Грехопадение

      Это всего лишь закономерность жизни. Перед белой полосой обязательно идет черная. День уходит, даря волю ночной тьме. И, скорее всего, перед жизнью была смерть. Так и перед Днем всех святых наступает самая темная ночь за все 365 дней. Ночь, когда духи умерших могут вернуться в царство живых. А вернувшись, призраки неизбежно столкнутся с преисподней, разворачивающейся этой ночью каждый гребаный год.       Хэллоуин в магическом мире всегда считался чем—то особенным, так как, по сравнению с магглами, волшебники точно знали о том, что призраки и правда существуют. И, хвала Мерлину, были уверены, что вновь обрести плоть и кровь они не могут по магическому закону, и закону жизни. Каждый год в эту ночь Хогвартс менялся до неузнаваемости. Отовсюду свисали полотна блеклой паутины, куда не наступи — проломишь ботинком очередную тыкву с устрашающей физиономией. Приведения школы пугали младшекурсников, выныривая в самый непредсказуемый момент из самых неожиданных мест, а потом хрипло смеялись, наблюдая как детвора разбегается прочь, сверкая пятками. Детишкам казалось это самым страшным, что может произойти в ночь Хэллоуина.       Но считали они так только потому, что не были в гостиной факультета Слизерин после полуночи.       Реки огневиски и эльфийского вина, стойкий кумар сигаретного дыма в перемешку с волшебным табаком и, Салазар, разврат, разврат, разврат. Змейки старших курсов не скупились на воображение, продумывая свои наряды. Всевозможные ведьмочки в острых конусных шляпах, вместо мантий у которых были лишь короткие юбки, почти не прикрывавшие белье и крохотные тканевые полоски вместо топов. Нескончаемое число демонов, почему—то облаченных в обтягивающие кожаные брюки и бюстгальтеры с шипами. А чего уж говорить о драконах, причинные места которых прикрывали лишь блеклые языки пламени, не обжигающие кожу. Среди всей этой скверны, все таки, встречались и ангелы, одетые в струящиеся в пол туники, говорить о том, что они были практически прозрачными, разумеется не приходится. Рассадник греха, Геенна огненная, преисподняя — гостиная факультета Слизерин.       Музыка была громкой, чувствовалось словно она проникала в тело и звучала прямо в голове, вытесняя абсолютно все, даже собственные мысли. Тео медленно качался в эпицентре танцующих змей, один за другим осушая стаканы с разным пойлом. Все, что ему было нужно — напиться и не думать. Как же он устал от всего. Басы пробирали до дрожи, глотку жгло от спиртного, в глазах двоилось, а Тео так и стоял, время от времени шатаясь от неминуемых столкновений. Он бы хотел быть раздавленным в этой толпе, хотел напиться, хотел не думать. О него терлись грудью, ягодицами, несколько женских рук шаловливо гуляли по его телу, забираясь под футболку. Но он не чувствовал абсолютно ничего из этого. Словно пустой сосуд, который было жизненно необходимо накачать выпивкой. И абсолютно пустая голова, вибрирующая от басов. Куда не глянь - то грудь, то юркий язычок, облизывавший напомаженные губки, ну хоть закрывай глаза и тыкай наугад в ту, что будет стонать сегодня под тобой. И, словно проклятье, ткнуть пальцем в ту, которую действительно хотелось видеть рядом этой ночью, возможным, конечно же, не представлялось. Ведь она выше всего этого фарса, что устроили в гостиной. Она выше каждого из присутствующих, хоть и находится на самом дне сколько себя помнит. Потрясающее сочетание скверны и святости: тело обесчещено острыми лезвиями, бычками сигарет, розгами. Душа осквернена унынием и ненавистью, что с годами стали тупым безразличием. И во всем этом мраке Тео видел лишь свет. Яркий, ослепляющий, тянулся к нему так сильно, что хрустели суставы в локтях, а она нет, недосягаема. Лениво вытащил заготовленный заранее косяк и подкурил, медленно вдыхая ядовитый дым. Легкие жгло, гортань обволокло горьким послевкусием, но это все временно. Ведь как только блеклое облачко вырвется из его губ — наступит эйфория. В этом состоянии Тео был в последнее время намного чаще, чем обычно, ведь старался убить в себе ту гребаную потребность достать до гребаного света. А он недосягаем. Она недосягаема. Сидит, сука, на своем пышном облачке, среди поющих ангелочков, и накручивает на тонкий палец огненно—рыжий локон, который одним своим цветом может низвергнуть все Божье царство, повергнув врата Рая в неистовый пожар. Безликая и многоликая одновременно.       Запретная! Запретная, недосягаемая сука!       Ох как въелась под кожу. Ох как разрывает вены изнутри, позволяя чистой крови стекать на пол. Тео медленно моргнул, чувствуя усиливающееся головокружение. Прищурил глаза, пытаясь различить хоть одно знакомое лицо, но все они пустые. Доступные! Досягаемые!       А он хотел не этого.       — Все в порядке, приятель?       Рука Блейза на плече ощущалась весом в тонну, не меньше. Медленно повернул голову на звук знакомого голоса, но перед глазами все плыло настолько, что смог различить лишь белоснежные зубы на фоне темной кожи.       — Ухухуху,— мурлыкал Забини,— да наш Нотти ушел в отрыв.       Реакция на происходящее была настолько замедленной, что Тео усмехнулся лишь секунды через три. Усмехнулся, хоть и ни слова не понял. Наркотический омут утянул его на самое дно, и он поддался. Потому что знал, что где-то там, на том же дне, может быть, будет и она.       Но там было пусто. Лишь сотня рук, чужих рук, без единого шрама, без единой ссадины, идеальные тонкие ручки, облаченные в атласные перчатки тянулись к его телу. Трогали его, царапали ноготками кожу, отчего Тео нервно дергал шеей. На губах что—то влажное, теплое. Моргнул. Целовал что—то безликое, черт, лица не различить, хоть оборотнем вой. Закрыл глаза, отдаваясь сюрреалистичным видениям. И пред темнотой закрытых век он видел лишь один цвет, что словно опухолью поселился в его сознании.       Цвет пламени Адского.       Рассадник греха, Геенна огненная, преисподняя — душа Теодора Нотта. ***       Джорджия вновь сидела возле уже привычной больничной койки, закинув ноги на ее металлический каркас. Она, почему—то, не отходила от Грейнджер все те дни, что та лежала в Больничном крыле, а ведь прошло уже трое суток. Мадам Помфри давно отошла ко сну, оставив за себя сподручного эльфа, чтобы тот наблюдал за порядком в палате. Нортон клевала носом, то и дело норовя выронить книгу из рук на пол. С того дня, как она вернулась в замок, она не могла уснуть больше, чем на полчаса. А когда долгожданная дрема все же обволакивала сознание, то наружу вырывались все те ужасы, что она видела за свою короткую жизнь. И Джо выбрала не спать вовсе, подпитывая истощенный организм энергетическими зельями. Но и к ним, со временем, привыкла, и клевала носом, не чувствуя, как ветхий переплет выскальзывает из кончиков пальцев и падает на пол с глухим звуком.       А перед глазами он. Самой изощренной пыткой во всем этом было то, что все самые печальные события своей жизни, которые всплывали на поверхность стоило ей задремать, были из-за Теодора. Раз за разом он медленно вел острым лезвием по ее скуле. Раз за разом тушил сигареты о кожу на рёбрах.       Вздрогнула, почувствовав прикосновение к своему плечу, молниеносно доставая палочку и направляя на гребаного смертника, позволившего себе тронуть ее.       — Спокойнее,— Поттер выставил вперед ладони, показывая, что безоружен. Не отрывая взгляда от распахнутых каре—зеленых глаз, он опустился на колено и поднял упавшую книгу,— держи.       Гарри, сам не заметил как, но уже привык, что когда приходил навестить Гермиону всегда видел рядом Джорджию. Не понимал, ну честное гриффиндорское, не понимал, что забыла рядом с его подругой слизеринка, но тут же вспоминал, что та была единственной, рванувшей к Грейнджер на помощь, когда остальные застыли, словно от взгляда Василиска. Хоть въедливый червячок и терзал подкорку сознания вопросом: « Откуда она знала, что произойдёт, что подготовила противоядие?», и в те моменты, когда Нортон не было, а Гермиона ненадолго приходила в себя, высказывал ей свои подозрения. Но всегда натыкался на тысячи аргументов Грейнджер, в пух и прах разбивавших его теорию о причастности Джорджии к тому случаю.       Да и вообще Гарри заметил, что эта странная рыжая девочка чем—то отличалась от того стереотипа, что ходил по школе о факультете Слизерин. Да и Гермионе доверял, так и смирился с ее новым, странным конечно, знакомством.       Поттер устало опустился на соседнюю койку, разминая затекшую шею. Он безвылазно пропадал на поле для квиддича, тренируя всевозможные стратегии с командой Гриффиндора, и в любую свободную минуту выбирался проведать Грейнджер. Да и вообще Хэллоуин не жаловал, ведь в эту ночь девятнадцать лет назад были убиты его родители. Ещё две души умерших, что не способны вернуться в царство живых.       Джо медленно опустила палочку, обращая заспанный взгляд к спящей гриффиндорке. По словам мадам Помфри, если бы не то зелье, что Нортон вылила на ожог девушки, то руку бы разъело до костей, и никакой Костерост не спас бы Гермиону. Пэнси с того дня никто не видел, Джо слышала от сестер Гринграсс, что Паркинсон отправилась домой. Вероломная тварь, и она и Теодор, а Джорджия была уверена, что зелье сварил именно он. Поступок Нотта не укладывался в голове, ведь он же сварил и противоядие к своему же снадобью. Нортон размышляла над тем, что могло вынудить его согласиться на такое, размышляла дольше, чем положено. Ведь она заметила за собой, что с каких—то пор слишком уж активно участвует в школьных происшествиях и драмах. Сначала она же из будущего, потом пари с Ноттом, увязла в тайнах Малфоя и Грейнджер, потом Теодор со своими играми, месть Паркинсон, и Нотт со своим… со своим…       Гребаное болото тянуло ее ко дну, выжимая воздух из легких. Она чувствовала себя невыносимо усталой, ведь никогда прежде не испытывала такого спектра эмоций, хоть и прятались они за бесстрастным взглядом.       — Она приходила в себя?— Поттер коснулся тонкой руки Гермионы, поглаживая запястье большим пальцем.       — Пару раз,— пробормотала Джо.       Они с Гарри никогда особо не разговаривали, лишь перекидывались парой фраз о состоянии Грейнджер, не более. Глаза предательски слипались, Нортон незаметно щипала себя за бедро, чтобы придать телу хоть какую—то бодрость. И Поттер молчал, бегло поглядывая на свою невольную спутницу. Она выглядела уставшей и, честно признаться, какой—то несчастной. Гарри было знакомо это чувство, и он запросто мог определить, что скрывается за непоколебимой маской, ведь сам носил такую же.       — Помфри ушла?       — Да.       Оглядевшись по сторонам в поисках дежурного эльфа и не увидев его, Поттер быстро расстегнул сумку и запустил туда руку по локоть. Слышалось приглушенное позвякивание стекла, и Джо, хоть и невольно, метнула взгляд к источнику звука.       — Дряная выдалась неделька,— вздохнул Гарри, доставая бутылку огневиски.       Джо усмехнулась:       — А как же гриффиндорский дух?       — Его тоже нужно подпитывать чем—то,— ответил он, откупоривая бутылку и делая пару больших глотков. Поморщился, протягивая Нортон,— будешь?       Будет, ведь ее неделька была ещё дряннее, чем у Поттера.       И если бы ей ещё пару месяцев назад сказали, что Джо будет сидеть за полночь в Больничном крыле, молча распивая алкоголь с Гарри Поттером — усмехнулась бы в лицо. Но вот они, второй час подряд передают друг другу заколдованную незримым расширением бутылку, отчего пойло не заканчивалось, и глядели, как два истукана, на ворочающуюся во сне Гермиону.       Когда стрелка больших настенных часов доползла до двойки, Джо, медленно вскинув брови, поняла, что пьяна. Пьяна до того, что перед глазами чуть ли не двоилось. Встала, пошатываясь, на ноги и, распрощавшись с Поттером вышла из палаты. Завернув за ближайший угол, услышала позади себя торопливые шаги. Моргнув, обернулась.        — Я провожу,— пробормотал Гарри, проходя мимо и направляясь в сторону подземелий.       Шли молча, какое—то время, друг за другом. Поттер, на самом деле, много о чем хотел спросить Джорджию, но, отчего—то, не решался, будучи уверенным, что та и слова не ответит. Спускаясь с первого этажа они почувствовали дрожь под ногами.       — У вас любой праздник это повод, чтобы устроить вечеринку?—устало усмехнулся.       — Так, наверное, положено обычным подросткам,— пожала плечами Джо.       — Однако ты предпочла веселью сидеть с Гермионой,— заметил.       — А кто сказал, что мне не было весело в палате?       Гарри улыбнулся, оборачиваясь через плечо. Странная она, конечно. Дойдя до пустой стены, они, молча кивнув друг другу, разошлись в разные стороны.       Глубоко вздохнула.       — Чистая кровь,— пробормотала.       И стена послушно пропустила ее внутрь. Сетчатку моментально обдало яркими вспышками, вынуждая прищуриться. Дышать было просто не чем, перегар, табак и смесь ароматов парфюмов, которые, казалось, ведрами вылили на себя змеи. Народу было столько, что Нортон не могла протиснуться к коридорам спален. Все толкались, пихались, хоть и не специально, а поддатая Джо, почему—то, расслабилась, позволяя толпе затянуть себя в самую пучину. Тонуть — так тонуть.       Музыка била по перепонкам, свет слепил, а запах дурманил и без того пьяную голову. Нортон прикрыла глаза, отдаваясь опьянению, играла знакомая песня, она точно ее где—то слышала. Приятная мелодия будоражила помутненное сознание, что испускало импульсы во все части тела, вынуждая те покачиваться в такт. Оказавшись зажатой толпой прямо посреди танцпола, Джорджия открыла глаза, вглядываясь в пространство. Многообразие цветов, блесток, тканей, приправленное неоновыми вспышками, казалось даже красивым. Было невыносимо жарко, она стянула с себя свитер, щелчком пальцев отправляя его восвояси. Медленно поднесла запястье ко рту и стянула зубами резинку, завязывая неопрятный пучок где—то на затылке. На секунду зарылась пальцами в волосы, все также покачиваясь, и вновь прикрыла глаза, все равно ни дракла не может различить.       Джо поймала себя на мысли, что алкоголь и шум вокруг словно заполняют ее изнутри. Чувство пустоты медленно ретировалось, уступая место тому, что она так тщательно прятала глубоко внутри себя.       Наплевав на все позывы здравого смысла, на все нормы морали, какие у нее оставались, на все вообще, в общем-то, наплевав, Джорджия Нортон впервые, хоть и в пьяном состоянии, призналась себе кое в чем.       И это «кое—что» кислотой разъедало ее изнутри, выжигая из легких кислород.       Она могла бы поспорить, что именно так чувствовался настоящий Ад. ***       Проклял поставщика, у которого покупал табак. Проклял клятое пойло, что текло в венах вместо крови. Проклял себя за то, что он гребаный помешанный дурак, которому бы пора завязывать с наркотиками. Ведь галлюцинации стали настолько реальными, что биение сердца замедлялось стократно.       Но как же прекрасно это видение.Как же, мать твою, прекрасно.       И отдался порыву, протискиваясь сквозь толпу. Расталкивал плечами, шарахаясь в стороны, и тянул руку. Был уверен, что как только коснётся кончиками пальцев, то ничего не почувствует, а рука безвольно упадет вниз. Но не мог иначе, не мог! Так сильно желал запретного.       Вокруг все померкло, взгляд замер в одной точке — на копне рыжих волос, собранных в пучок. На тонких пальчиках, зарывшихся в огненные пряди, на трепещущих ресницах и глазных яблоках, двигающихся под прикрытыми веками. На блестящих губах, что были чуть приоткрыты. На легкую испарину на бледной коже лба, на румянец, выступивший на щеках. Кажется, Тео был готов умереть, только бы это было последним, что он увидит в жизни.       Джо медленно открыла глаза, почувствовав прикосновение на плече, а Тео замер, ощущая под подушечками горячую кожу. Почувствовал, как плечо, которого касался, медленно взмыло вверх, и также медленно опустилось вниз. Нортон знала, кто посмел. Знала, потому что до одури громко молчала, взывая к желанному. Теодор же в свою очередь и вовсе подумал, что скурился до потери рассудка, ведь до сих пор не верил, что она здесь. И не поверит, ведь она выше всего этого и ей просто не место здесь. Ее место на гребаном облачке в Раю, а его здесь, в Геенне огненной.       Потрясающее сочетание скверны и святости. И вся жизненная суть в одном прикосновении, хоть оно и не было для него реальным.       Джо медленно откинула голову назад, утыкаясь затылком в его грудь, что почти не двигалась от медленного дыхания. Откинула и вновь прикрыла глаза, не желая видеть, как по своей же воле отдается самому страшному желанию, но такому необходимому сейчас. Тео опустил нос к ее волосам, приготовившись услышать аромат дорогого парфюма, какой—нибудь лаванды или кедра, любой, но не ее. Уткнулся и вдохнул, не услышав ничего. И в очередной раз проклял поставщика, ведь табак выкрутил все рецепторы осязания и обоняния наизнанку, выдавая все что угодно за желаемое. Не верил, до сих пор не верил.       Но так желал почувствовать, хотя бы в пьяном угаре, хотя бы что—то.       Медленно скользнул рукой вниз по нежной коже, не ощущая ни одного шрама, и переплел свои пальцы с чьими—то чужими. А те дрогнули, переплетаясь навстречу. Вторая ладонь невольно опустилась на чужую талию, прижимая ближе к себе, зажмурился. Замер, почувствовав юркие пальчики, скользящие вверх по его руке, и зарывающиеся в волосы на затылке. Чувствовал аккуратные массирующие движения на коже головы и, кажется, потерял рассудок окончательно, растворяясь в приятной истоме, завязывающейся внизу живота.       Жутко боялся, что видение исчезнет, вновь оставив его ни с чем, и прикрыл глаза, перед которыми всегда видел то, чего желал больше кислорода в легких. Видения немыслимым калейдоскопом вращались перед закрытыми веками, вороша все моменты, связанные с Джорджией. Пальцы, замершие на талии, медленно поднимались вверх, задирая топ. Зажмурился. Неосознанно стал выводить пальцем узоры на горячей коже, по памяти, ведь каждый гребаный шрам на ее теле помнил. Девичья рука сползла к его шее и надавила, утыкая Тео носом в копну волос чуть ли не до боли. Джо чувствовала, как следом за движением его пальца бегут мурашки, хоть и было жарко, словно в Аду. Но Теодор Нотт был ее личной преисподней, что не шла ни в какое сравнение с реальной обителью Дьявола. Его рука двигалась выше, перебирая торчащие рёбра, а Джорджия, впав в беспамятное забвение, не удержавшись, раскрыла губы, выпуская томный выдох. А Тео услышал. Услышал и замер, прекращая любое движение рук.       Звук не был ему знаком, он не мог сравнить его с голосом Нортон, ведь никогда не слышал таких мягких ноток в ее речи. И напрочь потерял веру в то, что перед ним она. Ведь она бы никогда…       И вздрогнул, вспомнив, что ни черта он не знает о ней.       Медленно раскрыл глаза, утыкаясь взглядом в рыжую макушку. Пальцы пробила мелкая дрожь от осознания, Тео крепче ухватил ее за талию, впиваясь подушечками в кожу до белых пятен.       — Это ты,— прошептал, зная, что она не услышит,— ты.       И она не услышала, полностью отдаваясь теплу, окутавшему ее. Она слышала лишь музыку, что приятно проникала в уши и вынуждала покачивать бедрами в такт. Тео улыбнулся, скрывая улыбку в рыжих волосах и отпустил ее пальцы, кладя вторую ладонь на талию. Теперь он прижимал ее. Прижимал так сильно, словно боялся, что она вот—вот испарится. Чувствовал ее медленные движения бедрами, едва напоминавшие танец, и стал двигаться в такт с ней, хоть и неосознанно. Их тела будто слились воедино, вторя движениям друг друга. И ни он, ни она больше не чувствовали, что находились в толпе. Мир вокруг них исчез, оставляя Джорджию и Теодора наедине друг с другом. Нортон медленно накрыла его руки своими, скользя пальчиками по выступающим венам на тыльной стороне ладоней, по перстню, уже так привычно покоящемся на безымянном пальце Тео, и старалась сильнее прижаться к его груди, чтобы ни одного чертового миллиметра не осталось до запретного плода, от которого следовало бы держаться подальше.       Но слишком сладок. Слишком запретен.       Нотт медленно моргнул, ощущая, что головокружение сходит на нет, музыка более не искажается, а в глазах не двоится. Она — антидот к любому наркотику, потому что любое их действие заменяет стократно. И он хотел ещё, хотел больше. Медленно развернул Джорджию к себе лицом, а та не сопротивлялась. Но как только увидел ее глаза, то почувствовал укол совести, коей, казалось, и не оставалось у Теодора вовсе. Блаженный взгляд, прикрытые веки и раскрытые губы. Она была пьяна, он понял это сразу.       Нет. Не так.       Вяло усмехнулся, поражаясь собственной нравственности, взявшейся Мерлин знает откуда, и, проведя кончиками пальцев по ее скуле, склонился ближе к уху, шепча:       — Сладость или гадость, Нортон?       Перемену в его прикосновениях почувствовала моментально и, быстро моргнув, огляделась, понимая, что они у всех на виду. И хоть никто и не смотрел на замерших в центре танцпола Джо и Тео, ей казалось, что за ними следили все. Вернув взгляд к Нотту, отдернула руки, что успела сложить на его груди, и, развернувшись, растворилась в толпе.       Дура! Какая дура! Кусая губы, расталкивала учеников, пытаясь пробраться к спальням. Ловила злые взгляды в спину и бежала прочь от того, в ком хотела раствориться. Вырвавшись в коридор, прислонилась горячей щекой к прохладным кирпичам стены и шумно выдохнула, пытаясь привести себя в состояние хотя бы близкое к трезвому. Опьянение притупило интуицию, и поэтому, продолжив идти к своей двери, она не заметила преследователя.       Когда дверь готова была вот—вот захлопнуться, скрывая Джо в недрах своей спальни, Тео одним рывком остановил ее и встретился взглядом с Нортон. А та застыла, держась за дверную ручку, во все глаза глядя на него, пытаясь совладать с дыханием. Нотт смог рассмотреть ее лучше, сразу заметив темные круги под глазами.       — Бессоница?       Медленно моргнула, сглатывая слюну. Молчит.       — Я могу остаться,— сделал шаг к двери, сокращая расстояние,— если хочешь.       Топорно качнула головой, отказывая, и захлопнула дверь. Собственное дыхание и пульс в ушах оглушили ее, Джо привалилась к двери спиной и откинулась на нее затылком.       Дура! Какая же дура!       Молниеносно, так, чтобы не успеть одуматься, вновь открыла. А он и стоит, не сдвинувшись. Нортон опустила взгляд и открыла дверь шире, уходя к своей кровати. Тео запер комнату и, наложив заглушающие, повернулся к ней. Джо залезла с ногами на кровать, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, пряча закусанную до красноты губу. Что же ты делаешь?       — Ты в порядке?—медленно прошел к кровати и сел на противоположный конец спиной к Нортон.       — Да,— прохрипела,— кажется, что будет похмелье.       — Где ты умудрилась напиться?       — Если скажу — не поверишь.       Тео выжидающе молчал, оглядывая стену перед собой. Вслушивался в тихое дыхание за спиной и ждал.       — В Больничном крыле.       Хрипло рассмеялся.       — Интересно.       Джо почувствовала колыхание матраса позади себя и, обернувшись, увидела, что Тео лег на спину, закинув руки за голову.       — Не знал, что ты любишь вечеринки,— усмехнулся, глядя в потолок.       — Не люблю,— прошептала Джо.       — Не знал, что ты танцуешь.       — Не танцую.       Тео улыбнулся, кидая беглый взгляд на рыжую макушку.       — Не знал, что тебе нравятся мои прикосновения.       — Не нравятся,— буркнула Джо, отводя взгляд в сторону.       Нотт вскинул бровь и развернулся на бок, чтобы лучше видеть ее. Похлопал по покрывалу:       — Ложись, тебе надо выспаться.       Джо выпрямилась, как струна, не смея и шелохнуться. Тео чувствовал, что Нортон борется с собой, и не мог понять, проигрывает она или нет. А проиграл ли сам Тео? И давно ли?       — Что тревожит тебя?— спросил.       — Ты,— резко, прямо.       — Я так понимаю, что в плохом смысле?       — Ты и есть плохой смысл,— ответила.       — Объясни.       Хах, объяснить Джо не могла даже себе, не то, что кому—то. Не то, что Тео. Действие огневиски все ещё брало свое и, вздохнув, Нортон ответила:       — Это неправильно.       Ждала очередного уточняющего вопроса, который бы вынудил ее низвергнуть на Теодора тысячу и один факт об их несовместимости, о том, что они должны держаться друг от друга как можно дальше. А почему? Да потому что…«Не дай Тео погубить нас».       Только вот Джорджии казалось, что сгубит их определенно не Теодор, а она сама и ее бессилие перед ним.       Нотт не ждал пояснений.       — Да,— ответил, разворачиваясь на спину и прикрывая глаза.       Джо вскинула брови, оглядываясь на него, и замерла, видя умиротворение на лице Нотта. Тео, на самом деле, не знал, что так тревожит Нортон, но все же был ступоре от собственной реакции на нее. Невольно вспомнил, как все началось. Хотел проверить предел ее терпения, хотел сыграть, хотел, даже, трахнуть. Много чего, в общем—то хотел, и, на самом деле, уже давно бы получил желаемое. Но каждый раз словно натыкался на невидимый щит, окружавший ее. И самое забавное, что щит был не ее. А Тео. Он будто огородил ее от самого себя, чтобы не дай Мерлин не навредить. И с каких пор он заботится о чьих-то чувствах? Давно ли стал таким сдержанным?       Тео, на самом деле, ещё не понимал, что вынуждает его так относиться к Джорджии. А может и не хотел понимать. Да, не хотел. Не думал, что все ещё способен на такое.       Медленно моргнул, почувствовав колыхание матраса и обернулся. Нортон аккуратно прилегла рядом, все же оставляя между ними расстояние, хоть и небольшое. Так и лежали, глядя в потолок, молчали, думая каждый о своем.       А на самом деле друг о друге.       Тишину лишь изредка нарушали ритмичные вдохи и выдохи. Джо чувствовала, как слипаются глаза, но засыпать не смела, боясь вновь вернуться в ту тьму, что ждала ее перед закрытыми веками.       — Зачем ты помог Пэнси?—прошептала, изо всех сил борясь с сонливостью.       Тео усмехнулся. Умная.       — Была причина,— ответил.       — Веская?       — Веская.       Молчит. Минуту, две. Обернулся.       — Не спросишь какая?       — А ты расскажешь?       — Нет.       Уголок ее рта дрогнул в едва уловимой улыбке. Нотт скользил взглядом по ее ключицам, вздымающимся от дыхания. А может…       — Расскажу,— Тео вглядывался в ее профиль,- взамен на кое—что.       — И что же?       — Дай подумать,— протянул, уводя взгляд к потолку. Ох как же много вопросов он хотел бы ей задать, как же много всего хотел узнать о ней. Но было кое—что поистине тревожащее Теодора. Тщательно подбирал слова какое—то время, пытаясь сформулировать вопрос так, чтобы у нее не осталось лазеек. Крутил ободок перстня у затылка и, отчего—то, слишком долго думал. Но в итоге сдался и сказал как есть.       — Я знаю, что это не ты была в моей комнате в первый учебный день.       Тишина. Обернулся. Усмехнулся.       Заснула.       Тео же в ту ночь и глаза не сомкнул. Долго наблюдал за тем, как Джо спит, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Как же хотел разобраться и в ее, узнать все то, что она скрывает, узнать и помочь хоть чем—то, хоть и не знал, нужна ли его помощь вовсе. Тысячу раз очертил ее профиль взглядом, разглядывая ресницы, губы, нос. И как же он все эти годы мог не замечать того, как она прекрасна? В какой—то момент брови Джо стянулись на переносице, а Тео воочию наблюдал, как по ее коже бегут мурашки. Придвинулся ближе, обнимая, а она, не просыпаясь, положила голову на грудь Нотту, а руку на его живот, ныряя пальчиками под футболку. Кожа горела в тех местах, где касались ее руки, и Тео был бы рад сгореть в этом огне. Шепотом наложил на них согревающие чары и зарылся пальцами в ее волосы. Так и лежал до самого утра, охраняя сон Джорджии. ***       Римус, сжимая в руках старый пергамент, молниеносно миновал один коридор за другим, направляясь к старой горгулье. Как только влетел в кабинет Дамблдора, тут же кинул на его стол карту и спросил, указывая на две пары ног на пергаменте:       — Профессор, я надеюсь у вас были достаточные основания, чтобы оставить их в такой непомерной близости.       Альбус медленно скользнул взглядом по именам на парящих свитках, которые накладывались одно на другое из—за той самой близости, о которой говорил Люпин. Что ж, он предполагал, что это неизбежно.       — И все же,— ответил, спустя несколько секунд,— вы не можете отрицать, Римус, что не по моей вине мисс Нортон и мистер Нотт стали проводить время вместе вне наказаний,— медленно откинулся на спинку кресла.       Люпин зачесал волосы назад, расхаживая взад—вперед вдоль стола Дамблдора. Директор наблюдал за ним какое—то время, а потом вновь опустил взгляд в карту, перелистывая страницы разных этажей. Седые брови поползли вверх.       — Интересно,— пробормотал он.       Римус остановился, вглядываясь в имена на карте. На ней был изображен второй этаж школы, на котором располагался лазарет. Было видно, что в палате Гермионы Грейнджер сейчас находился Поттер, а за углом коридора, который вел к Больничному крылу, парило ещё одно имя.       — Что думаете?— спросил Люпин.       Альбус постучал массивным перстнем по столу, раздумывая, а потом и вовсе улыбнулся.       — Думаю, что мисс Грейнджер справилась с заданием,— поднял взгляд на Римуса,— это очень многое меняет в положении наших дел, профессор.       Они оба молча вновь взглянули на то, как ступни Поттера вышли из лазарета, и как те, что ждали за углом, торопливо проникли в палату Гермионы, молниеносно оказываясь возле ее кровати.       — Считаете, что она может что—то узнать у Малфоя?       — Считаю,— кивнул Альбус,— нужно только понять, как склонить мисс Грейнджер к этому. ***       А Гарри Поттер тем временем молниеносно шагал к гостиной Гриффиндора, воспроизводя то, что произошло в палате. Задевал плечом углы на поворотах, но ударов не чувствовал. В его голове звучал слабый голос спящей Гермионы, шепчущий имя Драко Малфоя.