Порок

      Оглушающий взрыв раздается в западной части заброшенного склада, от чего находящиеся там военные в панике покидают здание, а остальные, наоборот, бегут к месту происшествия, желая устранить проблему. Крики и вопли перемешиваются с паникующими людьми, но группа двигается четко, даже не подозревая, что сама гонит себя в ловушку. Чонгук лежит за металлическим ящиком, плотно сжимая пистолет. Лицо его перепачкано в саже, а оголенные руки покрыты множеством царапин и ран. Взорвать газовые бочки оказалось задачей не из легких, а не пострадать от взрыва и вовсе тяжелой. Зато огромное огненное облако, точно заметят в городе и на место прибудут патрулирующие военные. Его военные.       Громкий звук множества шагов раздается из ближнего прохода, поэтому Чонгук группируется, стараясь остаться незамеченным. Первая его попытка сбежать состоялась неделю назад, но успехом не увенчалась. Зато, блуждая по зданию, альфа успел приметить кучу газовых баллонов, благодаря чему составил незамысловатый план.       Два дня он отковыривал неплохой кусок стены, а остальные долбил этим куском цепь, прикрепленную к ноге. Наблюдая за движением солнца через маленькое окно, он просчитал когда приносят отвратительный ужин, подметив, что происходит это один раз в день в одно и тоже время. Как только цель была уничтожена, не составило труда неожиданно вырубить человека, приносящего еду, а затем двигаться к цели.       Четверо мужчин врываются в помещение, стараясь предотвратить возгорание остальных баллонов. Чонгук видел их лишь мельком и даже не подозревал, что их здесь настолько много, благо большинство из них не взорвались, иначе альфа бы мгновенно умер. Правда это натолкнуло на определенные мысли. Зачем столько баллонов? Для чего группировке нацеленной на свержение власти столько газа? Теракты, происходящие ранее, были небольшие, поэтому не могли требовать такого количества вещества. Тогда зачем?       Альфа выскакивает из своего укрытия, схватив ближайшего человека, и точным движением руки сворачивает тому шею. В окружающей суматохе никто не замечает, что один напарник исчез, чем пользуется Чонгук, хватая второго военного за волосы и сильно прикладывая лбом об стену. Мужчина протяжно кричит, от чего двое других оборачиваются, выудив из кобуры оружие. Четкий удар ногой выбивает пистолет из рук одного, а затем раздается резкий выстрел. Чонгук хватается за раненое плечо, тихо шипя и отскакивая к баллонам.       Новый взрыв раздается слева, от чего все трое падают на пол, перекатываясь по бетону. Глава поднимает расфокусированный взгляд, стараясь осмотреться вокруг. Огонь распространяется слишком быстро и буквально через несколько минут достигнет дальнего ряда, на котором все еще стоят целые баллоны. Здание сейчас взлетит на воздух.       Голова ужасно трещит, а раненое плечо отдает болью при каждом движении. Глава старается как можно скорее подняться, но новый выстрел заставляет его повалиться на спину. Попадание точное. В грудь. Чонгук на секунду теряется, стараясь отогнать ужасающий звон в ушах, а затем поднимается вновь. Если он выживет, то будет молиться только на Юнги, который заставил его надеть чертов бронежилет. Времени нет. Нужно бежать. Нога ужасно болит от падения, поэтому хромым шагом, небрежными перебежками он направляется к двери, когда шепот за спиной заставляет остановиться.       — Помоги, — раненый солдат лежит на полу около торчащего куска метала. Во время второго взрыва его откинуло прямо на него, поэтому в районе плеча красуется ужасная открытая рана. Именно он стрелял в Чона, ведь его напарник после взрыва не двигался. Тяжелый выбор. Спасти своего убийцу, рискуя своей жизнью или спасаться, наплевав на геройство? Чонгук выбирает месть. Такую сладкую и холодную. А лучший способ отомстить врагу — не быть похожим на него.       — Давай, — альфа кривится от боли, закидывая солдата на здоровое плечо, а затем сильно тянет к выходу. Мужчина протяжно мычит, но продолжает неуверенно ковылять, стараясь как можно быстрее добраться до выхода.       Оказавшись в коридоре Чонгук слышит сильный хруст за спиной и понимает, что не успел. Не успел спастись. Звуки вокруг замирают, и альфа погружается в странное пространство, которое в нашем обществе принято называть «за секунду до…». Надеяться надо до последней минуты. Но в последнюю минуту можно и перестать.       Чонгук слышит смех. Он обволакивающий и приятный. Он ни с чем его не спутает. Так смеялся восьмилетний Хосок, когда отец подарил ему на Рождество машинку, о которой он так давно мечтал. Чонгук тогда даже забыл открыть свой подарок, когда брат так заливисто смеялся, скача по комнате. Брат. Его опора, его сила. Сколько раз Чонгук благодарил небеса за него? Слишком мало. Он ведь столько раз падал, и лишь теплая улыбка и крепкая рука Хосока всегда заставляли подняться. Они ведь поругались прямо перед отъездом.       — Прости, мой Хоуп!       Ощущает теплые морщинистые руки на лице. Он никогда не забудет эти руки. Отец. Они не виделись уже несколько месяцев, и Чонгук так сильно об этом жалеет. Он бегал по континенту, уничтожая все на своем пути, уделял все свое внимание врагам, совсем позабыв о родных. Если бы он только мог лишь на секунду увидеть его, он бы упал на колени, положив голову на ноги отцу, и сказал лишь тихое «прости». Прости за то, что так редко приезжал. Прости за то, что был таким ужасным ребенком.       — Прости, что умираю, отец.       Терпкий медовый запах заполняет легкие, от чего Чонгук сильнее тянет воздух носом. Чимин. Бог сделал ему слишком щедрый подарок, отдав своего самого лучшего ангела. А он все испортил. Он жалеет о том, что поставил свои желания слишком высоко, подойдя к свету слишком близко. Стоило забыть Чимина. Наблюдать за ним со стороны, боясь запятнать грязью нежные крылья. Но он был таким эгоистом. Не о чем жалеть. Несколько мгновений рядом с ним стоили всех девяти кругов ада, через которые он обязательно пройдет, дабы отправиться на небеса в надежде отыскать его там. Он никогда к нему не подойдет, ведь не заслужил света, но заслужил покой. Знать, что Чимин в безопасности — покой.       — Прости, ангел.       Мощный взрыв раздается позади, а альфа сильнее втягивает воздух. Перед смертью не надышишься. Так мало сделано, но так много ошибок допущено. Резкий удар в плечо, сильный удар об бетон, и протяжный крик откуда-то снаружи. И нет света в конце тоннеля, не слышно протяжный плачь близких. Только тьма и тишина. ***              Тэхен шаркает тапочками по полу в сторону двери. Протяжный звонок оторвал его от разбора рабочих документов, которые главврач так любезно позволил взять домой. После успешной выписки своего первого пациента работы значительно прибавилось, ведь потенциал Кима раскрывался сильнее с каждым днем. Теперь он работал в больнице полную рабочую неделю, а к индивидуальным занятиям прибавились еще и групповые. Тэхен ужасно уставал, но несмотря на это все равно бежал вечерами в больницу, дабы навестить друга. Теперь навещать некого. Уговоры, крики, скандалы — ничто не заставило Хосока раскрыть местонахождение Чимина. А на все протесты ответ был один и тот же: за каждым из них может быть слежка, и только Хосок может контролировать это.       Тэхен распахивает входную дверь, но не видит никого, кроме огромного букета нарциссов, застилающего обзор. Вскоре из-за белых бутонов выныривает улыбающаяся голова главы Чон, который подмигивает, высунув кончик языка. Омега на это лишь тяжело вздыхает, а затем захлопывает дверь прямо перед носом обескураженного Хосока. Ишь умный нашелся. Думал принесет цветы, и Тэхен кинется к нему в объятия. Еще чего… Омега цену себе знает и банальными подарками его не задобришь. Все-таки он еще злится на альфу за постоянные тайны и интриги, а теперь еще и наглое похищение друга.       — Ну, Тэша, — скулит глава, легонько толкая дверь ногой. — Ну прекрасный мой, прости меня.       Омега дует губы и, сложив руки на груди, идет на кухню, а Хосок довольный тем, что его не прогнали, бежит следом.       — С красотой твоей ни один букет мира не сравнится, — продолжает альфа, кладя цветы на столешницу. Тэхен от заявлений краснеет и задыхается от возмущения. Решил комплиментами задобрить? Вот же наглый.       — Пошел вон, — возмущается брюнет, а затем хватает лежащую около раковины тряпку, бросая ее прямо в лицо главе. — Думаешь, я дурак наивный? К своим клубным омегам будешь с цветами бегать!       — К каким омегам? — Хосок выпучивает глаза, явно не ожидавший такого заявления.       — Думаешь, я не знаю, — Тэхен хватает губку и вновь с размаху кидает в альфу, но тот успевает увернуться, отбегая на другой конец столешницы, что ты каждый вечер в клубе пропадаешь!       — Так это же мой клуб, — возмущается Хосок, наблюдая за тем, как брюнет хватает тряпку с пола. — Я там работаю.       — Знаю я, как ты там работаешь! — кричит Тэхен, нанося точный удар тряпкой в ухо. — Кобель!       — Тэхен перестань, — визжит Хосок, в очередной удар уворачиваясь от несчастного куска ткани, которым омега норовит его прибить.       — Еще и друга моего похитил, — брюнет с разгону запрыгивает на несчастную столешницу, но альфа успевает отбежать назад. — Маньяк!       Омега, запыхавшись, оседает на стол, что Хосок ошибочно принимает за перемирие и, подойдя ближе, вновь получает тряпкой в лицо. Тэхен встает на ноги, но альфа успевает выхватить мнимое оружие из его рук, на что брюнет, не растерявшись, хватает близлежащую сковородку.       — Положи! — вот тут глава уже не на шутку напрягается, ведь, зная взрывной характер Кима, можно поцеловаться с сковородкой. — Пожалуйста, дорогой!       — Щас я тебе положу! — Тэхен делает шаг в сторону, но запинается и падает на пол, больно ударившись бедром об угол. Омега потирает ушибленное место, тихо шипя, пока альфа выхватывает сковороду, унося подальше. Хосок поднимает его на руки, усаживая обратно на столешницу и начиная нежно поглаживать бедро.       — Я влюбился в истеричку, — улыбается, смотря в карамельные глаза.       — Это я то истеричка? — Тэхен толкает его в грудь, а альфа начинает заливисто смеяться. — Я не истеричка! — омега складывает руки на груди и дует губы, явно недовольный реакцией.       — Я сказал, что люблю тебя. А ты услышал только слово «истеричка».       Брюнет выпучивает глаза, резко притихнув. Хосок сказал, что любит его? Может ему послышалось? Может уставший от работы мозг, выдает желаемое за действительное? Нелепо моргает, продолжая пялиться в никуда. Если бы несколько месяцев тому назад кто-то сказал ему, что сам Чон Хосок будет признаваться ему в любви на кухне, он бы плюнул лжецу в лицо. А если бы он еще добавил, что от признания сердце зайдется в бешеном ритме, а бабочки в животе станцуют лезгинку, то ударил бы прямо в нос. В одной фразе – жизнь и погибель, в одном поступке – свобода и рабство. В этот момент оба они осознают, что игра окончена. Никто из них не выиграл, но каждый из них проиграл. Тэхен проиграл своим моральным убеждениям, жизненным принципам, окончательно потеряв голову от того, кого за километр стоило обходить стороной. Хосок проиграл глазам цвета самого горького коньяка. Кто ж знал, что самым сильным противником окажется невысокий омега с темными, как воронье крыло, волосами. Чонгук говорил, что любовь — слабость. И был прав. Рядом с ним он перестает быть главой государства, а становится просто Чон Хосоком, которому тоже бывает больно, обидно и одиноко. Но за пределами его объятий, он будет самым сильным человеком на земле. Ведь ему есть за что бороться. Есть ради кого жить. Больше не хочется засиживаться допоздна на работе, ведь есть к кому вернуться. Любовь — это слабость, ради которой хочется жить.       — Думал ли ты когда-нибудь, что будешь иметь такую власть над таким, как я? — Хосок подходит ближе, обнимая омегу за талию и утыкается носом в шею, вдыхая родной запах нарциссов. — Кто бы еще главу Чосока гонял по кухне тряпкой?       Тэхен издает тихий смешок, прижимаясь ближе. Одной фразы оказалось достаточно, чтобы вся злость испарялась, а на ее место пришла сладкая истома наслаждения. Любит. Хосок его любит.       — Это значит, что мы теперь вместе? — тихо говорит, немного отпрянув, дабы взглянуть альфе в глаза.       — Нет, — Тэхен от ответа начинает ерзать на месте, а глава только сильнее улыбается. — Ты же еще не сказал, любишь ли ты меня? — Хосок поднимает пальцами подбородок омеги, дабы тот не опускал голову.       — Я тоже тебя люблю, — брюнет смущается, а щеки начинают гореть адским пламенем, от чего хочется опустить глаза, но крепкая рука, удерживающая подбородок, не дает этого сделать.       Хосоку слова больше не нужны, ведь дар речи он все равно потерял. И он целует его. Целует так, будто через секунду в землю врежется метеорит. Так, словно вчера - уже не важно, а завтра никогда не наступит. Целует и кажется, будто ведь мир полыхает в огне, а жар его ощущает лишь он. Теплая одинокая слеза счастья скатывается по его щеке, и он не до конца осознает, как сильно любит его. Он любит его так сильно, как солнце любит небо, а небо любит солнце, так сильно, как звезды любят темноту, в которой они чудесны. Любит его так, как маленький мальчик любит бегать по лужам, как котёнок любит каждый новый день. Так его любит, как снежинки любят укрывать пушистые лапы елей, как музыкант любит слушателя, а поэт — читателя. Любит его так, как дожди любят меланхолию, а осень любит дожди, как птицы любят полет, как какао любит одиночество, а одиночество — запах какао. Любит его так, как бумага любит чернила, как небоскребы любят высоту, как море любит скалы, как недвижимый лес тишину. Так же сильно любит его, как Набоков любил бабочек, а бабочки свою красоту.       Любит его так, как одуванчики любят май, как скрипящий от пыли асфальт любит первые капли дождя, которые потом превращаются в лужи, по которым так любит бегать маленький мальчик, в которых отражаются яркие звёзды, так любящие темноту, звезды, что живут в необъятном прекрасном небе, которое любит солнце, так же сильно, как Хосок любит Тэхена.       Омега разрывает рубашку на его груди, избавляясь от ненужного куска ткани, а затем обнимает ногами за бедра, прижимаясь ближе. Хосок мычит в поцелуй, подхватывает брюнета за ляжки и несет в спальню, останавливаясь у каждой стены, чтобы углубить поцелуй.       Холодные простыни кровати дружелюбно встречают два горячих тела, окутывая приятной прохладой. Тэхен извивается, то вцепляется руками в плечи, то царапает ногтями спину, не находя покоя ни в сантиметре кожи. Хосок отрывается лишь на секунду. Он годами искал истинное искусство в музеях, а оно всегда таилось здесь — в небольшой квартире, в спальном районе. Оно пряталось от мира, но досталось именно ему. Темные растрепанные волосы рассыпаются причудливыми узорами по подушке. Нефритовые глаза затуманены, а блестящие от слюны губы немного приоткрыты. Он так его любит, что в разгар его лихорадочной страсти задает самому себе вопрос, не убить ли его, чтобы он не принадлежал никому другому.       Юное тело покрывается багровыми следами, а у альфы появляются следы на сердце. Тэхен пахнет цветами, а у Хосока бутоны внутри распускаются, больно давя на грудную клетку. Омега кричит от удовольствия, а главе хочется кричать от счастья.       — Я так тебя люблю, — шепчет, пока брюнет расстёгивает надоедливую пуговицу на его штанах. Впивается в искусанные губы, ощущая приятный привкус карамельного латте, которое так любит Тэхен. Одежда летит в стороны, а омега извивается, пока альфа покрывает поцелуями его ребра, спускаясь ниже по впалому животу. Тихий вскрик слетает с губ, когда очередной поцелуй оказывается на головке. Хосок никогда так не делал. Считал это мерзким и унизительным — отсасывать омегам. Но Тэхен не может быть мерзким. Каждый сантиметр его кожи прекрасен, каждый вздох слетающий с губ — самая приятная мелодия. Брюнет захватывает пальцами его волосы, когда Хосок вбирает глубже, и протяжные стоны отлетают от стен. Плевать на свое желание, когда можно доставить удовольствие ему. Но Тэхен считает иначе. Несколько минут махинаций и он уже тянет альфу вверх, вновь впиваясь в губы и обхватывая ногами бедра. Омега толкается вперед, явно выказывая желание, а Хосоку дважды повторять не нужно.       Глава врывается в горячее тело быстро, ведь знает, что Тэхен уже привык к его размерам. И лишь тихий вскрик, плавно переходящий в жаркий стон и маленькие ручки, так сильно вцепившиеся в накачанные плечи, не дают альфе сойти с ума. И никто не узнает, что в небольшой комнатке самый могущественный человек государства — болен. Судьба к нему неумолима. Дураки. Несите прочь медикаменты. Болезнь любви неизлечима!       Соленые капельки пота стекают по вискам, а мокрые волосы прилипли к лицу, закрывая обзор, но Тэхену видеть не нужно. Он чувствует заботу в каждом прикосновении, в каждом вздохе и движении. Слезы начинают струей катиться по щекам, а окружающий мир превращается в расплывчатые силуэты.       — Тебе больно? — Хосок останавливается, убирая с лица омеги волосы.       — Нет, — брюнет машет головой. — Я просто очень счастлив.       Глава бережно целует его в лоб, возобновляя движение. Нежно очерчивает миниатюрную ручку, останавливаясь на ладони, а затем переплетает их пальцы. И жест этот настолько трепетный и будоражащий, что ребра вот-вот разорвутся, а с открытый ран распустятся причудливые бутоны цветов.       ***       Хосок лежит на кровати, делая медленные затяжки сигареты. Дым клубами струится вверх, растворяясь в легком потоке сквозняка из приоткрытого окна. За дверью слышится тихий шум журчания воды, потому что Тэхен убежал в душ. На предложение пойти вместе он лишь улыбнулся и толкнул альфу в плечо. Глава хочет повернуть голову к окну, чтобы увидеть прекрасную россыпь звезд, но слышит, как дверь со скрипом открывается и отворачивается, дабы созерцать что-то более прекрасное.       Тэхен в лунном свете выглядит очаровательно. Белое махровое полотенце висит на аккуратных бедрах, и Хосок на секунду задерживает взгляд на капельке воды, которая капнула с влажных волос и, скатываясь по ухоженному телу, скрылась в складках полотенца.       — Хватит на меня пялиться, — фраза должна была звучать возмущенно, но омега произносит ее с улыбкой на лице.       — Скажи спасибо, что просто смотрю, — Хосок хлопает по подушке около себя, призывая брюнета лечь рядом, что он с удовольствием делает.       — Дай мне номер Чимина, — Тэхен невинно хлопает глазками и глупо лыбиться, ожидая ответа.       — Это приказ? — альфа улыбается, хватая брюнета за руку и подминая под себя.       Одной рукой он упирается около его головы, тем самым нависая сверху, и растягивает улыбку, словно у Чеширского кота.       — Именно!       — Слушаюсь и повинусь, господин Ким! — Хосок наклоняется ближе, намереваясь вновь впиться в любимые губы, но протяжная телефонная трель заставляет отвлечься. — Сегодня точно кто-то умрет! — глава вздыхает, но с кровати все же поднимается. Несколько минут блуждания по комнате и около тумбочки находятся штаны, из которых он быстро достает мобильный. — Что тебе нужно, Намджун?       — Кое-что произошло, — голос у него явно взволнованный, от чего альфа немного напрягается. Что могло такого случиться, что Ким беспокоит его в нерабочее время?       — Не томи!       Грудь спирает спазмом, а сердце бушует так, словно у него самая тяжелая форма тахикардии. Слова отдаются пульсирующей болью в голове, не позволяя нормально думать. Слова, после которых Хосок умер без возможности когда-то переродиться.       — Чонгук мертв. Нужно приехать на опознание. ***       Хосок не помнит как оказался на границе. Даже не подозревает, что за люди ходят вокруг него. Он не знает, сколько прошло времени, какой сейчас день недели или вообще год. Он лишь устало потирает глаза в надежде избавиться от зуда и продолжает глядеть в никуда. Кто-то с ним разговаривает, трясет за плечи и даже дает пару пощечин, но альфе плевать. Кажется, его сознание находится в своеобразном защитном коконе и не воспринимает всю поступающую информацию, дабы уберечь мозг от сильной эмоциональной встряски.       Дверь машины открывается, и его буквально силой вытаскивают на воздух. Первое, на что стоит обратить внимание — это тишина. Убийственная. Она посапывает на ветках деревьев, словно ленивая коала, и как же хочется стукнуть по столбу, чтобы та грохнулась вниз. Снова голос. Снова его тянут за локоть не пойми куда. Он шагает рассеянно, не боясь споткнуться. Каждый шаг отдает в теле пульсирующей болью, заставляя пальцы на ногах поджиматься. Мир перед глазами плывет, не давая сфокусироваться на одной точке. Чем дальше они идут, тем больше появляется вокруг людей. Они громко переговариваются между собой, кричат и бегают в разные стороны. Военные, врачи, судмедэксперты создают ощущение жужжащего осиного гнезда, да так, что хочется упасть наземь, прикрыв уши. Альфа останавливается, прикрыв рукой глаза из-за резкой головной боли, трусит головой, желая прогнать неожиданное наваждение, но ничего не выходит.       — Хосок, ты слышишь меня? — словно из-под толщи воды раздается знакомый голос. — Хосок! — его трясут за плечи, тошнота начинает подкатывать к горлу, а желание очистить желудок растет с каждой секундой. А ведь не от чего его очищать. Когда он последний раз ел? Сколько бы он не старался отыскать эту информацию в закромах сознания — безрезультатно. Будто все, что происходило до этого дня, смешалось в одну абстракционную картину, разобрать на которой что-либо невозможно. — Да очнись ты! — звонкая пощечина обжигает кожу, отрезвляет. Глава будто выныривает из колодца, наконец вдохнув свежего воздуха. Моргает, бегло оглядывается по сторонам, задерживает взгляд на здании — единственном здесь. Большая часть его разрушена, ошметки стройматериалов разбросаны по всей территории, а уцелевшие стены наклонились в тихой мольбе о помощи. Они вот-вот рухнут.       Среди толпы выныривает темная копна волос, стремительно направляющаяся в его сторону. Юнги. Чертов Мин Юнги здесь.       — Что здесь случилось? — спрашивает Хосок, сам пугаясь своего голоса: охрипший, грубый, разбитый.       — Военные докладывают, что взорвались газовые баллоны, — Намджун отвечает бегло и явно раздражительно. Вероятно, он уже говорил это главе, но тот, находясь в прострации, пропустил это мимо ушей. — Все, кому удалось выжить, были пойманы, с ними работает полиция, а после их передадут нам.       — Как Чонгук оказался здесь? — вопрос, ответ на который знать не хочется.       — Его похитили, — в разговор вступает Юнги, немного запинаясь. — Еще во время пожара на старом заводе.       — Почему ты не доложил мне? — голос Хосока становится стальным.       — Меня сильно ранили, — продолжает немного скукожившись, ведь понимает, что конкретно ошибся. — Я три дня был в отключке, а после не хотел поднимать шумиху. Я знал, где находится Чонгук, поэтому думал, что смогу справиться сам. Резкий удар приходится четко в нос, Юнги отшатывается назад, но крепкие руки на толстовке не дают упасть.       — Справился? — Хосок шипит, наклоняясь ближе к его лицу. — Если мой брат мертв, отправишься за ним в ад.       Если… Он не хочет признавать, что Чонгука больше нет. Неудивительно. Хосок не знает, что такое терять. Самое ужасное, что произошло — это смерть папы, да и того он практически не помнит, поэтому потеря далась ему легко. Он рос в окружении любви и тепла, о нем всегда кто-то заботился. Хосок не знает боли. Не знаком с разочарованием. Поэтому поверить в потерю самого близкого человека выше его сил.       — Эй, успокойся! — Джун отталкивает взбушевавшегося главу от Юнги. — Позже будете выяснять отношения.       Альфа отходит, прекращая сверлить взглядом Мина и закуривает. Бегло осматривается вокруг, пока зрачки не замирают на людях во врачебных халатах, которые выносят из разрушенного здания два прикрытых тканью тела. Не может быть. Это не может быть реальностью. Сигарета вылетает из рук, и альфа практически бегом спешит к носилкам. Намджун, проследив за траекторией его движения, направляется следом, недовольно скривив лицо.       Хосок замирает. Первый раз в жизни страх парализует его. А если там Чонгук? Что тогда? Что делать дальше? Он боится. Боится поднять чертову ткань и убедиться в своих догадках. Работник больницы бросает сочувствующий взгляд, а затем сам убирает накидку. Боль оказывается такой неожиданной, сильной и незаслуженной, что Хосок даже не заплакал, а очень сильно удивился. Это не его брат. Это вообще не человек. Это нечто. Намджун сразу же отвернулся, глава Чон понял, что желудок все-таки придется очистить, и лишь Юнги продолжал смотреть. Хотел узреть плод своих трудов. Хотел, чтобы совесть мучала его до конца жизни, а ужасная картина навеки застыла перед глазами.       Тело, навеки замершее в ужасающей позе, выглядело отвратительно. Кожа приобрела темный, обугленный оттенок, а на некоторых участках красовались огромные волдыри. Рот был приоткрыт в немом крике, а на месте глаз остались лишь бездонные черные впадины. Иссушенные руки были согнуты в локтях, а черные пальцы неестественно торчали в разные стороны. Трудно было поверить в то, что когда-то это было человеком. А еще труднее в то, что Чон Чонгуком. Хосок же на развернувшуюся картину смотреть больше не решается. Он немного отходит в сторону, упираясь рукой в уцелевшую стену и долго выворачивает желудок. Стоит лишь на секунду поднять взгляд, как среди кромок деревьев он вновь видит ее. В этот раз она не грустит и не сочувствует. Она улыбается. Насмехается над его горем. Но альфа не злится на нее. Он совсем ничего не чувствует, только еще больше убеждается, что это его брат.       — Вы подтверждаете, что это Чон Чонгук? — за спиной раздается голос врача.       — Похоже на то, что это можно опознать? — Намджун говорит раздраженно, видимо злость это его защитная реакция.       — Это он, — Хосок подходит медленно, и голос его охрипший звучит безэмоционально. — Кто второй?       Юнги переводит взгляд на близлежащее тело, с которого медработник также убирает ткань. Мужчина выглядит не менее отвратительно, но невооружённым глазом заметно, что в размерах он явно меньше, чем первый.       На место происшествия прибывают еще несколько машин, в которых Намджун быстро узнает репортеров. Чертовы стервятники.       — Скорее увозите тела, — отдает он последнюю команду, а затем тянет Хосока к машине. Альфа не сопротивляется, двигается рассеяно, но старается быстро перебирать ногами, дабы поспевать за другом. Он не знает, куда они поедут и что будут делать. А толку двигаться дальше, если душа навеки осталась около здания в поле. ***       Тэхен практически не дышит, притаившись за цветочным горшком. Он чувствует себя тайным агентом из самого дешевого фильма про детективов. Нервно поглядывает на наручные часы в надежде, что не ошибся. Ровно в полдень в квартиру Хосока должен прийти гувернант, тогда то он и проникнет на запретную территорию. Номер друга альфа так и не дал, поэтому брюнет строго решил, что отыщет его сам. Самым глупым и одновременно самым разумным решением оказалось проникнуть в квартиру Хосока, пока тот отсутствует. А сегодня его точно не будет дома.       Омега начинает нервно стучать ногой, то и дело поглядывая на время. Ну где же он? Не может ведь его незамысловатый план рухнуть, даже не начавшись. Двери лифта медленно открываются, и невысокий омега преклонных лет, выходит наружу. По специальной одежде Тэхен быстро понимает, что ждал именно его. Коленки от предвкушения начинают дрожать, а победная улыбка расплывается на лице. Мужчина подходит к двери, но вместо того, чтобы вбить код, звонит в звонок. Брюнет задерживает дыхание. Точно. Чимин точно там. Стоит двери за ним захлопнуться, как Тэхен выскакивает из мини укрытия, подлетая к цели. Поправляет одежду, радуясь маленькой победе и звонит в дверь. Вот Хосок наивный. Думал, его так просто обвести вокруг пальца? Знакомое лицо показывается из квартиры, а омега от удивления роняет сумку на пол.       — Чон Сок?