Грехопадение

      Звук взрыва. Вскрик. Удар об пол.       — Гермиона, не трогай!!!       Кабинет зельеварения наполнился шумом криков, причитаний и шепота. А если прислушаться, то можно было бы различить едва уловимый женский плач и шипение. За четыре дня до настоящих событий.       А Грейнджер не сдержалась. Завидев в Большом зале знакомую рыжую макушку, исчезнувшую из замка на трое суток, гриффиндорка сорвалась с места и кинулась обнимать Нортон. Как никак, а они действительно хорошо ладили, и Гермиона была настолько рада, что с Джо все в порядке, что она цела и невредима (как казалось снаружи), что позволила себе забыть о распрях между факультетами змей и львов, стискивая рыжую в объятиях на глазах у всей школы. Да и плевать ей было, она всегда готова была жертвовать чем-то ради друзей.       — Мерлин, что произошло?—отпрянула от Нортон, положив руки ей на плечи,— я так волновалась, Джо.       А рыжая застыла, слегка распахнув глаза. Такого приема она точно не ожидала, особенно на людях. Поджала губы и принялась шепотом что-то объяснять Гермионе, может успокаивать, может рассказывать о причинах своего отсутствия, а глазами невольно бегала по сотням лиц, обращенных к странной парочке.       Со стола Слизерина было не различить, о чем шептались Нортон и Грейнджер, и Пэнси Паркинсон на секунду пожалела, что не может читать по губам. А свои сжала до такой степени, что те побелели, сливаясь цветом с лицом, на котором остался стойкий отпечаток недельной бессонницы.       За последние семь дней она, волей-неволей, замечала за собой острую необходимость держать грязнокровку под своим неусыпным наблюдением. О причинах не знала, не понимала, что конкретно пытается разглядеть. Реакцию своего драгоценного на появление лохматой выскочки? Ее бегающие в его сторону глаза?       Но Пэнси не видела ничего, и даже слегка успокоилась. И правда, не может же Драко, да чтоб с ней? С грязной кровью? Никогда. Ухмыльнулась и заправила прядь черных волос за аккуратное ушко, сверкая новым маникюром.       Куда этой выскочке тягаться с наследницей Паркинсонов? Будущей обладательницей всей торговой сети их семьи, аристократичной девушкой и ну просто красавицей?       Пэнси, сколько себя помнит, всегда слышала от родителей, что ей просто жизненно необходимо найти достойную партию. Чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, и ни дня не работать. А Пэнси и радовалась, ведь была ленивой до жути. Ее не привлекали ни школьные уроки, ни политические распри магических стран, Пэнси нравилась… Пэнси.       Всегда одетая с иголочки, с идеально уложенными волосами, опрятными ноготками, пухлыми губками, тонкой талией и т.д. и т.п. Вообще, список достоинств наследницы Паркинсон, если их записывать, опутал бы своим свитком весь мир — ведь Пэнси идеальная. Да, пришлось ей тяжко, чтобы выглядеть так, как она выглядит сейчас. И она бы так ни в коем случае не старалась, ведь ленивая была, ох, Моргана, до жути. Но на третьем курсе мамочка ей шепнула, что глава семьи Паркинсон заключил деловое соглашение с Люциусом Малфоем. Касалось это, конечно, прежде всего бизнеса, но это грандиозное слияние заняло бы не одно поколение, а может даже и не два. Да, Драко и Пэнси поженятся, перенимая на свои плечи дела своих отцов. Да, им просто—напросто суждено быть вместе, как истинным чистокровным принцу и принцессе. Да, они — вершина иерархии безупречных чистокровных наследников, которые будут вершить свое правление. А Пэнси, та маленькая, которой маменька шепнула все это на ушко, будучи ещё совсем юной, не имея сформированных до конца черт лица, личности и тела, превозмогая лень работала над собой каждый день, готовя себя к свадьбе с тем, с кем ей суждено было провести остаток жизни. И как удачно, ведь маленькая Пэнси влюблена в наследника Малфоев сколько себя помнит.       И ничто, ну просто ничто не может разрушить их волшебный, поистине святой союз. И тем более не какая—то там грязнокровная девка.       К такому выводу пришла Пэнси Паркинсон, наблюдая целых семь дней за Драко и Грейнджер. И, вроде, успокоилась, не заметив в их поведении ничего компрометирующего.       Но что—то все ещё терзало ее ранимую чистокровную душонку.       А Пэнси хоть и была всю жизнь дурой, но дурой хитрой.       Так уж случилось, и никто не был в этом виноват. Ни Драко, ни Люциус, ни ее отец, ни сама Пэнси. Вечная погоня за идеалом, чтобы быть единственной, кто отражается в холодных серых глазах, частое безразличие, которое она видела в них же, постоянные напоминания держать осанку и лицо, каждодневные упреки родителей за малейший шаг влево или вправо — вот, что сделали Пэнси такой. И как бы грустно это не было —Паркинсон, на самом—то деле, могла стать по—настоящему доброй, отзывчивой девушкой. Она могла стать счастливой. Но то, что закладывали в ее мировоззрение с самого детства сделало из нее… Пэнси Паркинсон. Ту стерву, которую знал весь Хогвартс, ту, про которую шептались с первых до седьмых курсов. Ту Пэнси Паркинсон, которая не прощает и не оставляет безнаказанными тех, кто посягнул на то, что предначертано ей судьбою.       Ее идеальный, как она считала, мир рухнул всего из—за восьми гребаных букв, сказанных в плену лихорадочного бреда Драко Малфоем.       Грязное. Естество. Рождает. Муки. И. Оскверняет. Нечистью. Ауру.       Пэнси стояла в ванной, заперев дверь, и разглядывала себя в зеркало. Слез не было, все они давно пролиты и впитались в ее пуховое одеяло. Если раньше она не понимала, почему Драко стал холоден к ней, то сейчас все вставало на свои места, хоть и казалось просто немыслимым. Но он же не может! Он же терпеть ее не может! Он столько лет ее оскорблял! Он! Он! Он! Паркинсон истерично расхохоталась, запрокидывая голову назад до хруста в позвонках. Пальцы дрожали, соприкасаясь с холодным кафелем раковины, а смех лился ручьём из пухлых губ, эхом отдаваясь от стен. Дрожали — дрожали, а потом как вцепились в единственную опору, не позволяя ватным ногам уронить себя ещё ниже, чем она уже пала.       Пэнси столько лет потратила, делая из себя идеальную девушку, на которую смотришь и член тут же шевелится, и этого все равно оказалось недостаточно. Что же Драко не хватило в ней, чтобы бесповоротно утонуть в Паркинсон? Читать книжки? Пэнси прочитает столько, сколько он скажет. Изменить цвет глаз? Просто пусть укажет на нужный. Волосы? А какие должны быть?       А когда смех постепенно сошел на нет, оседая пульсом в перепонках, Пэнси вдруг позволила себе допустить мысль, которую годами не пускала в сознание, считая, что это было бы неправильно.       «Почему вообще Пэнси Паркинсон кому-то что-то должна?»       Почему должна нравиться тому, кто чихать бы хотел на нее? Почему должна ломать себя изо дня в день, не получая должного внимания от того, кого напророчила ей сама судьба? Почему должна угождать родителям, строя из себя куклу с дырками для достойной партии?       Кто же такая на самом деле Пэнси Паркинсон?       В груди стало неуютно, будто скверна проникла в кровь воздушно—капельным путем и вскрывала вены изнутри. Девушка вновь обратила взгляд к зеркалу напротив себя. Обвела дрожащим пальчиком свое лицо по ледяной поверхности и, оскалившись, замахнулась. Кап— кап. Чистая кровь заструилась по изящному запястью устремляясь к засученному на локте рукаву, и впиталась, оседая багровыми пятнами на белоснежной ткани. Крохотные осколки сыпались вниз, заполняя запертую ванную бесперебойным звоном. А Пэнси стояла и смотрела, как ее лицо в отражении рассекла толстая трещина, деля Паркинсон пополам.       Пэнси Паркинсон никому ничего не должна. За три дня до настоящих событий.       Водила тонким пальчиком по пергаменту с расписанием занятий на ближайшую неделю, выискивая зелеными глазками заветное сочетание факультетов. Искала—искала и нашла. Через два часа ЗоТИ вместе с Гриффиндором, а через три дня зельеварение с ними же. Улыбнулась и прокрутилась вокруг своей оси, позволяя школьной юбке взмыть воздух и открыть на обозрение всем проходящим мимо ее новые дорогие чулки, крепящиеся к поясу тонкими бретелями, и, взмахнув волосами, летящей походкой направилась к подземельям, чтобы взять нужные учебники.       Хоть Пэнси и приняла для себя важное решение, что отныне никому ничего не должна и с этого дня будет жить только для себя и делать то, что нравится, но уходить ведь надо красиво, правда? А чтобы уйти красиво, ей, все же, нужно было убедиться.       А соседство с Нортон, хоть уже и тянулось оно целых семь лет, сейчас стало напрягать Паркинсон до скрежета идеальных зубок. Мало того, что Драко томно вздыхает с именем грязнокровки на губах, так ещё и Джорджия якшается с ней же. И когда они успели подружиться? И зачем? И как вообще Джо могла найти друга? Она же такая вселенски унылая и грубая все время, что хоть беги, хоть шарахайся.       А может дело было в самой Пэнси? Если все люди вокруг постепенно отворачиваются, то может не к Грейнджер, а от Паркинсон?       Чушь!       И даже сейчас, войдя в их комнату, застала Нортон, лежащую под одеялом. Лежала так, с тех пор как вернулась, все свободное от занятий время, а на уроках и вовсе вжималась в дальние углы классов и ни слова никому не говорила. И Паркинсон бы непременно подошла, непременно бы спросила в чем же дело, но не подойдет. Не спросит. Во—первых из—за того, что Джо хотела на нее напасть, пусть и в припадке нервного срыва, но ведь даже не извинилась, когда вернулась. А во—вторых, конечно же, из-за Грейнджер и их миленьких объятий в Большом зале. Окинув ее кровать беглым взглядом, Пэнси молча вытянула из стопки нужные книги и, закинув их в сумку, вышла, хлопнув дверью.       К классу пришла заранее, чтобы, не дай Моргана, ничего не пропустить. Грязнокровка явилась раньше всех, конечно же в сопровождении своих двух недорыцарей. Малфой же подтянулся почти к концу перерыва, в компании Тео и Блейза. Проводив их взглядом внутрь, уже было собиралась зайти следом, как вдруг застыла на пороге, потому что путь был прегражден.       — Нортон у себя?— спросил Тео, оглядывая коридор позади Пэнси.       Вздернула аккуратный носик, глядя на Нотта из—под опущенных ресниц.       — Все также лежит,— пожала плечами,— может поссорилась со своей грязнокровкой, вот и не хочет выходить.       — Грязнокровкой?— Тео вскинул бровь.       И хоть с того дня, как Джо и Нотт вернулись из хижины в школу он пребывал в потерянном состоянии из—за постоянных раздумий, но бдительности не терял. Конечно, он тоже видел этот пируэт от Грейнджер в Большом зале, и тоже удивился. Но с чего так реагирует Паркинсон? Ревность? Пэнси никогда не была такой, и Тео это прекрасно знал. Что-то крылось за этими зелеными глазками, но что — Нотт пока не понял. Но обязательно поймёт.       — Грейнджер,— выплюнула брюнетка, поясняя.       — Да я понял, но,— нахмурился,— почему тебя злит, что они общаются?       — Потому что грязь должна знать свое место,— прищурила глаза.       — Джо тоже не чистокровная,— заметил Тео,— она теперь тоже грязь?       — Джо?— расхохоталась, прикрывая ладошкой рот,— вот это да, Теодор. И с каких пор она стала Джо?— приблизилась к его уху, кладя руку на плечо.— Где же вы пропадали вдвоем а, Тео?— ее дыхание щекотало ноттовскую шею. Пэнси резко отстранилась, оглядывая его с головы до ног.— И раз уж на то пошло, то я бы на твоем месте тоже была пообходительнее в выборе пассии,—обошла стороной, входя в класс,— вдруг папочка узнает,— шепнула, прежде чем смешаться с толпой учеников.       Тео сощурился, медленно оборачиваясь ей вслед.       Тоже?       Нотт знал, что Пэнси хоть и дура, но дура хитрая. Мыслишки червяками закопошились в его голове, выдавая одну безумную теорию о причинах ее поведения за другой. И самую невероятную, в которую не верил и сам Тео, он, почему—то, принял за единственно истинную.       Она знала про Драко и Гермиону.       Неужели Малфой и правда…       — Вам отдельное приглашение нужно, Нотт?— выкрикнул Люпин с другого конца класса.       Медленно моргнув, Теодор закрыл за собой дверь и принялся в пол уха слушать теорию об опаснейших магических тварях, которых можно встретить. Он нехотя сверлил темную макушку взглядом, словно пытался увидеть сквозь нее, проникнуть в сознание. Что—то ему подсказывало, что Пэнси задумала недоброе.       Проговорив лекционный материал, Римус попросил разделиться учеников Слизерина и Гриффиндора на пары, в рамках своего факультета, конечно же, и тренировать заклинание Протего. Пэнси, конечно же, сиюминутно оказалась возле Драко, утягивая его в дальний угол. Тео следил за ней, неосознанно соглашаясь быть напарником с Блейзом, сам не понял, как занял боевую стойку, как отразил пару заклятий от Забини. Мыслями и вниманием он был рядом с Паркинсон и Малфоем, с виду которые и правда просто тренировались, кидая друг в друга неопасные заклинания. Кажется Люпин лишил Слизерин двадцати очков из-за отрешенности Теодора , но тот и внимания не обратил. И, казалось, что он уже принял себя за конченного параноика, и даже пропустил Экспелиармус от Блейза и отлетел назад, падая и ломая выставленные у стены парты, за что Люпин содрал со змей ещё 10 очков. И в момент, когда Пэнси отошла к окну попить воды, Тео и правда подумал, что напридумывал всякого, он ведь тот ещё комок нервов в последнюю неделю. И уже отвернулся от Паркинсон, собираясь что-то сказать Забини.       Но черт его все таки дёрнул.       В последний раз, ругая себя треклятым матом за параноидальные наклонности, кинул беглый взгляд на Пэнси и застыл. Коротким движением палочки она направила заклинание куда—то в сторону и тут же по комнате разнесся крик. Гермиону отшвырнуло невидимой силой практически через весь зал. И летела она, кажется, так медленно, что Тео успел увидеть ее тело в отражении паркинсонских зрачков. Грейнджер сбила с ног Малфоя и они завалились на пол, снося на своем пути стулья. Теодор хотел подлететь к Пэнси, встряхнуть ее хорошенько, спросить какого черта она вытворяет. И он уже шел, и уже хотел спросить. Но не смог и рта раскрыть от увиденного.       Для Пэнси Паркинсон время остановилось в тот момент, когда грязнокровка соприкоснулась с Драко. Они, словно под заклятием Импедимента, завалились на пол, а Пэнси стояла и ждала его реакции. Он должен был оттолкнуть ее, начать проклинать ее, покрывать треклятым матом, и Пэнси стояла и ждала всего этого.       Малфой нахмурился, потирая ушибленный затылок, и приподнялся на локтях. Грейнджер не проронила ни звука, с ее лба стекала тонкая струйка крови из свежей ссадины, полученной от удара. Никто из них не сказал друг другу ни слова. Подоспевшие к подруге Поттер и Уизли принялись поднимать Гермиону, а та лишь сжала губы и молчала, нахмурившись. Гарри принялся оборачиваться по сторонам в поисках того, кто напал на гриффиндорку, и нашел. Пэнси стояла неподвижно, крепко сжимая в руке палочку. И смотрела прямо на них.       Ну давай же. Мерлин, давай.       Драко медленно поднялся на ноги и, скользнув взглядом по лбу Грейнджер, нахмурился. А затем он нашел взглядом Паркинсон. Сощурил глаза, оглядывая ее с ног до головы и застыл на побелевших костяшках тонкой девичьей руки, сжимавших деревко почти до треска.       Ринулся напрямую к ней, обходя, даже не задев, Гермиону и уже хотел что-то крикнуть Пэнси. А она стояла. Стояла и смотрела. И Тео смотрел. И видел, как зеленые глаза наполнились слезами, выпуская одну в путешествие по бледной щеке. Паркинсон развернулась и выбежала из кабинета, оставив всех в недоумении. Драко долго смотрел ей вслед, а затем уперся взглядом в спину Теодора, поспешившего за ней.       — Пэнс!— кричал ей в спину, но та не откликалась.       Так по—детски и по—дурацки, Мерлин, и это великая наследница безжалостных Паркинсонов. И сейчас Тео было ее жаль, наверное это дерьмово, когда понимаешь, что человек, который и вовсе—то не был никогда твоим, теперь точно им никогда и не станет. Ноттом овладело чувство тревоги за то, что Пэнси может натворить всякого в порывах своей ревности. Вбежал за ней в женский туалет и увидел, стоящую возле зеркала. Уперлась дрожащими руками в раковину и громко плакала, сжимая пальчиками прохладный кафель.       — Зачем ты…       Он, конечно, уже прекрасно понял зачем, но должен был услышать правду непосредственно от самой Паркинсон. А та рыдала, Мерлин, как она рыдала, словно ее жизнь закончилась в тот момент, когда Драко не отшвырнул от себя бедную Грейнджер и не проклял ее на том же месте за то, в чем та не была и виновата. Пэнси не отвечала, казалось, даже и не слышала Теодора за своей спиной. Ее ноги подкосились, она сползла на пол и рыдала, закрыв лицо ладонями. Нотт тяжело вздохнул и зарылся пальцами в волосы, зачёсывая их назад.       — Эй,— позвал мягко, подходя ближе,— все в пор…       — Он ни слова ей не сказал,— мямлила Паркинсон, жадно хватая ртом воздух,— ни слова…       — А что он должен был ей сказать, если она не по своей воле в него влетела?— присел рядом, откидываясь спиной на раковину.       — Это же Драко,— хныкала,— он ненавидел ее всю жизнь, он должен был проклясть ее…       Тео бесшумно усмехнулся. А ведь права была, хоть и не хотелось признавать. Вспоминая прошедшие семь лет, так стоило Гермионе хотя бы взглянуть в его сторону, так Малфой сразу же низвергал на нее всю желчь, что в нем жила. А сейчас. А сейчас Паркинсон, конечно, попала в точку. А Драко дурак, не умеющий скрывать то, что сидит внутри. Легонько приобнял Пэнси за дрожащие плечи и прижал к себе, а та и вцепилась в его галстук, продолжая рыдать в рубашку.       Плакала долго, навзрыд, выпуская всю ту боль, что копилась в ней годами. Вся злоба выливалась наружу горькими слезами, мешая вздохнуть. И параллельно с горечью в душе цвела ярость, непроглядная ненависть. И, хоть и поздно, но она выжгла своим адским пламенем все то доброе, что оставалось в Пэнси. Слезы с течением долгих минут высохли, давая волю яростному оскалу, а слизеринский галстук в тонких пальцах трещал по швам от натяжения.       Так и сидели, молча, пока Паркинсон не встала и, как ни в чем не бывало, вышла из туалета, стирая рукавом предательскую влагу с щек. Тео проводил ее взглядом и откинулся затылком на раковину, нащупывая в кармане пачку сигарет.       Знал ведь, что Пэнси задумала недоброе. Знал и надеялся, что она не станет переходить границы.       Знал и недооценил Пэнси Паркинсон, которая с этого дня уж точно теперь никому ничего не должна. Пэнси Паркинсон, которая приняла решение уйти красиво. За два дня до настоящих событий.       Теодор в последние несколько дней заметил за собой новоприобретенную привычку. В лабиринте коридоров подземелья он замедлял шаг возле определенной двери. Когда шел мимо, болтая с Блейзом или любым другим сокурсником, останавливался, похлопывая себя по карманам, мол не забыл ли чего, но только возле определенной двери. А когда везло, он видел заветный просвет в дверном проеме, и, вытягивая шею, заглядывал внутрь комнаты, утыкаясь взглядом в кокон из одеяла на определенной половине спальни. И курилось возле определенной двери лучше, чем в собственной кровати или любом другом уголке школы. Вот же дурак. Сетовал на себя и свою потребность увидеть Нортон, которая начинала граничить с наркотической зависимостью. Казалось, если прислушаться к своему телу, можно было услышать, как гудят кости в припадке ломки. Мелодично, блять, гудят, хоть песни пой! Собрался с духом, отчитав себя за нелепое мальчишество, и занёс руку, чтобы постучать. И вовремя остановился, ведь если бы не среагировал, то Пэнси, внезапно открывшая дверь с другой стороны, получила бы по красивому носику.       — Как здорово!— воскликнула,—а я как раз шла тебя искать!       Медленно моргнул, бросая беглый взгляд в тот уголок, к которому как магнитом тянуло.       — Ее нет,— аккуратно взяла Теодора под руку и вышла в коридор,— а мы идем гулять, — захлопнула дверь и потащила к гостиной.       — Гулять?— нехотя волочил ногами, нахмурив брови.       А Пэнси не слушала, тащила его за собой по замку, вывела во внутренний двор. Конец октября чувствовался на коже табуном мурашек, возникающим каждый раз, когда Теодора обдавал ледяной ветер. А Паркинсон словно все ни по чем. У кромки Запретного леса Нотт вырвался из ее захвата и остановился. Девушка обернулась, театрально хлопая глазками.       — В чем дело, Пэнси?— в голосе звучала сталь.       Теодор знал ее, как облупленную. В Паркинсон, на самом деле, никогда не было ничего такого, чего нельзя было бы предугадать лишь взглянув на нее. И ее, в принципе, можно было бы легко назвать пустышкой, не считая многомиллионного наследства и идеальной родословной. Этакая идеальная обертка, а внутри ничего. И Тео мог бы спокойно прекратить весь этот фарс еще около двери их спальни, но что-то подсказывало ему, что если он не пойдет за ней —случится непоправимое. Нотт медленно оглядел ее лицо, заостряя внимание на абсолютно нетипичных, он бы даже сказал совершенно несвойственных для дурочки Пэнси изменениях в мимике. Он пока не понял почему, но девушку, стоящую перед ним, он видел словно впервые. Что-то изменилось в ней, но Тео пока не понял что.       — Не хочу, чтобы нас услышали лишние уши,— кокетливо улыбнулась Паркинсон, вновь ныряя к Тео и хватая его за ладонь,— идем,— кивнула в сторону леса и вновь потянула за собой.       Шли молча, вслушиваясь в хруст сухих веток под ногами и завывания ветра, гуляющего между многовековыми стволами деревьев. Шли, пока не вышли к берегу Черного озера. Она выпустила его руку и присела на землю, шурша мелкой галькой. А Тео не сел, сверлил пытливым взглядом темную макушку и, блять, чувствовал неладное.       — Мне нужна твоя помощь в одном… дельце,— откинувшись на руки позади себя, она задрала голову и смотрела на Теодора вверх ногами,— но это будет наш секрет.       Ухмыльнулся, нащупывая в кармане пачку сигарет. Пэнси махнула пальчиками, Нотт протянул ей одну и поджег щелчком пальца.       — Что за дельце?— закурил свою, затягиваясь.       — Мне нужно,— пухлые губки сомкнулись на фильтре, оставляя темно-бежевый след от помады на белой бумаге,— чтобы ты помог мне с зельеварением,— лукаво улыбнулась, выдыхая вверх облако дыма,— ну что стоишь,- потянула за рукав,— сядь.       Нехотя, но сел.       — Конкретнее,— затянулся.       Ее тонкие брови сошлись на переносице, что свидетельствовало об активации мыслительного процесса, скрывающегося под идеально уложенным каре. Пэнси очень тщательно подбирала слова, чтобы достойно разыграть те козыри, что были припрятаны в ее рукаве. Курила и прикидывала варианты развития событий и исходов их разговора. И поняв, что она в любом случае не оставит ему выбора, выдала как есть:       — Мне нужно, чтобы на ближайшем занятии по зельеварению с Гриффиндором в одном из котлов оказалось некое зелье.       — В котором?       — Оо, я думаю, что ты догадываешься,— хихикнула, поднося сигарету к губам, и, когда фильтр коснулся нижней, добавила,— лучше спроси, что за зелье.       — В котором котле, Пэнс?— знал ведь в каком, но с этой Паркинсон он должен был убедиться. Услышать это из ее уст, а то вдруг надумал лишнего.       Девушка тяжело вздохнула и склонила голову чуть в бок, отрывая взгляд от водной глади озера и обращая его к Тео, который смотрел куда—то в даль.       — Грейнджер,— почти выплюнула, боясь ожога на нежном языке от столь ненавистного сочетания букв на нем.       Выдохнул дым, потирая переносицу.       — Слушай, я не знаю, что ты там задумала,— собрался встать,— но я не буду помогать тебе чинить детские козни.       И почти встал, но на его рукаве сомкнулись цепкие тонкие пальчики.       — Будешь, Тео,— почти промурлыкала, нежно улыбаясь,— сядь, пожалуйста,— ресничками хлоп-хлоп.       Закатил глаза, усаживаясь обратно. Затянулся.       — Что ты задумала?— спросил прямо.       — Показать грязи ее место,— пожала плечиками,— давно, кажется, пора было это сделать.       — Почему ты так взъелась на Грейнджер?       Поджала губы, сглатывая ком. Сердечко предательски застучало чуть быстрее, чем следовало. Ведь ей, по идее, должно было быть все равно, когда мысли невольно колыхали образ до боли родного лица с платиновыми волосами.       — Спроси, что за зелье, Теодор,— затянулась.       — Что за зелье?— стиснул зубы, начиная злиться от ее упертости.       Порыв ветра колыхнул темные волосы Паркинсон, и слава Мерлину, ведь прядь скрыла дрогнувшую губу. Встряхнула головой и приблизилась ближе к Тео, склоняясь к его уху.       — Желчь броненосца,—прошептала, обдавая его лицо дыханием с примесью табака. Отпрянула, затягиваясь,— справишься?       Брови Нотта поползли вверх, еле сдержал усмешку.       — Вряд ли, Пэнс,— почти что облегченно выдохнул, ведь то, о чем она просила — технически невозможно,— потратил весь запас редчайшего яда акромантула на прошлой не…       — Все необходимые ингредиенты уже лежат здесь,—похлопала по крошечной сумочке, переброшенной через ее плечо,— так что тебе не о чем беспокоиться,— блаженно улыбнулась, чувствуя, что не оставляет выбора.       Тео медленно моргнул, переводя взгляд с сумки на ее лицо. Он определенно не знал, кто сидел перед ним. Больше не знал.       — Я не буду этого делать,— тряхнул головой, отводя взгляд к горизонту,— не знаю, чем тебе насолила Гермиона, но это слиш…       — Будешь,— прервала, морщась от прозвучавшего имени. Вновь склонила голову, внимательно глядя в его глаза,— иначе кое—какая твоя договоренность станет общеизвестным фактом.       Хах! Хахахахахахахахахах! Ай да молодец, Паркинсон! Хахахахахаха!       А Пэнси замерла, не увидев ни намёка на реакцию на свой шантаж. Ни единый мускул на его лице не дрогнул, она бы подумала, что Тео и вовсе ее не расслышал, и уже было хотела сказать что—то, но все дыхание сбилось в ту же секунду, как она увидела медленно расползающуюся тьму по медово-карей радужке, делая ее грязной. Делая ее… устрашающей.       Затянулся.       — Какая договоренность, Пэнси?— выдохнул дым, прикрывая глаза.       Давай, дура, скажи это вслух, и я убью тебя здесь же. Прямо на этом месте. Твой красивый труп не найдут спустя и десятки лет. Ты сгниешь на дне Черного озера, став пищей для водяных тритонов и гриндилоу. Давай же, Пэнс, ну же! Дай мне повод!       — Вчера вечером я была в доме родителей,— откинулась на руку позади себя и затянулась,— у них в гостях был Люциус Малфой,— облачко,— честно говоря, держать язык за зубами ему стало трудно после третьего бокала огневиски.       Порывы ветра принесли к их ногам опавшие листья, наполняя тишину мягким шелестом.       — А ещё я удивилась, узнав, что у тебя с твоим отцом совершенно нет ничего общего во внешности.       Сердце, отбив удар, застыло, разгоняя по венам кровь, что пылала от ярости. Тео медленно моргнул, переводя взгляд на Паркинсон, на лице которой зарождалось победоносное выражение.       — Если тебя не тревожит, что весь Хогвартс узнает, что ты пообещал Хвосту во….       Теодор поднялся на ноги и ушел, не дослушивав Пэнси до конца. А этого и не нужно было.       А Паркинсон так и сидела на берегу, провожая его взглядом и ухмыляясь. А как только силуэт Нотта полностью скрылся в за полотном высоких стволов, распахнула рот, жадно хватая воздух. Все тело била мелкая дрожь, на глаза наворачивались слезы. И стекали по прохладным щекам, напряжённым от нервной улыбки. И расхохоталась, заваливаясь на спину. Хохотала-хохотала, а затем, едва успев наложить на себя заглушающее, зарыдала так громко, что если бы птицы, сидящие на тонких ветках услышали бы ее, то разлетелись бы на тысячи лик от Хогвартса. За один день до настоящих событий.       Не спал всю гребаную ночь, а с утра обнаружил маленькую сумку на пороге спальни. Не заметил, как сходил на завтрак, отсидел три урока и вернулся в Большой зал на обеденный перерыв. Ни с кем не разговаривал, никого не слушал, лишь смотрел в одну точку, пожевывая щеку изнутри. Долго—долго размышлял над их разговором и уже поздно вечером, заперевшись в заброшенном туалете, выливая один за другим содержимое маленьких пузырьков в кипящий котел, только тогда понял, чем руководствовалась Пэнси Паркинсон. Понял, и вспомнил о Джорджии.       Не спала всю гребаную ночь, а с утра обронила сумку на пороге одной из спален. Не заметила, как сходила на завтрак, отсидела три урока и оказалась в школьном туалете, вместо того, чтобы пойти на обед в Большой зал. Смотрела на себя в зеркало, водя пальцами по лицу, и плакала. Долго—долго размышляла над их разговором и уже поздно вечером, вернувшись в гостиную, застыла взглядом на платиновой макушке. И только тогда, казалось, должна была понять, чем руководствовалась, но не поняла. Не поняла, и ни о ком не вспомнила. Настоящее время.       Выбираться из своего кокона, к которому, казалось, уже приросла, совершенно не хотелось. Джорджию пугала… сама Джорджия. После тех трех суток в Воющей хижине, после всех тех несказанных слов, вылившихся в долгие объятия, после того, как она предстала в своем настоящем виде перед… кем—то — все это пугало до чертиков, ведь никогда не было в душе таких чувств. Теодора и видеть не хотела, но каждый раз закрывая глаза в тысячный раз изучала черты его лица по памяти. Прошла почти неделя с того дня, как она вернулась в замок, а сегодня настал тот день, когда Джорджии Нортон пора придти и в себя. Скинула книги в сумку и, закинув ее на плечо, замерла возле двери спальни, касаясь кончиками пальцев прохладной ручки. Вздохнула, открыла дверь.       Коридор был пуст, как и она сама. А ведь Нортон была уверена, что часто слышала знакомый голос за полотном стены.       А может и к лучшему, что было пусто. И в коридоре, и внутри нее.       Добрела до класса зельеварения и встала за стол в самом дальнем углу, уперевшись взглядом в свои руки. Кабинет быстро наполнялся учениками, Джо даже слышала, как ее звала Гермиона. Но, отчего—то, не могла и взгляда поднять , не то, что ответить. Снегг монотонно читал лекцию, меряя широкими неторопливыми шагами помещение, и каждый удар его каблуков о деревянный пол вызывал бурю эмоций у Нортон. Ведь все началось именно со Снегга. И если бы нашла в себе силы хоть раз взглянуть на учителя, то заметила бы, что Северус, в свою очередь, ни разу и взглядом не повел в ту сторону класса, где была Джо. Не мог. И она не могла. Так и не узнали.       Получив задание, ученики поспешили к стеллажу с ингредиентами, что стоял прямо за столом Нортон. Решила подождать, пока все уйдут, и только потом взять все нужное самой. Хотя и не знала, что нужно было брать — прослушала. По всему кабинету вспыхнули горелки, лязгали котлы, подвешенные над огнём, а Джо так и стояла, изучая свои руки, словно впервые их видела. И Снегг ни слова не сказал, хоть и видел, что та и с места не сдвинулась.       Спустя какое—то время, Нортон все таки обернулась к стеллажу, лениво пробежавшись взглядом по полкам. И как только потянулась за одной из склянок, позади нее раздался приглушённый хлопок. Помещение заволокло черным дымом, сквозь который, даже при огромном желании, нельзя было разглядеть ровным счетом ничего дальше собственного носа. На ощупь вернулась к столу, вглядываясь в черноту, и резко замерла, когда за спиной раздался тихий голос:       — На самом деле,— шептал Теодор, касаясь подбородком ее уха,— многие считают, что греховная зависть та, что направлена на недруга своего, но они ошибаются,— приблизился,— и ты, наверное, это знаешь.       Дым понемногу рассеивался, позволяя видеть очертания студентов, вертящих головами в разные стороны в поисках шутника, устроившего завесу.       — Но настоящая греховная зависть та, что направлена на ближнего, в поиске того, чтобы видеть, как завидуемый из счастья впадает в бедствие,— шептал, а Джо невольно прикрыла глаза, отдаваясь табуну мурашек, бежавших по спине.       Снегг скрылся в подсобке, оставляя студентов предоставленных самим себе.       — Ты знала, что главы семейства Малфой и Паркинсон заключили сделку, в ходе которой Пэнси и Драко должны были вступить в брак после школы?       Нехотя открыла глаза. Скользила взглядом по мутным лицам и остановилась на одном из десятков, что было бледнее прочих.       — Жизнь Пэнси сложилась так, что ей просто—напросто не оставили выбора, и она все время жила ради цели, которую не выбирала. И ей казалось это чем-то обычным, словно так и должно быть.       Завеса стала темно—серой, можно было различить цвета факультетов на галстуках.       — И она считала, что Драко такой же, как и она,— приблизился ещё ближе, не в силах сдерживать невыносимую тягу к ее телу,— считала до тех пор, пока Драко не сделал свой первый собственный выбор.       Джо распахнула глаза, перебегая взглядом к Гермионе.       — Паркинсон лелеяла Малфоя всю свою жизнь, он стал ее светом, ее тьмой, ее воздухом и ее жизнью. Он стал ей самым близким из всех, потому что она считала, что они одинаковы из-за своей судьбы.       Грейнджер подняла со стола длинную ложку и окунула ее в свой котел, помешивая.       — И Паркинсон не простила Драко то, что он стал, в какой—то мере, счастлив, и способен сам распоряжаться своей жизнью,— дыхание опаляло ее щеку, а мужская рука незаметно проскользнула между ее телом и рукой и опустилась на стол, зажимая Джо между ним и Теодором.       Из котла Гермионы вырвалась тонкая струйка дыма, сопровождаемая шипением.       — Не простила, потому что сама все ещё не понимает, как сделать то, что сделал Драко.       Звук взрыва. Вскрик. Удар об пол.       — Потому что позавидовала,— прошептал.       — Гермиона, не трогай!!!— вскрикнул Поттер.       Кабинет зельеварения наполнился шумом криков, причитаний и шепота. А если прислушаться, то можно было бы различить едва уловимый женский плач и шипение. Кожу на руке Грейнджер разъедало прямо на глазах, открывая вид на мягкие ткани предплечья. Джо задержала дыхание, стараясь не вдыхать запах жженой плоти. В ее ладони что—то появилось. А Нортон, сделав глубокий вдох, сразу же поняла откуда и почему именно у нее. Сжала пузырек и молниеносно ринулась к плачущей Гермионе. Откупорила и, упав рядом на колени, вылила содержимое на химический ожог, а Грейнджер взвыла так надрывно, что Нортон невольно прижала ее голову к своей груди и тихонько качалась взад—вперед, чувствуя содрогания гриффиндорки всем своим телом.       Скользнула взглядом по застывшему Малфою, по Нотту, оказавшемуся за его спиной и единственную, кого не увидела Джо в толпе, была Пэнси Паркинсон.