Порок

       Спокойное, ровное дыхание нарушает меланхоличную обстановку комнаты. Широкая грудь плавно поднимается вверх, а после так же опускается. Черные ресницы немного подрагивают, красивым веером расположившись на лице. Чонгуку явно снится что-то приятное, судя по мирному сопению. Тихое кряхтение вырывается из приоткрытых губ, когда давление на грудную клетку усиливается. Поначалу он лишь дергает носом, стараясь перевернуться на другой бок, но тяжесть сверху не позволяет этого сделать.       Черные глаза резко открываются, и альфа сильно дергает бедрами, от чего моментально становится легче, а с пола слышится тихий вскрик. Что бы не было на Чонгуке, оно упало на пол.       Мужчина поднимается на локтях, прищуренным взглядом оглядывая изножье кровати. Глаза быстро привыкают к темноте, поэтому он сразу замечает скулящего Чимина. Омега потирает ушибленный копчик, тихо ругаясь под нос. Только сейчас Чонгук улавливает обворожительный сильный запах, который заполнил все пространство комнаты. Этот аромат будоражит сознание, поднимая вверх к звездам и скидывая обратно на землю.       — Ты знаешь, что нельзя подкрадываться к спящим людям? Я мог тебя ударить, — шепотом возмущается альфа. Немного охрипший голос звучит невероятно бархатно и идеально вписывается в окружающую, убаюкивающую атмосферу. — У меня очень болит живот, — скулит Чимин, хватаясь за простыни, дабы снова взобраться наверх.       Альфа отодвигается немного в сторону, освобождая место. Омега в лунном свете выглядит обворожительно. Кожа его кажется полупрозрачной, словно ситцевая. А то, как он кряхтит и покусывает губы, сводит с ума.       Чимин подбирается к нему ближе, желая притулиться всем телом. Чонгук же, наоборот, отшатывается подальше, понимая, что от течного омеги можно потерять остатки здравого рассудка. Синеволосый кривит нос, хватая мужчину за футболку и буквально врезаясь в грудную клетку.       — Ты злишься, да? — бормочет на грани слышимости, зарывшись носом в ложбинку на ключицах. Чонгук напряжен каждой клеточкой своего тела и старается дышать ровно, что вовсе не помогает, ведь плотный запах корицы с медом будоражит слизистую носа.       — Я не злюсь, — вздыхает, все же приобнимая омегу за плечи.       — Обиделся?       — Не обиделся.       Чимин немного ерзает попой, от чего альфа вновь хочет его оттолкнуть. Это невыносимо. Более жесткой пытки у него не было никогда. Какое-то морально- физическое изнасилование, когда очень хочется разложить его на кровати, но остатки рассудка кричат, что нельзя. Проклятый змей-искуситель явился к нему среди ночи, дабы проверить на прочность. Чимин аккуратно водит пальцами по его груди, выводя незамысловатые узоры, из-за чего Чонгук покрывается мурашками.       — Прости меня, — шепчет, невинно поднимая глаза вверх. — Ты стольким ради меня пожертвовал, а я был таким глупым. Мне казалось, что Хосок любит меня, и, когда почувствует сильный запах, вспомнит, как нам хорошо было вместе и...       — Я не хочу его обсуждать, — перебивает альфа немного грубо, от чего Чимин скукоживается, замолкая. — Отдать ему технику и бизнес было моим решением и ты здесь не при чем. На этом точка.       Чонгук тяжело выдыхает через рот, закрывая глаза. Самый лучший вариант сейчас – заснуть и не будоражить душу глупыми разговорами.       Насколько ему доложили, Сопрано был успешно окольцован, и они даже обошлись минимальным количеством жертв. Солдаты зашли в поместье Намджуна, где Сокджин чуть не откусил одному из них ухо, но омега остался цел и скоро будет перевезен сюда, вместе с сыном. Как удивительно сложились карты. Мару, Макс и Сокджин – теперь у него есть слабости каждого из трех альф. Удивительно, насколько в их мире пренебрежительно относятся к этим хрупким существам, но стоит им исчезнуть, как альфы на стены от бешенства лезут.       Чуть позже в особняк приехал Макс с полными наличкой портфелями. Он работал слишком четко, явившись с кучей охраны, чтобы ни у кого в банке не осталось сомнений, что он здесь от самого Мин Юнги.       Он долго плел им что-то про тяжелую ситуацию в стране и важность сбережения денег наличными, а еще немного угрожал, что недовольный руководитель Мин явится сюда лично и разбираться будут с ним.       Огромных сумм ему, конечно, заполучить не удалось, но если хорошо поэкономить, этого вполне хватит на несколько месяцев. Более того, Хосок отобрал бизнес, но не перекрыл заграничные счета альфы, на которых остались многочисленные сбережения.       В целом все сложилось даже лучше, чем он ожидал, а ситуация была удачно переиграна в его сторону.       Чимин резко толкает его в бок, когда слышит, что альфа уже дремлет. Невольно ерзает на кровати, сделав вид, что это произошло случайно. Он не хочет чтобы Чонгук спал, ведь сам не сможет этого сделать. Боль в животе никак не утихает, а жар липкими путами окутывает тело. Течка – самое ужасное, что происходило с ним в жизни. С самого ее начала он ненавидел этот период, ведь на несколько дней выбивался из колеи. Природное желание окончательно лишало рассудка, и он был готов кинуться на первого попавшегося альфу.       То, что происходит сейчас, вообще выходит за пределы нормы. Еще только попадя к Хосоку он понял, что терпкий запах белого мускуса больше не кажется таким приятным, как было ранее, а, наоборот, неприятно отдает покалыванием в слизистой носа. Когда же к нему подошел Юнги, то резко захотелось блевать, а аромат Намджуна нагонял ужас и отвращение.       С Чонгуком было иначе. От него веяло едва уловимым запахом корицы и то только тогда, когда подходишь очень близко, что свидетельствовало о том, что альфа больше не пьет подавители. Пряный аромат будоражил кровь, заставляя ее бурлить в венах, а жар концентрироваться в интимном месте. Это все проклятая метка.       Чимин перебирается немного выше, утыкаясь носом в шею, где корица более сконцентрирована. Раздувает ноздри, тихо мыча от наслаждения. Альфа от этого действия напрягается всем телом, боясь сделать лишний вздох. Водит носом по смуглой коже, проводя по ключицам, аккуратно лизнув выпирающую косточку. Чонгук резко дергается назад, чуть не падая с кровати, а омега немного подпрыгивает от неожиданного действия.       — Прекрати, — альфа щурит глаза, в упор смотря на него и прикрывая рукой шею. — Или спи или уходи.       Чимин хмурит брови, долго разглядывая его лицо, а после поворачивается спиной, накрывшись одеялом с головой. Чонгук вновь укладывается на кровать, опасливо поглядывая в его сторону. Стоило бы выгнать его к чертям, вот только не хочется. Такой красивый, трепетный, немного хмурый: он чистое воплощение искусства, затерявшееся среди одеял.       — Мне очень стыдно за то, что доставил тебе хлопоты и соврал, — тихо бурчит омега. Чимин понимает, что никогда бы не осмелился сказать этого, глядя тому в глаза и только сейчас, завернувшись в одеяло, как в защитный кокон, он может собраться с духом.       — Соврал?       — Когда я сказал, что представлял во время поцелуя с тобой Хосока – это ложь. Я хотел сделать тебе больно, чтобы ты отпустил меня домой, а еще стыдился, что...       Чимин на несколько секунд замолкает, обдумывая стоит ли говорить дальше. Для него все еще остаются загадкой некоторые реакции его организма и совсем не святые мысли в сторону альфы.       — Что? — аккуратно спрашивает Чонгук, впитывая каждое словно. Внутри у него словно огромный камень с души упал, но сомнения в чистосердечном признании все же зарождаются в груди. Если Чимин просто врет, потому что не знает, как извиниться, то это еще ужаснее.       — Мне казалось, что я изменяю своему альфе и страшно было признавать, что мне это нравится. Вы же братья. Со стороны это выглядит очень грязно.       В комнате на несколько секунд повисает звенящая тишина, в которой Чимин чуть не теряет сознание. Признаваться в грязных мыслишках оказалось гораздо тяжелее, чем фантазировать. Он ожидал любой реакции, но тишина оказалась худшей из возможных.       Резкий рывок за ногу заставляет его тихо вскрикнуть и в панике закрыть глаза. Чувствует горячее дыхание, опаляющее нос, аккуратно приоткрывая одно веко. Чонгук нависает сверху в нескольких сантиметрах от его лица. Сквозь пряди волос, спадающих на лицо, отчётливо видно два поблескивающих в темноте черных зрачка. Альфа больше походит на дикого волка, когда под тканью футболки перекатываются мышцы плеч. Выглядит пугающе, но Чимин не боится. Это же тот самый Чонгук, который ради него переступил через свою гордость, опустившись на колени. Тот самый, которого он считал своим насильником, но теперь сам не верит своим мыслям. Перед этим мужчиной он вовек грех не искупит, но очень постарается.       — Ответь на мой вопрос четко: да или нет, — резко начинает альфа, выдыхая поток теплого воздуха. Чимин млеет от прекрасного запаха корицы, несильно качнув головой. — Между вами с Хосоком навсегда все кончено?       Чонгук заглядывает в шоколадную радужку глаз напротив, стараясь сам отыскать ответ. Темные ресницы томно спадают на лицо омеге, практически закрывая вид. Для альфы эти секунды ожидания подобны вечности, но он терпеливо ждет. Одно несчастное слово сейчас станет решающим. Если Чимин ответит нет, то Чонгук отступит. Бросит все и больше никогда даже в сторону его не глянет. Он любит его сильно... Но себя сильнее. Он не позволит пользоваться собой, как удобным вариантом, который верным щенком будет бегать за омегой, ожидая пока тот снизойдет до него. Пускай его сердце каждый день будет кровоточить, но он сделает правильный выбор. Иногда стоит отпустить то, что держать становится слишком сложно.       — Все кончено, — тихо отвечает Чимин, а у альфы эти слова навеки в голове отпечатаются. Желание испустить вздох облегчения растет с каждой секундой в геометрической прогрессии.       — И ты хочешь быть со мной?       Пак отворачивает голову в сторону, сведя брови на переносице. Трудно отрицать, что теплые чувства к Чонгуку могут быть лишь последствием метки. Сейчас альфа просит отдаться ему полностью, поклясться в абсолютной верности, только как можно это сделать, если он сам себе не верит. Последнее чего он хочет, это вновь причинить ему боль, разорвав остатки сердца в клочья. Сказать, что он его любит – сорвать. Но Чонгук как никто достоин любви. Ему просто не повезло встретить такого проблемного омегу, как Чимин. Но даже здесь его упорство и самоотдача поражают. Ему бы хотелось поделиться с ним хоть каплей той заботы, которую альфа вложил в него. Но если он не сможет? Если болезнь обострится или влияние метки чудесным образом исчезнет. Останутся в нем те же чувства, что и сейчас?       — Я не люблю тебя, — отвечает, решая, что лучше сказать правду, чем водить мужчину за нос. Пускай поступает с этой информацией как знает, сам решая, что будет лучше.       — Но со временем смог бы?       — Я не волен над сердцем, но если бы у меня был выбор, то он пал бы на тебя.       Чонгук несколько секунд бегает глазами по его лицу, а после опускает голову, утыкаясь лбом в плоский животик омеги. Почему все настолько сложно? Нельзя было просто ответить: да или нет. Порядком уже надоело блуждать в закромах своего сознания, отыскивая в самом себе ответы.       Возможно, он слишком торопит события и сильно давит на Чимина, требуя больше, чем тот может сейчас дать. Стоит ли надеяться на лучший исход, отдавая всего себя без остатка? Страшно. Страшно разочароваться.       Но ведь кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно? Вся его жизнь один сплошной риск, и даже в детстве он этого не боялся. Отступить слишком просто. Лучше потом он развалится на миллион осколков от боли, зато будет знать, что сделал все, на что был способен, чем всю жизнь будет винить себя в том, что даже не попробовал.       Из тяжелых раздумий вырывает сладкий, тягучий стон. Чонгук удивленно приподнимает глаза, видя запрокинувшего назад голову Чимина, который нервно закусывает губу. Все это время от дышал ему вниз живота, от чего бедный омега, чуть не начал метаться по кровати. Каждый вздох альфы жаром опалял нежную кожу, а течка давала свои плоды. Лоб Чимина моментально покрылся легкой испариной, и он безжалостно вцепился мужчине в плечи, что тот, утопая в пучине мыслей, даже не заметил.       — Прости, — резко поднимается на руках, но пальчики еще сильнее цепляются за футболку. Синеволосый дергает ногами, немного постукивая его по животу, и тихо скулит.       Плотный запах окончательно смешался с кислородом, заполнив легкие до отказа, поэтому у Чонгука начинает кружиться голова. Это невозможно. Самая настоящая каторга, в которой у здорового рассудка нет шансов на удачный исход. Четыре года воздержания быстро напоминают о себе томительной болью внизу живота.       Внутренний зверь рвет и мечет, доказывая, что омега и так принадлежит ему, навеки запечатанный узорчатой меткой. Требует взять свое, разрывая когтями органы.       «Надеюсь, я не пожалею» — последнее, что пролетает в голове прежде, чем он оставляет аккуратный поцелуй около пупка. Чимин резко дергается, выдыхая через рот и издавая томный стон. Чонгук бережно проводит руками вверх, очерчивая выпирающие ребра, останавливаясь около сердца, которое заходится бешеным ритмом. Покрывает поцелуями живот, нежно прикусывая кожу в некоторых местах, от чего Чимин начинает дрожать. Кожа его мягкая и немного солоноватая, так что хочется облизать губы, распробовав вкус. Сыплет беспорядочными поцелуями вверх, задирая немного влажную майку, а после окончательно снимая. Поднимается на коленях, помутневшим взглядом разглядывая свое творение. Чимин лежит, раскинувшись на кровати, грудная клетка ритмично вздымается, а из приоткрытых, влажных от слюны губ вырываются тихие поскуливания. Искусство, достойное всех денег мира.       Омега резко обхватывает его пальцами за резинку штанов, наклоняя к себе. Позволяет мужчине провести языком по своим губам, прежде чем утянуть его в сладкий поцелуй. Чонгук утробно рычит, передавая телу под собой мелкие вибрации. Больно вцепляется в округлые бедра, перебирая косточки между пальцами.       Даже если бы он очень сильно хотел остановиться, то точно не смог. Чимин так старается для него... Выгибается в спине, обводит руками широкие плечи и хнычет от грубых ласк. Лишь в самых пошлых снах ему такое виделось, но на деле оказалось в миллион раз лучше. Смешанный запах будоражит кровь, заставляя зверя внутри таять от наслаждения. Такой чистый и невинный, его ангел раскрывается перед ним, умоляя запятнать белые крылья порочностью.       — Ты будешь послушным? — рычит прямо в ухо, прикусывая клыком мочку, от чего Чимин сильнее выгибается, издавая сладкий стон. — Отвечай, — кусает больнее, сжимая нежную кожу бедра так, что позже появятся синяки.       — Да... — скулит, расцарапывая руками мощные плечи, но Чонгук не обращает на это внимания. — Я буду очень послушным.       Альфа опускается к шее, обводя языком ребристую поверхность метки, упиваясь своим творением. Чертово чувство эйфории расползается по клеткам, утягивая в пучину наслаждения.       Чимин неожиданно крепко сцепляет зубы и, обхватив ногами талию мужчины, заваливает того на бок, забираясь сверху. Проводит руками по своей груди, плавно струясь вверх к шее, и соблазнительно засовывает один пальчик в рот. Чонгука от напористого и своевольного действия нещадно кроет. Он вновь хочет схватиться за пухлые ляжки, но омега отталкивает его ладонь коленом, раздвигая ноги в стороны.       Альфа покорно вцепляется пальцами в простынь, сжимая до треска ткани. Чимин припадает губами к выпирающим ключицам, обводит языком ребра, задерживаясь около небольших шрамов, которым уделяет особое внимание. Прогибается в спине, призывно проводя попой по штанам мужчины, усаживаясь поудобней на твердом бугорке. Чонгук испускает басистый рык в воздух, разрывая несчастные простыни на кусочки.       Чимин обсыпает поцелуями кубики пресса, не обделив ни один кусочек горячей кожи. Задерживается у самой резинки штанов, складывая губы в трубочку и дует холодным воздухом на низ живота. От резкого контраста температур, тело покрывается мурашками, создавая обворожительный коктейль ощущений. Чонгук вновь пытается схватить его за ногу, за что получает по ладони, и слышит предупреждающее рычание.       — Я сейчас веду.       Покорный и податливый Чимин это конечно круто, но такой стирает все границы реальности. Омега цепляет зубами штаны и, уперевшись руками в ляжки мужчины, тянет их вниз.       Чонгук закидывает голову назад, не веря в то, что сейчас произойдет. Это невинное существо, сейчас раскроет перед ним первородный грех.       Омега устраивается поудобнее, прогибаясь в спине и слишком соблазнительно задирая попу вверх. Вид открывается лучше, чем из панорамных окон центрального офиса. Альфа бы им век наслаждался, картины бы по нему писал, стараясь в памяти запечатлеть.       Чимин последний раз обводит руками массивные бедра, аккуратно проводит языком по члену, пробуя на вкус. Выводит кончиком кругообразные узоры, подбираясь выше, когда снова слышит треск ткани. У простыни нет шансов на спасение. Приоткрывает рот, обхватывая губами головку и соблазнительно проводя по ней языком.       — Черт, — оглушающий рык отбивается от стен, плавно переходя в хриплый стон. Чонгук уже ничего перед собой не видит, он где-то в прострации затерялся, окончательно с рассудком попрощавшись. Чимин своим ртом его до белой горячки доводит.       Опускается ниже, вбирая глубже. Альфа на вкус немного солоноватый и терпко приятный. Нетерпеливо виляет попой, ведь тело жаждет грубых ласк, но помнит, что сам запретил прикасаться. На несколько секунд отодвигается, высунув наружу язык, от которого тянется тонкая ниточка слюны, связывающая его с альфой.       Чонгук зарывается пальцами в синие и немного взмокшие волосы, оглаживая пальцами кожу головы, а после резко давит вниз. Омега старается дышать через нос, ведь грубая хватка мужчины не позволяет отстраниться. Голова ритмично двигается, обводя языком выпирающие венки, а в уголках глаз проступают слезы от нехватки кислорода. Это совсем иные ощущения. Грубые, но до ужаса возбуждающие. Альфа рычит и время от времени убирает ладонь, переживая, что сделает мальчику больно.       Он от таких ласк отвык даже, совсем позабыв насколько удивительные это ощущения. Пущей эйфории добавляет то, что именно Чимин окунает его в мир разврата, доводя пухлыми губами до пика наслаждения. Это совсем новый сорт зависимости, вставляющий лучше отборной наркоты.       Чимин резко поднимает глаза, устанавливая зрительный контакт. И это действие окончательно выбивает Чонгука из колеи. Он, наплевав на все, хватает его под локоть, поднимая выше, и грубо врезается в соблазнительные губы, которые так красиво смотрелись на его члене. Обводит руками бедра, сжимая до заметных следов, и оставляет яркий отпечаток ладони на попе, звонко шлепая. Чимин прогибается в спине, теряя свою доминантную натуру, и сдавленно пищит в поцелуй.       Чонгук приподнимает его над собой, резко входя до упора в сочащееся смазкой нутро. Омега громко вскрикивает, закатывая глаза. Удобнее размещает свои руки на ребрах, начиная быстро двигать миниатюрным телом. Сдавленный, утробный рык заглушается громкими стонами, заполняющими все пространство. Чимин не может перестать издавать сбивчивые звуки и, кажется, плачет от удовольствия.       Чонгук приподнимается выше, покрывая кожу шеи грубыми укусами, а пальцами разводит темные узоры. Багровые отметины быстро окрашивают все доступное пространство, придавая хрупкому телу, особую, порочную красоту. Чимин шарит руками по его телу, не зная, за что ухватиться. Зарывается пальцами в волосы на затылке, опускается к плечам, обводит быстро вздымающуюся грудную клетку. Резко цепляется зубами в выпирающую косточку ключицы, от чего альфа тихо шипит, но не отталкивает, а лишь крепче хватается за бедра. Движения становятся импульсивными, обрывистыми, грубыми. Черные волосы плотно прилипли к лицу, закрывая обзор, но Чимин, словно почувствовав это, перебирает их пальцами, зачесывая назад.       Омега покрывает поцелуями все, до чего может дотянуться, прикусывая кожу и оставляя немного небрежные засосы. Ему неожиданно захотелось присвоить Чонгука себе, показать всему миру, что альфа занят.       Эмоции бьют через край, когда мужчина обводит рукой бархатную кожу спины. Чимин вдруг почувствовал трепетную заботу в каждом его грубом прикосновении: как альфа неосознанно льнет к нему, покрывает поцелуями тело, облизывает собственную метку. От накативших эмоций маленькое сердце хочет выпрыгнуть из груди, доказав всему миру, что еще бьется. Чонгук любит его. Ему не нужно говорить этого, оно ощущается и так. Оберегает, закрывает собой, контролирует всю ситуацию, дабы в момент лихорадочной страсти не сделать больно. Это удивительно. Совсем новое и неизведанное ранее чувство, но такое окрыляющее.       Теплые слезы начинают скатываться по щекам, от переполняющего чувства нужности. О нем заботятся. Бескорыстно, жадно, не требуя ничего взамен, вкладывают свою любовь. Впервые в жизни кто-то относится к ему с ангельским трепетом, уделяя внимание его удовольствию.       Чонгук, заметив резкую смену эмоций омеги, замедляется, оглаживая влажные синие волосы и аккуратно дуя тому на лоб холодным воздухом.       — Больно?       Чимин отрицательно качает головой, не в силах сфокусироваться на его лице от горячих слез, поэтому просто утыкается тому в шею, тихо скуля:       — Полюби меня еще немного...       Чонгук начинает двигаться аккуратнее, более плавно и бережно. Покрывает поцелуями открытое плечо, скулы и маленькие ушки. Обводит рукой сгиб локтя омеги, останавливаясь около ладони и переплетая их пальцы. И в жесте этом больше ласки и заботы, чем в миллионах слов о любви. Так трепетно и деликатно он поглаживает большим пальцем тыльную сторону маленькой ладошки, вкладывая всю поддержку на которую способен. Чимин держится за его руку, как за спасительную нить с реальностью. Маленькие слезинки капают на мужчину, но омега быстро их собирает дорожкой поцелуев.       Это высшее чувство наслаждения, чистый запретный плод, пик эйфории. Словно через черные глаза Чонгука на него смотрит Бог. Видит уязвимое и сломленное существо, но вместо разрушения обвивает заботой, вкладывая взамен разбитого сердца свое.       Чимина начинает бить мелкой дрожью, когда он издает последний громкий стон, изливаясь альфе на живот. Перед глазами плывут мириады звезд, сменяются созвездия, а он безвольной куклой парит среди них. Чонгук ускоряется, наращивая темп и через несколько минут заканчивает прямо в него. Тяжелая грудная клетка ходит ходуном, передавая бешеные пульсации маленькому обмякшему в руках телу. Альфа ерзает на месте, спускаясь ниже, дабы улечься головой на подушку. Чимин, лежащий сверху, скатывается на бок от движения, но мужчина ловит его рукой, прижимая ближе к себе.       Это была ночь взлетов и падений. Теперь им обоим стоит поспать. ***       Альфа со всей силы бьет рукой по столу так, что ваза, стоящая на нем, падает, разлетаясь на сотни осколков. Все они так похожи. Не умеют контролировать свои эмоции, в порыве ярости сметая все на своем пути. Он кричит так, что со рта извергаются языки пламени, а в комнате становится жарко.       Хосок резко отскакивает в сторону, хрустя битым стеклом под ботинками, когда в его голову летит очередная тарелка. Омеги не лучше. Только вот вместо несчастной мебели, они предпочитают крушить сердца сильного пола.       — Не смей, — рычит альфа, когда брюнет выхватывает очередную тарелку. Тэхену абсолютно плевать на угрозы мужчины. Перед ним сейчас стоит не любимый человек, а жестокий тиран и диктатор, о котором люди тихо перешептывались в подворотнях. Хосок в его глазах пал настолько низко, что из дна этого не выбраться.       Когда он наблюдал за развернувшимся во дворе цирком, думал, что свернет ему шею. Его бестактность, упрямство и отсутствие простого человеческого сочувствия поразительны. Самый чёрствый кремень из всех.       Брюнет вновь замахивается, кидая в него очередную тарелку и вновь, к сожалению, промазывает.       — Я же сделал, как ты хотел, — кричит Хосок, отшвыривая ногой куски битого стекла. — Пытался остановить войну!       — Остановил? — Тэхена от злости нещадно кроет. Он сжимает длинные пальцы в кулак, издавая угрожающее рычание сквозь зубы. — Из-за тебя пострадал Чимин, Намджун лишился семьи, а Сопрано оккупирован. Теперь у тебя не осталось ничего, кроме раздутого до невозможности эго.       Хосок и сам понимает, что его обвели вокруг пальца. Кто бы мог подумать, что, пока он будет упиваться мнимой победой, у него прямо из под носа уведут клан. Поначалу он старался успокоить себя тем, что у Чонгука отныне нет денег и совсем скоро он не сможет содержать многочисленную армию. Тут то с «хорошими» новостями явился Мин Юнги, заявив, что он теперь практически банкрот и его дорогой омега лишил его крупной суммы. Это крах. Снова брат оказывается на шаг впереди.       Плевать. Битва проиграна, но война продолжается. У него все еще есть тонны военной техники и армия, превышающая количество брата в несколько раз. У него все еще капиталы за плечами, союзники среди бизнесменов и кресло главы. Этого достаточно.       Погруженный в свои мысли, он не сразу замечает, как над ухом вновь свистит тарелка, разбиваясь о стену сзади. Тэхен невероятно красивый, когда злится. Он всегда красивый. Его высоко вздымающаяся грудная клетка, скривленные в недовольстве аккуратные губы и горящие огнем темные глаза. Настоящая фурия. Он все еще до безумия его любит, а может просто подсел, как на тяжелый наркотик. Высшее искусство доступное лишь изысканному ценителю. В этой войне он готов ко многим потерям, но потерю Тэхена не переживет.       — Успокойся, пожалуйста, — выставляет руки вперед в примирительном жесте, но омега багровеет еще сильнее. С чего он должен успокаиваться?       — А то что? Изнасилуешь меня? Изобьешь?       — Я же извинился за тот случай, — Хосок старается сохранять спокойствие, дабы поскорее свести конфликт на нет, но Тэхен словно волшебная спичка, может зажечь в нем огонь лишь парой слов. — Больше я никогда не сделаю тебе больно.       Брюнет резко опрокидывает посуду со столешницы, от чего та противно трещит на полу. Он не верит ни одному его слову. Стоило уже давно усвоить урок, что его клятвам грош цена.       — Не доверяешь мне? — альфа изгибает бровь, словно действительно не понимает, почему мог вызвать недоверие.       — Знаешь, ты не очень похож на кавалера ордена правды.       — Я не вру, Тэ. Ну что мне для тебя сделать? — Хосок делает несколько аккуратных шагов вперед, опасаясь, что тарелка прилетит ему по роже. — Хочешь, чтобы я попросил прощения? Я попрошу. Хочешь, чтобы умолял? Могу встать на колени.       Тэхен демонстративно отворачивается в сторону, задирая нос. На самом деле это именно тот результат, которого он добивался, ведь настало время выдвинуть альфе несколько условий.       Хосок, замечая, что омега успокоился подходит ближе, аккуратно прикасаясь к напряженному плечу.       — У меня три просьбы, — разворачивается. — Обещай выполнить каждую.       — Сегодня я буду твоим джином. Проси, что угодно, — глава становится мягче и довольно улыбается, радуясь, что они пришли к компромиссу. Он совсем не переживает на счет просьб, ведь чего может желать молодой омега, как не красивых безделушек или новомодной одежды. Можно, конечно, предположить, что такой, как Тэхен, попросит какую-нибудь картину известного художника, но это тоже не станет проблемой.       — Ты будешь принимать таблетки от импульсивного расстройства личности, — выдает омега, от чего Хосок на секунду опешивает. Такого он точно не ожидал.       — Таблетки от чего?       — От проблем с агрессией, — разьясняет.       — Считаешь, я больной на голову? — альфа хмурит брови, плотно стискивая челюсти, на что Тэхен выгибает бровь. Резко расслабляется, понимая, что обманул сам себя. Конечно, он не считает, что у него проблемы с эмоциями, просто ситуация на континенте плохо сказывается на его ментальном здоровье. Пусть так. Хочет таблетки, будут таблетки. — Еще что?       — Ты больше не пьешь!       — Вообще что-ли?       — Вообще!       — Не думал, что я в твоих глазах – слетевший с катушек алкоголик, — ёрничает Хосок, недовольно кривя губы. Он ведь практически не пьет, а скорее смакует, дабы успокоиться и поразмышлять.       — Ты такой и есть. Сейчас два часа дня, а ты уже пил виски, — Тэхен складывает руки на груди, отчитывая его словно ребенка. Видел бы сейчас народ своего великого главу, упал со смеху. Какую же омега имеет власть над ним. Поразительно.       — Будь по твоему, — вздыхает альфа, параллельно думая, что желания усложняются. — Последнее?       Тэхен странно улыбается, делая шаг ближе, и аккуратно оглаживает руками широкую грудь. Последнюю просьбу он даже боится озвучивать, ведь от вспыльчивого Хосока можно ожидать все, что угодно. Приподнимается на цыпочках, оставляя легкий поцелуй на щеке, а после такой же на губах. Альфа тает от бережных прикосновений, думая, что за еще один такой поцелуй готов свернуть горы.       — Оставь пост главы, — выдыхает Тэхен ему прямо в лицо, жаром опаляя губы. Хосок еще несколько секунд млеет, ведь суть сказанного доходит не сразу. Резко отшатывается назад, когда осознание накрывает его волной, отпечатываясь в голове.       — Нет, — рычит, угрожающее щуря глаза. Это явно переходит все границы допустимого. Он за это государство кровь проливал, собственными руками врагов душил, и бросить все из-за прихоти омеги – кощунство.       Тэхен резко меняет тактику, понимая, что по-хорошему не получилось, кривя губы.       — Либо я, либо Чосок! — приоритеты расставлены, решающий ход сделан, пути назад нет.       — Заметь, я все еще могу запереть тебя здесь навеки, пользуясь, как моей душе угодно, но я ведь этого не делаю. Терплю твои выходки, выполняю просьбы, отношусь с должным уважением. Но сейчас ты наглеешь, — каждое словно Хосока отбивается словно кувалда по раскаленному железу, плотно заседая в голове. Тэхен такого напора на секунду пугается, понимая, что альфа говорит правду, и нельзя быть уверенным в том, что тот выкинет в следующую секунду. Делает несколько плавных шажков вперед, вновь падая ему на грудь. Аккуратно трется щекой о каменные мышцы, слушая тяжелое сердцебиение.       — Просто представь, какой бы была наша жизнь без всего этого, — начинает мягко, заглядывая в темные глаза напротив. Хосок молчит и омега воспринимает это как намек продолжать. — Мы бы уехали жить к морю, нежась днями на теплом песочке. По выходным ходили бы в театр или на выставку, а после пили горячий шоколад в уютной кофейне. Мы бы целыми днями наслаждались друг другом, а после создали бы крепкую семью, обзаведясь ребенком...       — У меня есть ребенок, — перебивает глава, но в голосе более нет агрессии. Он расслабился. Слова Тэхена словно сладкая патока, залетают в уши, подавая приятные вибрации по телу.       — Мы брали бы Мару к себе на каникулы и он дружил с нашими детьми. Пока ты бы учил их рыбачить, я бы готовил ароматные булочки, ожидая вас дома, — продолжает омега, сам не веря своим словам. Это больше похоже на идеальную картинку из параллельной вселенной, чем на их сумасшедшую реальность.       — Детьми?       — Мг, — протирается головой около сердца, блаженно прикрывая глаза. — Трое альф и один омежка. Чтобы старшие братья всегда его защищали.       Хосок заметно улыбается, утыкаясь носом в черную копну волос. Звучит слишком заманчиво... Мысль о тихой и спокойной жизни прекрасна, но это означает свернуть с начерченного годами пути. Он практически всю жизнь посвятил этому государству, сначала мыслями о завоевании, а после успешными военными и политическими действиями. Если он бросит все сейчас, будет ли это значит, что он предал себя?       — Иногда лучше отступить, если ты сам не знаешь, за что борешься... ***       Чонгук устало потирает глаза, спускаясь по ступенькам вниз. Время уже близится к вечеру, знаменуя от том, что он проспал весь день. На самом деле у него была целая куча дел, которые требовали срочного внимания, так что, увидев время на часах, он чуть не потерял сознание. Благо, когда Хенджин понял, что альфу сегодня не увидит, перенял большинство обязанностей на себя, так что у Чонгука считай выходной, который он успешно проспал.       С кухни доносится приятный запах еды, к которому трудно не следовать. Картина открывается весьма странная, но настолько интересная, что он невольно замирает на перилах, тихо наблюдая за происходящим.       Макс крутится около холодильника, доставая оттуда целую кучу еды и поглощая без разбору, параллельно рассказывая что-то Чимину. Синеволосый омега, кажется, его не слушает, пытаясь запихнуть в Мару еще одну ложку каши, и тихо ворчит под нос, когда ребенок бьет по тарелке.       Самым удивительным, наверное, можно считать Сокджина, который нарезает овощи. Он вовсе забыл, что отдал приказ перевезти его сюда, слишком увлекшись делами. Около его ног крутится маленький мальчик альфа, чье имя Чонгук забыл. Чимин время от времени дергает его за локоть, так же впихивая кашу, но ребенок не противится, послушно принимая, всё что дают. Вот она – наглядная разница в воспитании. Разбалованный и явно перелюбленный сын Хосока и спокойный, послушный Намджуна. Чонгук на самом деле не сомневался, что брат чересчур балует своего ребенка, но осуждать не может, ведь сам не уверен, что поступал бы иначе.       Омеги же и вовсе поражают своей разностью, в чем прослеживается разнообразность вкусов альф.       Взбалмошный Макс в растянутой одежде и доверху забитый татуировками. С таким омегой скучно не бывает и удивительно, что спокойный по натуре Юнги выбрал его. Спичка и зажигалка.       Красивый, утонченный Чимин, в каждом движении которого скрывается отточенная до автоматизма грация. Он даже одевается особенно. Предпочитает носить расшитые блузы и облегающие брюки, выгодно подчеркивая свою красоту. Таких омег всегда интересно познавать, зная, что они всегда оставят за собой пару тайн. Чонгуку он таким нравится. Загадочный и легкий, своими карими глазами способный завести в ад. Пожар и огнетушитель.       Домашний и спокойный Сокджин. Его природную красоту не скрыть даже за мешковатой одеждой. Он именно тот странный тип людей, которые успевают все на свете. И мужа заботой окружит, и семейный очаг сбережет и успешную карьеру построит. С таким омегой никогда не бывает холодно. Лишенный понятия семьи Намджун, нашел в нем свой покой и умиротворение. Цветы и пчелы.       Они все такие разные, но каждый прекрасен. Глупо, что альфы недооценивают этих удивительных существ, считая их слабым полом. По крайней мере на его кухне слабых среди них нет. Сокджин, перенёсший тяжёлую психологическую травму, предательство любимого альфы и смерть всех близких, но все равно крепко вставший на ноги и тащивший на хрупких плечах целый клан. Чимин, росший в полной нищете, два месяца подвергавшийся изнасилованиям, больной любовью к ужасному человеку, совершивший множество ошибок, но все равно порхающий. Крылья за его спиной стали лишь крепче, и даже множество напастей не сломили сильный дух. Макс, пошедший против слова главы континента, бросивший своего альфу и остановивший целое войско, предотвратив смерти сотен людей, остается все таким же сильным, поддерживая и всех окружающих. Поразительные.       — Подглядываешь? — нежный голос Чимина вырывает альфу из раздумий, и он только сейчас осознает, что несколько минут разглядывал их в упор.       — Просто задумался, — Чонгук наконец-то спускается вниз, присаживаясь на барный стул. Макс протягивает ему пирожок, на что он вежливо отказывается. — Сейчас будем ужинать, — практически щебечет Сокджин, доставая из духовки мясо. Альфа поглядывает на него удивленно, следя за каждым движением.       — Все нормально? — интересуется аккуратно, на что шатен грустно улыбается, словно ожидая этого вопроса. — Я думал ты разгромишь мой особняк, за то, что Сопрано оккупирован.       — Знаешь, Чонгук, — начинает омега, раскладывая еду по тарелкам. — После недавнего разговора с моим мужем, я понял, что Сопрано никогда и не был свободным. Когда твои солдаты зашли в клан, Минсок спросил меня, наши это или враги. В тот момент меня словно осенило... Ведь все они одинаковые.       Альфа многозначительно хмурит брови, обдумывая его слова. Нежными устами глаголит великая истина. С любой стороны на них смотрели лишь солдаты, запятнавшие свои руки в крови невинных людей. И не имеет значения к кому ты примкнешь в этой войне, ведь мира нет нигде.       — А насчет того, что я теперь закрыт здесь, — шатен хмыкает, словно произносит плохую шутку. — Меня не заперли в подвале, не морят голодом, не избивают до обморочного состояния. Иногда лучше поддаться течению, чем барахтаться против и утонуть, нахлебавшись воды. Я знаю, что не расстаюсь с Намджуном навсегда. Это лишь необходимый этап.       Только сейчас он замечает, что на кухне повисла гробовая тишина и каждый внимательно слушает слова Сокджина. Вероятно, каждый воспримет их по своему, приписав к своей истории и расставив некоторые позиции в голове. Они прошли такой длинный путь, множество раз ломаясь, каждый раз воскрешаясь из пепла, словно благородный феникс. Пускай их история еще не закончена, но они будут верить, что в самой темной комнате за углом прячется лучик света, который однажды ослепит их своим сиянием и каждый обретет заслуженный покой.       Сокджин резко вскидывает руку вперед, ударяя альфе кулаком точно в нос. Чонгук отшатывается назад, но больше от неожиданности, чем от боли. Машинально хватается за ушибленное место, ощущая неприятные покалывая.       — Заслужил, — тихо посмеивается, резко кривясь от неприятного зуда.       — Теперь давайте ужинать, — улыбается шатен, сдергивая Макса со столешницы и толкая замершего Чимина в бок. Мару заходится диким хохотом, когда Минсок начинает его щекотать, за что получает легенький подзатыльник от папы.       Среди ужасной войны, хоть и всего на один вечер, они обрели покой.