Безвозвратно

      Ладо не помнил, как добежал до дома. В непокрытые волосы набилась летящая в потоках ледяного ветра колючая снежная крошка, она же царапала покрасневшие лицо и руки. Горло и грудь ломило от рваных морозных вдохов, предвещающих поступающую истерику. Шапка так и осталась в руке, а полы шубы были распахнуты.       «Какое счастье, что по дороге я не попал на глаза ни единой живой душе!» — с облегчением думал омега, стоя у крыльца их с Тэром дома, не решаясь войти. Когда ужас от содеянного едва стих, на его место пришли разочарование в самом себе и всепоглощающее чувство вины.       Как мог он так бездумно наслаждаться ласками других мужчин?! О, Великий Отец, сразу двух мужчин! Наслаждаться, когда его дома ждал больной, нуждающийся в его заботе и ласке муж?! Ладо не винил в случившемся никого, кроме себя. Собственное тело на Джи будто вырвалось из под контроля, готовое при малейшем послаблении предать хозяина, отдавшись на волю инстинктов.       Так и не решившись войти, парень натаскал в баню воды из колодца, водоносный слой которого пролегал достаточно глубоко, чтобы не замерзать зимой, и растопил печь, так и оставшись, стуча зубами от холода, сидеть в промёрзшем тёмном помещении в ожидании тепла. Они не топили баню с того ужасного дня... Тэр больше не мог дойти до неё, а сам парень предпочитал не переводить дрова ради себя одного, регулярно посещая общественную омежью баню. Там он, выбрав угол потемнее, мог некоторое время наслаждаться влажным жаром помывочного помещения и теплом чужой жизни. Неспешно моясь, Ладо смотрел, как, не стесняясь собственной наготы, молодые и не очень омеги с визгом брызгают друг на друга водой из холодных чанов или, хохоча и дразнясь, шлёпают друг друга сплётенными из жёсткой травы длинными мочалками по мокрым обнаженным частям тела. Как другие, собравшись на одной лавочке, вполголоса обсуждают что-то, помогая друг другу промывать длинные волосы травяными отварами. Сам он так и не смирился с необходимостью отращивать косы, недавно, при помощи страдальчески вздыхающего Тома, вновь обрезав их до длины, едва закрывающей мочки ушей.       Когда вода достаточно согрелась, Ладо долго, при свете огарка свечи, оттирал тело от грязи чужих прикосновений. Лишь под покровом ночного сумрака он решился проскользнуть в дом, сразу поднявшись к себе в комнату. Свет в спальне Тэра не горел, но парень всё ждал, что муж вот-вот окликнет его, позовёт и, едва взглянув в бесстыжие глаза, сразу догадается, каким грязным стал его любимый омега... Но Тэр его не позвал, не спросил об ужине, не спросил, где был его супруг так долго. Не спросил и следующим утром, буркнув обычное приветствие, когда омега робко вошёл в его комнату, принеся завтрак и свежие простыни. Не дождавшись никакой реакции, Ладо испытал одновременно и облегчение, и разочарование: легче было бы услышать обвинения, стерпеть скандал и, он считал это справедливым наказанием, возможные побои. Но ничего этого не случилось. А альфа лишь стал ещё угрюмее, чем раньше.       В ту ночь Тэр не спал, задыхаясь в бессильной ярости и боли от собственной беспомощности. Ладо, даже не подозревавший о такой возможности, не прислушивался к их крепнувшей связи истинных, как это делал Тэр. Знавший, что искать, альфа часто всматривался вглубь собственной души, иногда ощущая там едва различимые отголоски радости, удовольствия или печали мужа. Именно его негаснущая надежда на благополучный исход и глубокая привязанность к Тэру помогали оборотню просыпаться по утрам, не сдаваясь пожиравшей тело болезни. И он знал, что невольно, через ту же связь, давит на Ладо своей тоской и болью.       Чувствовал он отголоски чужого беспокойства и в тот вечер, окончательно догадавшись, в чём дело, когда, вернувшись, муж так и не заглянул к нему. Разве мог он, бессильный калека, злиться или винить в вероятной неверности своего молодого омегу, чей аппетит до ласк он сам старательно будил? В душе он даже надеялся, что рано или поздно его мальчик смирится, сдастся своим желаниям и, выбрав себе постоянного любовника, уйдёт от мужа, тем самым разрешая альфе со спокойным сердцем покинуть этот мир. Но сказать вслух о своей надежде он не мог, зная, что неминуемо разобьёт верное сердце Ладо.       О случившемся они никогда не говорили. Рон и Бран больше на омегу не покушались, но неизменно улыбаясь и подмигивая тому при редких близких встречах. Ладо в такие моменты бросало то в жар, то в холод, и он прибавлял шаг, стремясь поскорее оказаться под защитой родных стен. А ночью, сжав зубами край одеяло, не выдержав бой с собственным телом, исступленно ласкал себя, в очередной раз представляя казавшуюся отвратительной днём и желанную ночью фантазию о том, как оба брата берут его на глазах у возбуждённого Тэра, как Рон, держа за запястья и заставляя выгнуться дугой, грубо вбивается в него сзади, вырывая крики наслаждения, пока его брат нежит языком и губами член Ладо..       Вопреки предсказанию лекарей и благодаря неустанной заботе и поддержке мужа, Тэр всё же продержался до весны. Его рана вновь воспалилась и болела так, что он по нескольку дней не мог найти в себе сил подняться с постели. Но альфа, сцепив зубы, терпел, ради беспокойной улыбки своего отяжелевшего омеги, изредка озарявшей светом их ставший серым и холодным дом.       Где-то в центральной части континента подули первые, ещё робкие, тёплые ветра. На землях белой стаи прибавилась длина всё такого же холодного дня, но великий цикл природы был неумолим. В гуще леса в берлогах рождались медвежата, волки покинули свои стаи, ища уединённые убежища для появления на свет будущих щенков. Беременные омеги всего континента вступили в пору родов. Живот Ладо заметно округлился под свободной рубахой, мешая видеть собственные колени. У двух беременных омег, виденных им в бане, животы были куда меньше, что гарантировало парню рождение, как минимум, двух малышей. Ладо утомлялся быстро и спал всё дольше, в итоге не без споров согласившись переложить почти все заботы о доме и муже на Кума, Ама и Соло.       Детская была давно готова: камин прочищен, окно занавешено плотными шторами, чтобы не травмировать чувствительные глазки новорожденных. У стены стояла просторная кровать для папы, а рядом, на толстом мягком ковре, две новенькие колыбели, два комода с бортиками и мягкими тюфячками поверх для пеленания малышей. Всё чаще парень заставал мужа, стоящим у одной из колыбелей, рассеянно покачивая бортик, словно малыш был уже внутри. Время от времени Тэр пытался завести разговор о том, как бы Ладо хотел распорядиться лавкой после его кончины, или о том, кому лучше доверить воспитание детей, когда они подрастут, если то будет альфа или бета.. Но омега, едва заслышав такие речи, принимался либо тараторить о пустяках, смахивая с мебели невидимые соринки, или, обречённо махнув рукой, спешно покидал комнату, чтобы муж не успел заметить наполнившиеся слезами глаза.       Где-то далеко наступили первые, ещё холодные, солнечные весенние деньки. Настал и час Ладо. Проснувшись в конце ночи и мгновенно запаниковав при первых, едва заметных схватках, омега заперся в своей комнате, не слушая увещеваний Тэра. Он и сам не знал, чего хотел добиться. Рожать в одиночестве тем более не планировал. Но тщательно отгоняемый раньше страх перед родами, а точнее перед предполагаемыми долгими мучениями, накатил так внезапно, что парень просто не мог ничего с собой поделать, забаррикадировав двери перед бессильным помешать ему мужем. К счастью, на рассвете явился Кум. И, через полчаса, целая делегация из омег, всё же уговорив Ладо отпереть дверь, в несколько рук торопливо одели охающего от боли побледневшего парня. Оттеснив взволнованно метавшегося рядом альфу, они осторожно повели первородка в дом повитух, где традиционно рожали все омеги стаи.       Войдя в дом, омегу, предупреждая о каждом действии и поясняя его смысл, раздели и усадили в заранее приготовленный большой деревянный чан с тёплой водой, разбавленной специальными настоями. Тело с благодарностью отозвалось на погружение в воду, позволив немного расслабиться и успокоить панику, наконец прислушавшись к советам знающих омег. И под чутким руководством повитух, поддержке Ама и Соло, с волнением держащих его за руки, спустя полчаса на свет появился первый щенок. Ребёнок был крошечным, влажным от родовой слизи и околоплодных вод, с покрытыми мутной плёнкой глазами, тёмными волосами и смуглой, как у Тэра кожей. Несмотря на крошечный размер, малыш был гармонично сложен и весьма жизнеутверждающе кричал о своих потребностях во всю силу небольших лёгких, пока его не положили на грудь обтёртому от воды и уложенному на постель Ладо. Там младенец и папа на некоторое время затихли, наслаждаясь долгожданной встречей. Парень так старательно гнал от себя мысли о будущем отцовстве, всё откладывая их на потом, что оказался совершенно не готов к накрывшей его сокрушительной волной нежности к затихшему младенцу, теребящего припухший, пока не налившимся молоком сосок папы. Вокруг сновали другие омеги, меняя в родильном чане воду и складывая на постели новые чистые простыни и полотенца, но Ладо их просто не видел, осторожно гладя головку малыша, боясь повредить даже дыханием небольшой, размером с яблоко, покрытый тонкими тёмными волосками неокрепший череп. Щенок был несуразным, красным, отёкшим.. и самым прекрасным ребёнком, которого доводилось видеть Ладо.       Но долго отдыхать не вышло. Через несколько минут внутри вновь сжалась тугая пружина спазма, оповещая о начале вторых родов. Щенка тут же унесли, а растревоженного омегу вновь усадили в тёплую воду.       Сам процесс родов оказался гораздо менее болезненным, и уж точно не таким кровавым, как представлялось парню, а длительность вторых схваток, по заверениям повитух, должна была быть куда меньше первых. И Ладо, временами поскуливая от боли, принялся ждать появления второго сына. Трижды в чан добавляли горячую воду, но схватки всё никак не желали приблизиться к своему логическому завершению.       Измученному Ладо, в конце концов, разрешили походить по комнате, в надежде хоть немного ускорить процесс. В какой-то момент Ладо, тяжело привалившись к стене, ощутил те потуги, когда родовой канал раскрылся, проталкивая сквозь себя малыша. Его спешно уложили на кровать, но стенки лишь судорожно сжимались, силясь выдавить дитя наружу, а щенок всё никак не желал рождаться, причиняя папе нарастающую боль.       Тихо посоветовавшись меж собой, повитухи вернулись к разметавшемуся на постели, сжимающего в кулаках пропитанную потом простынь, стонущему омеге.       — Ладо, — к нему обратился приятный полный мужчина, чьё имя он не запомнил, но чей ласковый голос и постоянные подбадривание мягко провели его через первые роды, — Мы не хотим пугать тебя, но что-то идёт не так. Нам нужно проверить твоего щенка и помочь ему выбраться. Это будет больно. И лучше, если это сделает Ай, — он неуверенно кивнул в сторону второго акушера. — Его рука тоньше и доставит тебе меньше неудобств...       Обессиленный, с прилипшими ко лбу влажными прядями, бледный настолько, что едва заметно стало даже пятно между глаз, парень с трудом сообразил, что от него ожидают какого-то ответа. Но, воспитанному в век развитой медицинской помощи, ему даже в голову не приходило спорить и уж тем более отказываться выполнять назначение врача. Конечно, он предпочёл бы руки ласкового пухляша, а лучше, чтобы ему внутрь вообще никто никогда не лез. Но раз они считают...       — Делайте так, как считаете нужным, — голос омеги дрогнул от очередной болезненной потуги.       С облегчением переглянувшись, повитухи кивнули друг другу, а Ай спешно отправился в очередной раз мыть руки.       Ая Ладо знал довольно неплохо. Тот частенько работал с другими омегами в общей столовой, изредка посещал вечера Тома, был необычайно спокоен и рассудителен для омеги, но скуп на улыбки, да и все прочие яркие проявления эмоций. В лавке всегда выбирал долговечные и практичные вещи, не отвлекаясь на рассматривание омежьих безделушек.       Вот и сейчас он был предельно собран и серьёзен. Встав на колени в ногах у омеги, Ай, перед тем как начать, сочувственно погладил Ладо по трясущемуся от напряжения и усталости колену.       — Ладо, сейчас я погружу в тебя руку и постараюсь нащупать дитя и помочь ему выбраться наружу. Это будет больно. Но я очень прошу тебя: постарайся сейчас хоть немного расслабить мышцы и перестать тужиться, этим ты очень поможешь мне.       Кивнув, Ладо, как мог, постарался расслабиться и выровнять дыхание, настраивая себя терпеть до последнего и не пугать криками своего первого малыша, мирно спящего в объятьях Ама в соседней комнате.       Когда Ай, согнув омеге ноги в коленях и задрав подол рубахи, медленно и крайне осторожно ввёл в него четыре пальца, парень лишь поморщился. А когда в эластичный и достаточно расширенный первыми родами проход медленно втиснулась вся кисть, Ладо сдавленно застонал, мысленно проклиная Тэра, его член, зарекаясь больше никогда не подпускать его к себе во время течки. Лишь когда рука скрылась в чреве омеге до середины предплечья, Ай остановился, прикрыв глаза и сосредотачиваясь на ощущениях.       — Малыш идёт вперёд ножками. Одна из ножек уже прошла, а вот второй нужно немного помочь. — Второй повитух мгновенно материализовался в изголовье кровати, ласково, но крепко прижав плечи омеги к постели. — Ладо, мне нужно помочь малышу. Сейчас будет больно, а потом, когда я скажу, ты будешь тужиться. Ты понял меня?       Соло, всё это время неподвижно сидящий рядом с парнем, крепко сжал его ладонь.       — Да. — Переполненные страхом глаза омеги казались единственным источником жизни на обескровленном лице.       А дальше была ослепительная боль. Не выдержав, Ладо закричал, но уже через несколько секунд стало немного легче. Плавая в каком-то вязком мареве, парень расслышал доносящиеся словно сквозь подушки голоса повитух и Соло:       — Ладо, тужься..       — Тужься же, дорогой..       Титаническим усилием парень напряг мышцы и уже через две потуги, сквозь пелену слёз увидел кряхтящий розовый комочек на руках у Ая. Раздался шлепок и щенок пронзительно запищал, заглушив даже рыдания плачущего от облегчения Соло.       Ладо, благодаря молодому, крепкому организму и неустанным заботам окружающих его омег, быстро шёл на поправку. Уже через час после родов он смог встать, чтобы при помощи повитух дойти до заменяющего туалет ведра, а к вечеру следующего дня Ладо свободно передвигался меж комнатами, отбирая для очередного кормления у намертво вцепившихся, не сводя обожающего взгляда, Ама и Соло своих пока безымянных детей. Имена щенкам было принято давать не раньше пятого дня от рождения, когда вместо папиного у них начинал проявляться свой личный запах и первые пятна. Но уже сейчас становилось понятно, что старший, более крупный и как две капли воды похожий на отца, вернее всего окажется альфой. Второй же был белокожим, как папа, но с темными волосами и вишнёвыми глазами, как у отца. А значит, мог быть как бетой, так и омегой.       На третий день Ладо засобирался домой. Он бы ушёл и на второй, но повитухи настаивали на дополнительном наблюдении. К счастью, больше в эти дни никто не рожал, и в доме царила спокойная атмосфера. Честно говоря, парень был несколько обижен на Тэра. Конечно, тот не мог выйти из дома и навестить мужа и своих щенков, но ведь можно же передать хотя бы записку... Молчание было совсем не в духе ставшего гиперзаботливым Тэра, который, несмотря на собственное недомогание, каждые несколько часов интересовался самочувствием беременного мужа, попеременно напоминая ему о необходимости перекусить, полежать или прогуляться по двору, чтобы от душного домашнего воздуха не закружилась голова.       На все вопросы омеги о муже окружающие лишь как-то странно отводили взгляд, пожимая плечами, и быстро переводили тему на малышей, отчего Ладо беспокоился куда сильнее, чем от молчания альфы. Когда парень решительно заявил, что ему и щенкам пора домой, Ама, вдруг засуетившись, принялся убеждать его в том, что первые несколько месяцев им будет удобнее пожить в доме вождя. Вот и колыбели, и вещи для щенков Ама давно приготовил..       — Ама, не хочу показаться неблагодарным, но всё же нет, — мягко, как мог, отказал Ладо. — Мне будет спокойнее дома, с Тэром. Да и ему, наверняка, не терпится увидеть своих щенков.. Или..       Его вдруг осенила страшная догадка: на Земле бывали случаи, когда отцы, внезапно испугавшись ответственности, бросали беременных или едва родивших матерей, оставляя их без помощи, наедине с крошечным ребёнком и кучей проблем.       — Может быть он не хочет, чтобы мы вернулись?!       — Нет! — ужаснувшись такому предположению, Ама отрицательно замахал руками. — Он так ждал этого дня.. Но.. Дорогой, мы не хотели расстраивать тебя. — Ладо ощутимо напрягся. — Ему стало хуже. Он уже два дня не приходит в сознание..       Ама смахнул выступившие слёзы и, вынув из колыбели, стал качать лежавшего спокойно малыша.       В то утро, когда последний оборотень, сопровождавший рожающего омегу, скрылся за уличной дверью, дом опустел. Сходящему с ума от беспокойства, до головокружения сосредоточиваясь, вслушиваясь в доносящиеся до него отголоски чувств любимого омеги, Тэру ничего не оставалось, как только, скрипя ненавистными ходунками, метаться меж комнатами, ожидая известий. Через какое-то время он ощутил трепет чужой радости и, догадавшись о её причинах, с облегчением рухнул на постель в детской. В последнюю десятину ему стало заметно хуже. Вокруг раны вновь стала расползаться краснота, спускаясь вниз по бедру, но, не желая расстраивать чувствительного омегу, он заявил, что отныне сам будет обрабатывать рану. Тэр, в отличие от не теряющего надежды супруга, чувствовал, что его дни сочтены и каждый восход солнца неминуемо приближает его к закату жизни. Лишь про себя молил Великого Отца позволить ему застать тот день, когда омега вернётся домой, чтобы взглянуть на своих щенков и в последний раз, глядя в глаза своей паре, попросить прощения за то, что не смог дать беззаботную жизнь, которую обещал..       Внезапно альфа вздрогнул, приподнявшись на руках, невидящим взором ища в тихой светлой комнате опасность, о которой разом кричали все его инстинкты. Омеге было так больно и страшно, что Тэр, ведомый звериным началом, почти не сознавая, что делает, рванул в его сторону.       Тэра нашли ближе к обеду. Босиком, в тонкой рубахе и домашних штанах, он был обнаружен ползущим по снегу на полпути к родильному дому. Альфа бредил, кричал, что его омега в беде, пытался отбиваться от пытавшихся ему помочь, не слыша уговоров собратьев.. Как он сумел преодолеть это расстояние осталось неизвестным.       Подхватив альфу на руки, его вернули домой. Сломанные ходунки валялись под лестницей, а дверь в дом была распахнута настежь.. Вскоре прибежал мальчишка с известием, что Ладо благополучно родил двух щенков и отдыхает, но Тэр уже ничего не слышал, в горячечном бреду неустанно шепча имя любимого. К ночи он потерял сознание и в себя больше не приходил.