Порок

      Чимин бежит. Не жалея сил и дыхания, стирая ноги, несётся вниз. Позади слышатся крики прислуги и голос Чонгука, который умоляет бежать быстрее. Босыми ступнями пересекает рассыпанные по полу осколки, запутывается щиколоткой в отлетевших занавесках, но не останавливается. Прижимает к груди плачущего Мару, присаживаясь на колени каждый раз, когда слышится очередной взрыв. Колкие мурашки прошибают конечности, а ужас нарастает в грудной клетке, обвивая тело словно лоза винограда.       Это все просто страшный сон. Осознать, что прямо в твой дом в любую секунду прилетит ракета и это будет конец всему, трудно. Осознать, что это делает любимый альфа, невозможно. Хосок собственной рукой установил направление в сторону своего сына, отдав приказ бомбить Альтер. Страх, непонимание, паника и холодное дыхание смерти на затылке, от которого волосы встают дыбом – все смешалось внутри в горючую смесь.       Спускается по ступенькам, хватаясь за поручни. Осталось всего несколько проемов и они спасены. Под особняком находится огромное подвальное помещение, которое раньше служило как винный погреб. Ранее Чимин мечтал выбрался из подобного места, а солнце видел лишь во снах. Там он умолял смерть забрать его, теперь же это единственный шанс выжить.       Очередной взрыв, от которого ноги запутываются, и он летит вниз. Сначала падает на колени, но в попытке ухватиться за поручень скатывается вниз, пролетая примерно десять ступенек.       Все окружающие звуки становятся фоновым шумом, когда он поднимается на четвереньках. Голова пульсирует, острым жжением отдавая в районе лба. Пелена окутывает его, а сам он словно погружается под толщу воды. Взгляд полностью расфокусирован, но в глубине пульсирующего сознания отчетливо слышен детский плач. Беспорядочно шарит руками по полу, до крови закусывая губу.       Крепкие руки поднимают его на ноги, и перед глазами появляется плывущее лицо Чонгука. Он трясет омегу за плечи и что-то громко говорит, но Чимин ничего не понимает. Все что он слышит — это неистовый крик Мару, который уже переходит на хрип.       Альфа отпускает его лишь на секунду, и синеволосый вновь опадает на пол, продолжая панически шарить руками.       Мощная хватка на талии, а после его закидывают на плечо. Мужчина двигается быстро, от чего Чимина начинает сильно тошнить. Он ощупывает мощную спину, цепляясь пальцами за рубашку, дабы хоть немного поднять голову. Кость альфы больно давит в живот, но переместиться он не может.       Резкий запах сырости раздражает слизистую носа, и, когда он думает, что сейчас испортит альфе прикид, его опускают на пол.       — Чимин, — легкий удар по щеке, но сознание ясность не приобретает. Чонгук рукавом утирает кровь с его лба, но лишь сильнее размазывает ее по лицу. В помещение вбегают множество слуг, которые несут с собой пледы и минимальные запасы еды. — Пожалуйста, Чимин!       Мару в другой руке заходится истерическим воем, а с маленького носика вытекает струйка крови. Он поднимается, покачивая ребенка, а после передает в руки бете, который захватил с собой аптечку.       — Чонгук, мне очень страшно, — омега хватает его за рукав, и только сейчас альфа замечает, что его бьет крупной дрожью. Он истерически мотает головой, а после сильно сдавливает веки, из которых градом начинают течь слезы. — Пожалуйста, очень страшно.       Признаться честно, альфа растерялся. Он умеет вести дипломатические дела, идеально владеет стратегией и тактикой, дважды стал миллионером, а ведь ему нет и тридцати, но что делать с паникующим омегой он и представить не может. Ему нужно спешить в офис, созывать новое собрание, готовить войска, а он не может уйти. Словно к месту прирос.       Сотни мыслей пробегают в голове, но ни одна из них не кажется вменяемой. Смотреть на такого Чимина больно, а когда вспоминаешь о его шатком психологическом состоянии, то еще хуже. Он словно маленький котенок, молящий о помощи, а глупый Чонгук не знает как помочь. Это чувство беспомощности угнетает его сильнее ситуации в стране. Когда не можешь помочь тому, кого любишь, это десятый круг ада. Дьявольская пытка.       Благо, его спасает бета. Он мягко убирает руки омеги от альфы, прижимая того к себе. Чонгук несколько секунд наблюдает за развернувшейся картиной. Синие волосы прилипли к лицу, а их кончики окрасились в алый цвет. Само лицо немного опухло, а на губе красуется небольшая разорванная ранка. Плечи подрагивают в истерических всхлипах. Переводит взгляд на голые ступни, ужасаясь. Все они в мелких ранах от осколков, а с некоторых торчат кусочки стекла.       Чимин мотает головой не в силах собрать мысли в кучу. Перед глазами все рябит, а из-за слез не видно практически ничего. Голова жутко болит, так что он вот-вот потеряет сознание. Дрожит, когда чувствует, как Чонгук протягивает к нему руку. Старается сфокусировать зрение, замечая сквозь пелену напряженные черты лица. Он касается его щеки бережно, с особым трепетом, словно молитва, для которой не нужны слова.       Омега, как глупый котенок, льнет в грубоватой ладони, трясь о нее нежной кожей. Размазывает по ней кровь и слезы, но альфа ладонь не убирает, продолжая обводить большим пальцем лицо. И в этом маленьком жесте больше ласки, чем он испытал за всю свою жизнь. В глазах его карих теперь полыхают закаты, а в сердце самые яркие рассветы.       — Любовь – это слабость, а я хочу, чтобы ты был моей силой. А ты хочешь быть моей слабостью?! — совсем тихо произносит альфа, но Чимин все слышит. Сейчас он не ушами слушает, а искалеченная душа наконец словам внимает.       — Ты вернёшься? — голос еще охрипший, но звучит лучше тонкой мелодии. В нем вся боль и мольба запечатана так, что сам Бог стойкости его духа поражается.       Чонгук бегает взглядом по красивому лицу, желая надышаться любимым ароматом. Он не может обещать. Ничего не может обещать. Запах меда с корицей голову кружит, хочется легкие им наполнить, чтобы с ним внутри умереть.       Чонгук никогда не боялся смерти. Всегда воспринимал ее как старый долг, который рано или поздно придется выплатить. Теперь тайна открылась. Страшно умирать тому, кому есть что оставить на земле. Нечего ему ловить на небесах, его ангел здесь. С заплаканным лицом, родными глазами, поломанными крыльями, но здесь. И нимб над его головой выжигает зрачок, но отворачиваться не хочется. Все, кто во тьме, ищут свет. Но, найдя его, они слепнут от сияния. И они чувствуют боль. Такова истина. Однажды он сожжет свои глаза сиянием истины и познает вечную тьму.       Чимин ответа не ждет, все и так очевидно. Он может не вернуться. Ему не привыкать. Удивительно, как сердце замером с кулак несет в себе чувства размером с гору. Чонгук ужаснейший человек, которого он знает. Каждый раз, стоило ему появиться в жизни омеги: он нес за собой боль и страдания. Сколько не искал свет в темных глазах, но там лишь его отражение. Он ненавидит его всеми фибрами души. Ненавидит, как черные волосы спадают ему на глаза, как он сжимает челюсти, когда задумывается, как толкает языком щеку, когда недоволен. Ненавидит запах меда с корицей, который удивительно хорошо сочетается, утренний эспрессо, который альфа пьет, метку покрывающую его тело красивыми следами. Он ненавидит его. Ведь так?       Поднимается на колени, немного пошатываясь, но Чонгук придерживает его под руку. Он хватается руками за его рубашку, поднимая голову ближе к его лицу. Выдыхает рвано, от чего мужчина напрягается, почувствовав теплый воздух в районе носа. Чимин смотрит в упор, притягивая его ближе за воротник.       — Ты мне должен.       Целует. Жадно впивается в сухие губы, плотно сцепив веки. Его больше не сбить с пути, ведь он не знает куда идет. Чонгук в этот раз не медлит, боясь хоть секунду упустить. С напором подается вперед, упираясь рукой в стену позади омеги. Самая дикая сладость. Дышать с ним одним воздухом – самая заветная мечта.       Чимин приоткрывает рот, облизывая его нижнюю губу, от чего альфа рычит. Зарывается руками в волосы на затылке, ощущая, как темные пряди сквозь пальцы скользят. Спасите же его кто-то. Он сошел с ума. Ведь желание поцеловать его оказалось импульсным, но вероятно правильным.       Они забывают о полном подвале слуг, которые смущенно отворачиваются, и о Мару, которого покачивает в руках какой-то омега. И взрывов больше не слышно, или они не хотят слышать. Покалеченные ступни больше не жгут, лишь слезы продолжают стекать по щекам.       Чимин набирает воздуха в легкие, решая отстраниться, и альфа это чувствует. Он начинает оставлять быстрые беспорядочные поцелуи на его губах, не желая терять сладость. И единственное, что первую секунду их связывало, – это тонкая ниточка слюны, не желавшая разрываться после удивительной близости.       Чонгук оглядывает покрасневшее лицо. Его глаза цвета крепкого чая, рядом с которыми он превращается в сахар. Думаю, вы поняли, что с ним произошло. Быстро поднимается, подходя к двери. Ему действительно нужно уходить, а ведь не хочется. С той стороны находится жестокий и беспощадный Чонгук. Он не знает милосердия и жалости, ведь он бессердечный. А сердце его теперь здесь. В подвале. ***       Хосок зачесывает пятерней волосы назад, сильнее кутаясь в куртку. Холодные порывы ветра пробираются под ткань, покрывая кожу неприятными мурашками. Позади слышатся крики командиров, которые курируют запуск ракет. Намджун разложил перед ним огромную карту, края которой время от времени задираются от очередного дуновения ветра. Он водит пальцем по определённым точкам, указывая на места возможных попаданий.       Артобстрел продолжается уже больше часа, и все это время на душе альфы неспокойно. Он грузным взглядом оглядывает военных, неоднозначно хмурит брови и вздрагивает от каждого выстрела. Хосок не воин. Он привык побеждать хитростью и умом, а не тяжелой артиллерией. Ему бы обдумать четкий план, разработать безошибочную стратегию, обсудить идеальную тактику и каждый последующий шаг.       Небольшая тоска и волнение трепещет в груди, ведь на территории Альтера находится Мару. Хосок знает, что в восточной части у Чонгука есть шикарные апартаменты и надеется, что его сын сейчас там. Вряд ли альфа остался бы жить в особняке, а использовал его лишь для проведения банкета. Одна мысль о том, что Мару может пострадать, заставляет его бледнеть. Маленький пухлый омежка является для него центром вселенной, которую он спиной готов закрывать. Возможно для всего континента он жесткий диктатор, но для него заботливый отец. Хосок обязательно заберет его.       — Центральная ТЭС должна быть уже повреждена, но данных разведки пока нет, — прерывает поток мыслей Намджун, наклонившись над картой. Он плотно сжимает губы в линию и опирается подбородком на руку, выказывая тем самым высшую степень задумчивости.       — Какие новости от Чонгука? — спрашивает Хосок. Он надеется, что брат потребует переговоров, тем самым дав им обеим фору. Время — самый ценный ресурс на войне.       — Никаких. Центральный офис Альтера молчит, но они запустили в работу ПВО.       Хосок отходит дальше от карты, задумываясь. Холодный ветер теперь дует прямо в лицо, неприятно покалывая кожу. Оглядывает военную технику, снующих в стороны солдат и, пытающихся построить их, командиров. Многие из них молоды. Моложе главы, но они уже здесь. Облаченные в камуфляжную форму, они обстреливают территории, на которых еще несколько недель назад отдыхали с друзьями. Некоторые оставили там семьи, и в глазах их уставших плещет сожаление, но ослушаться не смеет никто. Намджун отлично поработал, создав верную и полностью подконтрольную армию. Они не сдаются. Они выполняют приказ или погибают.       Сзади раздается громкий свист шин, рыхлящих плотной резиной немного влажную землю. Черный мерседес останавливается около военного лагеря, а Хосок разворачивается, сложив руки за спиной. Он догадывается кто приехал, но не понимает зачем.       Дверь открывается и из машины выскакивает Макс, быстро поправляя немного смятую одежду. Глава полагает, что где-то позади несется Юнги, чтобы снести ему голову за столь опрометчивую выходку.       Омега бросает испепеляющий взгляд, быстро подходя к военным.       — Остановить обстрел, — громкий голос сливается с порывами ветра, делая его более басистым. Солдаты замирают, поглядывая то на него, то на главу, но стрелять прекращают. Они отлично знают, чей омега шатен, и ослушаться его приказа могут лишь в том случае, если позволит Хосок. Альфа бросает на них спокойный взгляд, делая взмах рукой, тем самым приказывая продолжать.       — Что ты творишь? — взрывается Макс, готовый наброситься на мужчину. Он несколько часов назад видел уничтоженное здание, из-под завалов которого все еще слышатся душераздирающие крики людей. — Там Чимин, там твой сын!       — Это необходимость, — равнодушно отвечает Хосок, хотя внутри начинает злиться. Он обязательно отчитает Юнги за то, что тот не смог уследить за своим омегой.       — Да что ты? — выгибает бровь шатен, сжимая пальцы в кулаки. — Когда мы бомбим города – это стратегическая необходимость, а когда бомбят наши города – гнусное преступление?       — Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? — рычит Хосок, угрожающе щуря глаза. — Ты забываешься кто перед тобой.       Макс делает несколько шагов назад, собирая всю волю в кулак. Делает несколько вдохов, стараясь справиться с внутренним беспокойством. Он сделает очень плохую вещь. Ему не страшно. Он не боится главу, но боится смерти. Знает, что Чонгук это так не оставит и худшее еще впереди.       Резко делает выпад вперед, легонько ударяя альфу в шею, но попадая четко по блуждающей вене, от чего тот сначала хватается за голову, а после опадает на землю.       Все оборачиваются на них в ужасе, а Намджун удивленно открывает рот. Глава лежит без сознания.       — Что ты сделал? — рявкает Ким, присаживаясь рядом с ним на колени. Лихорадочно ощупывает пульс, убеждаясь, что Хосок жив.       Макс обходит их и останавливается перед военными, гордо вскинув голову вверх.       — Прекратить артобстрел! Сворачивайте технику и возвращайтесь в свои подразделения, — солдаты начинают перешёптываться, явно неуверенные, что стоит следовать словам какого-то омеги. Макс это замечает, недовольно сузив глаза:       — Вам приказываю не я. Моими устами говорит Руководитель войсками Чосока, Министр внутренних дел и действующий управляющий Альтера Мин Юнги. Ослушаетесь моих слов и отчитаетесь перед ним лично, — некоторые из воинов начинают собираться, явно испугавшись его слов, но большая половина продолжает поглядывать на Намджуна, ожидая его вердикта. — Руководитель Параммо Ким Намджун не имеет права вмешиваться во внутренние дела Альтера и Визериса без позволения главы. Как видите, он сейчас не может дать свое разрешение, — указывает рукой на лежащего Хосока.       Голос Макса звучит твердо, не терпяще ослушания и неповиновения. Он еще раз окидывает солдат тяжёлых взглядом, выглядя при этом как настоящий командир, хотя внутри у него поджилки трясутся. Поднять руку на главу и отдавать приказы его войску – самое страшное, что он делал в своей жизни. Это обязательно повлечет за собой последствия, но гибнуть невинным людям он не позволит. Да, это не остановит войну, но он будет точно знать, что сделал все, на что был способен. Более того, он выиграл время для Чонгука, который теперь сможет перевезти Чимина и Мару в более безопасное место.       Он не примыкает ни к чьей стороне. Единственный верный путь – это путь мира. ***       Первые лучи солнца касаются поверхности земли, желая пробудить ее жителей. Глупое, оно даже не подозревает, что этой ночью никто не спал. Бомбежка прекратилась лишь несколько часов назад, и усталый Тэхен все же вышел из укрытия.       Он немного размялся, потирая затёкшую шею, и помог выйти прислуге. Люди начинали звонить своим семья и собираться покинуть виллу, омега же хотел провалиться в сон. Стоило только опуститься на мягкие перины, как царство Морфея моментально утащило его к себе.       Целую ночь он вдыхал терпкую сырость подвала, находясь на грани паники. До побеления костяшек сжимал одежду на себе и трясся, нашёптывая молитву под нос. Поначалу никто не обращал на него внимания, продолжая выказывать пренебрежительное отношение, но после светловолосый омега-горничный невзначай накинул ему на плечи плед, а еще через несколько часов предложил поспать у себя на коленях. Тэхен хотел запротестовать, сказав, что не нуждается в чьей-то жалости, но вовремя прикрыл рот. Омега перебирал его волосы и рассказывал о своем сыне, которой сейчас находится у родителей, а после тихо всхлипывал от переживаний за семью. Брюнет заснуть так и не смог, поэтому сам обнял его за плечи, через пару минут услышав тихое сопение.       Переживания молодого отца сильно затронули хрупкую душу, и он сам чуть не расплакался. Война это ужасно. Она поражает не только наши дома и улицы, но и мозг. Если мы действительно такие злые и тупые, что готовы закидать друг друга всеми этими расчудесными водородными и нейтронными бомбочками, то может будет к лучшему, если мы коллективно покончим с собой.       Просыпается омега ближе в полудню. Довольно потирает глаза, упираясь головой в подушку, дабы еще хоть немного насладиться сонной негой. Крик, доносящийся снизу, вызывает интерес, тем самым вынуждая подняться.       — Я кажется говорил, что мой кофе должен быть определенной температуры, — кричит Хосок, на того самого омегу горничного, который, скукожившись, смотрит на злого главу. Тэхен быстро подбегает, забирая у него чашу и просит уйти, предупреждая, что заварит кофе сам. Перепуганный парень сразу исчезает в соседней комнате.       Хосок тяжело дышит, стараясь собрать мысли в кучу и внутренне успокоиться. Запах холодных нарциссов моментально охлаждает душу, помещая альфу в пучину эйфории. Тэхен заспанный, немного опухший, но невероятно красивый. В объёмной футболке и теплых носочках он крутится около плиты, делая кофе, который глава уже и не хочет.       — Все очень плохо? — омега аккуратно ставит перед ним кружку, полагая, что альфа злится из-за войны. Нежно проводит ладонью по венозной руке, переплетая их пальцы. Хосок тает словно мороженное. Он уже и забыл из-за чего негодовал.       — Что ты делаешь со мной, Тэхен, — дергает его на себя, усаживая на колени. Волосы еще немного пахнут подвальной сыростью, но в целом от него веет домашним теплом и приятными снами. Он его любовь с первого взгляда, самый тяжелый наркотик, жесточайший возбудитель. Зависимость эта пугает, но стоит вспомнить четыре года без него, как неприятные мурашки бегут по коже. Это был ад, кромешная тьма, беспорядочные скитания невольной души.       Тэхен же поджимает губы, решая, что это лучший момент для разговора. Аккуратно поглаживает его плечи, стараясь еще пуще размягчить альфу. Он достаточно натерпелся за одну ночь и одна мысль о том, что этих ночей может быть множество, ужасает. Набирает побольше воздуха в легкие, решая начать с далека.        Мне было очень страшно ночью, — Хосок ближе льнет к нему, утыкаюсь носом в ключицу.       — Я не хочу, чтобы ты это терпел, но у меня нет выбора, — Тэхен слушает его ответ внимательно, понимая, что альфа сам невольно подтолкнул разговор в нужное русло. Немного ерзает на месте, от чего глава напрягается.       — Останови это, — произносит на грани слышимости. Пальцами начинает теребить край футболки, продолжая ощущать теплое дыхание в районе шеи.       — Я не могу.       — Кто, если не ты?       Хосок резко поджимает губы, складывая в ровную линию. Несколько секунд рассматривает черты прекрасного лица, словно ища ответы на неозвученные вопросы. Тэхен настырный взгляд на колени себе опускает, обтирая вспотевшие ладони об одежду. С Хосоком трудно разговаривать. Он большую часть времени молчит, обдумывая что-то свое, а прочесть это по выражению его лица невозможно.       — Знаешь, мне нравится один альфа, — неуверенно произносит омега, но понимает, что сказать это должен. Хосок плотно сцепляет челюсти, но ничего не говорит. Слушает. Впитывает каждое произнесенное слово. — Он жестокий человек. Столько раз причинявший мне боль, но и столько же раз меня спасавший. Не знаю, герой он или злодей... Но... За него я готов сражаться, и именно с ним хочу провести всю свою жизнь.       Хосок молчит. Так чувственно молчать лишь он умеет. Тишина эта зловещая, но не давящая. Тэхен полочки в голове перебирает, стараясь нужные слова подобрать. Он скажет все это лишь однажды и более никогда. Если его не услышат сейчас, он больше никогда не будет пробовать.       — Предлагаешь мне отдать ему государство? — альфа говорит спокойно. Нет в его голосе обиды или враждебности. Он понял, что Тэхен говорит о нем, и понял, к чему тот ведет.       — Я не буду любить жесткого главу.       — Кого же ты будешь любить?       — Человека.       Взрыв. Вспышка. Осознание. Хосок разгребает архивы в голове, стараясь отыскать этого самого человека внутри. Где же он? Выходи, мерзавец, и будь любимым. Он очнулся от долгого сна и понял самую большую ошибку. Ты — это то, что ты делаешь. Ты — это твой выбор. Тот, в кого себя превратишь. Стоило бы вспомнить, что он не дьявол и не Бог. Он человек. Всего лишь человек. Слабый, беспомощный человек.       Но отказаться от всего сейчас значит потратить множество лет впустую. Он на своих же костях это государство построил, возвел из плоти и крови гигантский мегаполис. Отдать его – проиграть.       Немного грубо скидывает омегу со своих коленей, от чего тот тихо охает. Хватает куртку с вешалки так, что та чуть не падет. Злится. Тэхен это видит. Подозревает, что у альфы проблемы с агрессией, которые он сейчас пойдет топить в алкоголе.       — Войне быть, — бросает грубо, пресекая дальнейшее развитие темы.       — В войне нет победителей, каждый платит по счетчику. Подумай, готов ли ты заплатить эту цену?       Хосок губы в плотную линию сжимает, оглядывая Тэхена. Вся его жизнь похожа на расплату за не пойми какие грехи. Он никогда не потерпит поражения, пока душа готова побеждать...       Дверь громко хлопает, а Тэхен медленно оседает на пол. На столе стоит остывший недопитый кофе. ***       Юнги в ярости. Он раскидывает по квартире вещи, круша все, что попадется под руку. Его одолевают тысячи эмоций, градом осыпаясь на голову, но положительных среди них нет. Намджун доложил о произошедшем на военной базе. Макс настоящий идиот. Играет в игры понятные лишь ему, не догадываясь, что за неверный шаг можно лишиться головы. Глава его не пощадит.       Запускает пальцы в волосы, оттягивая до боли. Первый раз в жизни он не знает, что делать. Хосок эту выходку без внимания не оставит и плевать ему на интересы Мина. Он столько лет идеальную дорогу к вершине возводил, а теперь всего может лишиться из-за одного омеги. Но богатства потерять это не страшно. Ужасает то, что Максу смертельная опасность грозит. Как его спасти? Куда прятать? Все эти мысли альфу изнутри сжирают, душу язвами разукрашивая.       Двери открываются и на пороге появляется виновник всего торжества. Он быстро оглядывает разгромленную квартиру, осознавая, что скандала не избежать. Юнги на него в упор смотрит, а ярость с такой силой в венах бурлит, что волосы на затылке дыбом встают.       — Послушай, — Макс резко вскидывает руку, когда альфа уже открывает рот. Мин на секунду опешивает от наглости, но все же замирает, желая услышать жалкие оправдания. Нет, глава его не убьет. Он сейчас сам это сделает. — Нам нужно уезжать, — произносит стойко, от чего Юнги еле смешок сдерживает. Какой же глупый. Границы перекрыты, военное положение в стране. Ни один альфа не сможет выехать за пределы Чосока.       — Макс, — рычит, но на шатена такое не работает. Он множество раз в голове этот разговор представил, миллион вариантов обдумал, чтобы на своем настоять.       — Об этом я говорил с Чонгуком. Хосок допустил роковую ошибку, обстреляв Альтер. Худшее впереди, и эти альфы не остановятся. Поэтому нам нужно бежать. Юнги выгибает бровь, поражаясь его наивности. Если бы все так просто было…       — Как ты мог такое сотворить? — резко срывается на крик, ведь порядком устал выслушивать небылицы. Макс невольно вздрагивает, но не морщится, ведь альфу не боится. Юнги будет кричать так, что пена изо рта пойдет, но никогда ему больно не сделает. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты пошел против главы, значит ты его враг. Знаешь, какая кара за предательство?       — Расстрел, — отвечает спокойно, словно не о его судьбе сейчас говорят.       — Вот именно, — рычит Мин, делая резкий шаг вперед. — И в этот раз я не уверен, что смогу тебя спасти…       — Поэтому нам и нужно бежать! Это не наша война.       — Заткнись, — прикрывает ладонями лицо, пытаясь мысли в кучу собрать. Это конечная. Крах. Катастрофа. Он бессилен в этой ситуации и даже не знает, у кого помощи просить. — Сегодня я поеду к Хосоку. Буду на коленях прощение вымаливать.       — Дело не в главе, — выпаливает Макс, недовольный тем, что альфа его не понимает. Плевать ему на злость главы и на всю их семейку в целом. — Чонгук будет мстить за произошедшее. Прольет столько крови, сколько эти земли еще не видели. Об этом он предупреждал меня на банкете. И вот этот час настал. Если мы останемся, мы обречены.       — Никто никуда не едет, — кричит Юнги. Его демоны изнутри пожирают, плотью насыщаясь. Ему нужно самое дорогое спасать, но как это сделать, если это самое дорогое язык за зубами удержать не может.       Тихий смешок на грани слышимости. После он переходит в еще один, только громче. Смеется. Смеется в отчаянии утопая. Стоило ожидать от Макса чего-то подобного. Он молод, а горячая кровь хуже вина пьянит. Стоило уберечь, предвидеть, но он не смог. Мин Юнги, который всегда все в руках держал, сейчас, как мальчишка, облажался не в силах с омегой справиться. Он уже чувствует, как его самообладание сквозь пальцы ускользает, от чего хочется что-нибудь в стену кинуть.       Чертово государство, будь оно проклято. Чертовы братья Чон, которые в семейные разборки втягивают целый континент. Он тысячей огней полыхает, не в силах тихую пристань отыскать.       — У нас будет ребенок, — тихо произносит Макс, машинально руку к животу прикладывая. У Юнги с глаз словно пелена спадает, и он слишком осознанно на него смотрит. Еще одна ошеломляющая информация его на части разрывает, а поврежденный мозг ее переварить не в силах. Дитя. Сын. Дитя. Стоп, что? Руки вперед выкидает, не зная куда себя деть. С одной стороны хочется его на руки подхватить и кружить до рассвета, а с другой в обморок грохнуться. Его еще не рожденному ребенку уже смертельная опасность грозит.       У них здесь кровавое месиво зарождается, война в дверь настырно стучит, а у омеги внутри жизнь растет. Жизнь, которую нужно любой ценой уберечь.       — Поэтому нужно бежать, — вновь начинает Макс, пытаясь к нему прикоснуться, но альфа резкий шаг назад делает. Отворачивается к окну, прикладывая ладонь к губам. Мысли вихрем в голове прыгают, в разные стороны разбегаясь. Это еще хуже. В сотни раз хуже, ведь теперь он за две жизни ответственный и сгинуть им не позволит. Ему нужно принять решение, от которого слишком много зависит. Почему времени так мало, когда оно так нужно? В любую секунду сюда люди главы ворвутся и уволокут омегу, даже шанса высказаться не дав. В одном Макс оказался чертовски прав. Нужно бежать.       Разворачивается, окидывая взглядом шатена. Он продолжает живот придерживать, но молчит, давая альфе возможность все обдумать. Ищет в его глазах ответы, по родному лицу бегая, но там ничего. Юнги принял решение.       Подзывает охрану, стоящую у двери, и двое больших альф почтительно склоняют головы перед руководителем.       — Слушать мой приказ, — начинает Мин, складывая руки за спиной. — Отныне Макс лишается гражданства Чосока и не имеет права пересекать границу без моего личного разрешения.       — Что? — омега делает выпад вперед, но Юнги выставляет перед ним руку, тем самым приказывая замолчать.       — Вы и еще десять человек из моей личной охраны, вывезете его заграницу, где откроете на его имя счет в банке, на который я переведу все свои активы. Сегодня же я встречусь с нотариусом и перепишу все имущество на него. В случае моей гибели недвижимость будет распродана и деньги переведены на его личный счет, — отчеканивает каждое слово, дабы услышал и понял каждый. Решение это тяжелое, но единственно верное. Так его сыну ничего не грозит, и даже если он погибнет на войне, тот не будет знать бедности.       — Ты не поступишь так со мной, — произносит Макс, когда первая слеза скатывается по его щеке. Это какой-то ночной кошмар. Его высылают из континента, но сердце оставляют здесь. Он ожидал любого исхода, но точно не этого.       Юнги резко тянет его на себя, заключая в объятия. Вдыхает любимый ананасовый запах, надеясь блаженные секунды растянуть. Если он поступает правильно, тогда почему так больно? Почему хочется на колени упасть и плакать, пока глупое сердце от тоски выть не перестанет.       Целует его нежно, трепетно, всю свою любовь вкладывая. Он жертвует всем, что имеет, ради них. Теперь в его душе навеки светлое напоминание жить будет, что где-то там его маленькая частица живет. Жаль он не увидит милый округлый животик, не возьмет его первым на руки, не увидит, как он сделает первый шаг. Столько прекрасных моментов будет упущено, но это не страшно. Главное, что он жив будет, а большего ему и не нужно.       Резко отходит назад, кивая охране, которая Макса под руки подхватывает. Отворачивается к окну, не желая душераздирающую картину видеть. Возможно, это был последний раз, когда он весну в его глаза наблюдал. Обернуться он себе не позволит. Знает, что тогда не сдержится.       Омега кричит, вырывается, слезами давится, умоляет. Тонет в пучине безысходности, но лисьего взгляда даже не видит. Провожает его лишь мощная спина альфы, на которой каждый мускул напряжен.       Его аккуратно засовывают на заднее сиденье, моментально блокируя двери. Макс руками по стеклам бьет, ногами пинает, но они не поддаются. Кричит, голосовые связки срывая. Слезы кожу жгут, продолжая в горло затекать, и шатен кашлем заходится.       Машина отъезжает от дома, который он возможно видит в последний раз. Отчаяние паутиной внутри разрастается, органы оплетая. Резко утирает слезы руками, лихорадочно раздумывая, что ему делать. Он не уедет. Только не сейчас. Без Юнги он только на тот свет отправиться может.       Выуживает из кармана телефон, но пелена перед глазами видимость усложняет. Дрожащими пальцами находит нужный номер, слушая долгие гудки, и мысленно молится, чтобы альфа трубку взял. Наконец на том конце басистый голос слышится, а омега вздох облегчения себе позволяет. — Чонгук, я на восемнадцатом шоссе. Забери меня. ***       Чимин тихо приоткрывает дверь спальни, наблюдая кромешную тьму. Голова немного кружится, а коленки дрожат, но он продолжает помещение оглядывать, в поиске нужного человека. Замечает темный силуэт в углу, радуясь, что альфа здесь.       Чонгук еще с коридора сильный запах почувствовал, от чего чуть сознание не потерял. Когда же дверь его комнаты открылась, то выть на луну захотелось. Омега пришел к нему. Чимин никогда сам к нему не приходил, а особенно в таком состоянии. Чувствует, как синеволосый позади него остановился, резко оборачиваясь. В лунном свете он выглядит, как самое запретное искусство. Футболка с одного плеча сползает, открывая вид на бархатную шею. Он облизывает губы, а Чонгук завидует, что сам этого сделать не может. От сильного запаха голова кругом идет, а пьянит он лучше виски.       — У тебя скоро течка, — басистый голос по барабанным перепонкам бьет, от чего омега вздрагивает. Зрачки альфы черные, в темноте еще более пугающие.       — Об этом я и пришел поговорить.       Чон замирает, практически не дышит. Пришел обсудить с ним течку? Это значит… На этом же месте он в миллиарды звезд превращается, а надежда на взаимность новым пламенем вспыхивает. От того, что Чимин может ему одному принадлежать, цветы лёгких распускаются. Ради этого дышать хочется.       — Я хочу вернутся к Хосоку.       Бах. Как больно иллюзии осыпаются. Резко осколками сердце пронзают, что в грудь хочется вцепиться. Боль эта острая, наглая. Сначала тебе кажется, что сможешь вынести её, а на деле оказывается, что не можешь. Она щупальцами вируса сознание поражает, желая уничтожить самое ценное, что в нем есть. Его душу.       — Что? — гортанный рык от стен отлетает. Чонгук хотел сказать это спокойно, от чего сам на секунду злости в голосе испугался.       — Я хочу вернутся к своему альфе, — дрожащим голосом повторяет Чимин. Такой мужчина внушает животный ужас. Резко вздрагивает, когда стакан разбивается о стену. Чонгук огнем дышит так, что в комнате резко душно становится. Инстинкты бежать подсказывают, но он словно к полу прирос.       — Никуда ты не поедешь, — отчеканивает каждое слово, указывая омеге на его место. Не будет так. Не поедет он с Хосоком течку проводить, ведь тогда он весь континент в пепелище превратит и сам на его остатках сгорит.       — Чонгук, это мой выбор. Я люблю его.       — Тогда зачем ты меня целовал? — срывается на крик, подходя ближе к омеге. Тот дрожит, как лист, но глаза не отводит. Даже сейчас строптивый характер выказывает. Восхищаться собой заставляет.       — Не заблуждайся, — еле слышно проносит Чимин. — Оба раза я целовал не тебя.       Это конец. Надежды осыпаются на пол, а Чонгук, кажется, дар речи потерял. Несколько жалких слов оказались больнее огнестрельного ранения. Даже в своем выдуманном мире он ничего не стоит.       Он ведь любит его. Боже, как сильно любит. Он каждый день в лучшую версию себя прогрессировал. Старался, как мог, душу истязал, лишь бы в шоколадные глаза смотреть.       Из всех насмешек судьбы над человеком нет убийственнее безответной любви. Она поражает твое тело, разрывая его на кусочки. Хочется плакать от безысходности, молить богов о помощи, но они словно оглохли. Это больно. Не просто в воображении, не просто в мыслях. Это боль на душе. Боль на душе, которая просто так не лечится, которая разрывает изнутри. После нее остается лишь выжженное поле надежд и разгромленный мертвый сад внутри.       — Пошел вон, — в голосе Чонгука сконцентрировалось все отчаяние мира. Это новый вид боли. Когда не плачешь, а просто делаешь глубокий вдох и принимаешь это.       — Я могу уехать? — тихо спрашивает Чимин.       — Иди куда хочешь…       Хлопок закрывающейся двери. Альфа отворачивается к окну, желая растворится в ночном небе. Умирать во второй раз оказалось больнее…