***
Языки огня вьются ввысь, словно бы сливаются с небом и поглощают звёды, коими был обсыпан небосвод, будто липучка для мух насекомыми и мошками. Это выглядело завораживающе, даже если я понимала, что то лишь обман зрения. Тихо выдохнула, скривив лицо в показательном унынии, хоть и знала, что Лин в мою сторону не смотрит. Она занята разделкой какого-то животного, которого вышло поймать в этом лесу, что рос недалеко от нашего святилища. Хотелось, чтоб и вспыхнувшая эпидемия оказалась лишь массовой галлюцинацией или просто иллюзией, навеянной моим больным мозгом. Но увы, реакция занозы на проявление этой болячки рассеивала все надежды. Давно она так витиевато не проклинала окружение, демонов, богов и прочую дрянь. Но понять можно. Смотрелось воистину мерзко. Словно кто-то додумался пришить к кошмарным ожогам гниющие лица, что корчились в агонии и рыдали десятками голосов. Место соединения этой дряни с кожей человека шло волдырями и гнойниками, лопалось и воняло разложением. Я же даже не хотела думать, что чувствуют носители болезни, когда видят на своём теле скорченные и вопящие слепки родных или неизвестных, что рычали проклятья и мольбы. Мне хватило пару раз взглянуть в тёмные провалы вместо рта и заметить безумие во взгляде заражённых, чтобы вспыхнуть отвращением. С силой прижала подрагивающую руку к глазам, желая подобным образом спрятаться от мира. Тело мелко подрагивало изнутри, хоть мой холод всё это время довольно урчал в объятьях Божественной энергии. Голова пульсировала от боли. У меня была убогая мечта — дожить до совершеннолетия. Анна умерла в шестнадцать лет. Я не хочу повторять это. Хотя бы не в этот раз. Собственное скуление, будто голодную псину пнули от всей души, прозвучало невнятно и тихо, слившись с трещанием костра. Лин вопросительно завозилась, наверняка поднимая голову и отрываясь от своего занятия. Я не стала ничего объяснять, просто не нашла на это ни желания, ни моральных сил. Мне необходимо успеть обезопасить сестру. Запах от разделанной тушки разил мерзкий и едкий, словно в ноздри залили свежей крови, смешанной с порохом. Я сморщилась, так и не убрав руку с глаз. Возможно, костёр привлёк бы иных бродяжек, с которыми пришлось бы драться за мясо. Но я знала, что этого не произойдет. Здесь никого не осталось. Все передохли. Нервно хихикнула, в раздражении срывая с глаза грязный бинт, пропитанный чужой кровью. Грубая ткань под пальцами скрипела от натуги, а я из всех сил сдерживала желание бросить это безобразие в костёр. Немногочисленные выжившие не имели сил двинуться, так что никаких драк здесь не слышно уже неделю. Я никогда ещё не видела подобную тишь на улицах. Даже ветер больше не гулял между домов, небо с каждым днём становилось всё более серым. Обстановка так и кричала о смерти и страдании. Мне хотелось сбежать от этого всего на войну. Уж лучше сдохнуть в бою, нежели от заразы или чьего-то голода. Холод же словно в издёвку больше не лез, всё так же ощущался в закромах души, но не пытался переломать хребет. Это пугало даже больше голода и бродячих всюду безумцев с кучей лиц. Лин тихо напевала какую-то песенку себе под нос. Я знала, что если бы не витающий в воздухе запах крови, то мне удалось бы услышать аромат бордельных благовоний. Красный зонт, подаренный сестрой сразу после её возвращения с блядушника, как я ласково и веско нарекла встречи А-Лин со своей возлюбленной, лежал рядом со мной, привлекая взгляд своим ярким цветом и вводил в подобие транса. Животных в лесу почти не осталось. Это тощее подобие на кролика я учуяла лишь после трёхчасового обхода. Запрокинула голову назад, выгибая шею почти до боли. Я знала, что Сяньлэ потерпит поражение. Это знание было словно естественным, как зелень травы и доброта Бога. Но я не помнила точной причины. Лишь знала, что кто-то помог. И это напрягало. Да, я не обладала вечной памятью и в течении нескольких лет меня волновало лишь собственное выживание. Но само осознание, что я забыла что-то, что могло бы помочь мне обезопасить Бога или хотя бы сестру, заставляло руки дрожать. А что если я ещё что-то забуду? Как я тогда смогу служить Принцу? Осознание вонзилось в голову ржавым гвоздем. От пришедшей мысли я подскочила, да так и замерла в кривой позе, чувствуя, как бледнею лицом. Что если я забуду Бога? Ужас родился в грудине и прокатился волной по всему телу. Ноги дрогнули от охватившей их слабости, но мне удалось устоять. Собственный выдох прозвучал всхлипом. Я не могла этого допустить. Медленно сползла на землю, поджав ноги и вцепившись взглядом в прядь Божественных волос, всё так же повязанную на палец. Что делали сумасшедшие возлюбленные в той жизни, из-за чего в последствии жалели, ведь после их расставания напоминание ещё долго мелькало перед глазами? Делали детей. Скривилась, с силой сдавив виски до стреляющей боли. Тихо зашипела проклятья, игнорируя Лин и её недоумение, что уже расходилось от неё волнами. Переписывали друг на друга дома. С трудом поборола желание стукнуться головой об стену, тут же замирая от вспышки осознания. Такого яркого, что я тут же сорвалась в сторону святилища, едва ли не с ноги открывая дверь, чудом додумавшись защёлкнуть самодельную щеколду, и судорожно хватая свои краски. Руки мелко дрожали, пока я рылась в вещах Лин, выискивая иголку. Среди своих сбережений быстро нашла тушь — она лежала отдельно и стоила не мало, по крайней мере для нас. Параллельно рукой наматывала на иголку нить, оставляя от острого края совсем немного. И, уже задирая рукав, поняла, что нахожусь в каком-то помешательстве. И я могла бы остановиться в этот момент, одуматься и не совершать какую-нибудь дурь, но рука словно сама макнула иглу в тушь и, вопреки проснувшемуся тремору, уверенно вонзила ту под кожу, даже не дрогнув. И в этот момент время будто замерло. Я одновременно чувствовала, как краска становится частью моей руки, и в то же время не ощущала реальности. Никогда не била татуировки, даже не задумывалась. Да и почерк у меня был откровенно паршивый, местные иероглифы вырисовывались с огромным трудом, хоть я уже и могла бегло читать. Но в этот момент эти мысли казались далёкими. Всё внимание сконцентрировалось на руках. Я даже не могла точно сказать, чувствую ли боль. Лишь вспышки раздражения, когда рука судорожно дёргалась и ставила точки не в тех местах. Вот только вопреки всему этому в груди росло глубокое удовлетворение и умиротворение. Словно я наконец поставила так необходимую запятую в тексте, что до этого не могла заметить из-за избирательной слепоты. Заканчивала издевательство над рукой я уже в неком подобии эйфории. Кровь сочилась из мелких ранок, что иногда, казалось, доходили до костей, смешиваясь с подтекающей тушью. На моей мертвецки-бледной коже это смотрелось ярко и… Красиво? Да, подобное подтверждение своей принадлежности Богу казалось мне прекрасным. На предплечье пульсировала кривая и смазанная надпись, что местами продолжала истекать кровью, хоть я уже несколько минут неподвижно замерла, уперев взгляд в эту картину. Рука мелко дрожала от восторга. Се Лянь. Да, ужасно криво и невнятно, больше напоминало бессмысленные закорючки и волны, понять без предварительного знания невозможно, но я то знала, что значат эти писульки. А это главное. Не берусь судить, сколько так просидела. Тушь уже успела подсохнуть, когда щеколда с тихим звоном сместилась, позволив недовольной Лин открыть дверь. —Ну ты и заперлась. Иди есть, мясо уже… ЁПТ ТВОЮ МАТЬ! Сестра захрипела то ли от потрясения, то ли в приступе ярости. Я не знала, ведь не отводила взгляда от руки. Лишь лениво облокотилась спиной об статую Принца, что стояла прямо напротив выхода. Собственный выдох прозвучал уж очень довольно. —Да как тебя вообще одну оставлять можно! —в реальный мир я вернулась лишь тогда, когда Лин начала протирать тату влажной тряпкой, тихо пыхтя ругательства. Но тут я внезапно заметила, что часть крови и краски угодила прямо на рукодельный алтарь, окропив собой некоторые подношения. Это показалось мне прелестным — белизна булочек была заляпана красным и чёрным, что играло на контрасте и привлекало взор. Блаженно ухмыльнулась, буквально растекаясь по полу и статуе. —Я всегда знала, что ты немного… Тёпленькая. Но чтоб настолько? Нет, я ценю твоё желание меня удивить, —сестра выразительно скривилась, наглядно показывая, как она «ценит» это.—Но мне и в серой рутине отлично живётся. Я лишь тихо выдохнула. —Ты про мясо говорила. Так что там? Ответом мне служил яростный взгляд. Я же, пока сестра перевязывала мне предплечье, с маниакальным весельем гадала, от чего мне суждено сдохнуть быстрее: от стрелы в грудь или заражения крови?***
Мы украли лошадей. Точнее, крала Лин, я лишь на стрёме стояла. С лошадьми ни в той, ни в этой жизни не контактировала, а заноза откуда-то имела в своей черепушке столь полезные умения. Спрашивать не собиралась — откровенно не хотелось. Да и какое мне дело до того, откуда сестрица знает способы увода лошадей? Может она в душе цыганка. Но это бы не волновало, если бы не мой панический страх высоты и разбитой головы. Собственные руки, одна из которых была по локоть туго перевязана тканью, и бёдра до боли сжимали бока вороного коня, что гордо вышагивал за более умелой Лин и её коняшкой. Мой своеобразный трон при каждом шаге подбрасывало, от чего я едва не пускала скупые слёзы. Молитвы уже шептала вслух. —Да не бойся. Они ручные, —весьма неубедительно проговорила А-Лин, так и не повернувшись. Думается, она просто не хотела вслух заржать, увидев меня в такой позе. Я оскорблённо фыркнула. —Его Высочество и про меня подобное говорил, но ты же не поверила в это, —собственный голос позорно подрагивал. Голова казалась набитой ватой, пальцы немели от силы, с которой я сжимала гриву животного. Мне всё казалось, что конь сейчас ускорится и скинет мою тушу. Предплечье неприятно пульсировало напоминанием о моей недавней выходке. —Ну и сравнила. Воспитанные лошади и ты, дурёха, и в одном предложении стоять не должны. А что касательно… Его Высочества, —с явным трудом протянула сестрица, мелко передёргивая плечами.— Перед ним ты может и ручная, но это не отменяет того, что других с особым удовольствием за задницу цапнешь. В процессе ещё бешенством по доброте душевной поделишься. Я насмешливо фыркнула, тут же вновь сжимаясь, когда конь перешагнул через камень. Около пяти минут мы ещё шли молча, не прекращая прислушиваться к местности, но я решила прервать это: —Куда мы хоть идём? Лин настолько показательно-устало вздохнула, что будь моя совесть жива, то скукожилась бы от стыда. Как хорошо, что такой вариант событий невозможен. —У меня нет нужных трав, чтобы обработать твою… Что это вообще? —А-Лин дёрнула поводья в явном раздражении.—Не важно, не хочу знать. Мы идём за недостающими лекарствами. —Ты могла это и без меня сделать, —я так говорила больше от того, что езда на лошадях никогда не стояла в список моих дел с припиской «мечта». В ином случае сама бы поплелась с Лин, лишь бы не упустить из виду во время происходящих событий. Будто войны нам было мало. —И по возвращению увидеть, как ты себе кишки выпустила? Нет, мне и твоего предплечья хватит. —Я ещё не выжила из ума. —Все психи так говорят, —сестра сделала какое-то телодвижение, видать отдавая лошади команду, и выровнялась с моим скакуном, замедлившись. Я молча ухмыльнулась, стараясь не сморщиться от зуда в области татуировки. Заживала она отвратительно — кожа местами отслаивалась пластами, рисунок пульсировал, словно имел собственное сердце, а зудело с каждым часом всё сильнее. Зря я, конечно, без обработки и предварительной подготовки это сделала, но то состояние аффекта, — признавать свои психи не хотела, — из которого я очнулась лишь к утру, когда от костра остались только затухающие угольки, а солнце нещадно било в глаза, ловко просачиваясь сквозь редкую листву, могло служить мне оправданием. Хотя бы для себя, если Лин то не успокаивает. Я вздрогнула, тут же обрывая мысли и обращаясь в слух. Со стены, окружающей столицу, звучал звук тревоги. Лошадь взволнованно зашевелилась, я же стиснула зубы в приступе раздражения. Армия Юнани добралась до столицы. И именно тогда, когда страна переживает тяжкий период из-за голода на улицах и вспышки болезни. Лин прошипела проклятье, сжав кинжал — второй тут же оказался в моей руке — до побеления костяшек. Мы проходили недалеко от городской стены, а попасть в передрягу не хотелось. Я выпрямилась, слегка пнув коня по бокам, на манер делавшей это ранее Лин, тут же вздрагивая от ускорения, с коим зверюшка посеменила вперёд. Нужно было торопиться. —Чёрт с ним. Идём, я не собиралась сегодня помирать,—предположение сестры звучало разумно и совпадало с моими желаниями, так что я лишь молча повторила действия Лин, старательно игнорируя переходящего на бег коня. Копчик уже недвусмысленно отзывался болью. Из-за нашего полу-бега я сначала подумала, что у меня глюки. Но стоит лишь чуть прищуриться и стало видно... Это что, одежда и лук? Ах да, рядом же река. Собственное лицо дёрнулось. Я не знала, какое выражение оно приняло, но Лин, что краем глаза поглядывала на меня, тут же сморщилась. —Что опять удумала? —Как смотришь на то, чтоб оставить какого-то вояку с голой задницей? В прямом смысле,—идея показалась мне призабавной и полезной. Оружие я с собой не взяла, исключая парный кинжал, так что обзавестись чем-то не помешало бы. Особенно при существовании вероятности попасть в переплёт. Лин лишь тихо тцыкнула, но через мгновение кивнула. —Не слезай с коня, а то после не залезешь,—достаточно дружелюбно отозвалась сестра, но я видела, с каким колючим расчётом та посмотрела в сторону моей находки.—Это лук. Стрелы тоже есть. Я сейчас возьму, сторожи лошадей. А-Лин остановила коняшек, тут же ловко спрыгивая и ныряя в кусты. Я решила послушать совета и не пыталась сдвинуться с нагретого места. Вообще старалась не двигаться, лишь бы этот "воспитанный конь" не расценил подобное командой. Откуда-то повеяло мертвечиной. Я передёрнула плечами, стискивал зубы до боли. Интуиция деликатно советовала валить куда подальше, но я лишь сильнее сжала гриву коня, угрожающе взглянув на лошадь. —Стоять,—команда вышла рычащей. Я не обратила внимание на собственную интонацию, больше занятая заволновавшейся лошадью. Кусты предупреждающе зашуршали, уже через мгновение являя миру запыхавшуюся Лин, в чьей руке был сжат лук и несколько стрел. А так же мешочек с чужими сбережениями. —Пошли!—сестра ловко взобралась на животное, тут же ударяя по бокам и дёргая моего коня за ремни. Дальше мчались с ветерком. Я разумно держала рот на замке, не желая наглотаться мух и жуков. А так же простодушно порадовалась, что глаз у меня скрыт бинтом — пыль поднималась столбом. Остановились мы уже около какого-то лагеря, наполненного глухим гомоном. Военные здесь разумно не повышали голоса, но, тем не менее, на нас внимание обратили лишь единицы, и то, тут же вновь теряя интерес. —Давай, о великий добытчик, ищи свои травки-муравки. Я туда не сунусь,—я показательно скривилась, действительно не желая вновь пересекаться с людьми. Моя социальная батарея давно сдохла и выдерживала лишь Бога. И иногда Лин. По праздникам. Сестра понятливо угукнула, в этот раз не прирекаясь. Она хоть и была общительней меня, но сейчас энтузиазмом не пылала. Мы находились аккурат на границе столицы. В этих местах эпидемия была особо активна. Я вообще не знаю, зачем нам нужно было ползти в эти ебеня к какой-то там знакомой Лин только из-за моей глупости. Сестра уверила, что нужные средства есть только вот у этой мадам, с которой знакомиться я не желала, мне и Мен-Мен хватило. Так что пришлось тащиться следом. Истерить и пинаться я не собиралась. Если есть возможность продлить жизнь — её стоит использовать. Лин, хвала Богу, вернулась достаточно быстро, держа в руках какой-то тканевый мешочек с завязками, пока сама поправляла свой пояс. Я заприметила в складках её одежд чужой кошель, на кануне стащенный в комплекте со стрелами. Половины чужих, уже наших, денюшек не было. Понятливо фыркнула, одобрительно кивнув головой. —А если не это, как расплатилась бы? —Тебя в качестве раба собиралась сдать. Видать и пользы больше будет,—пробурчала заноза, вновь взбираясь на лошадь. Я же умилённо улыбнулась, с откровенной издёвкой глядя в её лицо. —Ну вот. А то всё "бесполезна" да "бесполезна". Так бы сразу и сказала, что просто стесняешься. Лин подняла голову и в недоумении расширила глаза. —Это тут причём? Как ты вообще рабство и стеснительность между собой связала? Лошади тронулись. Гомон за спиной постепенно стихал. —Ну как же? Ты же свою Мен-Мен любишь. А она, как я знаю, рабыня, хоть и не личная,—гаденько ухмыльнулась, тут же вскидывая брови в наигранном смущении.—Я думала, у тебя фетиш. Ты ж так часто мне про рабство тылдычишь. Нет? Пару мгновений Лин молчала. —Твоё второе имя – дурость,—устало выдохнула сестра, даже не вспыхнув привычной обидой. Я откровенно засмеялась от абсурда ситуации, вдруг посчитав ту забавной. Но смехом пришлось подавиться. Кони взволнованно остановились, забив копытами по земле, стоило лишь слегка дёрнуть за ремни. Мы шли по почти что открытому полю, лишь вдалеке виднелся лес, окружающий столицу. И армия. Вражеская. Лин звучно ругнулась, тут же разворачивая своего скакуна. Я молча согласилась с её ценным мнением.***