Вой на высокой ноте

      Уэнсдей просыпается, когда стюардесса начинает разносить еду. Она пьёт свой отвратительно слабый кофе и бесцельно разглядывает бескрайний океан внизу. Тихую синюю воду испещряют бурые полосы. Уэнсдей чуть улыбается: она знает, где они пролетают.       Саргассово море, этот неопределенных размеров кусок Атлантического океана, очерченный несколькими сильными течениями. Бурые полосы под ними — водоросли. О да, их здесь много. Очень, очень много.       В детстве Уэнсдей много читала об этом месте. Здесь нашли знаменитый корабль-призрак — Марию Целесту. Корабль, на котором остался нетронутый груз, но ни одного человека, ни живого, ни мертвого.       Кладбище кораблей.       Уэнсдей просит до отвращения милую стюардессу сделать кофе по её высоким стандартам. Женщина не теряет своей профессиональной улыбки, но теперь, проходя мимо Уэнсдей, каждый раз бросает на неё обеспокоенные взгляды. От человека, пьющего восьмерной эспрессо, можно ожидать любой глупости. На всякий случай она прокручивает в голове порядок действий при захвате самолёта.       Уэнсдей привычно не обращает внимания на странное поведение человека.       Водоросли внизу похожи на узор на песке в пустыне. Они и есть главная опасность этого места: в таком количестве они замедляют большинство кораблей. Кроме того, ветров здесь немного, а течение слабое. Это означает штиль и все его радости... Разве нужно объяснять, какие?       Жаль, что они не пролетят над бермудским треугольником — Саргассово море и его захватывает, но он явно далеко от линии курса.       Уэнсдей даже отсюда видит кое-что ещё, плавающее на воде. Белое, серое, иногда пёстрое. Мусор. Его здесь не так много, как в тихоокеанском мусорном пятне. Ещё бы, то, что называют мусорным островом, размерами превосходит некоторые материки, превзойти его — небанальная задача.       Как там Ирма? Как глубоководные справляются с этим омерзительным месивом, болтающимся от поверхности до самого дна?       И всё же, хорошо, что они жили в океане. Если кто-то и жил в некогда великих реках, теперь его жизненный путь окончен. Раньше в реки сливали обычные, не слишком опасные, человеческие нечистоты; теперь — мусор и промышленные отходы. Река, где среди мусора под воздействием всевозможных антибиотиков возникают новые крохотные формы жизни, против которых ещё нет оружия.       Инид сказала бы, что Уэнсдей слишком мрачно смотрит на мир. Впрочем, откуда Уэнсдей знать её мнение, если они об этом не говорили? Уэнсдей достаёт блокнот и углубляется в роман.       Человечество отвратительно, и только воображение немного оправдывает его существование.

***

      Что ж, Инид печатает достаточно быстро. За вечер оцифровано около двадцати процентов романа, так что у неё есть законный повод для гордости.       Сны у неё привычно поганые: что-то расплывчато-ужасное про Гуди и Мельмот, болтающийся вокруг со своим многословным бредом. Однако, в какой-то момент декорации меняются на нечто прежде невиданное.       Инид стоит на круглой площадке из гладкого белого камня со сложным узором тёмно-зёных прожилок. Кажется, мрамор. Она подходит к невысокому ограждению из такого же камня, чьи плавные очертания не подходили на какой-либо виденный ею ранее архитектурный стиль.       Под ней простирался город. Белый мрамор, чёрный мрамор, серый мрамор и вовсе неизвестные ей материалы складывались в высокие тонкие башни, и в дома, и в каналы. Острые крыши поблёскивали почерневшим от благородной патины золотом и позеленевшей бронзой.       По многочисленным каналам текли светло-голубые воды, такие чистые и прозрачные, что Инид могла разглядеть их дно, выложенное мозаикой, и стайки многоцветных рыб, выпрыгивающих из воды. Через каналы перекинулись многочисленные мостики из мрамора и металла, хрупкие на вид, но наверняка крепкие.       Проследив за истоком каналов, Инид поняла, что город выстроен на берегу моря, или, что вернее, частично в море. Море: сейчас она обратила внимание на его свежий солоноватый запах.       Можно было подумать, что такой город из камня и металла, врезавшийся в море, будет скуден на растительность, но прямо над его узкими улицами и широкими каналами раскинулась причудливая сеть неведомых Инид растений, смутно напоминающих виноградные лозы.       И всё это светилось, блестело, сияло в лучах предзакатного солнца.       Инид никогда ещё настолько не хотелось просыпаться. Ей казалось, что она видела нечто чудесное, но память уже ускользала. Золото, солнце...       Нет, не вспомнить.       Она поймала Пибоди ещё утром, но Арти отослал её заниматься своими делами. Сказал, они заняты, нет особой срочности в разговоре и Мида уже спокойна. Если им и нужно что-то обсуждать, в чём он совершенно не уверен, это можно сделать и вечером.       Жаль, что сегодня она остаётся без звонка Уэнсдей. В этот раз уговор был на звонок поздним вечером для Уэнсдей, что было около обеда по времени Инид. Но Уэнсдей прилетит в Кейптаун только следующим утром по времени Инид. Плюс семь часов, значит, в ЮАР будет клонящийся к вечеру день.       У Инид голова болит каждый раз, когда нужно вести подсчёты с этой разницей во времени. Какая же контринтуитивная штука! Интересно, если на часовом поясе +12 будет одно число, какое будет на поясе -12? Ведь это будет предыдущее, разве не так? Прошедший день. Так странно! Хотя, наверное, это логично, если представлять землю не плоской картой, а глобусом, медленно вращающимися под лучами солнца. Если оставаться на месте, твой день будет длится столько, сколько нужно планете для полного оборота, но, если быстро двигаться в сторону заката или восхода, твой день будет длинней или короче. Уэнсдей будет лететь день, но обгонит солнце ещё на несколько часов.       В любом случае, весь этот запутанный процесс приводит к тому, что у её Уиллы на семь часов больше. Есть в этом что-то пугающее, будто Уэнсдей ускользает в будущее, пока Инид безнадёжно вязнет в настоящем.       В этом настоящем Инид рыщет по университетским архивам. После осенних, — подумать только, уже декабрь, — поисков у неё остался навык работы с древними картотеками. В прямом смысле древними: Инид наивно надеялась, что в двадцать первом веке можно было бы использовать, даже не знаю, компьютеры? Нет, дорогой читатель, глотай пыль из бесконечных ящиков с неисчерпаемыми рядами карточек, чеши частым гребнем ворох плохо структурированной информации.       По крайней мере, её нынешнее небольшое официальное расследование продвигалось без особых проблем.       Какие интересные вещи можно почерпнуть в газетных архивах! По крайней мере, Инид стало понятней отношение к Уэйтли, из семьи которых происходил отец близнецов. Фотография омерзительных и противоестественных останков Уилбура Уэйтли сделана аккурат под дверью этой библиотеки.       Статья о дальнейших событиях в Данвиче, однако, более чем невразумительна. Что-то о невидимой твари, убийствах и вмешательстве двух профессоров и библиотекаря Мискатоникского университета. Инид даже почувствовала корпоративную гордость.       По видимости, отец близнецов был кем-то из родственников именно этих Уэйтли. Неудивительно, что он поспешил сменить фамилию.       Возможно, он даже знал, насколько опасны колдуны, и всё же... Он пытался убить собственную дочь. Инид потребовалось не больше пары секунд, чтобы решить: она бы ни за что не пошла на подобное. Как бы то ни было, что бы ни было совершенно членом семьи, нет. Просто... Нет.       Инид вздыхает. Она отлично понимает директрису Уимс. Разумеется, если бы они могли решить вопрос самостоятельно, Уэнсдей бы не втягивала официальные власти. Она всего лишь оценила ситуацию точнее, чем Уимс, и действовала в своём стиле, беспардонно и категорично срезая углы.       Что бы сделала Инид, явись к ней Уилла такой, какой Артемиду увидел отец: замаранной чужой кровью, ведомой неведомой тварью по неведомым тропам, следующей противоестественному пути, чуждому Инид?       Услием воли она подавляет рефлекс, — естественную и единственную разумную реакцию на угрозу, — выпустить когти. Она даже не уверена, что дело ограничилось бы когтями. Пора учиться самоконтролю, девочка, строго напомнила себе Инид.       Разумеется, она поступила бы как Артемиус. Устранить угрозу, скрыть следы и заботиться дальше — какие ещё варианты можно помыслить?       Позже Инид спрашивает об истории Уэйтли Джейн, что, возможно, следовало сделать ещё давно.       — Это не самая приятная история. Несмотря на сомнительную репутацию твоих друзей, подчеркну: их отец происходил из ветви, чертовски далеко отстоящей от старого колдуна и его несчастной дочки, — Джейн прошлась по комнате, собираясь с мыслями. С минуту постояла у окна, тоскливо покосилась на дверь. Затеваемый разговор ощутимо ей не нравится. Наконец, опустилась на кровать и продолжила:       — Я и сама совсем немного знаю. Твои Пибоди, может, и побольше расскажут. Короче говоря, лет тридцать назад жил в Данвиче старый Уэйтли, его имени всё равно никто не помнит, и его дочь Лавиния. Жили они отшельниками, ни с кем не общались. Лавиния здесь, наверное, самая большая жертва: старик не позволил ей ни образование получить, ни выйти замуж, ни уехать. Все её знания сводились к старым книгам колдуна, из которых она едва ли что-то понимала. С Лавинией немного общалась моя бабка, кажется, порой они вместе гуляли по старым холмам. Бабка всегда обрывала рассказ на этом месте.       Джейн умолкла и задумалась. Был ли это многажды обдуманный вопрос или он только пришёл ей на ум? Она тряхнула головой:       — Может, Лавиния и хотела бы её чему-нибудь научить, но я что-то сомневаюсь, что старик должным образом учил её саму. Кстати, твоих друзей не любят ещё из-за витилиго. Это не то чтобы предрассудки, просто бедная Лавиния болела альбинизмом и людям чудится связь.       Дальше Джейн продолжила гораздо более сжато:       — Лавиния родила странного ребёнка. Даже для Данвича странного, — Инид впервые задумалась, почему Джейн так спокойно реагирует на неё и Уэнсдей. Раньше казалось, что это просто адекватное человеческое поведение, но, возможно, она просто привыкла к странным людям и происшествиям с их участием.       Если подумать ещё, Джейн явно успела что-то разузнать о Пибоди, и не похоже, чтобы эта информация хоть немного её обеспокоила. Что это говорит? Что Джейн — отличный друг и на редкость вменяемый человек.       — Через несколько лет Лавиния и её отец умерли при непонятных обстоятельствах, ещё через пару лет сын Лавинии был убит в нашей библиотеке и без одежды оказался не слишком похож на человека, — Джейн поморщилась: — На мой вкус, публикация подробностей анатомического строения других людей, даже мёртвых, это просто неприлично.       Инид неопределённо пожала плечами. По мнению Инид, месиво из щупалец, глаз, присосок и прочих отростков непонятного назначения на посмертной фотографии Уилбера Уэйтли заслуживало публикации.       — Потом начался большой бардак. Родители рассказали, что в одночасье пропала целая семья и неведомая огромная штука носилась вокруг города, разрушая строения, валя деревья и убивая скот. Потом явились господа из нашего университета и с тех пор тварь исчезла.       Джейн кривовато улыбнулась:       — Из-за них я и приехала сюда учиться. В городе нужен хоть один знающий человек, способный совладать со подобной дрянью. Она у нас... Не так редка, как хотелось бы.       Инид моргнула:       — И в этом тебе поможет что, диплом?       Джейн закатила глаза:       — Получить его будет вовсе неплохо, но нет. Я здесь больше ради оккультных знаний и связей с правильными людьми.       — Уже нашла кого-нибудь?       Джейн смотрит на Инид достаточно долго, чтобы до той наконец дошло: вот её и причислили к правильным людям.       — Уэйтли? Слышала, вроде с ними была какая-то неприятная история, — рассеянно говорит Артемида.       Близнецы мирно собирают пазл. Инид не чувствует себя лишней: ей приятно просто держать друзей в поле зрения, занимаясь своими делами. Заглянув вечером к близнецам и найдя их в порядке, она вернулась к ним в комнату с ноутбуком и рукописью. Пибоди благожелательно выделили ей стол и вернулись к своему занятию.       Инид представляет насмешливый голос Уэнсдей: «Ты как овчарка, Herzchen. Одним глазом приглядываешь за отарой».       Артемиус кивает:       — Вряд ли это что-то хуже, чем по линии Пибоди.       А потом Инид рассказывает всё, что удалось узнать. В какой-то момент близнецы полностью переключили внимание на неё, бросив пазл. Артемиус подёргал чуть вьющуюся прядь, из тех, что была выбелена болезнью:       — Чудненько, и здесь колдуны. Итак, Мида, отсюда мы выносим следующий урок: заводить детей от сомнительных тварей — плохая идея.       Артемида шлёпнула его по руке:       — Хватит, станешь лысым и некрасивым! Инид, кинь кубик Рубика с тумбочки.       Арти принялся крутить игрушку. Инид вздыхает: Уэнсдей подобным не успокоить, она не любит возвращаться к решённым загадкам.       — На самом деле, это любопытная история. И самое любопытное здесь, кто в итоге прибрал к рукам книги?       Арти и Инид смотрят на Миду с одинаковым недоумением:       — И на что они тебе?       — Убавь скепсис, братец. Отец уничтожил все книги матери и добился только того, что мы остались невежественны и беспомощны. Мы вынуждены полагаться на слова Бэлора и обрывки книжных знаний, из которых большая часть — чистейшая чушь.       — В этом есть смысл, — неуверенно соглашается Инид. — Да... Да, так и есть. Я ищу знаний, чтобы помочь Уэнсдей, и, если их единственный надёжный источник — книги отвратительных колдунов...       — Инид, — сухо прерывает её Арти, — ты о нашей матери в том числе говоришь, — он кривовато улыбнулся: — Шучу. Подруга, ты говоришь о нас, и, может, о своей Уэнсдей.       — Уэнсдей? — растерянно спрашивает Инид. — При чём тут она?       — Слушай, а братец прав, — удивлённо подмечает Мида. — Вокруг девчонки крутится демон, соблазняющий стать его новой хозяйкой. И кем, ты думаешь, она станет, если согласится? Прямо как мы, — Артемида засмеялась с преувеличенным весельем.       Инид, наконец, понимает: Пибоди не успокоились, всего лишь скрыли нервозность. По крайней мере, страх за брата мотивирует Миду перестать слепо идти на поводу у своего... Котика.       — Этот разговор ни к чему не приведёт, — ладно тебе, Инид, ведьма Уэнсдей лучше одержимой Уэнсдей. Да и разве ты не примешь любое её решение? — Думаю, если книги остались в семье, вам действительно стоит их забрать.       — Вам? — печально спрашивает Мида. Артемиус и Инид напряглись, но слёз не последовало. По крайней мере, пока.       — Нам, — неловко кашлянула Инид. — Я только к тому, что они ваши.       — Варианты? — уточняет Арти.       — Предлагаю просто съездить. Наглейшим образом упасть на хвост Джейн и надеется, что там есть гостиница или хоть что-то похожее.       — Звучит разумно, — Мида на стороне Инид. — Через пару недель каникулы. Что вы на меня так смотрите? Ну давайте, пожертвуем успеваемостью, вылетим и лишимся общежития, у нас же у каждого миллионы в банке!       Арти поднял глаза к потолку, избегая взгляда Инид:       — Не хотелось бы это признавать, но родители действительно оставили нам один дом, пропитанный чёрт знает какими заклятьями, и ни единого цента. Стипендия, общежитие, библиотека и избыток свободного времени для исследований сейчас совершенно не помешают.       Инид моргнула:       — И где же вы живёте летом?       Близнецы синхронно морщатся:       — Не хотелось бы настолько его обременять.       — У вас нет родни?       — Такой, чтобы захотела нам помочь? — недоумение в глазах Арти расстраивает Инид. — Подруга, родня матери подтвердила наше алиби, но они же не идиоты. Сбросили сирот на попечение государства и велели никогда не показываться им на глаза, — он хмуро глянул на Инид: — Только не подумай, что я ною. Всё у нас нормально.       — Я впервые слышу про родственников отца, — Мида не глядя похлопала брата по бедру. Взгляд Арти смягчился. — Они про нас, наверное, тоже ничего не знают. Интересная выйдет встреча.       — Люди, — ворчит Инид, — могут оставлять щенков на волю случая и милость других. Никак к этому не привыкну.