с Тэром съедят его, вымакивая густой, больше подходящий на подливку, пряный бульон корочками хлеба, расположившись прямо на постели. Услышав сквозь гудение ветра своё имя, он обернулся: вслед за ним спешили двое братьев-альф — Рон и Бран, время от времени продававших Тэру товар из своей столярной мастерской.       — Ладо, постой! — тяжёлая рука запыхавшегося Брана легла ему на плечо, — Не уходи. Мы давно надеялись увидеть тебя и пригласить посмотреть наши новые изделия.       — Тэр всегда сам выбирал, что купит для лавки, а теперь вот… — с извиняющейся улыбкой, продолжил речь брата Рон. — Мы знаем, что у тебя сейчас много забот, но, может быть, ты зайдёшь.       — Всего на пять минут, — продолжил фразу Бран, убрав руку с плеча омеги, теперь неловко перебирая пуговицы на своей меховой куртке. — Если ты не слишком занят.       — Да. Да, конечно, — моментально почувствовав вину за то, что плохо справляется с делами мужа, парень решительно направился вслед за альфами.       Заведя омегу в прилегающий к дому склад, мужчины продемонстрировали ему несколько готовых столов, стульев, лавок и небольшой, приглянувшийся Ладо, комод с причудливо изогнутыми широкими металлическими ручками. Сказав, что они с мужем готовы приобрести всё, Ладо засобирался домой.       — Ладо, подожди, — с мольбой в глазах посмотрел на него Рон. — Ещё мы хотели показать тебе несколько набросков. Изделия выйдут не дешёвыми, но если ты одобришь, мы изготовим их.       — Эм-м. Конечно, — неуверенно согласился омега, думая, что их, скорее, следовало показать разбирающемуся в предпочтениях покупателей Тэру, а не ему. Но выбор был не велик.       — Тогда пойдём в дом! — повеселел Рон, вслед за братом проводя парня сквозь соединяющие дом и склад сени.       В кухне было жарко натоплено. Галантно помогшие гостю снять шубу, альфы тут же усадили его за накрытый стол, где уже стоял свежезаваренный травяной настой и большая миска с пирогами. Глядя на исходящие паром золотистые пироги, Ладо невольно заурчал голодным желудком.       — Угощайся, дорогой! — Сев на ту же лавку, что и Ладо, Рон пододвинул угощение поближе к гостю и без стеснения первым схватил ароматный пирог с мясом и зеленью.       — Кушай, Ладо, а я пока принесу наброски, — панибратски хлопнул его по плечу Бран, скрываясь в соседней комнате, напоследок подмигнув оглянувшемуся брату.       Посомневавшись в том, насколько прилично ему ужинать в гостях у двух холостых альф, парень всё же прислушался к доводам желудка и с наслаждением надкусил хрустящее тесто, обнаружив внутри сочащуюся соком мясную начинку.       Он доедал уже четвёртый, когда Бран опустился слева от него, подперев его крепким бедром и расстелив на столе несколько украшенных чертежами и пояснениями листов из тонкой бересты, принявшись разъяснять парню их задумку.       Зажатый между двух крупных мужчин омега вдруг ощутил себя маленьким и слабым. И это было приятное чувство. В душном воздухе натопленной кухни витали ароматы свежего дерева, выпечки и удивительно похожий между собой хвойный аромат двух альф. По-крайней мере, Ладо он представлялся именно таким, но аналогов земным елям и пихтам он на Планете Волков не встречал. Он оказался в невольном плену у двух высоких, белокурых, загорелых мужчин с льдисто-серыми глазами, настойчиво ищущих зрительного контакта с гостем, на груди и руках которых во время движения соблазнительно перекатывались выпуклые, даже под свободными рубахами, мускулы. Мысли путались, невольно возвращаясь к тому, что у них с Тэром так давно..       Стряхнув наваждение, Ладо вновь внимательно всмотрелся в чертежи, намереваясь всё же разобраться, о чём ему толкуют, но тут Рон неловко уронил кусочек пирога, и, сетуя на собственную неуклюжесть, в попытке подобрать его, склонился низко под стол, для равновесия уперевшись левой рукой чуть выше колена омеги. А разогнувшись, словно позабыв, оставил её покоиться на чужом бедре. Смущённый навязанным телесным контактом Ладо деликатно пошевелил ногой, желая напомнить о приличиях, но Рон даже не заметил его движения, продолжив задумчиво поставлять пироги в, кажется, бездонный желудок. Чужое прикосновение жгло кожу, против воли парня пустив по телу томную горячую волну.       Чувствуя предельную неловкость и неприличие сложившейся ситуации, омега повернулся к нему, желая мягко намекнуть, что это уже лишнее, и поскорее закончить затянувшийся визит, но в это время сидящий слева Бран ласково убрал за порозовевшее от смущения ушко парня прядь золотистых волос и, обдавая горячим дыханием тут же покрывшуюся мурашками белую шею, с укоризной прошептал:       — Ладо, тебе не интересно?       Бран оказался непозволительно близко. Обернувшись в недоумении, омега, не успев ничего ответить, ощутил на губах чужой поцелуй.       С момента развернувшейся у орешника трагедии прошло больше пяти десятин. Всё это время супруги по молчаливому согласию спали отдельно: Тэр остался в спальне, а Ладо перебрался в кабинет, удобно устроившись меж двух больших кресел и пары табуретов. Он боялся потревожить сон и без того спящего беспокойно мужа, случайно дотронувшись до его воспалённого бедра или одной из ран. О постельных утехах не было и речи. Альфа лишь, убедившись что тот не видит, день от дня следил за стройным, гибким, соблазнительным мужем полным желания взглядом, сжимая кулаки от собственного бессилия. Омега же, только лишившись такой возможности, осознал, насколько зависимо стало его тело от ласк мужа. Ему хотелось. Хотелось постоянно, в любой позе, хоть на пару минут ощутить внутри горячую плоть альфы, почувствовать себя бессильным, отдаваясь в безоговорочную власть Тэра и желаний собственного распутного тела, чтобы вновь насладиться его ласками. Он стыдился и злился на себя за то, что тело не желает умерить аппетиты, соответственно сложившейся ситуации. Он нестерпимо желал, до липких потёков смазки меж ягодицами, но не касался себя, считая это предательством по отношению к мужу.       Наверное поэтому он промедлил в ту секунду, позволив мягким губам альфы задержаться на своей коже. А после правая рука Брана легла на его шею, притягивая ближе, заставляя рот раскрыться, впуская внутрь влажный язык.       Разум Ладо словно разделился на две половины: одна кричала, что нужно оттолкнуть мужчину, оскорбиться, сбежать, но другая шептала, что можно подождать, расслабиться всего на несколько минут, наслаждаясь жаром чужого и собственного желания, что он сможет остановить всё в любой момент. И подсознательная, ведомая древним, как сама планета, инстинктом сторона победила. Омега подался вперёд, отвечая на поцелуй, ощутив, как второй рукой Бран грубо сминает его бедро, а Рон осторожно тянет другую ногу на себя, заставляя шире развести колени. Рука Рона нагло скользнула вверх по внутренней стороне бедра, поглаживая чувствительную поверхность большим пальцем, едва не касаясь сквозь ткань полувозбуждённого члена, умело балансируя на грани, разжигая желание ожиданием большего.       Ладо не понимал, почему позволяет это. В сравнении с бережными прикосновениями Тэра, жадные ласки двух самцов были грубыми, но от них так сладко ныло в паху. Воззвав к остаткам самообладания, омега попытался отстраниться и свести ноги. Безуспешно. В ответ Бран лишь потянул ладонь Ладо на себя, пуская её под свою рубаху, позволив ощупывать внушительный рельеф пресса.       — Расслабься, сладкий, — рядом зашептал Рон, прикусив нежное ушко, отчего омега несдержанно застонал в рот его брата. — Мы лишь хотим сделать тебе приятно.       Взяв его за подбородок, Рон повернул лицо постанывающего от удовольствия омеги к себе, нетерпеливо впиваясь в припухшие алые губы. И Ладо ответил, ощущая вседозволенность и сладость момента. Бран же продолжил оглаживать бёдра, целуя и жарко шепча куда-то в шею:       — Мы лишь хотим, чтобы позже ты выбрал одного из нас. Или обоих, — от мгновенно откликнувшейся фантазии Ладо застонал громче, прогибаясь в пояснице под давлением чьей-то ладони. — Не сейчас, не беспокойся. У тебя будет время подумать…       Рука Брана переместилась на небольшую упругую выпуклость омежьего живота.       — Мы будем любить твоего малыша, словно в нём наша кровь.       Глаза Ладо распахнулись. Тело на мгновенье замерло меж двух альф натянутой струной, а после омега вскочил, едва не упав спиной назад, неловко наткнувшись сгибом колен на край лавки. Альфы, ожидавшие такой реакции, мгновенно убрали руки от трепещущего тела, не мешая омеге выбраться из-за стола. Не понимая, как допустил всё это, почему вообще согласился пойти в дом к двум одиноким мужчинам, значительно превосходящим его силой, парень, трясущимися руками схватил с вешалки свои шубу и шапку, сунул ноги в унты и выбежал на холод.       Глядя на клубящийся пар, входящий сквозь щель закрывшейся не до конца двери, Рон печально протянул:       — Вот он и ушёл.       — Ну и пусть, — безразлично пожал плечами Бран, а после подошёл и захлопнул уличную дверь, заставив осыпаться тонкую вуаль намёрзшего местам инея, — Ты почувствовал, как он среагировал на нас? Словно свеча в бане таял, а стонал как сладко.. Видать, купец не может и этого. Завял его стручок, да нам же лучше. Ещё через три-четыре десятины этот скромник будет готов оттопырить попку перед любым, кто его коснётся. Ни один половозрелый омега не может выдержать долгого воздержания.       — Ты прав, не стоит нам давить и портить отношения с будущим папой наших детей. Главное, пока проследить, чтобы никто другой больше не посмел отираться возле Нашего малыша, пока его калека ещё жив. А после мы уж его приласкаем как следует.       Рон, так и оставшись сидеть на лавке, с интересом пододвинул к себе забытый Ладо горшочек с супом.       — Проследим, — ухмыльнулся в ответ его брат, демонстративно поиграв мускулами. — Недолго уже ждать. Травник сказал, что его альфе не дожить и до весны. Ты что, решил съесть его еду?       — Не пропадать же добру, - развёл руками Рон, жадно принюхиваясь к содержимому горшочка, - Думаешь, он может за ней вернуться?       Вспомнив перепуганное лицо красавчика-блондина оба альфы прыснули от смеха.