***
Сначала Уэнсдей решила, что ей показалось. Но незаметно сделать так много фотографий в упор физически невозможно, и Уэнсдей уже к вечеру первого дня научилась различать признаки съёмки. То, как сосредоточено Инид смотрит на экран, как вертит им, выставляя угол съёмки, как ничего не листает, только фанатично жмёт одну кнопку. Но главный признак — этот очаровательный блеск глаз неделю не кормленного волка. Уэнсдей определённо следует проверить, смогут ли определённые стимулы заставить Инид истекать слюной. Ей понравилась эта игра. Такое материально фиксируемое наблюдение, дважды порочное и как скрытое, и как тайно раскрытое. Впрочем, съёмка на телефон несколько раздражает Уэнсдей, поскольку преимущества скрытности не перевешивали раздражающего чувства, что снимает не столько фотограф, сколько эта высокотехнологическая штучка. Какая раздражающая отстранённость, нужно что-то с этим делать! Так что к моменту разоблачения под кроватью Уэнсдей ждала коробка с полароидом жуткого дизайна: розовым, округлым, с кошачьей мордочкой и лапками. Уэнсдей решительно ткнула в тот, от которого глаза кровоточили больше всего, рассудив, что именно такой понравится Инид. Что ж, какой-то эффект от подарка был: Инид впала в ступор. Уэнсдей уже подумывала насчёт нюхательной соли, в конце концов, две минуты молчания немного перебор, когда Инид очнулась. Она аккуратно забрала из рук Уэнсдей камеру, на секунду нежно прижав её к груди, поставила на стол и обняла Уэнсдей до лёгкого хруста в рёбрах. Когда воздуха стало не хватать уже критически, Уэнсдей понадобилось приложить немало усилий, чтобы вырваться из этой хватки. — Это самый лучший подарок, что у меня когда-либо был, — Инид заботливо придержала судорожно пытающуюся отдышаться Уэнсдей за плечо. Честно сказать, Уэнсдей не слишком вникала в тонкости современной фотоаппаратуры. Дома Уэнсдей обнаружила, что после спасения из тюрьмы и официального оправдания отец в приступе великодушия засыпал в её детский сейфик чёртову уйму дублонов. Уэнсдей даже стало интересно, взломал ли отец сейф самостоятельно или привлёк Фестера. Вообще-то он должен был взорваться при вскрытии, в конце концов, они с Пагзли вместе мастерили свои копилки: брат разбирался во взрывчатке в разы лучше Уэнсдей. Так что Уэнсдей вывалила в магазине большую часть денег и предоставила продавцу выбрать лучшее оборудование. Ей пытались всучить полностью цифровой аппарат последней модели, но тут Уэнсдей упёрлась: должна быть возможность самостоятельно распечатать фотографию. Да, не привлекая посторонних вообще. Уэнсдей и так была чертовски разочарована тем прискорбным фактом, что плёночные фотоаппараты почти полностью вышли из оборота, обидно перейдя в разряд ретро. Она представляла этот приятный красный полумрак проявочной, многочасовую возню с реактивами, неожиданно найденные на свежепроявленных фотографиях ключевые улики... Всю эту мрачную романтику нуарных детективов. Вариант с покупкой принтера... Нет, слишком громоздко. Уэнсдей полностью игнорировала тот факт, что проявочная очевидно занимает гораздо больше места и сложнее в организации. Принтер — это просто не то. Нет приятной ручной возни. В конце концов, если Инид не разделяет пристрастия Уэнсдей к аналоговой съёмке, — что за дурацкое слово, будто физический мир стал вторичен к цифровому, — полароид остаётся цифровым фотоаппаратом, и весьма неплохим, за такие-то деньги. Между разоблачением и вручением подарка произошло кое-что ещё, и Уэнсдей уже предвкушает выражение лица Инид, когда она оценит размах последствий своего маленького поста. Пагзли уже рассказал Уэнсдей, что приобщился к этой обители хвастовства и фрустрации под названием Инстаграмм. Сказал, это приносит ему какое-то совершенно неповторимое страдание, хочет полнее распробовать. Так что ждать остаётся недолго.***
Утром при виде совершенно подобной зомби Уэнсдей, — такая уже уютная картина, — Инид складывает два факта между собой. Факт первый: теперь у неё есть превосходная камера с печатью; факт второй: Уэнсдей нравится, когда Инид её снимает. Вывод: открывается совершенно восхитительное поле для экспериментов. Приятный бонус: в наши дни украсть материальную вещь гораздо сложнее, чем цифровые данные. Съёмку определённого рода лучше доверять только камере и бумаге... И, возможно, не она одна об этом подумала. Восхитительно. Инид проверяет соцсети только после завтрака. Уэнсдей цедит уже вторую чашку своей бурды, и Инид совершенно уверена, что она кинула туда минимум один мухомор. О природе других добавок она не успевает задуматься: она видит прирост подписчиков на добрую сотню, ей нужна минутка и салфетка вытереть чай из уроненной чашки. В конце концов, теперь подписчиков полторы сотни. Уэнсдей подпёрла щёки обеими руками, уперев локти в стол, и явно собралась наслаждаться шоу, о котором Инид никто не предупредил. Ах да, что-то про последствия... Вот зараза, дала только намёк. — Ты смотри-смотри, Herzchen, — Инид начинает привыкать к этому шёлковому голосу. Её Уилле очевидно по-человечески не флиртуется. В этом что-то есть, что-то среднее между обоснованным опасением, желанием придушить и заставить этот голос сорваться от криков наслаждения. Мысль о неожиданном немецком в голову Инид закрасться не успевает, она видит ту же сотню лайков под последним постом и простыню в добрых триста комментариев. У доброй половины комментаторов в нике есть слово "Аддамс". Время от времени мелькают Фрампы. Инид видит самый последний комментарий "невестушка у девочки Гомеса такая оригиналка!" и ей просто немедленно нужен контекст. Итак, через полчаса чтения выясняется следующее: во-первых, у Уэнсдей слишком большое семейство. Во-вторых, они детально обсудили, кто есть Инид: "девочка Синклеров-мясников, тех, что из Сан-Франциско. Приличная семья, никак, оборотни". В-третьих, почти всем есть дело до Уэнсдей, "старшей дочурки Гомеса и Мартиши. Милая такая, всё головы куклам рубила, копия мать в юности". Собирая все пункты воедино, в комментариях бурно радовались помолвке Уэнсдей, всячески одобряли её выбор и уточняли дату свадьбы. Похоже, в этом доме не переводится нюхательная соль, Уэнсдей вернула Инид в сознание почти моментально. — Почему меня не пригласили на собственную помолвку? — Мне нужно чуть больше контекста, — Уэнсдей выглядит удивленной, но так, самую капельку, будто из вежливости. — Читай. Уэнсдей чуть улыбается всё время, пока читает: — Горбун Аддамс, всё так же обаятелен... Тётушка Мелочь, надо же, ещё скрипит! Дядюшка Плесень, старый пройдоха, он мне доллар должен уже лет восемь, не отдаёт принципиально. Оперативно Пагзли раззвонил, оперативно... — Пагзли?.. — Разумеется, вот же, первый комментарий от Подрывника, "совет да любовь". — Нужно ли мне знать, почему у твоего брата такой ник? — Рано или поздно сама услышишь, — Уэнсдей с невинным видом целует Инид в нос и продолжает: — Могу я сделать следующий пост от своего имени? У Инид не находится возражений. Ларч приносит ей удивительно быстро успокаивающий чай, похоже, по просьбе Вещи. Заглянув в чайник и найдя там нечто, подозрительно напоминающее поганку, Инид решает никогда больше не выяснять, чем кормят в этом доме. Главное, что всё очень вкусно, остальное мелочи. Минут через пять Уэнсдей возвращает ей телефон. С непоколебимым спокойствием Инид видит селфи Уэнсдей на фоне себя самой с кружкой чая и краткую подпись: "Помолвки не было. Как будет — объявим. Уэнсдей". Инид только вздохнула: — Допустим.