***
— Уилла, тебе уже лучше? — ох, Уэнсдей, ты так Инид до нервного срыва доведёшь. Пора завязываться с эмоциональными встрясками. В конце концов, Уэнсдей хотела бы устроить его, срыв, лично и полностью насладиться зрелищем. — Все хорошо, Herzchen, — Уэнсдей старается говорить мягко, будто успокаивая собаку, что вовсе не далеко от истины. — Дядя Генрих — отличный врач, и я вовсе не самый тяжелый его пациент. — Скажи-ка, милая Уилла... — Никакой милой! — взвизгивает Уэнсдей. Перед глазами встает нежная улыбка Прозерпины и её холодные зеленые глаза. Она поспешно добавляет: — Просто не называй меня так, хорошо? — Уилла, я... Хорошо. Я не хотела ничего такого сказать... Расскажешь, почему тебя это так нервирует? — После Прозерпины в зубах навязло, — лучшая ложь основана на правде. — Понятно. Уилла, как ты вообще подхватила малярию? Что за неосторожность? Уэнсдей поморщилась. — Идиотское недопонимание... Моя проводница сказала, что пользоваться репеллентом во влажных местах здесь нечто само собой разумеющееся. Оказалось, в доме Прозерпины он был буквально везде, но никому и в голову не пришло, что я этого не знаю. Какая глупость... Следовало бы обливаться этой дрянью даже посреди пустыни. — Уэнсдей, — устало говорит Инид: — Это же простейшие правила, предупреждающие малярию: спать под сеткой и пользоваться репеллентом. Всегда. Одна идиотская ошибка может стоить жизни. Я имею ввиду... Твоей жизни! Ты защищена от ран, но вовсе не от болезней! Уэнсдей вспомнила укус стальной пчелы и содрогнулась. Это защита не от ран — только от их последствий. Голос Инид дрожит. Уэнсдей совершенно не нравится, что это из-за нее. Из-за нее Инид должна радоваться или беситься, но бояться? Нет уж. — Herzchen, спокойно. Со мной все хорошо, слышишь? Со мной моя проводница Магул и дядя Генрих. Даже если бы я не успела добраться до Генриха, Магул отвезла бы меня в ближайший город, где обо всем бы позаботились люди тётки Прозерпины. Все было под контролем. — Уилла, ты когда приедешь? — голос у Инид совсем тихий. Уэнсдей одновременно хочется погладить её по голове и вывести из себя. И, сильнее всего, — поцеловать. — Генрих говорит, где-то через пару недель сможет меня отпустить. Это еще несколько приступов лихорадки, они уже должны проходить легче. Что твои Пибоди сказали про камеру? Инид затихла. — Инид? — Ты помнишь окончание нашего разговора? Не последнего, за день до него? — Нет, — вздохнула Уэнсдей. — Я наговорила что-то странное? Бред воспаленного сознания, пожалуйста, не обращай внимания. Не смей в это верить, не произносит Уэнсдей. Не смей ей верить. — Разумеется, — мягко сказала Инид. — Так что с твоими Пибоди? Инид молчит секунд тридцать. Наконец, без особой уверенности произносит: — Да ладно, почему бы не рассказать... Я не стала показывать им камеру. Я их сфотографировала. Уэнсдей широко распахнутыми глазами уставилась на глиняный забор. Явное и скрытое... — Что ты увидела? — У Артмеды на плечах сидел этот чудовищный кот. Несколько снимков его спугнули, правда, и Мида потеряла сознание. Потом началось кое-что совсем уж странное... Она снова замолчала. Уэнсдей ждала. — Артемиус разорвал фотографию. Он бы и камеру сломал, не будь я быстрее него. Пожалуй, при нем с ней следует обращаться осторожно и не оставлять в комнате без присмотра. Он знал, что демон кружит рядом. Согласился ответить на несколько моих вопросов, пока Мида без сознания, однако, от его ответов мне ничего не стало яснее. — Давай попробуем разобраться вместе, — мягко предложила Уэнсдей. — Хорошо, — Инид явно подбирает слова. У Уэнсдей закрались сомнения в том, что ей будет озвучена полная версия разговора. — Я спросила, почему он везде таскается за Мидой. Мне раньше казалось, что это они неразлучны, но нет: это Арти за сестрой ходит. Я её как-то пару раз видела в одиночестве, такое чувство, что она просто удрала. Знаешь, как от надсмотрщика. Разве это не странно? Уэнсдей согласилась, впрочем, её не удивила бы ни одна причуда колдовской парочки. — Он дал мне две причины: любовь и защита. Как думаешь... — Подумаем позже, — прервала вопрос Уэнсдей. — Нужна полная картина. Что ещё он тебе сказал? — Я спросила, кто убил их отца, и это был он, — Уэнсдей кивнула стене: это отлично сходилось с тем, что она уже знала. — Был еще один вопрос. Я знаю, что у Пибоди есть способ держать Бэлора подальше. Я спросила, неужели он не работает? Уэнсдей подобралась. Откуда у Инид в принципе взялись подобные сведения? И еще: откуда она знает имя кота? — Арти сказал, способ работает, если им пользоваться. Видишь, одни вопросы оставил, — с легкой обидой закончила она. — Действительно, — пробормотала Уэнсдей. — Как на свой обморок отреагировала Артемида? — Знаешь, очень странно, — Господи, Инид, сколько можно мяться? — Арти просто сказал ей, что она заснула за книгой, и она поверила. Безоговорочно. Даже со мной поздоровалась, будто впервые за день видит. О. С ней, интересно, было так же? Теперь, постфактум, Уэнсдей подозревала ещё как минимум один случай одержимости. Тогда, в Бразилии, когда Инид сама ей позвонила и попеняла на пропущенное время. Если подумать, не слишком ли любезно со стороны последовательниц местного культа указать ей дорогу к прямому конкуренту? Уэнсдей ущипнула себя за переносицу. Суди по делам, сказал Генрих... Неважно, Гуди всё ещё угроза. — Инид, у меня один очень важный вопрос. Нет, есть множество второстепенных, но этот волнует меня больше всего. — Я вся внимание, — она нервно рассмеялась. — Ты думаешь, Пибоди следует держаться от Бэлора подальше?***
Инид тупо уставилась перед собой. Она никогда не задавалась вопросом отношения Уэнсдей к колдовству. Ответ казался очевидным, но, если подумать... Ей не нравится Гуди. А кому понравится человек, своими манипуляциями поставивший вас на грань жизни и смерти? Кто-то, угрожающий вам... Инид не знала, чем, да и Уэнсдей, пожалуй, тоже. Ей не нравятся Пибоди. Или Инид посчитала, что не нравятся; Уэнсдей сказала ей держаться от них подальше, не более. Она была с ними резка при встрече, однако, это могло быть простой попыткой защитить Инид. Но есть еще некий черный человек, предположительно демон навроде Бэлора. Инид думает о привязанности Артемиды, кажущейся совершенно необоснованной. О том, оказывают ли демоны влияние на своих хозяев. И, главное, кто именно хозяйка черного человека? Уэнсдей или Гуди? — Разве нет? Разве в твоём видении Артемида не вернулась в дом, перепачканная в чужой крови? Мне она рассказывала, что при первой встрече кот завел её в убежище — полость в стене. Когда стену вскрыли, её, ребенка, нашли на груде костей таких же детей. После чего их отец зарубил мать, урожденную Пибоди. Смотри, Уилла: одну хозяйку демон привёл к смерти, другую толкнул на неизвестное преступления. Я даже не уверенна, что Мида его помнит. Как ты думаешь, Уилла, Пибоди стоит якшаться с этим существом? Уэнсдей молчит. Инид надеется, что шестеренки в её голове сдвинулись в правильном направлении. — Допустим, — роняет она. — Тогда еще один вопрос. Как ты обнаружила свойства камеры? И, пожалуйста, освежи мою память, быть может, в горячке я и сказала нечто разумное... Что я о ней говорила? — Приедешь — покажу. Не думаю, что я нашла что-то опасное, скорее интересное, — Инид очень, очень надеется, что это не двойные стандарты, что её существо — не демон, что оно безопасно. И все же... Почему его заперли, да ещё пожертвовав на это целую церковь? — Говорила... — думай, Инид! Разумно ли будет выдавать свои подозрения? Но — не ты ли хотела разделаться с этими нелепыми тайнами? — Уилла, ты говорила не своим голосом странные вещи. Будто это ты наложила заклятье на камеру, и его свойства будут мне полезны. Будто камера сможет запечатлеть невидимое и защитить меня. Уэнсдей натянуто рассмеялась: — Ничего не помню. Полный бред.