***
Когда ты являешь собой бесформенный сгусток холодного огня, способного смотреть во все стороны разом, это как минимум непривычно. И антинаучно. А потом вспоминаешь, что, вообще-то, находишься в другом мире и в нём же недавно померла, и сразу как-то желание усмехнуться исчезает. На самом деле, я сначала даже не поняла, что что-то не так. Какое-то время не вспоминалось, что меня и существовать не должно, и я лишь с недоумением глядела на вынужденных собратьев. А потом воспоминания пошли по нарастающей: Война, болезнь, смерть, Бог. Не ругнулась вслух лишь из-за невозможности это сделать — я не понимала, как вообще говорить в этом состоянии, если ни горла, ни языка, ни связок не предвидено. Двинуться-то смогла лишь спустя длительное время, приложив уйму моральных сил на это действие. Но даже поплутав среди огоньков, которых было очень много, мысли мои толком не устаканились, продолжали искриться и сжигать друг друга, будто и впрямь пламя. Ощущения далеки от приятных и откровенно мерзкие. Толку то от меня теперь, если даже сама с собой совладать не в силах? Ходила-ходила между горящих ледышок, чувствуя неясную гадливость, а потом поняла, что дальше так продолжаться не может. Я же здесь как дерьмо в проруби плаваю, а я, между прочим, воин, хоть и дохлый. Так что полыхнула недовольством, в прямом смысле этого слова, зависла от непонятности своей формы на мгновения, и кинулась в кучу огоньков, обжигая всех и себя холодом. И начала есть. Опять же, действие не поддавалось разумному объяснению, так что я плюнула и решила действовать излюбленным методом, благодаря которому всё ещё не лишилась остатков разума, — вообще не думать. Огоньки сопротивлялись вяло, многие так вообще тянулись ко мне сами словно в губительном любопытстве, и всем своим существом те напоминали глупых детей. Мне б даже стало умилительно забавно, но я старалась не задумываться, что моя относительная разумность, даже смешанная с львиной долей инстинктов и интуиции, — не нормальна. Но всё же души, а это видать были они, обладали намёком на интеллект, если считать за таковое внятные и понятные слова, хоть и тихие. Но главное, что речи вполне логичны, хоть и наполненные тревогой — среди огоньков разгорались предупреждения, но те лишь кружились на месте и тревожно трещали пламенем. Мне же показалось, ориентируясь на пинок обострённой в этой форме интуиции, что это нечто, вызвавшее переполох, может лишить меня потенциального обеда и источника сил, что допускать никак нельзя. Мне ж надо на службу вернуться, необходимо Богу помочь! Вот только что-то придумать не успела — сначала я с непривычки залетала вообще в иную сторону, нежели хотела, потом пыталась разобраться где право, а где лево, если я теперь вижу буквально во все стороны, а после вниманием завладела туша, что ковыляла и пыхтела что-то себе под нос. Стоило человеку приблизиться, как стало понятно, что это мужик. Толстый и обвисший, с острым взглядом и поджатыми губами, что стало заметно в моменты, когда речь этого индивидуума обрывалась. Из-за черной одежды он почти что сливался с окружением и лишь из-за огоньков выходило разглядеть его повнимательней. Был мужик, даже скорее дед, ещё таким скользко-маслянистый, что отвращения я испытала едва ли не на уровне инстинктов. А потом взгляд упал на фонари в его руках, часть из которых подозрительно знакомо сверкала. Я замерла на месте, дожидаясь когда тот подойдёт ближе, и тут же поняла, что совершила ошибку. На фонариках тонкими символами красовались сдерживающие печати. Мне стало ой как хреново, когда до мозга — или что там у меня — дошло, что человек этот как минимум слабенький заклинатель. И огоньки душ видит. А так же коллекционирует. Так вот почему свет фонарей казался мне знакомым! Я было дело попыталась рвануть, но из-за дурного управления вышло наоборот — пьяно вильнула в сторону своеобразного охотника. Тот не растерялся, кинул на меня скептический взгляд и ловко схватил, сжав в ладони. Я, вроде как, и не ощутила касания, но стало мерзко. Будто окунули в бадью с грязью, липкой и вонючей. А потом мудозвон пихнул меня в фонарик. И тогда уже меня ощутимо сжало. Яростно вспыхнула, тут же начав дёргаться, словно ополоумевшая. Билась об стенки своеобразной темницы, искренне сожалея, что не могу ту просто спалить к чертям. —Какой бойкий! —скрипяще протянул ублюдок, но выражения лица я не увидела. Тут и там окружали стены и бумага, так что моим максимумом было засечь силуэты. Менее яростной я от этого не стала. —Да уймись, дурень! Сам себя развеешь. Я мысленно сплюнула в чужое хайло, но дёргаться стала меньше. Лишь пылала возмущением, мечтая убить садиста. Сколько ловля продолжалась уж не понять. Мысли постепенно стали менее внятными и собирать понимание происходящего приходилось буквально урывками. Но в какой-то момент рядом зазвучали звонкие голоски. Любопытные. Детские. Не скривилась лишь из-за отсутствия лица как такового. Детей я недолюбливала и не пылала к тем любовью. Особенно, когда мелочь старалась отобрать мой хлеб. В данном случае свободу. Мудозвон решил нас продать. Я в этот момент даже ощутило некоторое единодушие с собратьями, когда те полыхнули, но вскоре поняла, что те пылают не яростью, а любопытством. И разочаровалась. —…Дитя, хочешь купить? —я едва не рявкнула вместо детёнка, желая крикнуть звучное «Не хочет!», но промолчала. В основном из-за неумения это делать. —Мой фонарик совсем не таков, как ваши. Это редкое сокровище, зажжёте его, загадаете желание — и оно непременно сбудется, —не сбудется, он всё врёт. Я вас ещё прокляну, если согласитесь, зуб даю. Голос у детей был явно неуверенным, даже каким-то скептическим, так что я уж понадеялась, что они просто насмехаются над дедом. —П-правда? О нет, второе разочарование за сутки. Ну, если с момента моего появления прошёл день. Увы, мои внутренние часы… Их не существовало. Вообще не понимаю как люди с наскока время определяют, всегда удивляло. —Ну конечно. Глядите, —я мысленно возмутилась. Продавать чужие души как минимум неприлично. Дети зашевелились спустя какое-то время, один из них радостно похлопал, предположительно, в ладоши, а я вся аж подобралась. Ну давайте, нападайте! Не удивляйтесь, что если кто-то наступил мне на горло, то я первым делом откушу наглецу ногу! Внезапно всё моё возмущение испарилось, а холод на мгновение отступил, словно ошарашенный. Я даже растерялась от такой резкой смены настроения, едва не заподозрила какую-то магию от заклинателя-дилетанта, но внезапно уловила знакомый голос. —Не покупайте ничего. Он вас обманывает, —Се Лянь! Я едва не растерялась лужей от радости и облегчения. Бог мой явился за душой сего грешника. Захотелось ехидненько засмеяться, но я не собиралась терять ощущение дурманящего счастья. —Эй, паршивец, что ты такое болтаешь? —дед явно остался недоволен, что его лавочку пытаются прикрыть. От этого факта стало даже весело. Я довольно замерцала, старательно вглядываясь в силуэты. Принц ответил мягко, явно обращаясь к детям, но голос его нёс в себе какой-то холодный надрыв. От этого стало не по себе, так что я внимательней прислушалась, стараясь разобрать причину странности. —Это вовсе не сокровище, а колдовской предмет. Внутри спрятан призрак, и если вы поиграете с ним, то этот призрак впоследствии будет преследовать вас повсюду. Да, бог дело говорит! Послушайте умных людей, а то останетесь с голой задницей. Особенно учитывая, что мужик вам меня протягивал. А это плохая примета! Дети, вне сомнений вняв моим предупреждениям, тут же кинулись бежать, испуганно вскрикивая на ходу. Я едва не загордилась от своего умения запугивать, пока не вспомнила, что вообще-то молчала. И это дети. Сразу стало как-то тоскливо. —Да как ты смеешь мешать моей торговле?! —мудак возмущался так яростно, что мне захотелось кинуть в чужую голову камень. Ему следовало следить за языком, особенно при общении с моим Божеством. Голос Принца потерял любой намёк на теплоту и звучал резко и холодно, напоминая завывание ветра в зимнюю ночь: —А как ты посмел в таком месте продавать что попало? Не говоря уже о неразумных детях. Им не поздоровилось бы! Что, если к ним пристанут эти неприкаянные души? Кто знает, какие беды это за собой повлечёт? Если тебе непременно понадобилось продавать подобный товар, шёл бы в специально предназначенные для этого места и там торговал! Да! И вообще, обучись этикету, невежа! Где ж это видано — хватать бедных вояк, что за жизнь вам подобным головы отдавали? Что-то изнутри ехидненько напомнило, что я к числу упомянутых добряков не принадлежу, да и вообще недавно их поедала, но лишь отмахнулась — воин с добром и вовсе в одном предложении стоять не должны. Убийца есть убийца. А дилетант всё продолжал огрызаться. Мне всё больше хотелось вырывать ему язык. —Легко сказать! Где же такие места найти?! Все на свете так и торгуют: где придётся, разложив товар у дороги! —старый пердун резко подхватил мою клетку и, раздражённо пыхтя, развернулся. —Постой! —менее чем через секунду окрикнул сего недостойного Бог. —Что? Чего тебе ещё? Хочешь купить? —и столько ехидства было в этом вопросе, что я, не имея тела, ощутила дёрганье лицевых мышц. —Да нет же, —я заполыхала сильнее от восторга. Принц ответил не менее едко, но его издёвка была обёрнута в мягкую ткань и служила оскорблением более искусным. Но тут же всё это слетело, ставя на своё место настороженность. —Ты что, и впрямь собрался продолжать торговать в другом месте? Где ты взял этих призраков? —Наловил на пустыре, бывшем поле битвы. Они там повсюду, —я согласно вспыхнула. Я и впрямь, как сейчас вспомнилось, умерла на поле боя. Правда, в тот момент внимание не цеплялись за окружение, больше занятое охотой на неудачливых собратьев, но тем не менее. —Перестань торговать. Сегодня ведь Праздник призраков. Что, если случится какое несчастье? Будет уже не до забав, — последнее предложение он веско выделил интонацией.—К тому же, это ведь души погибших героев, как ты можешь продавать их, подобно каким-то безделушкам? Верно говорит! Снимай штаны, выворачивая карманы. В любой последовательности. Дед же моих подбадривание не заметил, да продоложил с ещё бо́льшим ядом в голосе: —Они всё равно мертвы, только струйка дыма и осталась, какая мне разница, герои или не герои? Мне мои старые кости важнее, всем нужно на что-то жить. Не торговать? Хочешь, чтобы я ветром питался? Раз такой благодетель, выкупил бы тогда их за деньги! Ну и загнул. Я тоже не гребла деньжата лопатами, но ведь выживала как-то и без чужих душ. В основном из-за того, что их в наших районах не виделось. —Ты… —Бог протянул ровно, но я уловила в голосе недовольство. —Хорошо. Я куплю. Мне стало как-то совестно. Он же нас спасает, а самому наверняка даже хуже. У Бога же семья, мать и отец, к тому же слуги. Меня от этого осознания едва не утянуло в уныние. Но всё же я встряхнулась и прислушалась. Пару мгновений тишину разбавляло лишь шуршание одежды, от чего я едва не заволновалась, но после Принц вновь заговорил: —Этого хватит? —Нет! Жалкие гроши, как этого может хватить? —я здраво возмутилась. За несколько мелких монет можно было купить булочку, а это уже плюс тройка дней к жизни! —Ты даже такую цену просишь сбавить? Не видел я ещё настолько убогих нищих, позор да и только! —я полыхнула яростью. Да как этот хряк смеет?! Прокляну деда, точно прокляну. —Следи за языком, —голос Бога звенел сталью. Я подобралась, надеясь на бойню.—Тебе больше всё равно не дадут. Что толку брать детские сбережения? А взрослый сразу поймёт. —Мне и того хватает! —совсем уж расстроенно рявкнул дед и взмахнул рукой, в которой держал мою клетку. Мотнуло знатно, меня почти замутило. —Больше денег у меня нет! —заметно мягче произнёс Бог, явно заметив упадок чужого настроения. Но что-то яростное всё же прослеживалось, будто он был на грани.—Соглашайся, больше не предложат, сам ведь знаешь. Мужик ещё попыхтел для вида да согласился. Скорее всего и сам заметил скрытое предупреждение в голосе собеседника, а может и впрямь больше бы не предложили. Дедок дождался оплаты и рванул резко — уверена, увидь я что-то больше силуэтов и поймала бы взглядом сверкающие пятки. Затрещала в горделивом ехидстве. И мысленно зачитала проклятье, да поубойней. Спустя пару секунд с восторгом поняла, что не только я так развлекаюсь — Принц тихо зашелестел светлое пожелание сквозь зубы. Клетка качнулась, хоть и мягче прошлого раза, и замерла. Через пару минут непрерывной возни сверху — или снизу — призывно распахнулась стенка фонаря. Я резко нырнула в полученный выход и зависла на месте. Принц сидел около реки и с пустым лицом распутывал завязки на других фонариках. Я тут же обрадовалась, но глядя на него, казавшегося таким одиноким и холодным в свете призрачных огней, испытала почти что физическую нужду что-то сказать. Но остановилась. Я помнила, как стрелы пронзали мою шею, перемалывая в кашу. И вдруг поняла, что с такими ранами разговаривать нельзя. Мой голос звучал бы как стережет металла друг от друга, прям как в том месте. Со мной там кто-то был. Знакомая девушка, но кто она? Зачем она пыталась помочь? Как меня вообще зовут? Я недоумённо замерла в воздухе, но через мгновение дрогнула и вильнула вниз, едва не ныряя в воду. Спас меня Бог, протянувший руку и подхвативший мою сущность. —Осторожней, —я тут же расслабилась, теряя нить мыслей. Если что-то забыла, то оно не очень то и важно. Какое мне дело до имени и непонятной девушки, если Бог рядом? Спустя минуту меня отпустили, но я не ощутила ни капли радости — хотелось оказаться ещё ближе к источнику тепла, особенное если это мой Бог. Освобождённые собратья, явно потускневшие с нашей прошлой встречи-переглядки, столпились возле Принца, начав летать вокруг и изредка даже словно прижиматься. Я тут же нырнула в их кучу, не собираясь уступать внимание Божества каким-то непонятным существам, что даже разума толком не имели. Я же явно лучше их, Ваше Высочество! Моего слезливого выпрашивания комплиментов Се Лянь не заметил, лишь тихо протянул, местами звуча хрипло, словно у него было сорвано горло. Я полыхнула поярче, недовольная тем, что ранее этой детали не заметила. —Летите, летите, —Принц мягко махнул рукой, даже не потревожив никого, но явно намекая, что своеобразным репейникам пора и честь знать. Огоньки послушно взлетели вверх. Я и сама едва не послушалась приказа, но вовремя себя одёрнула. Вскоре на берегу остались лишь мы с Богом. Я едва не ляпнула что-то намекающее, возможно даже подобие плоского флирта, но промолчала. Я здраво решила, что без надобности вообще говорить не стоит — кто знает какие фокусы выдаст мой голосок. Принц тоже заметил, что все остальные улетели, а клоун остался. Ну, то есть единственная и, увы, повторимая я. Движения Бога не потеряли грацию с нашей последней встречи, но стали словно тише, напоминали притаившегося тигра. Я всё ждала когда тот рванёт в атаке. Но этого не происходило — двигался Принц всё так же плавно, лишь изредка резко передёргиваясь, словно от холода. Не я ли причина этого? Точнее моё ледяное сияние. Он молча посмотрел на моё тельце около минуты, а мне от счастья хотелось прыгать, пока лишние мысли забылись. Мы вновь встретились, а это отличный повод для восторга! —Почему ты остался? Я ведь освободил вас от груза мирского… Я упустил что-то во время ритуала? Я тут же испуганно замелькала из стороны в сторону, наконец разобравшись в своём положении в пространстве. Бог явно понял мой посыл, как и всегда. —Ты не хочешь уходить? —согласно подпрыгнула, радуясь догадливость Божества. Ну просто прелесть! —У тебя остались неисполненные чаяния? Что-то держит тебя здесь? Человек, которого я люблю всем сердцем и его подобием, всё ещё в этом мире. И это Вы. Но я вновь промолчала и лишь согласно вспыхнула. Принц помолчал немного и, внезапно словно увянув на глазах, протянул так тоскливо, что я едва не зарыдала: —…Ты желаешь защитить кого-то? —да. Да, мой Бог, всегда и всеми силами. Я наверняка уже обвешана клятвами, но примите и эту. Я буду защищать Вас, пока не исчезну бесследно. И даже после найду способ вернуться, покуда Вы сами не прогоните. Со стороны реки мягким светов запели десятки фонариков, прогнав мрак и окрасив Принца в тёплый свет. Я ощутила глубокое удовлетворение — наконец в любимых глазах заплясали золотые искры. Даже если то просто результат освещения. —Но если ты останешься по своей воле, то вовеки не обретёшь покоя, —ласково проговорил Бог, словно глупому ребёнку разъясняя основы бытия. Я была даже благодарна, но предупреждение мне без надобности. Я готова остаться до самого конца, даже если покой мне будет только сниться. —Но если тот человек, кого ты желаешь защитить, узнает, что из-за него или неё ты не обретёшь покоя, боюсь, это того опечалит, ведь заставит чувствовать вину. У меня внутри всё похолодело, сравнявшись по температуре с таковой у тельца. Мне стало неуютно и почти страшно. Я робко помелькала и протянула тихо-тихо, наконец поняв как это сделать, заговорив впервые с момента пробуждения: —Тогда я не позволю ему узнать, почему остался, —голос подвёл. Звучал с тем самым скрежетом и завыванием, бил даже по моим несуществующим ушам, но Бог никак не отреагировал. Лишь мягко качнул головой и проговорил: —Если ты будешь часто рядом, то рано или поздно человек всё поймёт. —Тогда я не позволю ему меня заметить и что-то понять, —и тут же исполнила своё недо-обещание. Если моё существование причинит Богу страдание, выраженное виной, то пускай считает меня живой. Или упокоенной до конца. А я всё равно буду рядом. —…Восстание разлучило тебя с этим человеком… Прости. Я не одержал победу, —совсем печально протянул Бог. Я тут же вспыхнула до того отважно, что даже потешно. —Не Ваша вина. Умереть за Вас в бою — высочайшая честь для любого солдата Сяньлэ. Принц застыл. Неподвижно просидел он ещё несколько минут, я уже начала волноваться. А потом в его взгляде всколыхнулось что-то тёмное и горькое. Почти отчаянное. Мне стало невыносимо на это смотреть. Я уже сотню раз пожалела, что ляпнула это, хоть и считала свои слова истиной. Какой толк, если в итоге лишь испортила настроение возлюбленного? —…Спасибо. Но это глупо. Просто забудь. Это не звучало так мягко, как предыдущие фразы. Но, несмотря на это, я ощутила дежавю. От того и ответила иначе, чем хотела по первому порыву: —Разве ж я могу? —и, чуть помолчав, продолжила, —Память со мной, а я в этом мире, покуда могу защищать. Принц покачал головой и вцепился в меня таким горьким взглядом, что мне нестерпимо сильно захотелось его обнять. Но он бы замёрз. —У меня больше нет последователей. Вера в меня ничего хорошего не принесёт, а может, даже навлечёт беду. Знаешь, даже… Не важно. Забудь. —Нет. —Ладно. Вскоре сам из головы выкинешь, —я с трудом удержалась от напоминания, что головы у меня нет, а значит и выкидывать неоткуда. —Верьте мне, Ваше Высочество, —под конец звучание моего голоса совсем испортилось, даже Бог едва заметно скривился. —Я не верю. —Ладно. Всё равно не забуду,—вернула чужие слова, извернув в свою пользу. Се Лянь промолчал. Не поверил.***