Вой на высокой ноте

      Выслушав еë, Артемиус сказал только:              — Смотреть надо твою подругу.              — Она сейчас далеко.              Инид опасается, как бы новые помощники не сделали ещë хуже. Что за мотивы ведут их? Сама Инид лишь стремилась сблизиться с окружением Картера, и вот теперь перед ней пара не то колдунов, не то молодых учëных с причудливым багажом знаний. Она ни черта о них не знает.              Артемида села на кровать напротив Инид и растрепала волосы в обеспокоенном жесте:              — Дилемма заключённого какая-то: ты молчишь, пока мы молчим, и наоборот.              Артемиус открыл было рот, но сестра его перебила:              — Хватит осторожничать, Арти. Всю жизнь намереваешься прожить в молчании? У нас не такой большой выбор собеседников!              — Тогда почему вы не уедете? — спросила Инид.              — Да потому что этот дом, ненавистный мне особняк, нельзя оставлять без присмотра, нельзя спалить, нельзя продать, а жить в нëм нельзя категорически! — прорычал Артемиус. — Мида, молчание — далеко не худший вариант, как ты считаешь?              Близнецы скрестили взгляды в безмолвном противоборстве. Наконец, Артемиус отвëл глаза и пробормотал:              — Делай, как знаешь.              — Вот и чудненько, — Артемида захлопала в ладоши, но улыбка у неë вышла кривовата. — Смотри, подруга, ты кое в чëм права, но не всю историю догоняешь. Проясню в качестве жеста доброй воли: урождённой Пибоди была наша мать, отец хотел сменить фамилию Уэйтли и согласился бы на любую другую. Даже на Пибоди.              В ответ на непонимающий взгляд Инид она пояснила, будто это объясняло всë:              — Он из Данвичских Уэйтли, их в округе не жалуют.              Артемида побарабанила крепкими ногтями по металлической спинке кровати. Инид отстранённо решила, что сдвинуть таким же образом две кровати к приезду Уэнсдей — отличная идея. Сидни от них все равно съехала, оставив казённую мебель.              Наконец, Артемида продолжила:              — И да, умерла она плохо. Если ты копалась в газетах, то могла заметить, что уже через год после того, как мы приехали в Уилбрахам, по всей округе стали исчезать дети.              — Как-то раз мы играли в прятки, — тихо вступил Артемиус. — И я никак не мог найти Миду. Через полдня мне уже было не смешно, и мы с отцом обыскали каждый угол дома. Наконец, из-за одной стены коридора мы услышали ответный крик Миды. Но за этой стеной не было комнаты, там было... Да отец не знал, что именно, сказал, что толстая сплошная стена. Какое-то странное искажение звука, решил он. Быть может, в стенах остались те старые трубы, по которым господа отдавали слугам на нижнем этаже приказы?              — В доме никогда ничего подобного не водилось, – уверенно отметила Артемида. Артемиуса передёрнуло:              — Как легко и бездумно ты ему веришь!              — Арти, к чему ему врать в такой мелочи? Впрочем... Да, к слову о нëм. Играли не только мы двое, как оказалось, к нам пожелал присоединиться третий участник. Мне было восемь лет, в таком возрасте дети уже знают, что животные не умеют говорить, но странным образом он не вызвал во мне подозрений.              — Проклятая тварь, — Артемиус побелевшими пальцами вцепился в изножье кровати. Они с Артемидой были разделены этим ложем по диагонали.              — Огромный чëрный кот заговорщицки предложил мне спрятаться так, что никто никогда не сможет меня найти, если того не захочу я сама. Я положила руку ему на спину, — кот был мне по пояс, — и мы пошли, — голос Артемиды приобрёл мечтательные нотки: — мы шли через странные, причудливые места, и сами становились непохожи на самих себя в этом измерении. Не знаю, сколько мы гуляли таким образом, наверное, часы. Я знала, что ничто не причинит мне вреда, Бэлор идёт со мной.              — И как же он защитил маму? — ядовито выплюнул Артемиус. Артимида погрустнела:              — Должно быть, никто ни он, ни она не ожидали подобного. Смерть мамы опечалила Бэлор.              — О, вы нашли утешение друг в друге. По счастью, я никогда не видел твоего демона. Но отметил он нас обоих, — Артемиус дëрнул себя за седую прядь. Пятна лишённой пигмента кожи одного из близнецов находило своë отражение в другом таким образом, словно они смотрели в зеркало. По видимости, несколько пятен располагалось под волосами, потому что местами они были седы. Инид не могла не сочувствовать этому пренебрежительному равнодушию к чужому мнению, с которым Пибоди несли свою особенность.              — Да что тебе с этой метки? Нас бы и без неë не любили, а Бэлор… Бэлор держится на расстоянии.              — Ещё бы, когда к этому приложено столько усилий, — хмыкнул Атемиус.              — Так что произошло с вашей матерью? — вмешалась в перепалку Инид. У неë создалось впечатление, что Пибоди могут спорить часами, при том оба, не смотря на, похоже, чрезвычайно важный для них предмет спора, не выглядели особо раздражёнными. Будто обсуждают, что им посмотреть вечером или во что сыграть: с горячностью, но не всерьёз.              —  Отец разбил стену и нашëл меня на груде детских костей. Когда мать вернулась домой, он размозжил ей голову топором, — будничным тоном сказала Артемида.              — И его не посадили?              — Если бы за убийства жëн давали медали, город вручил бы ему одну. Похоже, маму уже собирались предать самосуду, да слишком боялись.              — И что было дальше?              — Да ничего, — солнечно улыбнулась Артемида. — Вот, живëм себе, сторожим наследство.       

***

             Сначала Уэнсдей почувствовала, как обжигающе холоден еë браслет. Потом пришли другие чувства: твëрдая земля под щекой, душный запах крови, летящие ей в лицо тëплые капли.              Ей с трудом удалось разлепить глаза — ресницы склеились. Первой она видит свою руку в крови. Видимо, ресницы склеила тоже она.              Чëрт, сфокусироваться так тяжело! Невнятный гул на границе сознания через некоторое время превращается в бормотание Бэзила. Она может различить только повторяющееся слово "Обá". Когда Уэнсдей попыталась заговорить, в лицо ей брызнула красная струя. Рот наполнился вкусом металла и соли.              С трудом ей удалось сфокусировать взгляд на Бэзиле, потрясающим чëрным петухом с перерезанным горлом в одной руке и волнистым кинжалом в другой. Когда кровь перестала фонтанировать из издыхающей птицы, старик отбросил еë прочь.              В глазах Уэнсдей он никак не мог встать прямо и всë норовил завалиться вбок. Да он и падал: то обрушивался на колени, то прыгал высоко вверх, потрясая своим кинжалом. Старик неистовствовал в безумной пляске, и только собственное глухое бормотание сопровождало его танец, будто он слышал музыку, неведомую другим.              У Уэнсдей кружилась голова. Мир пульсировал красным, алые деревья на фоне багрового неба обступали их всë теснее, грузный багряный старик вскидывал и конечности в диком ритме.              Кто-то опустился рядом с Уэнсдей и погладил еë по щеке. Это был тот мужчина с тëмными глазами. Он снова молча смотрел на неë.              — Ты с ним? — прошептала Уэнсдей. Язык не слушался. Она едва чувствовала своë тело, даже повернуть голову сейчас было непредставимо. Мужчина качнул головой:              — С тобой.              Голова Уэнсдей дëрнулась от пощëчины:              — Смотри на меня, девочка, не на духов! — рявкнул Бэзил. — Это дурные духи, Обá их прогонит!              Мужчина вновь склонился над Уэнсдей и сардонически усмехнулся. Его прохладная рука на лбу неожиданно дала Уэнсдей почувствовать себя защищённой.              В следующий раз она открыла глаза глубокой ночью. Бэзил сидел рядом с большим тазом воды и протирал еë лицо мокрой тряпкой.              — Проснулась? Я не могу помочь тебе, девочка-среда. Духи крепко в тебя вцепились, а ты им это позволяешь.              Он тяжело вздохнул и опустил руки:              — Меня тоже ведёт дух, великая Обá, гордая королева, красная владычица. Тебя назвали в честь дня еë милости, потому-то я и пробовал тебе помочь, но дело это безнадёжно. Духи-ориша стоят за твоим плечом, нашёптывают тебе секреты во сне. Всë ли ты помнишь из событий последних месяцев? Да не отвечай, без того знаю, что нет.              —  И как отрава и птичья кровь должны были мне помочь? — каркнула Уэнсдей. Как же ей хочется пить. Она бездумно зачерпнула воды из таза и успела проглотить несколько глотков, прежде чем вкус крови вызвал у неё тошноту.              — Лежи пока, сейчас чаю принесу, — Бэзил встал вместе с тазом, — Уэнсдей с тоской проводила этот омерзительный источник влаги глазами, — и направился к дому.              — Нет уж, не нужно мне больше твоего чаю, — пробормотала она и с трудом поднялась. Вокруг валялось несколько дохлых куриц, ещё пол десятка нахохлились в простой клетке из прутьев. Невдалеке валялся еë зонт, Уэнсдей едва не упала в попытке его поднять.       Сощурившись, она достала из зонта лезвие, перерезала закрывающую клетку верёвку и дала сооружению доброго пинка. Птицы с кудахтаньем рванули в лес.              Уэнсдей последовала за ними так быстро, как только могла. На протяжении всего обратного пути зонт отлично исполнял роль трости.              Хозяин гостиницы давно спал, когда она дошла до дома. Уже светало, навскидку наступал шестой час. Ей пришлось звонить минут десять, прежде чем появилась его заспанная фигура.              — Сеньорита Уэнсдей?.. — его глаза выражали неподдельный ужас.              Уэнсдей доплелась до ванной и мрачно уставилась в зеркало. Бэзил не слишком успешно смыл с неë кровь, скорее так, размазал. К кровавой корке на волосах и одежде прилипли короткие чëрные перья. На спине болтался её крохотный рюкзак – по счастью, она не снимала его вовсе, она не была уверенна, что смогла бы его найти.              Уэнсдей начинала беспокоиться о грядущих встречах с родственниками: намечался какой-то малоприятный паттерн.              Оказавшись в душе, первым делом она принялась пить, пить и пить. Уэнсдей не думала, что у неë хватит сил и найти воду, и вымыться.              Закончив, она доползла до кровати. В телефоне ещё был заряд, и, прежде чем заснуть, она успела заказать обратный билет. Гори всë синим пламенем, она летит через Бостон и сразу к Инид.       

***

             Скрывают что-то, мрачно решила Инид. Причину смерти отца, например. И что там с этим котом, которого любит Артемида и заочно ненавидит Артемиус.              Стоит ли ей рассказывать им о проблеме Уэнсдей? Доверять чужие секреты, в которые Уэнсдей еë даже не посвящала?              Конечно нет, Инид. Давай, найди решение в одиночку! Духи, ведьмы, одержимость — ты с этим всю жизнь живëшь, знаешь, как отче наш.              Инид мрачно подумала, что не знает ни одной молитвы.              — Твоя очередь, подруга, — Артемида опустила голову на руки, локтями упëртые в колени. Она смотрела на Инид исподлобья. В еë взгляде прибавилось настороженности.              — Прошлый учебный год был... Интересным, — Артемида приподняла бровь. Инид поспешно заметила: — без контекста будет вовсе ничего непонятно!              История заняла у неë не меньше часа. Уже к середине рассказа Артемиус опустился рядом с Артемидой и с детским любопытством продолжил слушать.              — Будто роман прочëл, — радостно сказал он, стоило Инид закончить.              — Рада, что тебе понравилось, — буркнула она.              — Надо говорить с Рэндольфом, — вздохнула Артемида. — Я знаю только, что с Аддамсами опасно ссориться. Лучше вовсе не пересекаться, в крайнем случае дружить. С ними никогда не поймëшь, они сами по себе или им кто помогает.              — Он приедет только в середине декабря.              Близнецы одинаково печально вздохнули.