Грехопадение

      Последнее полнолуние было хуже остальных. Римус очнулся посреди какого—то леса, понятия не имея, где находился. Очнулся, но глаз не открыл. Не мог. Вокруг было тихо, он чувствовал колыхание травы возле лица. Кажется, было светло, но сквозь закрытые веки не поймёшь. Каждый вдох отдавался тупой болью в груди, расходясь к кончикам пальцев. Он не мог двигаться, все его тело было искалечено, Люпин чувствовал, как все еще сочится кровь, стекая к земле. Щекотно. Наверное. Так и не поймёшь, с закрытыми-то веками. Попытался шевельнуть пальцем, и тот поддался. Превозмогая боль коснулся ободка кольца и потерял сознание, почувствовав, как оно нагрелось.       А когда очнулся вновь, то уже мог и взглянуть, куда его занесло на этот раз. Слышал треск сухих веток, чувствовал запах костра. Ещё жив, если что-то чувствует. Значит Грюм успел. Приоткрыл глаза, морщась от света пламени.       — Тебе повезло,— гаркнул Аластор, завидев шевеление,— еще бы один час, и все, сдох бы как собака черт знает где.       Римус поморщился, пытаясь вспомнить прошлую ночь. Медленно поднялся на локтях и ухмыльнулся:       — А может лучше и сдох бы, чем испытывать такое каждый месяц.       — Лучше сдох бы?— гремел старый мракоборец,— тогда мой тебе совет, Римус, не используй гребаное кольцо в следующий раз,— сплюнул рядом с собой,— вот и подохнешь.       — Где мы?— прохрипел Люпин, оглядываясь.       Грюм взмахнул палочкой, увеличивая пламя. Оно осветило окрестности: деревья, кусты, на много миль вокруг.       — Абердарон,— отозвался Аластор,— тебя может на цепь посадить, а, Римус? Где в следующий раз ты окажешься? В гребаной Ирландии?       — Может и посадить,— поднялся на ноги и прохрустел позвонками,— спасибо, что пришел.       — Пожалуйста, —выплюнул Грюм,— как будто кому—то ещё до тебя есть дело, вервольф чертов,—пробубнил себе под нос.       Римус усмехнулся.       — Насколько плохо все было в этот раз?       — Просто отвратительно,— Аластор откупорил флягу, делая глоток,— я твое гребаное сердце видел, Римус. Кишки волоклись за тобой как будто от самого Лондона. В общем ты был похож больше на кусок дерьма, чем на оборотня.       Люпин нервно дернул шеей, хмурясь. Грубые пальцы коснулись кожи под ухом, нащупывая след от укуса. И тут он вспомнил. Резко развернулся к западу и побрел сквозь чащу, хромая.       — Куда ты пошел, Римус?—кричал позади Грюм,— волчью нужду справить?       Но Люпин его не слышал. Он шел вперед, отодвигая с пути ветки деревьев и вглядываясь во мрак ночи. Уходящий месяц освещал ему дорогу, пробиваясь сквозь густые кроны. Принюхался. Соль. Через пару минут он вышел к краю каньона, высотой чуть больше полмили, об основание которого вдребезги разбивались морские волны.       — Ну какого черта ты бродишь?— негодовал Грюм, догоняя.       Его искусственный глаз вертелся во все стороны в поисках посторонних, но они были одни. Римус застыл на краю обрыва и долго всматривался в бушующую воду. Шквалистый ветер норовил сбить с ног, подталкивая к прыжку, но Люпин застыл, даже не качаясь. А Аластор терял терпение, коего и так было немного.       — Римус, клянусь бород…       — Время почти на исходе,—пробормотал он.       — О чем ты, черт тебя дери, говоришь?— рявкнул Грюм.       Люпин медленно указал пальцем на основание обрыва. Чертыхаясь, мракоборец подошел ближе и взглянул вниз.       — Твою мать,— букркнул он, хмурясь,— что эта тварь делает здесь?       — Точнее, кому понадобилось создавать,— запнулся, перемещая взгляд вдоль линии берега,— их.       Его палец скользил вслед за взглядом, и чем дальше он вел, тем сильнее стыла кровь в жилах от увиденного. Цепляясь тонкими костлявыми пальцами за каменные выступы, издавая звуки, похожие на шипение, вверх пытались карабкаться сотни инферналов. А завидев добычу на краю обрыва и вовсе словно с цепи сорвались. Некоторые из них срывались и падали в воду, но потом все равно вылезали и пытались забраться наверх.       — Почему они там?— не понимал Аластор.       — Я их туда скидывал,— бормотал Римус, зажмурясь.       Перед глазами всплывали отрывки прошлой ночи. Он помнил. Их было до ужаса много. Все они набросились на Люпина в форме оборотня и остервенело раздирали его на части. Он отбивался, пытаясь убежать. А когда твари зажали его между обрывом и своим полчищем, то ему пришлось драться. Драться или умереть.       — Тьма пробудилась,— шепнул Римус. ***       Вернувшись в Хогвартс только к вечеру следующего дня, он поспешил к Дамблдору, чтобы рассказать об увиденном. И как только собрался уходить, в кабинет ворвалась бледная Макгонагалл. А за ней, не торопясь, вышагивал Снегг.       — Альбус, — воскликнула она,— их до сих пор не нашли!       — О ком вы говорите?— медленно моргнул Люпин, оборачиваясь на директора.       Тот поджал губы и кинул беглый взгляд на Северуса, застывшего на пороге.       — Что происходит?— вновь спросил Римус.       Альбус вздохнул, потирая переносицу. Он в любом случае бы узнал, а так может ещё и помочь в поисках. Ведь он лучше всех знал одного из беглецов.       — Позавчера вечером у Джорджии Нортон случился нервный срыв,— осторожно начал он,— она разгромила свою спальню, напала на учеников с помощью заклинания и покинула школу в неизвестном направлении.       — Бред,— усмехнулся Римус,— у Джорджии не бывает срывов, если не…— он прищурил глаза, а улыбка медленно сползла с лица, уступая место настороженности,— что произошло, Альбус?       Минерва шумно сглотнула ком. Да так громко, что Римус, чьи повадки оборотня ещё не до конца утихли после полнолуния, поморщился от звука. Дамблдор встал и принялся медленно расхаживать вдоль окна.       — Мы выясняли обстоятельства отправления школьной еды с помощью Веритасерума,— признался он,— мисс Нортон была последней, кто явился на допрос, но к тому моменту запасы сыворотки правды иссякли.       — И что вы сделали?— прошипел Люпин, мертвой хваткой вцепляясь в подлокотники стула.       — Северус использовал заклятие Легилименс,— отозвался Дамблдор.       Гробовая тишина окутала помещение, и даже дыхания Римус больше не слышал. Ни своего, ни чьего либо.       — Скажите, что вы шутите,— медленно поднялся на ноги.       — Боюсь, что нет, профессор,—Альбус остановился напротив него, внимательно вглядываясь в перечеркнутое шрамами лицо,— если бы я знал, Римус, я бы не…       — Но вы знали, Альбус,—прошипел Люпин,— вы забирали ее из приюта, вы знали, что она пережила там.       — И тем не менее, я не думал, что рана настолько свежа.       Римус хотел сказать ещё что—то, но понял, что просто тратит время. Ему нужно найти ее, и чем быстрее, тем лучше. Оглядев собравшихся профессоров, он развернулся и направился к выходу. И вышел бы вон, если бы не вспомнил.       — Минерва,— остановился возле горгульи,— вы сказали, что не нашли их.       Макгонагалл вздрогнула, опуская взгляд в пол. Но быстро распрямив плечи, заявила дрожащим голосом:       — Мистера Нотта также не могут найти.       «Да кто бы блять сомневался»,—подумал Римус, торопливо спускаясь по старым ступеням. Первым делом он влетел в свой кабинет, раскрывая Карту Мародеров. Подземелья — нет. Первый этаж — нет. Второй этаж — нет. Третий. Четвертый. Пятый. Шестой. Седьмой. На восьмом задержался взглядом чуть дольше, в надежде увидеть, как ступни появляются возле стены. Но нет. Откинулся на спинку стула, закуривая. К черту гребаные школьные правила. Сыворотку на учениках тоже не должны были использовать, что уж говорить о раскроенном черепе после Легилеменса, а уже тем более курения в стенах Хогвартса. Думал, затягивался, думал, выдыхал дым. Одна, две сигареты. Курил и думал, пока не вспомнил. Вскочил с места и бросился к выходу из школы, а затем скрылся в чаще Запретного леса.       Когда Римус ещё учился в школе, то часто пропадал в Воющей хижине, чтобы спрятаться ото всех подальше. Это место он показывал Джорджии на пятом курсе. На одном дыхании прошел несколько миль, держа наготове палочку, потому что не знал, что увидит внутри. Успокоил Иву и спрыгнул в нору, молниеносно пересекая тоннель и скрипучие ступени. Ворвался в комнату и застыл, так и сжимая дверную ручку до побелевших костяшек.       Они спали. Спали на старой разваливающейся кровати. Теодор лежал на спине, закинув руки за голову, а рыжая макушка, ох, сколько же головной боли от этой девчонки, мирно покоилась на его груди. Римус был в ярости. Преодолел комнату за три шага и перед тем, как схватить Джорджию за руку, замер, вглядываясь в шрамы на руках, которые виднелись из—под засученных до локтя рукавов. Внимательно всмотрелся в ее лицо и перестал дышать. Белая полоса на лбу, и щеке, и пересекала уголок рта. На тонкой шее белые точки, когда-то бывшие сигаретными ожогами. Он… он никогда не видел всего этого, но не мог не заметить, он столько лет знал ее! Прятала шрамы? Прятала. Шрамы.       А сейчас не прячет. Перед ним не прячет.       Медленно моргнул и перевел взгляд на Нотта. А Тео не спал, он сразу услышал скрип нижних ступеней и был начеку, зажав в кулаке палочку. Глядел на Люпина из—под опущенных ресниц и молчал, не двигая ни единым мускулом на лице. И как только профессор собрался нагло нарушить тишину, Теодор медленно поднес указательный палец к губам, призывая к молчанию. Рука Римуса дрогнула, направляя на него палочку. А Тео все также оставался спокоен, даже не взглянул на направленный на него кончик.       — Мы вернёмся в замок завтра, профессор,— прошептал он.       — Да что ты себе позволяешь, сукин сын?— шипел Люпин, дергаясь в его сторону.       — Как вы нашли нас?       — Я,— ткнул пальцем в свою грудь,— показал ей это место.       Нотт улыбнулся краем рта. А Римус и вовсе потерял контроль над эмоциями.       — Слушай сюда, щенок, держись от нее подальше, понял?—вновь дёрнулся в их сторону, но тут же замер, когда палочка Тео повернулась в его сторону.       А темная бровь поползла вверх.       — Почему?       — Ты испортишь ей жизнь,—бормотал, тяжело дыша.       — Почему вы так думаете?       Люпин непонимающе хлопнул глазами, словно не верил в то, что слышит.       — Вся твоя семейка — гребаные выродки, я предупредил один раз, Нотт,— указал на него пальцем,— ещё раз я увижу тебя рядом с не…       — Вы настолько ослеплены своей глупой яростью, профессор,—шептал Тео,— что не замечаете абсолютно ничего.       — Что я должен заметить, черт тебя дери?!—в голос выругался Римус и тут же замер, распахнув глаза и переводя взгляд на Джорджию.       А та и не проснулась, лишь сильнее прижалась к Тео. Люпин не верил своим глазам. Она…       — Заметили?— тихим голосом спросил Нотт.       А Римус так и стоял, не в силах подобрать слов.       — Она…она…— лепетал, словно в бреду.       — Да,— кивнул Тео,— поэтому мы вернёмся в замок завтра, профессор,— он опустил палочку и легонько зарылся пальцами в ее волосы, нежно массируя голову и, опустив взгляд на Джорджию, добавил,— как только она выспится.       Люпин ничего не ответил. Молча сделал два неуверенных шага назад, не сводя взгляда с лица Нортон и, в последний раз взглянув на Теодора, все также не отводившего от нее глаз, развернулся и вышел из хижины. А как только оказался возле Ивы, преодолев тоннель, согнулся пополам, упираясь ладонями в колени, и хрипло усмехнулся. Он не мог понять, как Нотту удалось… это? Как он уговорил ее показать свои шрамы? Как вообще о них узнал? А может он вовсе и не… а она сама… А Джорджия! Гребаный Мерлин! Хрипло смеялся. Она спит. Спит так крепко, что, казалось, разлетись Хогвартс прямо сейчас на тысячи кусков от мощнейшего взрыва - она бы и не проснулась. И всему виной он. Медленно выпрямился и поднял взгляд к сумеречному небу, делая глубокий вдох.       Магическая Британия непременно падет. И те двое только что запустили обратный отсчет, сблизившись настолько, что могли предстать друг перед другом выпустив на волю всю ту тьму, что сидела в их душах.       «Мы все трупы»,— думал Римус,—«Мы все гребаные трупы». ***       Когда Джо приоткрыла заспанные глаза, то тут же замерла, слыша под ухом размеренное сердцебиение. Замерла, потому что она… выспалась? Мерлин, не помнит ни одного сна, ни одного кошмара она не увидела с тех пор, как сомкнула глаза, нарыдавшись настолько, что уснула прямо на Теодоре. Медленно подняла голову и впилась взглядом в его лицо. Тео ещё спал. Нортон попыталась приподняться, но не смогла, ведь он обнимал ее за талию, прижав к себе. Прижал и спал. А она прижалась к нему. Прижалась и спала. Медленно моргнула, переводя взгляд на мутное окно, сквозь которое пробивались тусклые лучи осеннего солнца. Даже вспомнить не могла, когда именно уснула. За все то время, пока Нотт и Джо находились в хижине, они почти не разговаривали, а если и перекидывались какими—то фразами , то всего парочкой и значили они ровным счетом абсолютно ничего. Так и провели два дня в молчании и объятиях, но молчание было настолько уютным, что становилось не по себе. О том, что Тео увидел в ее воспоминаниях они не разговаривали, он лишь попросил ее побыть с ним без дезиллюминационных чар. Побыть собой, какой бы она не была. А Джо и согласилась, сняв, наконец, маску, и выпуская наружу все то, что она так давно прятала от людей. Помнила, что когда засыпала, Тео невесомо поглаживал каждый ее шрам прямо через свитер, и попадал в цель. И контуры выводил идентичные, словно запомнил каждый с одного взгляда.       Луч медленно пробирался по пыльному полу все ближе к ним, а Нортон лежала, вслушиваясь в сердцебиение, и провожала его взглядом. А когда солнце наконец настигло их, то засветило прямо в его лицо. Тео нахмурился и, разжав объятия, повернулся на бок лицом к Джо, делая глубокий вздох. Его дыхание невесомо коснулось ее щеки. Она позволила себе ещё немного понаблюдать за Ноттом, в тысячный раз разглядывая его.       Как бы грустно это не звучало, но все то, что произошло между ними в Воющей хижине, должно остаться в ней. Это их сакральный момент полного единения, о котором никто никогда не узнает. Никто, кроме них. Джорджия осторожно, стараясь не разбудить его, поднялась со старой кровати, скрипящей от каждого ее движения, и вышла за дверь, ни разу не обернувшись.       А Тео всегда начеку. Проводил ее взглядом из-под опущенных ресниц и повернулся на спину, доставая пачку сигарет из кармана.       Джо вышла к Гремучей Иве и, пройдя несколько шагов к краю опушки, на которой та стояла, остановилась, оглядывая очертания Хогвартса, виднеющегося за Запретным лесом. Хоть на улице и было жутко холодно, солнце все ещё согревало, касаясь кожи. Девичьи пальцы вспорхнули вверх, нащупывая шрам на лбу, на щеке, на губе, шее. Она медленно провела линию по всем отметинам, оставшимся у нее в качестве напоминания о том, что счастливого конца не бывает. Но то тепло, зародившееся внутри нее, предательски грело Джо лучше всякого солнца. И то тепло зарождало в ней что-то ранее неизведанное.       Каждый в конце концов превращается в того, кем боялся стать.