***
«Я небо принимал за таз», – мрачно подумала Уэндей. – «За бычью шкуру – полог туч». Она почти жалеет о поспешности в отношении Артемиды Пибоди. Почти. Она определённо опасна… Но теперь наладить с Пибоди отношения было бы и гораздо сложнее, и гораздо подозрительнее. Что отвратительно, Инид явно намерена продолжать с ними общение. Неожиданно Уэнсдей очень, очень захотелось, чтобы Инид снова стала трусихой. За покупками прошёл практически весь день. Они забросили одежду в кампус, – большую часть Уэнсдей была намерена оставить здесь, – Уэнсдей прихватила рюкзак и Инид потащила её обратно в лес. Она уже даже не пыталась втянуть когти и с горящими глазами принюхивалась к многочисленным университетским запахам. Студенты обходили их по большой дуге; Уэнсдей поймала несколько полных ужаса взглядов и развеселилась. Да они думают, что она на заклание шагает! Уэнсдей чуть замедлила шаг, и Инид навернула вокруг неё несколько кругов, издавая несчастный скулёж просящейся на прогулку собаки. Уэнсдей почувствовала другой взгляд, настороженный и острый. К ним медленно шёл Артемиус Пибоди, Артемида стояла в нескольких метрах за его спиной, заламывая пальцы. – Инид, с тобой всё будет хорошо? Тебе не нужна… Помощь? Он старался не смотреть на Уэнсдей. Инид уставилась на него полными недоумения глазами с уже собачей радужкой, почти вытеснившей белок. – Да нет. Я в полном порядке. – Что бы вы двое обо мне не думали, – ровно проговорила Уэнсдей. – У меня могут быть проблемы с вами, но не с Herzchen. Она пребывала в смешанных чувствах. Если эти двое достаточно беспокоятся об Инид, чтобы попытаться защитить её даже от перепугавшей их Уэнсдей, это отлично. Если это правда доброжелательное беспокойство, а не желание использовать Инид позже в собственных недобрых целях. С другой стороны, они пытались встать между Уэнсдей и Инид, и нет гарантий, что не попробуют снова. Уэнсдей пробил озноб при мысли, что Пибоди могут наговорить о ней Инид. Какую правду уже поняли они, но не Уэнсдей. Артемиус медленно кивнул, очень внимательно посмотрев в глаза Инид. Похоже, что-то в них его устроило. Он отходит к сестре медленно и с очень прямой спиной. Уэнсдей могла бы поклясться, что по этой спине сейчас стекает холодный пот. За пару метров до неё Артемида не выдержала: рванула вперёд, схватила брата за руку и быстро утащила за угол. Инид проводила их нечитаемым взглядом, и Уэнсдей дорого дала бы за её мысли. Впрочем, Инид сразу же тряхнула головой, подарила Уэнсдей клыкастую улыбку и они вновь устремились в лес. – Итак, раздевайся, – приказала Уэнсдей, бросив взгляд на едва заметный между верхушками деревьев лунный диск. – А? – глаза Инид карикатурно округлились. – Я, конечно, неотразима, но здесь? Сейчас? – Здесь, – Уэнсдей усмехнулась и подарила Инид мимолётный поцелуй. – И сейчас мы избавим тебя от необходимости возвращаться в кампус в утренних сумерках, прикрываясь лопухом. Давай-давай, снимай. Инид вышла из лёгкого ступора и неуверенно кивнула. У плана был один минус: ей придётся разгуливать голой не утром, а сейчас. Инид неловко обхватила себя за плечи, но, поймав взгляд Уэнсдей, захихикала и сложила руки на груди. Технически – под грудью. Уэнсдей слегка улыбнулась, и Инид разом ощутимо расслабилась. Уэнсдей достала из рюкзака обыкновенные резиновые тапочки, чем решила ещё одну проблему с передвижением по холодной земле, полной острых камушков и колючих веток. В тот же рюкзак без проблем вошли платье и туфли Инид. Уэнсдей решила, что днём перед отъездом нужно бы найти дупло или приметную ветку… Вдруг в какое-нибудь полнолуние её не будет рядом? При мысли о зиме она забеспокоилась. Что-нибудь, что можно быстро скинуть, шуба или вроде того… Нужно продумать этот момент. Похоже, Инид о таких вещах не задумывалась, относясь к обороту с беспокоящей Уэнсдей беспечностью. Они заняли время неспешной прогулкой и лёгкой беседой. Инид, искоса взглянув на Уэнсдей, усмехнулась: – И два бесчувственные глаза презрели радость и печаль, – Уэнсдей забыла, как дышать, она опёрлась на руку Инид, не отрывая от неё блестящих глаз. – Как два холодные алмаза, где слиты золото и сталь. Инид с довольной улыбкой провела рукой по щеке Уэнсдей. Та уткнулась носом в ласкающую ладонь и медленно вздохнула. – Herzchen, сейчас и правда не время. – Просто проверяла гипотезу, – самодовольно оскалилась Инид. – И как результаты проверки? – Работает. Ты только Бодлера любишь, моя Уилла? Уэнсдей хмыкнула: — Вот и проверишь как-нибудь позже. Инид дёрнулась и резко остановилась. На вопросительный взгляд Уэнсдей она помахала рукой, одновременно прогоняя и показывая, что всё в порядке. Уэнсдей отошла на несколько шагов и опёрлась спиной о дерево. – Собираешься стоять и смотреть? – хрипло спросила Инид. Ноги уже не держали её – она упала на колени. Уэнсдей подавила порыв броситься на помощь и молча кивнула. Сцепив пальцы в замок, она застыла безмолвным наблюдателем. У Инид не было возможности продолжить разговор. Неприятная на вид судорога несколько раз прошила её тело, заставив сгорбиться и опереться на дрожащие руки. На мгновение дрожь прекратилась и Уэнсдей услышала тихий рык. К ней обратилась уже совершенно волчья оскаленная морда. Само превращение произошло настолько быстро, что Уэнсдей его пропустила. Белый зверь поднялся, и из скрюченного белого клубка появились длинные лапы, созданные для сражения и бега, мощный корпус и трогательно пушистый хвост. Монстр медленно приблизился к Уэнсдей, и она прикрыла глаза, вспомнив расхожий факт: взгляд собаке прямо в глаза – признак агрессии. Инид обнюхала её лицо и волосы и длинно лизнула от шеи через всё лицо, основательно обслюнявив волосы. Уэнсдей весело подумала, что с этим просто придётся смириться. Инид оказалась из породы собак, норовящих облизать вас с головы до ног. Мокрый нос заинтересовано полез в рюкзак, но Уэнсдей легонько шлёпнула по нему: – Фу! Это мои вещи, Herzchen, если там есть что-то для тебя, я дам это тебе, когда захочу. Инид заскулила и состроила эту печальную собачью физиономию: нос опущен, из-под страдающе сведённых бровей смотрят полные грусти глаза. Белый хвост печально поник. – О, как тебе отказать, – невольно улыбнулась Уэнсдей. – Но не смей пользоваться этим приёмом в человеческом облике. Подожди. Она достала обыкновенный пластиковый фрисби и помахала им перед носом Инид: – Идём играть, Herzchen. Тремя часами позже Уэнсдей и гордо несущая в пасти сушёную баранью ногу, – ещё один сюрприз из зоомагазина, приобретённый под полным любопытства взглядом Инид во время короткой одинокой вылазки Уэнсдей из кафе, – неторопливо шли обратно к кампусу. По расчётам Уэнсдей, оборот должен был спасть с минуты на минуту. Инид уронила ногу и к чему-то заинтересованно прислушалась. Она очень тихо двинулась к только ей ведомому звуку, и Уэнсдей заинтересовано потянулась за ней. На женский вскрик вперёд рванули они обе, и всё же Уэнсдей была чуть медленней. Через пару секунд перед ней предстала следующая картина: Инид рычит на упавшего на задницу, панически отползающего мужчину. За её спиной явно кто-то прятался. Уэнсдей коротко бросила мужчине: – Убирайся. Живо. И, потрепав боднувшую её в плечо Инид между ушей, подошла к прижавшейся к дереву девушке. – Джейн? – вполголоса спросила Уэнсдей. Та кивнула и неуверенно ткнула пальцем в зверя: – Инид? – Она самая. Сегодня полнолуние, время выгула. Не переживай, она всё так же добродушна, – чуть улыбнулась Уэнсдей. Джейн неуверенно кивнула. – Кто это с тобой был? Мы что-то прервали? Джейн вздрогнула: – Прервали… Да, по счастью. Ты приглашаешь человека послушать козодоев в ночном лесу, а он воспринимает это, как приглашение к чему-то большему. Уэнсдей понимающе кивнула: – Можешь вернуться с нами. Для козодоев ещё не поздно? – Можем попробовать найти, если будем идти достаточно тихо. Они не успели: новая судорога свалила Инид на землю и заставила заскулить, свернувшись клубком. В объятьях Уэнсдей она медленно приходила в себя.***
Инид открывает глаза и осознаёт себя лежащей на коленях Уэнсдей. Чёрные глаза над ней смотрели с тревогой. Кто бы мог подумать, что Уэнсдей будет так чувствительно реагировать на её ежемесячные метаморфозы! Она дёргалась в разы больше Инид, хотя та уже объясняла: это не особо больно, честное слово, Уилла. Инид прикусывала язык на просьбе «не переживай», потому что это Уэнсдей принялась бы всё отрицать наименее разумными способами. Летом после одного случайно сорвавшегося «не переживай» Инид пришлось минут десять уворачиваться от метко швыряемых взбешенной Уэнсдей мягких игрушек. Инид тогда трижды прокляла и свой длинный язык, и непредсказуемость своей девушки, и нескончаемую гору мягких игрушек в углу своей комнаты. Позже Пагзли скажет ей: – У Уэнсдей пунктик насчёт эмоций. Скажет: – Несколько лет назад к нам заявился много лет назад потерянный дядя Фестер, утративший память. И ещё: – Уэнсдей очень его любит, но тогда он пытался её убить. Добавит: – Сейчас у них правда всё хорошо. Фестер – лучший дядя из всех, что можно желать. Но пунктик остался. Уэнсдей признаёт, что любит её, что успокаивает Инид. Но быть уличённой в беспокойстве за кого-либо? О нет, за это Уэнсдей будет сражаться до последней капли крови своего несчастного оппонента. И всё же сейчас, лёжа в объятиях Уэнсдей, Инид думает, что ради этой неловко скрываемой заботы она готова оборачиваться хоть каждый день.