***
Господи, она обиделась. Бесстрашная Уэнсдей, саркастичная Уэнсдей, Уэнсдей, склонная решать проблемы самым прямым путём, не смотря на законы и нормы морали. Обиделась. В её лексиконе вообще есть такое слово? Всего-то стоило сказать то, чего Уилла давно от неё добивалась: — Конечно, Уилла, езжай! Думаю, тебе понравится эта поездка. По описанию все твои родственники были очень милы. Надеюсь, ты прекрасно проведёшь время с кузиной. Пожалуйста, дорогая, развлекись. Где-то на середине речи Инид лицо Уэнсдей перестало выражать какие-либо эмоции. Она спокойно кивнула и отговорилась необходимостью перепечатать роман, пока ещё может расшифровать собственные записи. Весь последний час она мучает машинку, монотонно молотя по клавишами. Похоже, она охотнее швырнула бы её в стену. Или в Инид. С кровати Инид отлично видит, что Уэнсдей упорно бьёт по одним и тем же буквам. Нельзя сказать, что Инид не чувствовала некоторого злорадства. Совсем немного. Разве не этого ты хотела, Уилла? Когда уходила от ответов, меняла тему, лгала о своих поездках? Ты ведь хотела, чтобы я поверила в эту чушь и не приставала с вопросами, не так ли? Разумеется, нет. Уэнсдей была достаточно заботлива, чтобы стараться не волновать Инид, и достаточно эгоистична, чтобы желать разделить с ней тяжесть своего положения. Проще говоря, Уэнсдей не собиралась честно отвечать на вопросы Инид, но хотела, чтобы она продолжала их задавать. Инид мысленно извинилась. Она продолжила бы придерживаться привычной линии поведения, тем более что в этих путешествиях прослеживался какой-то поганый паттерн и новое практически наверняка будет такой же катастрофой. В то же время Инид опасалась, что в этот раз Уэнсдей наконец ответит на каждый её вопрос, возможно, даже отменит поездку. Было бы просто чудесно сейчас поговорить с Уэнсдей по душам, если бы за ними не следили две пары лишних глаз. Вчерашний фокус стоил Инид разбитого стекла её телефона — по-видимому, трещины лишали знак силы. Уничтожали её оружие. Совершенно не важно, кто именно его разбил. Это мог быть любой из них троих — Уэнсдей в беспамятстве уничтожила фотографию, по-видимому, она тоже заинтересована в уничтожении знака. Знак всё ещё оставался в камере Инид и мог быть распечатан в любой момент. Но какой смысл? Нет, ей нужно хорошенько всё обдумать, выстроить план. Взвесить слова Мельмота и Гуди. Мене, мене, текил, упарсин. Инид не верит клятым манипуляторам ни на грош. Однако, как бы это не раздражало, прямо сейчас она ничего не может с ними поделать. Ей нужен способ привести Уиллу в себя и выложить перед ней все имеющиеся факты. Вместе придумать выход. К сожалению Инид, прямо сейчас, когда она ничего не может объяснить, Уэнсдей расстроена этими словами в достаточной мере, чтобы полностью игнорировать её существование. Это неожиданно тяжело — Инид разбалована спокойными, насмешливыми, полными вдохновения или страсти, да даже раздражёнными, взглядами чёрных глаз. Оказалось, Уэнсдей так часто смотрит на неё, если и не прямо, то краем глаза, что это превратилось для Инид во что-то само собой разумеющееся. Инид боялась, что честный разговор сейчас принесёт один вред: ведьма и демон всего лишь дознаются, что ей известно, о чём она догадывается и каков ход её мысли. К тому же, Инид нужна эта поездка. Пусть Уэнсдей пока побудет вдалеке; в конце концов, скоро должен вернуться Рэндольф Картер, на чью помощь Инид так надеялась. Инид совершенно не хочет знать, что за отношения связывают его с Пибоди. И без того очевидно, что они близкие, можно сказать, тесные, даже глубокие. Ей кажется, что это нарушение каких-нибудь глупых университетских правил. Стоит держать язык за зубами, если она не хочет навредить друзьям. Короче говоря, пусть Уилла уезжает к, по описанию, совершенно безобидной Альбине, — Инид гонит мысль, что, со слов Уэнсдей, все Аддамсы, к кому она ездила, чуть ли не агнцы божьи, — и побудет там, пока Инид и Пибоди будут что-нибудь придумывать. Знать бы ещё, как держать в стороне Мельмота, не причиняя боль Миде... Неловкая попытка примирения разбивается о стойкое игнорирование со стороны Уэнсдей. — Уилла, мне нужно уезжать, — тихо говорит Инид. Она смотрит в сторону; обстоятельства неприятно напоминают разговор с Гуди. — Пожалуйста, продолжай звонить мне каждый день. Каким бы ангелом не была твоя Альбина, я всё равно буду беспокоиться. Уэнсдей молча кивает. Она продолжает печатать, но Инид слышит, что удары по клавишам больше не напоминают их избиение. — У меня есть одна просьба... Можно я возьму копию твоей первой книги? Уэнсдей остановилась. Медленно кивнув, она достаёт из ящика толстую папку. — Нет никаких копий, — буркнула она и протянула Инид единственный экземпляр своего детища. Инид вскочила и прижала папку в груди. В этот раз Уэнсдей не уворачивалась от её объятий. О нет — она поцеловала Инид со всей страстью и оттолкнула, одним взглядом велев убираться.***
Глупая собака уехала, оставив Уэнсдей в смешанных чувствах. Разумеется, она не могла долго злиться на Herzchen, даже когда она несла такую чушь. Милые родственники, о да. Один милее другого. После часа игр с братом Уэнсдей почти успокоилась. Ей достаточно было сказать, что всё хорошо, и больше Паг деликатно ни о чём не спрашивал. Его навыки игры в гольф всё ещё хромали; ничего, зато все мячи Уэнсдей влетали точно в окно городского судьи. Пагзли даже проспорил ей нож, сказав, что она не сможет перебить все окна первого этажа. Наверняка просто старался поднять ей настроение. Ладно, в сторону сантименты. Ирма дала ей телефон Альбины, однако, Уэнсдей услышала только спокойный голос автоответчика: «Вы позвонили Альбине Аддамс. Я не отвечаю, потому что не хочу говорить. Не оставляйте сообщений, я не буду их слушать». Вопреки всему, автоответчик порадовал Уэнсдей. Нескрываемая мизантропия Альбины приятно освежает после духоты обаятельных улыбок Прозерпины и долгих разговоров ни о чём. Ей что, было нечем заняться? К чему так долго возиться с Уэнсдей? Она вновь летела вслепую, уже привыкнув, что Аддамса действительно укажет чуть ли не любой прохожий. Уэнсдей не стала менять содержимое своего успевшего потрепаться рюкзака. К чему? Она надеется, там никто не станет проделывать в её теле лишние отверстия, скидывать в океан или мариновать в куриной крови. Её самолет до Кейптауна вылетает уже завтра. Зачем медлить? Два пропущенных полнолуния и без того её огорчают, так что лучше лететь сейчас, когда только миновала ноябрьская луна. Любопытно, зачем Инид её рукопись? Она уже читала роман и по главам по мере написания, и целиком. Впрочем, неважно — Herzchen вернёт её в целости. Успокоившись, Уэнсдей принялась перепечатывать новую книгу уже по-настоящему.***
Мартиша любезно отправила Инид с Ларчем. Тем лучше. Махнув рукой на личную встречу, Морган попросту переслал ей наводку на новую статью. Её октябрьское расследование было из тех, что кормили "Око бури", но не публиковались. Забавно, как много был готов заплатить мэр Аркхема за сокрытие информации о своей природе сирены. Они не боялись мести — на этот случай Морган удерживал ежедневно статьи подобного рода от отправки в несколько крупных изданий. Совесть Инид мирно дремала на протяжении всей этой грязноватой истории. Не то чтобы ей нравился чёртов закон о недопустимости сокрытия видовой принадлежности, — ещё бы звезду Давида на руке носить заставили, — но эта трусость... Достигнуть высокого поста и никак не помогать товарищам по несчастью. А ведь он был хорошим мэром, Инид практически уверена, что он не пользовался песней для достижения нынешней должности. Если только немного — с сиренами никогда не скажешь наверняка. — Кормилица моя, — расчувствовался тогда Морган, перечисляя ей заслуженный гонорар. Инид с самого начала держала Уэнсдей в курсе расследования, чем, похоже, здорово скрасила её лихорадку. Уэнсдей даже дала несколько советов, тревожащих Инид своей конкретностью. В этот раз расследование было действительно невинным: очерк о выдающихся выпускниках Мискатоникского университета из числа изгоев. Может, о ком-то одном, здесь у неё была полная свобода. Инид как раз начала поиск отправной точки в Интернете, — следует покопаться в архивных записях университета, должен быть какой-то след всех выпускников, а это лишь способ скоротать время, — когда её телефон разразился мелодией вызова. — Мида? — Это твоя вина, — Артемида всхлипнула. — Нет, моя, я же тебе позвонила... А ты задала мне этот проклятый вопрос! Я бы никогда сама... — Что случилось? — перебила её обеспокоенная Инид. Какого чёрта, они говорили только позапрошлой ночью и всё было в порядке. Артемида глубоко вздохнула: — Мой брат сошёл с ума, — мрачно сказала она. Инид моргнула. При всём уважении, из них двоих на сумасшедшего походил отнюдь не Артимиус. — Мида, нельзя ли конкретней? — осторожно уточнила Инид. — Знаешь, на него очень плохо действуют заклинания. Не то чтобы я часто пыталась что-то такое сделать, просто, понимаешь, — Мида неловко кашлянула. Инид издаёт неопределённый звук, который сошёл бы и за согласие, и за осуждение, — В общем, они работают отвратительно. До Инид дошло: с Мидой нет Артемиуса. При нём она не скажет ни слова о колдовстве. Ещё один тяжкий вздох. — Он подслушал про имена. — Хорошо, но ты же говорила, что это ничего не значит? — Для тебя не значит. Ты демону никто. А у нас эта тварь, — в голосе Артемиды непривычно много ненависти, — фамильная. Да, — она невротически расхохоталась, — у нас, теперь у нас! Инид услышала грохот и два неразборчивых голоса в отдалении. Через полминуты раздалось шуршание и спокойный голос Артемиуса: — Прости, Мида уронила телефон. Не переживай, с нами всё в порядке. На заднем плане слышно Артемиду, монотонно бормочущую: «зачем, зачем, зачем, зачем». — Увидимся позже. Мне нужно позаботиться об Артемиде. Знаешь, как всегда, — голос Арти дрогнул. — Полный порядок, — неуверенно повторил он и бросил трубку. Инид просит Ларча ускориться и сопоставляет факты. Имена. Подслушал. Фамильный демон. Что дают имена? Ты можешь видеть демона, демон можно следовать за тобой. Почему с посторонним это ничего не значит, но так важно для Пибоди? Инид зовёт безо всякой уверенности: — Мельмот? — Чего же ты от меня хочешь, Инид? Он с комфортом расположился на противоположном сидении, с удовольствием разглядывая внутренности автомобиля. — Как ты узнал, что я тебя зову? — Я же знаю твоё имя, — демон так усмехнулся, будто это всё объясняло. Ещё одна деталь. — Скажи, если демон и человек, связанный с ним какой-то непонятной семейной историей, представятся друг другу, что произойдёт? Глаза демона заблестели было, но сразу потухли. Он махнул рукой: — Что толку, пока ведьма жива, — ага, это касается и Уэнсдей. — А что, если она умрёт? Демон только усмехнулся. Ещё один фрагмент загадки. Остался один, очень важный: — Как можно увидеть демона? Мельмот поморщился: — Без колдовства — никак, — он не может показаться по своей воле, перевела Инид. Инид медленно кивнула. Возможно, она поняла, что случилось с Пибоди. — Погоди, как ты следуешь за Уэнсдей без её имени? Разумеется, он уже исчез.