***
Уэнсдей не ждет спасения. Оно приходит от второго монстра, и Уэнсдей посещает дежавю. Белый зверь, — язык не повернется назвать это волком, до этого Уэнсдей не видела оборотней вживую, — улучает секунду, чтобы ей улыбнуться. Черт знает как, но Уэнсдей читает на жуткой морде призыв не боятся. Разноцветная грива выдает в существе Инид. Как ни жаль, у них сейчас нет времени. Уэнсдей уносится дальше, крикнув, что ей нужно в школу. Инид продолжает драться без хрупкой помехи. Битва с Крэкстоуном абсурдна. Разумеется, влез Ксавье со своей бесполезной помощью, но Уэнсдей почему-то не может позволить ему погибнуть. Так же, как она не в силах оставить школу Крэкстоуну. Уэнсдей успевает отметить, что Бьянка пырнула Крэкстоуна в сердце, но результат принёс только удар Уэнсдей. Гуди о таком не предупреждала, как умолчала и о многом другом, например, о моментально зажившей ране от стрелы. Уэнсдей давно поняла, что Юджин тесно связан с насекомыми. Она уверена, что пуля Лорел не убила бы еë, было бы даже интересно проверить. И все же спасибо Юджину. У ворот она видит Инид, перепачканную в своей и чужой крови, едва стоящую на ногах от усталости. Уэнсдей в первый раз замечает, что розовый, который всегда носит Инид в свободное время, это цвет мяса. Цвет не до конца отмытой крови.***
Несмотря на слабость, Инид бросается к Уэнсдей. После того, как шериф Галпин стреляет в Тайлера, — она от души надеется, что ублюдок мёртв, — оборот сползает с неë. Дважды трансформированные мышцы и кости ноют, но не так сильно, как должны бы. Ну, как она раньше думала. Глубокие раны затянулись в глубокие царапины, только покрывающая еë корка крови напоминала, насколько жестоко еë потрепал хайд. Она поняла, почему оборотни предпочитали оборачиваться вместе. Приходить в себя после отступления звериной сущности вглубь было не столько неприятно, сколько… Неловко. Будто ты просто отрубилась посреди леса на несколько часов и теперь приходишь в себя, голая и смущенная. По счастью, Инид крепко помнила, что за неприятности с одеждой ждут оборотня после сброса шерсти, и успела скинуть пальто. Инид идет к школе, дорога известна ей из конца в конец и в любом направлении. Камешки и острые края травы царапают еë голые ноги. Уэнсдей нет среди толпы напуганных студентов. На минуту Инид затапливает ужас. Уэнсдей выходит сквозь ворота, и Инид чует на ней объем крови, несовместимый с жизнью. Странным образом при такой кровопотере Уэнсдей все еще выглядит вполне бодрой. Инид не думает, что еë в очередной раз оттолкнут, она кидается к Уэнсдей, забыв усталость.***
В первое мгновение Уэнсдей застывает в ступоре. Затем судорожно прижимает Инид к себе. Только сейчас она поняла, насколько хайд был больше оборотня. В любом случае, тогда она, безоружная, не способная защитить даже себя, ничего не могла сделать. Позже Уэнсдей отмахнулась от сбивчивых распросов очнувшихся от гипноза студентов, спихнув объяснения на Бьянку. Сирена же хочет быть лидером, Уэнсдей предпочитает оставить всю эту организационную нудятину ей. Тем более что учителя тоже должны бы уже прийти в себя. Уэнсдей отбуксировала очень тихую Инид до их комнаты и села на кровать. Она поняла, что смотрит в одну точку, только когда стоявшая посреди комнаты Инид шевельнулась. Уэнсдей перевела на неё пустой взгляд. Инид села на кровать, тесно прижавшись бедром к Уэнсдей. Еë все еще покрывала корка крови, как и Уэнсдей. У обеих не было сил на душ. — Я думала, тебя убили. Дважды, — Инид смотрит вперед. Еë голос звучит механически, когтистые руки комкают край пальто. — Технически только один раз, — Уэнсдей прикладывает руку к месту удара ножа. Под задубевшей от крови одеждой гладкая кожа. — Но мне уже лучше. Инид бросает на неё взгляд, полный ужаса. — Мне нужны подробности. — Там были воскресший Крэкстоун и Гуди, мой дальний предок, фигурировал удар ножом и излечение, которое явным образом отзовется мне позже. — Какой Крэкстоун? Погоди, пилигрим, в чьем склепе мы устроили вечеринку? Нет, стой, удар ножом? Уэнсдей молча показывает прореху в платье. Инид видит обе, на животе и плече. Она проверяет их сначала осторожными прикосновениями, потом уже решительней ощупывает послушно застывшую Уэнсдей. Инид не находит ни одной раны и немного успокаивается. — Мне интереснее, что случилось с тобой. Насколько я знаю, серьёзные раны на оборотнях после перевоплощения станут только царапинами, — взгляд Уэнсдей внимательный и чуть отстраненный, когда она осматривает раны Инид. В отличии от неё, Уэнсдей не тянется к Инид сложенными на коленях руками, ревизию проводит только еë взгляд. На самом деле, руки Инид все еще лежат на еë плече и спине, слегка поглаживая в полуавтоматическом жесте. К удивлению Инид, Уэнсдей не делает попыток отстраниться. Она припоминает, что на семейных выходных Уэнсдей тоже спокойно принимала объятья семьи, не проявляя инициативы. А когда ей не нравится контакт, помнит Инид, Уэнсдей либо отходит, либо просит, — скорее приказывает, — остановиться. Похоже, это еë обычный образ действий. Даже если ей захочется физического контакта, Инид не узнаёт, пока не проявит инициативу. — Это правда. Но сейчас остались только царапины, — Инид осторожно кладёт руку на щеку Уэнсдей, готовая отдернуть еë по первому слову. Уэнсдей молчит. Спина под поглаживающей ладонью Инид расслаблена, а щека гладкая, мягкая, совсем не наводящая на мысли о холодном мраморе, как ей казалось раньше. Уэнсдей пристально смотрит и молчит. Инид спрашивает шепотом, разрубая узел сомнений: — Ты не думаешь, что это ошибка? — Нет, — просто отвечает Уэнсдей и делает крохотное движение, приводящее Инид в такой восторг, что от визга еë удерживает только страх спугнуть эту близость. Уэнсдей едва заметно, очень легко, на вид почти случайно, но определенно осознанно, короче, Уэнсдей едва заметно потирается щекой о еë руку. Когда Инид целует еë со всем восторгом ответной влюбленности, Уэнсдей наконец прячет испытующий взгляд под ресницами.