End of Lies, Feels Voidgazer is Coming

как holy fvcking Хэмингуэй, 3 Но явно меньше 70 слов охуительная история

***

— А-а-ак-ки, напомни-ка мне… мы действительно соберёмся продолжать резать… Ладно я, пока мы ещё дышим, смогу до конца тебя съесть… Но ты надеешься, что больше ко мне не притронешся, чтобы… Мужчина и женщина, или самка с самцом… адмирабиллис давно было известно, что у самоцветов и лунерианцов пол не определяется как по базовым признакам, так и в поведении. И пусть несколько эгоистично будет звучать то, что женщина в характере и склонностях может уступать мужчине, и наоборот — индивидуальность нужна и сама по себе прекрасна, пока используется во благо чего бы то ни было. Внешнее отличие может говорить о многом, но тоже способно сбить с толку, ведь самоцветы обращаются в общении от лица обоих полов, хоть и выглядят женскими особями в коротких шортах, как можно сказать и о груди, когда явно кажется, что её нет. Так с чего ради у развитых медуз настолько очевидно выражено половое различие прежде всего на вид? Неужели они наиболее ярко выраженные потомки людей, чем все… и вообще люди упоминаются в преданиях, что можно считать бредовыми небылицами, как и их главных персонажей. — Да, успей меня съесть, и так мне не придется отсекать тебе… что угодно, я еле перенес тот факт, что воткнул в тебя меч… — Ак-ки, брат, как же ты так… как же я тебя люблю, но не… пхв-вфух… не надейся, что ритуал будет завершен. Дорежь меня, или я сама… Лунерианцы прибегают к насилию, чтобы захватывать и забирать в плен. Самоцветы совершают его, чтобы отбивать атаки и сохранять гармонию на земле, впрочем, также и защищаясь. А что до адмирабиллис, то им приходится… защита нападением не должна быть работой, как у блестящих камней, куда больше похожих на девушек, чем на бесполых существ. А им, медузам, приходится вдвойне защищать свое право на существование — и смертны они, и красивы, и наделены возможностью продолжения рода. — З-з-замолчи, чёрт, твой перфекционизм сейчас в такой момент сущее зло! Меня ешь, меня режь, а я считаю священным дорожить тобой и твоим телом! — Не завершить хуже, чем не сделать с самого начала, так что не смей жалеть! Ни о чем не жалей, и мы закончим одновременно! Пока жизнь куда больше означает борьбу и насилие, чем свободные вдохи воздуха и отсутствие беспокойств за себя и тех, кто дорог… лучшим выходом остаётся приблизить себя к смерти? Чтобы спустя долгие годы не выяснить, что ничего не изменится, и каждые сутки будут состоять из попыток сохранения потомства любой ценой… раз оно является основной надеждой на перерождение и восстановление многочисленности. Зачем бороться, если тело смертно и с каждым годом увядает, и стоит ему разрушиться, первой придет мысль… что всё осталось, как было, даже с большей агрессивной мощью. Или надежда, способная воплотиться в настоящее — та вещь, что стоит любых усилий? — Сколько мы ухитрились пройти при… кхе-хкх… при таких ранениях… при стольких ранениях… Не очень оказалась идея совершить нам вместе последнюю прогулку, чтобы полоса, где мы… Но это нужно, тем более теперь, когда всё так близко… — Ужасно то, что мы с тобой, сестра, пожелали сотворить… Если будут помнить о нас, проходя мимо… или по этой дороге, где мы… у-уву-ух, наследили кровью… значит, у нас получилось. Только скажи — и мы перестанем, остановимся и доведём дело до конца. Сотворить из самих себя икону надежды или означающий возрождение мемориал — настолько противоречивый, и всё же благородный поступок, что каждый решит сам, как в итоге отнестись ко всему этому. Сами бы король Акулеатус и королева Вентрикосус не приняли и долю мысли, что памятники могут возводиться при жизни тех, кто оказался создан рукотворно. Потому что не боги, чтобы делать так, а личности, что задушены основной задачей и множеством воспоминаний проклятого прошлого, как бы сильно не любили друг друга. Как мужчина и женщина… и, возможно, более благородные стороны людей, будь правдой их существование в ну очень далёком прошлом.