Порок

      Хосок ногами к полу прирос, не в силах и слова выдавить. У него океаны внутри бушуют, волнами с головой накрывают, не давая воздуха в легкие набрать. Года старые раны не заживили, лишь повязки новых воспоминаний наложили, теперь же он чувствует, как они открываются, вновь кровоточить начинают. Боль эта давно позабытая прорастает внутри огромным деревом, которое своими ветвями норовит перекрыть трахею. В нем даже надежда не теплилась, он покрыл ее огромным слоем земли, под которым брат лежал. Альфа убрал все их совместные фотографии, вещи раздал на благотворительность, а старые игрушки, которые они хранили как память, теперь покоятся где-то на чердаке. Перекрыл воспоминаниям кислород, дабы они раны не жгли, адскую боль принося. Теперь же, увидев перед собой высокого альфу, точную копию своего брата, глазам поверить не может. Чонгук в свободных хлопчатых брюках и черном лакированном плаще, выглядит, как актер с обложки журнала, но точно не как живой человек. Таким Хосок его и видит. Лишь образом, затерянным в уголках сознания, который душу до сих пор истязает. Он вошел в кабинет один раз, а биений сердца альфа испытал не меньше десяти. Прошлое оказалось не мертво. Оно оказалось даже не прошлым.       — Это правда ты? — глава сначала шмыгает носом, а потом щеки трет стараясь слезы скрыть. Как ему себя в руки взять? Как по кусочкам собрать? Стоило брату лишь взглянуть на него, как он сразу всю силу и мощь растерял. Теперь он ощущает себя тем маленьким мальчиком, который ужасно боялся собак, но Чонгук всегда его защищал. Вспоминает, как брат к себе его прижимал, когда очередной труп на улице обнаруживали. Лишь сейчас он осознает, насколько был неполноценным последние несколько лет. Вроде живой человек, со всеми конечностями, но огромного куска не хватает. Теперь он понял, что это. Просто некому было защищать его от собак…       Чонгук делает шаг первым и, схватив брата за пиджак, к себе тянет. Хосок теплый, как их любимый детский какао, родной, как утренний воздух, который так принято пахнет выпечкой и предвкушением нового школьного дня. Сказать, что он не скучал - солгать. Сказать, что он его ненавидит - солгать. Сказать, что он его простил - солгать вдвойне.       Поглаживает рукой волосы, теплым дыханием ухо опаляя. Хосок его чувствует, от него электрические разряды по телу бегут. Его брат дышит. Такая простая вещь как дыхание, становится самой желанной в мире, когда оно прекращается. Только бы он не ушел, только бы не оставил вновь, а позволил рядом посидеть, тихие вздохи послушать. Большего и желать нельзя.       — Какой же ты сентиментальный, Хоуп, — по голосу слышно, что альфа улыбается, а глава от родного обращения чуть на землю не падает. Уже четыре года никто его так не называл. Родной голос остался лишь приятным воспоминанием, а сейчас вновь звучит.       — Я, кажется, словил белочку, — Хосок отодвигается, разглядывая лицо напротив. — Иначе, как еще такое возможно.       — Тогда мы словили ее вдвоем, — слева раздается охрипший голос Намджуна, который в себя никак прийти не может. Перед ним же сейчас живой призрак стоит, и улыбается так нагло. Он ведь собственными глазами обгорелый труп видел, сам гроб нес и первую горсть земли бросил. Теперь же глазам своим не верит, думает, чудится ему.       — Как же ты постарел, старый друг, — Чонгук руки в стороны расставляет, приглашая Кима в объятия. Сколько лет плечом к плечу шли, а теперь Намджун и слова вымолвить не может. — Что ж вы все меня так боитесь, — альфа резко дергает руководителя за жакет, за широкие плечи обнимая. Джун твердый, как скала, стоит, каждой клеточкой тела напряжённый. А все потому, что, кажется, в этом кабинете в Бога уверовал, ведь иначе происходящее объяснить не может. Нерешительно поднимает руки, опуская на спину Чонгука. Что-то есть странное, во всем этом. Что-то его душе покоя не дает, но альфа это отметает, стараясь о подобном не думать. Первым тревожным звонком стало то, что мужчина ничем не пахнет. Чонгук с момента полового созревания сильными феромонами выделялся так, что его сначала носом чувствовал, а только потом видел. Теперь же привычный запах корицы испарился, будто и не было никогда.       — Где он? — дверь распахивается, с грохотом ударяясь о стену. На пороге стоит взволнованный, тяжело дышащий и потрепанный бегом Мин. Он быстрым взглядом нужный объект находит, грузно воздух через нос выпуская. — Ах, ты подонок, — делает резкий выпад, удар кулаком точно в челюсть. Чонгук отшатывается, хватаясь за ушибленное место, и тихо шипит. Юнги делает несколько шагов назад и трясет ушибленной рукой. Хосок перепуганно к брату подбегает, аккуратно под руку придерживает.       — Ты теперь пылинки с меня сдувать будешь? — улыбается Чонгук, разглядывая взволнованного брата. Он на Мина не злится, примерно такой реакции он и ожидал, правда думал, что это будет Намджун. Но так даже лучше. У Кима удар поставлен четко, так, что можно было умереть, Юнги же больше балуется. Мнимую злость выказывает, хотя подрагивающие губы выдают его волнение с потрохами.       — Где ты был? — альфа падает в кресло, вальяжно складывая руки перед собой. От него теплых объятий никто и не ждал. Он свою любовь иначе выкажет.       — Это долгая история, — Чонгук вальяжно падает в кресло, указывая рукой на мини-бар. — Налей мне выпить. Как только у каждого в руках оказывается такой востребованный стакан с виски, все в ожидании разглядывают альфу, подмечая про себя незначительные изменения. Черные волосы немного длиннее чем раньше, а пирсинг на нижней губе зарос. Теперь вместо него красуется небольшое кольцо в брови и тоненькая сережка в одном ухе. Через ткань темной рубашки проступают ярко выраженные ключицы, а из-за рукава видно огромную татуировку, которая заходит на ладонь. Альфа стал гораздо худее и немного убавил в массе, но такая фигура ему даже больше к лицу. Теперь он больше похож на знаменитую телезвезду, а не на головореза.       Чонгук делает лёгкий глоток, немного сморщившись от горького вкуса. Хосок всегда любил жутко дорогое, но отвратительное пойло.       — Говори уже, — нетерпеливо нарушает тишину Юнги.       — Я уже почти и не помню тот день, — начинает альфа, раскачивая коричневую жидкость в стакане. — Меня ранил вражеский солдат, но, несмотря на все, я решил спасти его. На плечах к выходу нес. Когда взорвались баллоны, он оттолкнул меня в комнату и накрыл своим телом. Правило двух стен знаете? — изгибает бровь, оглядывая сосредоточенных друзей. — Если от источника взрыва вас отделяет две стены, то есть шанс выжить. Стена, конечно, пала, но он закрыл меня своей спиной. Я не помню, когда я очнулся, помню лишь, что было адски больно. Я лежал, придавленный кучей камней и полуживым телом. Не буду рассказывать как выбирался, приятного там мало. Но я вылез и вытащил солдата с собой. Когда приехали военные, я думал, что кошмар позади. Но это оказались не наши люди, — вздыхает, закидывая ногу на ногу. — Чтобы не быть пойманным, мне пришлось двигаться перебежками через лес. Когда бежать не оставалось сил, очнулся Хенджин. Он практически не мог двигаться и был измазан в запекшейся крови, но рассказал мне, что неподалеку есть охотничий домик, который они нашли при осмотре леса. Там мы провели неделю. Связаться с вами я не мог, оставалось лишь ждать хотя бы частичного восстановления организма.       — Что же вы ели? — прерывает рассказ Юнги.       — Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответы, — ухмыляется Чонгук и, выждав пару секунд тишины, продолжает рассказ: — Когда мы более менее пришли в норму, я хотел вернуться, но меня переубедил Хенджин. Это был чертов заговор против нас, — неожиданно скалится альфа. — Практически все влиятельные семьи Чосока объединились, а мы, как слепые мальчишки, гонялись за собственным хвостом. Более того, многие влиятельные люди заграницей положили глаз на мой континент.       — Наш, — тихо прерывает гневную тираду Хосок.       — Наш, — кивает Чонгук. — Хенджин сказал, что это мой шанс. Пока они думают, что ты ни о чем не подозреваешь, а я мертв, мы ударим с центра. Так я и покинул Чосок, чтобы присоединиться к врагу.       — Почему ты не рассказал нам? — задумчиво произносит Намджун, не отрывая глаз от пола. — Мы бы боролись вместе.       — И проиграли бы, — тянет. — Нужно было действовать тихо и умно. Если бы они заподозрили, что вы догадываетесь, то ударили бы незамедлительно. Два года я путал им карты, давал неверные наводки и все больше углублялся в дела. Множество их войск перешли на мою сторону, и сотни людей присоединились ко мне с жаждой выгоды. Это было не сложно. Мне не впервые свергать власть, — ухмыляется неудачной шутке. — Я победил, оставив под собой империю из крови. Я хотел вернуться домой, но понял, что возвращаться некуда. Каждый из вас жил своей жизнью, в которую я больше не входил.       — Зачем тогда вернулся сейчас? — резко выпаливает Юнги, а альфы недоуменно на него смотрят. Хосок немного скалится, что не ускользает от внимания Чонгука. Что значит зачем вернулся? Он же его брат, его до глубины души будоражит мысль, о том, что брат сомневался в своей надобности ему.       — Соскучился, — растягивает приторную улыбку альфа, сощурив взгляд. Юнги всегда задавал правильные вопросы. Об уме человека легче судить по его вопросам, чем по его ответам.       Мин несколько секунд смотрит в ответ, явно раздумывая над его словами. Чонгук на него и ставил. Всегда знал, что этот альфа мыслит за десятерых. Если бы кто-то и начал сомневаться в нем, так это он. Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая дает возможность не поддаваться готовым воззрениям и системам, и сами создают свои взгляды и выводы на основании живых впечатлений. Они ничего не отвергают сначала, но ни на чем и не останавливаются, а только все принимают к сведению и перерабатывают по своему. Юнги единственный, кто не поддался эмоциям долгожданной встречи и сделал выводы из того, что видит и слышит, а не из того, что чувствует.       — Я очень устал с дороги, — резко вскакивает Чонгук, прорывая напряженную тишину. — Можем ли мы пожить на твоей вилле? Пока я не подыщу новое жильё, разумеется.       — Мы это? — тянет Хосок понимая, что на вилле его сын.       — Хенджин будет со мной. Он вам понравится.       — Думаю, вечером соберемся все вместе, — кивает глава, отталкиваясь от стола, на который облокотился ранее. — Отпразднуем твое возвращение.       — Обязательно, — отвечает Чонгук, а затем, попрощавшись, покидает кабинет.       В зале повисает напряженная тишина. Каждый раздумывает о своем, а нервозность, витающая в воздухе, нарушается лишь тиканьем часов.       — Он сейчас на полном серьезе сказал, что воевал с влиятельными семьями Чосока, а мы даже не заметили? — начинает Юнги, оглядывая всех присутствующих. — Он думает мы идиоты?       — Ты сомневаешься в его словах? — выпаливает Хосок, явно недовольный гнусными обвинениями. Его самый близкий человек только сейчас вернулся, а его уже пытаются в чем-то обвинить.       — У него нож в сапоге, глок за поясом, бронежилет и кастет в кармане, — рассуждает Намджун, рассказывая о своих наблюдениях. — Разве так едут на встречу с родственниками?       — Не смейте его обвинять, — глава бьет рукой по столу, разворачиваюсь к окну. Грудная клетка ходит ходуном от тяжелого дыхания, а в душе жар нарастает. Болезненный диалог больше никто не решается начать, погружаясь в свои мысли. ***       Чимин на ходу надевает шелковый халат, спешно завязывая на груди. Он только решил расслабиться, принять ванну с успокаивающими маслами, как вбежала запыхавшаяся прислуга, сообщая о странном визите. Немного отодвигает штору, чтобы выглянуть в окно. Около дома стоят множество бронированных машин, а большое количество людей заносит в дом какие-то вещи и ящики. Босыми ногами ступает по холодному полу, спускаясь вниз.       Весь первый этаж уставлен чемоданами, саквояжами и странными деревянными тарами, которые излучают не самый приятный запах. Как только он решает окончательно спуститься и разузнать у переполошенной прислуги о произошедшем, как сердце падает в пятки, а дыхание заходиться в бешеном ритме. Грациозной походкой в раскрытую дверь входит черная пантера, оглядывая жутким взглядом обстановку. На шее у нее красуется увесистый ошейник инкрустированный огромными сияющими камнями. Хищник проходит к дивану, будто знает это место на память, укладываясь на подушки. Вытягивает лапы, протяжно зевая, благодаря чему демонстрирует острые клыки. Чимин уже представил, как эти самые зубы разрывают его плоть, от чего сильно кукожится. Прислуга опасливо поглядывает на животное, но продолжает сновать вокруг, будто уже знает о наличии кошечки.       То, что происходит дальше, вообще выходит за рамки реальности. Громкий стук грубой подошвы о кафель и в дверях появляется высокий силуэт. Чимин теряет дар речи, осознавая, что его самый большой кошмар стал реальностью. Волосы на затылке моментально встают дыбом, а в глазах темнеет. Он словно падает в пропасть, которой не видно конца, тонет без возможности на спасение, распадаясь на миллионы осколков под темным взглядом.       Чонгук оглядывает омегу долго, стараясь впитать образ, который чудился ему во снах. Чимин был прекрасен. В чертовом шелковом халате выглядел, как настоящая порно-звезда из самых сокровенных фантазий. За взглядом из-под пушистых ресниц, немного подрагивающими губами, аккуратными изгибами тела и тонкими руками скрывалось гибельное, притягивающее очарование. Глубоко тянет носом воздух, стараясь уловить медовые нотки. Хоть бы не рухнуть на пол, не разрушить тщательно выстроенный образ, сохранить эмоцию безразличия на лице. Хотя желание завыть на луну растет в геометрической прогрессии.       Чимин же дышит часто, стараясь мысли в кучу собрать. В голове полная каша из эмоций, среди которых самое выделяющееся далеко не страх, а ненависть. Губительная, всепоглощающая она разрастается словно злокачественная опухоль, растекаясь по венам нейротоксином. Она будто всегда знала, что Чонгук жив. Ждала своего часа, дабы выплеснуться наружу ураганом, уничтожающим все на своем пути. Барьер, выстроенный в голове рухнул, осыпаясь вниз надеждами на лучшее.       Омега резко срывается вверх, спешно залетая в их с Хосоком спальню. Если эта тварь жива, то он поможет ему умереть. Переворачивает всю гардеробную вверх дном, ища заветную вещь. Знает, где глава прячет оружие на непредвиденный случай. Холодная рукоятка приятно пощипывает кожу, когда находка оказывается в руках. Он убьет его и глазом не моргнув, собственными руками душу вытрясет, уничтожит чудовище мучившие его годами. Может тогда израненное сознание успокоится, с реальностью смириться сможет.       Быстро бежит вниз, совсем позабыв о других людях в доме. Перед глазами лишь он стоит, а все остальное размытым фоном становится. Чонгук стоит около барной стойки, но быстро оборачивается на приближающийся запах меда.       — Сдохни, тварь, — оглушающий выстрел отбивается от стен, а стеклянная люстра осыпается осколками на пол. Пользоваться пистолетом он не умеет, а с помутневшим сознанием это еще сложнее. Чонгук по инерции присаживается, прикрывая голову рукой. А сердце в бешеном ритме заходится, смотря на такого Чимина. Адреналин кровь будоражит, приятными спазмами в конечностях отзывается. Если и умирать от чьей-то руки, то только от этой хрупкой, которая дрожит, но продолжает пистолет до побеления костяшек сжимать.       Снова выстрел, на этот раз уже ближе. Прислуга начинает кричать, в панике опадая на пол, а у Чонгука кажется встал. Разряды тока по телу проносятся, до трахеи добираются, дыхание перекрывая.       Поднимается с пола, без страха в коньячные глаза напротив смотрит. Вот он его самый прекрасный алкоголь, в котором он топиться каждый вечер готов. Чимин теперь целится удачнее, направляя дуло точно в сердце.       — Целься в голову, — спокойно говорит Чонгук, указывая рукой как нужно поднять пистолет. — Мое сердце уже не пробить ни единым выстрелом. Ему не страшны ни свинец, ни стекло, ни олово.       А Чимин стоит весь такой белоснежно-терпкий. И смотрит не на него, не в него, а сквозь. Чонгук же ощущает спазмы в грудной клетке, где однажды сломалось и видно не так срослось.       — Почему же ты просто не умер? — омега говорит тихо, но с неприсущим его голосу напором. Щеки опаляют теплые слезы, которые непроизвольно скатываются вниз, опадая на пол. Сам же он дрожит, как осиновый лист, колышемый ветром в особо холодные ночи. Один выстрел. Одна секунда и конец его страданиям. Кровь окрасит стену напротив, растекаясь причудливыми узорами, а темные глаза померкнут, закрываясь навеки. Один выстрел и он избавится от бесконечной боли, с которой стал единым целым. Лишь когда бездыханное тело будет лежать у его ног, лишь тогда он обретет покой.       До боли сжимает челюсти, поднимая оружие выше. Целится точно в голову, дабы расправиться раз и навсегда, чтобы шанса на спасение не осталось. Палец на курке предательски дрожит, и омега старается набрать побольше воздуха в легкие, лишь бы успокоиться. На выдохе померкнет ад.       — Папа, — тихий голос доносится со стороны лестницы, от чего Чимин возвращается в реальность. Мелькающий красным образ исчезает и омега замечает происходящее вокруг. Осколки разбросанные по полу, дыру в кухонном гарнитуре и замершую в немом ужасе прислугу. Тремор усиливается, а пистолет с оглушающим звоном падает на пол. Стоит лишь повернуть голову и увидеть на ступеньках перепуганного Мару, бережно сжимающего в руке плюшевого медведя, как в голову врывается полная картина произошедшего. Он хотел убить его. Хотел убить человека. Он практически это сделал. Заляпать свои руки кровью означает уподобиться этому монстру.       — Все хорошо, — Чимин падает на колени перед ребенком, оглаживая руками пухлое личико. Слезы градом кататься вниз так, что утихомирить истерику кажется невозможным.       Чонгук выходит из кухни следом, оглядывая открывшуюся картину. Задерживает взгляд на ребенке, корча губы в отвращении. Он так похож на Чимина. Практически точная копия. Такие же большие губы, аккуратные брови и пухлые щеки. Только глаза знакомые, более родные. Будто через темную радужку на него сам брат смотрит.       — Убери его, — отворачивается, не в силах дальше рассматривать плод их отношений. Он знал о его существовании. Когда услышал, зверь внутри завыл протяжно, норовя когтями грудную клетку проломить, до сердца добраться. Знал, но пока собственными глазами не увидел, верить не желал. Чимин ребенка так трепетно на руки берет, нежно к груди прижимает, а Чонгук зарычать от злости готов. Это десятый круг ада. Под завалами лежать не так больно было, как развернувшуюся картину наблюдать. Вырвете же кто-то ему сердце, сжальтесь.       Чимин убегает наверх, а Чонгук просит подать коньяк. Какой же он идиот. Зачем решил поселиться здесь? Каждый день видеть его - это вечная пытка. Он ведь нелегальная посылка из ада, приправленная медовым ароматом.      Оглядывается вокруг, замечая расставленные повсюду цветы. Как он был наивен, когда полагал, что они сравнятся с его красотой. Омега ведь яркий пример того, как лишают рассудка. И почему это называют разбитым сердцем? Такое чувство, что и кости сломаны тоже. Он ведь смотрел на него таким нежным взглядом, а Чимин даже не заметил. Чонгук знал, что он не его, но так же он знал, что он ничей.       — Тебе понравился мой подарок? — натягивает улыбку, замечая спустившегося омегу.       — Я думал, это от Хосока, — блондин близко не подходит, держит дистанцию, думая, чем бы таким в него кинуть. — Знал бы, что от тебя – сжег.       — Мой брат любит присваивать себе мое, — ухмыляется, говоря себе под нос, но Чимин отлично слышит. Да подойди же ты ближе, дай хоть одним воздухом с тобой подышать, раз прикасаться нельзя. Стоишь, перепуганно к стене жмешься, будто не сжимал минуту назад оружие в руках. Сколько же раз он пытался от него избавиться, выбросить образ из мыслей. Твердил, что не такой уж он красивый, в мире полно таких и лучше даже. Вот только как это сердцу доказать? Какой же бесполезный орган, но почему-то жизненно важный.       — Приветственных объятий не будет? — издевается, но на положительный ответ молиться готов.       — Катись в ад, — зло выпаливает, руки на груди сложив. — Убирайся с моего дома и эту тварь забери, — указывает на спокойно спящую на диване пантеру.       — Я теперь здесь живу, — улыбается, не в силах отвести взгляд от нервного Чимина. — И Дориан тоже.       — Это животное не будет жить рядом с моим сыном.       — Он мне как сын, — Чонгук пожимает плечами, поставив точку в разговоре. — Тебя совсем не интересует, где я был все это время?       — Меня больше волнует то, где ты сейчас. И я сделаю все, чтобы ты сегодня же покинул этот дом, — блондин молнии из глаз метает, победно на пяточках разворачивается, наверх уходя. В голове фейерверки ненависти взрываются, а злость победный танец на костях танцует. Чимин думал, что в обморок упадет, только увидев его, но не тут то было. Сила его неприязни равна энергии тысячи солнц.       — Классный халатик, — кричит в след Чонгук и победно улыбается, когда замечает, как Чимин с отвращением вещь оглядывает. ***       Хосок спешит домой, как умалишённый. Идея отпустить брата на виллу поначалу казалась хорошей, теперь же просто отвратительной. Чонгук действительно до жути странно себя ведет, а там ведь самое ценное, что у него есть. Его сын. Как он отреагирует на ребенка. А Чимин. Почему же поглощенный эмоциями встречи он совсем о нем забыл? Омега, наверное, в истерике бьется, забившись где-то в угол или еще хуже в больницу за ним ехать придется.       Выворачивает руль, когда ворота перед ним раскрываются. Покидает машину в спешке, не зная чего ожидать за дверями виллы. Входит. Первое, что бросается в глаза, тишина. Тихо так, словно у него барабанные перепонки лопнули, даже прислуги не слышно. Второе, что он замечает, это отсутствие цветов. Все, что было, испарилось вмиг, даже запах в воздухе не витает.       — Черт, — немного отшатывается, приметив на диване все еще спящую пантеру. О таком сюрпризе его не предупреждали. Замечает на кухне разбитую люстру и испорченный кухонный гарнитур, не в силах представить, что здесь могло произойти. Чонгук стрелял в кого-то? В его доме?       Бежит наверх, а сердце в бешеном ритме заходится. Мару. Где же Мару? Забегает в детскую, чуть не снеся на пути тумбочку. Ребенок сидит на полу, перебирая игрушки, а Хосок наконец облегченно вздыхает. Вспотевшие ладони о штаны вытирает, хватая сына на руки. У него ураган тревоги внутри бушует, вздохнуть спокойно не дает.       — Как ты тут? — улыбается, из стороны в сторону покачиваясь.       — Папа сильно кричал, — Мару обхватывает его руками за шею, носом в щеку тычется.       — Кричал? — Хосок хмурит брови, поглядывая на дверь. Плохая все таки была идея Чонгука сюда отправлять. И где вообще чертова прислуга? Почему Мару один сидит? Если бы с ним что-то случилось, то заплатил бы каждый, кто в доме был. Трава бы во дворе алыми оттенками окрасилась.       — А вот и ты, — в комнату входит Чимин, бледный, как смерть. Хосок замечает, как он нервно на месте топчется, руками край футболки теребит. Видит, как пальцы предательски дрожат, а в уголках глаз влага скапливается. Блондин носом родной запах тянет, стараясь себя в норму привести. Альфа здесь, он его спасет. Уже во второй раз от Чонгука защитит. Предательская слабость волнами на тело накатывает, не давая воздух спокойно вздохнуть. Нет более опасной иллюзии, чем иллюзия неуязвимости.       — Что случилось? — Хосок руку оттопыривает, призывая омегу к себе подойти. Чимин быстро реагирует, маленькими шажками в спасительные объятия зарывается. Пальцами цепляется за рубашку и плачет. Так громко и протяжно, всю боль и страх наружу выпускает. Никто из нас не хочет признаваться, каким уязвимым он себя чувствует. Альфа же его по голове гладит, аккуратно в макушку целует. — Он тебя обижал?       Чимин и слова сказать не может, лишь головой машет в знак протеста. Как же он ненавидит Чонгука, ненавидит сильнее, чем боится. Хочется кричать, крушить все на своем пути лишь бы его из головы выкинуть. Но он теперь там. Блондин ни на секунду о нем не забывает, постоянно его образ в мыслях стоит. Он засел в голове плотно, словно червь-паразит. Ощущение, будто он заперт в клетке, которая открыта, но уйти из нее не может. Эта камера пыток отныне его дом.       — Пускай он уйдет, — скулит тихо, желая убедить Хосока.       — Минни, все хорошо, — продолжает белые волосы перебирать, взволнованно на омегу поглядывая. — Он же мой брат.       — Пожалуйста, — утыкается носом в плечо, крепче рубашку удерживая.       — Я ведь только его обрел. Как я могу его прогнать?       Чонгук все видит. Он услышал приезд Хосока и решил к брату выйти, но неприятную картину через щель рассматривает. Видит, как они обнимаются, как Чимин сильнее к альфе жмется, желая защиту отыскать. Зверь внутри беснуется, рычит остервенело, но мужчина его на цепь садит, заткнуться приказывает.      Можно подумать, что Чонгук злой, но таких людей не бывает. Есть только несчастливые. Каждый день его в пучину одиночества затягивало и он смирился. Научился с ним сосуществовать, возможно даже подружился. Вот только теперь оно болезненным ударом о себе напомнило. Утянуло за собой на самое дно, помогая осознать, что никому он здесь и не нужен. Хосок научился жить без него, Чимину даже учиться было не нужно. Он остался лишь выцвевшим кадром на пленке их жизни, который спустя годы решил о себе тупой болью напомнить. И нет смысла в пламенных речах, нет желания доказывать кому-то обратное. Если Чимину легче его ненавидеть, то пускай оно так и будет, в любом случае это лучше, чем если бы он поразил его своим безразличием. ***       Юнги кажется, будто он постарел на сотню лет. Стоило рассказать Максу о появлении легендарного Чонгука, как несносный мальчишка сразу помчался на виллу. Альфа бежал за ним на парковку, выслушивал всю дорогу вздохи восхищения и устало потирал лицо. Этот омега слишком прекрасный, чтобы не восхищаться им. Он вечно куда-то спешит, открывает для себя что-то новое, делает смелые шаги в неизвестность. С появлением Юнги множество дверей открылись перед ним. Теперь же он мотался по городу как угорелый, стараясь отыскать себя в каждом уголке вселенной.       Пока альфа закрывал машину, шатен уже унесся в дом. Мин же, войдя на виллу, чуть не посидел. Макс, раскинувшись на подушках, чесал живот огромной черной пантере, которая протяжно мурчала под ласками.       — У тебя есть хоть какое-то чувство самосохранения? — хватает омегу за руку, стараясь оттащить от животного.       — Раз она здесь, значит безопасна, — Макс вырывается, вновь прижимаясь всем телом к кошечке. С кухни выглядывает Джин, радостно приветствуя прибывших. Они с Намджуном приехали еще час назад, а, оказалось, к празднованию никто и не начинал готовиться. Поэтому омега, как порядочный семьянин, взял все в свои руки, поставив на уши всю прислугу.       — Давай и себе такую купим, — говорит шатен, явно увлеченный пантерой.       — Обязательно, — Юнги тяжело вздыхает, но понимает, что уже завтра Макс найдет новое увлечение, позабыв про животное. Мин на его прихоти денег не жалеет. Хочешь увлекаться рисованием, купим мольберты. Гончарное искусство? Держи глину. Музыка? Оборудуем студию. Все что угодно, лишь бы радостное лицо каждый день наблюдать.       — Какая красота, — на лестнице появляется Чонгук, важно облокотившись на перила. Колкого взгляда от веселящегося омеги не отводит.       — Она шикарна, — отвечает Макс, быстро оглядывая незнакомого альфу.       — Я не о Дориане, — легкой походкой подплывает к сидящим, на корточки опускаясь. Альфа разглядывает его долго, подмечая все мелочи неряшливого образа. Он ему понравился. Что-то необычное и интересное было в этом взбалмошном омеге. Будто другая версия его самого, просто чуть добрее. Юнги же сильно челюсти сцепляет, но с места не двигается, продолжая обеих взглядом сверлить. Но, кажется, пантера интересует Макса гораздо больше, чем вернувшийся с того света Чонгук.       — Я рад с вами познакомиться, — вдруг улыбается шатен, оглядывая татуировки на руке альфы.       — Нравится?       — У меня тоже есть, — закатывает рукав кофты, вытягивая ладонь вперед. — И тут еще, — Макс немного переминается на месте, чтобы было удобнее оголить живот.       — Там показывать не надо, — резко рычит Юнги, делая угрожающий шаг в их сторону. В глубине души он понимает, что ревность глупая и необоснованная, но ничего с собой поделать не может. Стоит любому альфе оказаться рядом с ним, как внутри пожары горят, а кровь застилает глаза. Зверь протяжно рычит, когтями внутренности в кашу превращая. Он понимает, что это неправильно. Никакая любовь не даёт права считать другого человека своей собственностью, но что он может с собой поделать.       — Ты чего, Юнги? — омега немного выпучивает глаза, но задрать кофту больше не пытается.       — И правда, ты чего, Юнги? — Чонгук повторяет за ним, но звучит это больше с издевкой, нежели с чистым недоумением. Мин это без внимания не оставляет, еще больше убеждаясь в том, что альфа странный. Он не может понять, что именно душу гложет, но здесь точно что-то не так. Будто Чонгук специально это делает, на раны давит, стараясь больше дискомфорта всем доставить. Чтобы это не было, теперь Мин будет следить тщательнее, и ни одна деталь от прыткого взгляда не ускользнет. ***       Ужин в самом разгаре. Все осыпают альфу вопросами и переговариваются между собой, стараясь закрыть глаза на явное напряжение некоторых людей. Чимин беседу не поддерживает, ковыряя вилкой листок салата в тарелке.      Слезные просьбы так и остались без ответа, а из-за дальнейших уговоров Хосок начал злиться, заявив что его решения не обсуждаются. Осталось смириться с тем, что Чонгук теперь будет жить с ними под одной крышей и одному Богу известно, чем увенчается данная идея. Блондин нервно трусит ногой, из-подо лба поглядывая на объект ненависти. Не может взгляд от него оторвать, полагая, что пока он в его поле зрения, то можно чувствовать себя в относительной безопасности. Чонгук же каждый взгляд ловит, горько усмехаясь.       — Где же твой Хенджин? — вдруг спрашивает Намджун, а омега прислушивается, понимая, что еще не все гости собрались.       — Скоро будет, — быстро отвечает альфа, деловито поглядывая на часы. — Он приедет со своим парнем.       Ответ всех устраивает, потому тема быстро сходит на нет. Чонгук же сидит натянутый, как струна, оглядывая присутствующих хищным взглядом. Дружелюбие кажется ему наигранным, а улыбки - высшей степенью актёрского мастерства. Он ведь знает, что они все относятся к нему с осторожностью. Это ощущается в нервных движениях, невнятных речах и подозрительных переглядываниях между собой. От переизбытка пафоса быстро начинает тошнить, но закончить ужин слишком некультурно.       Вырывает Чонгука из своих мыслей несильное подергивание за штанину брюк. Опустив взгляд он сначала замечает знакомые шоколадные глаза, а уже после всего ребёнка.       — Дайте огурчик, пожалуйста, — тихо говорит Мару, заглядывая прямо в душу. Чонгук же с места двинуться не может, не в силах лишнее телодвижение сделать. Чертов ребенок в душе бурю эмоций пробуждает, заставляя заново в бездну разочарования падать. Живое напоминание о его ошибке, о том, что он опоздал. Хосок быстро произошедшее осознает, но ничего не говорит. Ждет. Проверяет реакцию. Чонгук хватает со стола порезанный огурец, на автомате протягивая ребенку. Мару пальцами за его ладонь цепляется, а у альфы электрические разряды по телу проходят. Как же он хочет его ненавидеть, но кажется не получается. Слишком сильно он похож на Чимина, а этот омега априори таких эмоций вызывать не может. Мару быстро убегает, получив желаемое, а Чонгук так и продолжает смотреть на место, где он секунду назад стоял. Хосок облегченно вздыхает, даже не догадываясь, что у брата ураган внутри бушует. Что желание перевернуть стол и завыть так, чтобы вся вселенная услышала, все другие превышает. Одного лишь этого ребёнка достаточно, дабы войну развязать на почве ненависти.       Дверь резко открывается и все оборачиваются в сторону входа. Высокий блондин входит в помещение, высокомерно поправляя выглаженный пиджак. Чонгуку сегодня столько раз больно сделали, наивно полагая, что он в долгу останется. Теперь его очередь ударить в самое слабое место. У всех есть слабости: у Пандоры был этот ящик, а троянцы поставили не на ту лошадь. Хосок же свои слабости скрыл тщательно, но недостаточно.       — Входи дорогой, некрасиво на пороге стоять, — спокойно говорит Хенджин, приглашая омегу внутрь.       Вилка с оглушающим звоном падает на пол, а Чимин подскакивает с места.       — Тэхен?