Вой на высокой ноте

      По счастью, сейчас суббота. Инид пропустила два учебных дня; извините, ей плевать. Суббота — значит, близнецов не придётся выискивать по всему городу.       Что они собираются обсуждать? Божественную комедию? «Земную жизнь пройдя по половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины»? Инид взъерошила волосы. Да, эти строки прекрасно описывают нынешнее положение.       Она перехватила Пибоди после собрания. Цапнула их под руки тем же манёвром, каким они зажали её в тиски при первой встрече. Мида посмотрела на Инид с благодарностью; Арти натянуто улыбнулся.       — Итак, теперь вы двое делите не только Картера, — сказала Инид. без тени сомнения. Пибоди покрылись одинаковыми пятнами румянца.       — Это не то...              — Нет-нет, ты не так...       — Почему именно делить? — собрался с мыслями Арти. Мида решительно закивала. — Разве мало у нас двоих... Общего?       — Ваши романтические интересы волнуют меня в последнюю очередь, — отмахнулась Инид. — Бэлор. Теперь вы оба — его хозяева.              Мида снова закивала. Кажется, она опять собралась плакать. Какая же она лёгкая на это дело. Лицо Арти потеряло всякое выражение:       — Может и так. Какое это имеет значение?       Инид шокированно на него уставилась. Никакого, ты всего лишь сделал именно то, от чего годами защищал сестру. Совершеннейшая ерунда. Мида всё-таки разрыдалась и Инид пришлось отпустить обоих Пибоди. Арти со вздохом притянул сестру к себе.       — Ну что ты, Мида? Теперь нас ничего не разделяет. Если в пропасть, то вместе, разве так не лучше?       Инид отвела глаза, не желая смотреть на эту сюрреалистическую картину. Арти не был выше Миды и едва ли был сильнее. Они вообще не сильно-то отличались телосложением: оба мелкие, как воробушки. На Артемиде сегодня нет украшений, Артемиус позволил вьющимся волосам лежать, как им вздумается, не стягивая в обычный хвост. Короче говоря, сейчас, когда Арти тоже начал всхлипывать, Инид засомневалась, что, если они оба вздумают тут рыдать, она будет в состоянии их различить.       — Так, идём в вашу комнату. Тихо, спокойно, без истерик. Мида, Мида, спокойно... Там и поговорим.       Артемида кивнула. Она неприятно поблекла — бледная, заплаканная, потерявшая свою живость. Арти подхватил её под руку, Инид, поняв идею, зеркально повторила его жест, и они аккуратно отконвоировали несколько дезориентированную Миду в комнату Пибоди.       На месте Арти усадил сестру на кровать и всучил ей стакан воды. Теперь сидит, привычно гладит её по спине в попытке успокоить.       — Надо поторопить вашего Картера, он же знающий человек, верно? Поможет разобраться с вашим демоном, это же что-то... Чего не должно было произойти?       — Здесь не с чем разбираться, — мягко улыбнулся Арти. — К тому же он отправился в Арктику и у него нет таких средств, как у семьи Уэнсдей, чтобы обзавестись спутниковым телефоном и оплачивать эти безумно дорогие звонки. Он приедет, когда приедет, вот и всё.       — Не с чем разбираться... — бормочет Мида, — ты сошёл с ума, братец.       — Ах, Мида, — Арти поцеловал её в висок, — как странна твоя логика! Ты сама урываешь каждую секунду, в которую я не обременяю тебя свои обществом, чтобы пообщаться с Бэлором. Он же твой «дорогой котик», твой «верный друг», твой «проводник на путях неведомого». Но стоит мне с ним связаться, как ты объявляешь меня сумасшедшим. Разве ты не рада, сестра? Я больше не буду твоим надсмотрщиком; мы вместе будем гулять тайными тропами и, если понадобится вновь пролить кровь, наши руки будут держать оружие вместе...       Мида закрыла лицо руками. Арти расхохотался; в его смехе звучали нотки безумия. Инид перехватила падающий стакан и мрачно задумалась, где её жизнь свернула не туда. Здесь даже нет Уэнсдей, её генератора ужаса и загадок. Нет, это друзья Инид, проблемы Инид.       За её спиной раздался смешок.       Ну разумеется, и этот здесь.              — Что тебе нужно, — процедила Инид сквозь зубы. Пибоди и в нормальном состоянии не удивились бы разговору с пустотой; сейчас они вовсе ничего не замечали.       — Всего лишь хотел рассказать один забавный факт. Уверен, твоим друзьям тоже будет интересно. С их именами, — демон хихикнул, — о, им понравится.       — Ты не можешь назвать человека по имени, пока он его не скажет? — устало спросила Инид.       — Может быть. Не важно. Итак, эти имена! Тебе наверняка будет интересно узнать, что у старой ведьмы был сын с таким же именем, как у твоего приятеля. Чёрт знает, где ведьма взяла эту искаженную латинизированную версию. Артемис — оригинальное греческое звучание имени богини Артемиды. Видишь ли, ведьма хотела назвать ребёнка напрямую в честь Гекаты, но, к её сожалению, родился мальчик. Пришлось придумывать обходные пути.       — И какое же отношения вся эта история имеет к Пибоди?       — Самое прямое, — усмехнулся демон. — Они ведь жили недалеко друг друга, старик-колдун и старая ведьма. Они общались, и колдун отлично знал, почему ведьма назвала сына именно так.       Демон держит паузу. Наверное, она призвана заставить Инид испытать нетерпение, задать вопрос. Господи, да плевать она хотела на Мельмота и его замшелые сказки.       — Какое отсутствие любопытства! — Мельмот закатил глаза и заговорил быстрее. — Геката — покровительница колдовства, а так же один из эпитетов Артемиды.       — Ведьма назвала сына в честь богини ведьм. Удивительно.       — Тем более удивительно, что она не собиралась учить своих детей колдовству, им была уготована другая участь. Итак, её сын носил имя покровительницы колдовства, потому что это показалось ведьме забавным, ведь она собиралась с помощью его жизни усилить свою власть. Теперь я наконец привлёк твоё внимание?       — Ещё раз, — Инид терпеливо вздохнула, — при чём тут мои друзья?       Демон посмотрел на неё как на форменную идиотку, что, нужно сказать, делал хотя бы раз на протяжении каждой из встречи:       — Совсем кратко: мать собиралась убить твоих приятелей, когда они достигнут возраста девяти лет, во время того же ритуала, что пыталась провести старая ведьма. Теперь достаточно просто?       — Почему именно девяти?       — То есть больше вопросов у тебя нет? Число хорошее, в самый раз для таких ритуалов. Каббала, мудрость, три тройки, боже, просто спроси кого-нибудь другого. Важно то, что ведьма убила собственного сына ради силы. Держи это в памяти, когда она в очередной раз вздумает с тобой говорить.       — Что она делает? — пробормотал Арти.       — Все лишь говорит с демоном, не обращай внимания.       Близнецы сидели обнявшись и, похоже, несколько успокоившись. Инид не нашла лучшего момента, чтобы спросить:       — Не знаете, почему мать хотела принести вас в жертву?       Артемиус застонал:       — Ещё и это, чудесно, лучшей семьи и желать нельзя.       — Ты не знал? — удивилась Мида. — Разве не помнишь, как я спросила у отца в тот день, когда мы играли в прятки: «папа, зачем мамочке нужно нас убивать». — Арти покачал головой. — Бэлор сказал мне, что она это сделает в следующем году. Сказал, будет печально, если умрёт такая хорошая девочка, — Мида невольно хихикнула.       Инид чувствует непреодолимое желание расспросить Арти, как часто он уводил сестру сначала от доброжелательных дяденек с конфетами, после — от обаятельных мужчин с тысячами невыполнимых обещаний и тяжёлыми кулаками.              — Он не говорил, что за ритуал собиралась провести ваша мать?       Мида пожала плечами:       — Каждый раз уходит от разговора. Разве это важно?       Более чем, подумала Инид.       Арти попросил её удалиться. Инид не протестовала: близнецы выглядели устало. Похоже, они спорили весь день; Инид надеялась, что хотя бы ночь они проведут спокойно.       Оставался вопрос, как Арти смог увидеть Бэлора сегодня и как это удалось маленькой Артемиде. Она постарается узнать это завтра.       Инид не сомневалась, что за ритуал хотели провести обе ведьмы. Гуди сама сказала, что собиралась навсегда привязать демона к себе, без возможности унаследовать эту связь. Чтобы защитить своих потомков, так она сказала. Разве может человек, убивший собственного ребёнка, знать цену родству?       Мельмот сорвал ритуал и Бэлор поступил точно так же. Даже лучше: он действовал на опережение, предупредив Миду. Что-то не нравилась демонам такая перспектива.       Совершенно очевидно, что Мельмот и Гуди вовлекают её в свои игры. Каждый пытается перетянуть её на свою сторону, показать свои лучшие стороны и худшие черты другого. Неужели надеются, что Инид повлияет на Уэнсдей?       Нет, она не с того начинает.       Почему ведьма и демон борются друг с другом? Почему им обоим нужна благосклонность Уэнсдей?       Итак, чего они хотят?       Мельмот сказал, что хочет сменить хозяйку. Что они с Уэнсдей отлично договорятся, что Уэнсдей будет в безопасности рядом с ним. Если говорить о конкретных делах, он лечил Уэнсдей от лихорадки. Зачем?       Далее, Гуди сказала, что хочет подчинить Мельмота. Освободить потомков от демона, поскольку они не смогут подчинить его в полной мере и будут обречены стать его игрушками. Кроме того, ведьма говорила, что не может долго контролировать тело Уэнсдей, когда она здорова.       Следовательно, Гуди нужна больная Уэнсдей, слабая Уэнсдей. Мельмот не хочет подчиняться приказам хозяйки; похоже, он вообще не особо хочет её видеть. Ему по крайней мере выгодно, когда Уэнсдей здорова.       Почему они так много ей рассказали и так явно проговаривались? Давали так много зацепок о себе?       Инид захихикала. Тут всё очень просто: обе твари сочли её дурой и не слишком осторожничали со словами. Для них вся её ценность сводилась к влиянию на Уэнсдей, к тому, что можно назвать постельными разговорами.       Инид с нежностью подумала, что её Уилла никогда бы не допустила такой ошибки в отношении своей Herzchen. Уэнсдей не пренебрегала её умом.       Возвращаясь к тому, зачем им благосклонность её Уиллы... По видимости, в её власти избавиться от Гуди или позволить ей окончательно привязать к себе демона. Инид передёрнуло. Неужели здесь нужен тот же ритуал, требующий смерти ребёнка? Да ещё, похоже, собственного. В таком случае, разве Гуди не собиралась поддерживать подвешенное состояние Уэнсдей годами?       Здесь ещё есть о чём подумать.       Инид тряхнула головой. Спокойно, она ещё обсудит все эти факты с друзьями.       Фокус, выкинутый Арти... Впечатлял. Это глупое, опасное, ещё раз — предприятие... Инид понимает его мотивы. По крайней мере, думает, что понимает.       Артемида отчаянно саботирует попытки Артемиуса разделить её и Бэлора. Несмотря на сложное отношение к демону, она продолжает искать его общества. Едва ли Мида считала это хорошей идеей, иначе не была бы в таком ужасе от возникновения связи между братом и демоном.       Другими словами, Артемиус годами наблюдает, как его дорогая сестрица осознанно и упорно несётся в пропасть. Удивительно ли, что он устал?       Арти... Что за злосчастный характер! Не проще ли предоставить Артемиду её судьбе? По-видимости, он слишком привык защищать сестру. В достаточной мере, чтобы она утащила его за собой даже против воли.       Инид потёрла переносицу. По делу за раз. Сегодня она уже ничем не поможет ни Пибоди, ни Уэнсдей. Собственным расследованием она тоже займётся завтра.       Инид достала папку с рукописью и открыла ноутбук. Посмотрим, сколько страниц она сможет перепечатать за вечер.

***

      Уэнсдей вылетает утром.       Мать долго обнимает её перед самолётом:       — Тучка, прошу, будь осторожна. Я боюсь, что твоё здоровье серьёзно подорвано. Знаешь, до нашей встречи твой отец был очень болезненным человеком, и сейчас я опасаюсь, что ты унаследовала эту его черту.       Уэнсдей неловко похлопала мать по спине:       — Будет не более чудовищно, чем любая семейная встреча. К тому же это последняя моя поездка, после неё я собираюсь пожить в Аркхеме до экзаменов.       — Хорошо, дорогая, — мать отпустила её и улыбнулась своей обычной сдержанной улыбкой.       Уэнсдей лететь практически сутки. Она привыкла к перелётам, но это не значит, что они ей нравятся.       Она подумывала заняться своей историей, но заснула, стоило самолёту подняться в воздух.       Она уже несколько месяцев не может вспомнить, что именно ей снится. Как жаль, ведь эти сны оставляли по себе не только усталость, но и удовлетворение. Будто она возвращалась домой после опасного приключения.       Она шла рядом с чёрным человеком... Нет, с Мельмотом, по узким сумрачным улицам старинного города. Извилистые переулки переходили один в другой, задворки узких цветастых домой сливались в единую стену, каблуки Уэнсдей неспешно постукивали по брусчатке. Она не видела крыш, но знала, что большинство из них покрыты красным шифером.       — На пристань, дева? Хочешь взойти на корабль?       Уэнсдей качает головой:       — Не сегодня. Разве в лесу неподалёку нет входа в норы упырей? Идём, я хочу их исследовать.       Мельмот усмехнулся:       — Как скажешь, дева.       Они шли сквозь крохотную площадь с изящным медным фонтаном, поезелевшим от воды и времени, когда Мельмот сказал кое-что необычное:       — Тебе нравятся эти сны, дева?       — Разумеется, — рассеяно сказала Уэнсдей. Она засмотрелась на диковинных алых птиц, играющих у фонтана. — Жаль лишь, что я не помню их после пробуждения.       — А хотела бы?       — Что за вопрос, друг мой? Конечно, я хочу этого.       — Ты могла бы прийти сюда наяву, — мягко сказал Мельмот. — Могла бы взять с собой любого, кого захочешь.       Уэнсдей показалось, что он имел ввиду Инид. Разве он её знает? Воспоминания о неспящем мире размывались и путались, но Уэнсдей помнит девушку-волчицу так, будто имя Инид выгравировано на её костях.       — Собак ведь нужно выгуливать? — Уэнсдей рассмеялась с несвойственной ей нежностью. — Мне есть, кого сюда привести. Ты хочешь предложить что-то конкретное?       Уэнсдей знает имя своего спутника, но помнит, что его нельзя называть, пока Мельмот не представится сам. Сказанное имя — совсем не то, что узнанное из третьих рук. Она тоже никогда не называла ему своё. Что-то внутри властно диктовало: это плохая идея.       — Разумеется, дева. Возьми игрушку своей волчицы и мы поговорим наяву.       — Разве тебе не нужно моё имя?       — Разве не лучше открыть имена в неспящем мире?       Уэнсдей взглянула на друга ничего не выражающими глазами. Неспящий мир отсюда казался таким далёким, таким незначительным. Неужели кто-то может решить, что он интереснее?