Грехопадение

      Еда словно потеряла всякий вкус, отдавая преимущество привкусу пепла, осевшего во рту. Вяло ковыряя вилкой в омлете, Поттер нервно поглядывал на Гермиону, которую недавно выписали из лазарета, убедившись, что рука исцелена полностью и ее здоровью более ничего не угрожает. Она немного похудела, отчего ее скулы выделялись ярче обычного, а сквозь хлопковую рубашку можно было разглядеть очертания косточек плечей. Грейнджер явно нервничала, но объясняла тем, что переживает за пропущенные занятия. Что ж, казалось, это вполне в ее духе. И недальновидный Рон, никогда не старавшийся, например, углубиться в человеческую психологию, только похлопал ее по плечу, сказав, что она то уж точно сдаст экзамены, ведь : «Ты же Гермиона». Как странно, что и Джинни, с которой Грейнджер была довольно близка, не заподозрила неладного. И в этот момент Поттеру и вправду показалось, что он надумал себе лишнего. Да и мало ли что могло ему послышаться? Ведь Гермиона была слаба из—за травмы, а Гарри и вовсе пьян в ту ночь. Но не отводил взгляда все равно, ведь что—то да все таки чувствовал.       — Мистер Поттер?       Оглянулся на Макгонагалл, стоящую за спиной.       — Мне нужна ваша помощь, — слабо кивнула к выходу из Большого зала и направилась к двери, шелестя подолом мантии.       Звякнув вилкой, брошенной в тарелку, поднялся, подхватив сумку, и последовал за ней, невольно кидая взгляд на стол Слизерина. Моментально отыскал платиновые патлы Малфоя. Драко о чем—то яростно шептался с Ноттом, на котором и вовсе лица не было. Нахмурив брови, опустил взгляд пол, и побрел за Минервой. С первого по шестой курс обучения Гарри в Хогвартсе постоянно происходили ужасные вещи, вечно втягивающие его в самую пучину опасности. Философский камень, Тайная комната, дементоры на третьем курсе. И хоть с четвёртого по шестой год Золотое трио отделалось лишь странными вспышками всякой нечисти, неожиданно появлявшейся в разных частях магической Британии и вот уж неожиданность — некоторые из них обязательно забредали и на территорию школы, попивая кровь учеников, как вампиры на четвертом курсе, огненные саламандры на пятом, что оставили нескольких студентов со страшнейшими шрамами от ожогов, что целая толпа вервольфов, угрожавших школе в прошлом году. Гарри постоянно был начеку, готовый в любой момент с головой броситься спасать невиновных, ведь такова была его сущность, что уж поделать. Но в этом году… ему казалось, что все вокруг скрывают что—то от Поттера, держа в забвенном неведении. Слишком уж было…спокойно.       — С вами все в порядке, Поттер?       Медленно моргнул, выныривая из тревожных раздумий. Макгонагалл успела нагрузить на него стопку фолиантов, что качались под собственной тяжестью.       — Да, я…       Выглядеть параноиком совершенно не хотелось.       —… переживаю за ЖАБА.       Тонкая бровь Минервы поползла вверх, а уголок рта дрогнул в подобии ухмылки.       — На вас, конечно, не похоже,— оглядела с головы до ног,— но что ж, довольно похвально,— похлопала по стопке в его руках,— отнесите, пожалуйста, это в кабинет Альбуса.       Кивнул и вышел. А Макгонагалл долго провожала его взглядом, в то время как от ее напускной безмятежности не оставалось ни следа. Чудом дошел до горгульи, не уронив ни свитка.       — Лимонный щербет,— прокряхтел, подбрасывая стопку, и вступил на старые ступени, вслушиваясь в скрежет каменных плит под ногами.       Дамблдора он застал за его столом, сидящим неподвижно, и уткнувшего взгляд в шахматную доску напротив. Он, кажется, и не заметил гостя, ну Гарри и кашлянул. Альбус поднял взгляд и улыбнулся, хоть улыбка и не коснулась голубых глаз.       — А, Гарри,— оглядел ношу,— ах, да, — махнул рукой на столик возле стены,— оставь там, пожалуйста.       И наблюдал, принимая очередное судьбоносное решение, одно из многих, что он принял за минувшие сутки. Дамблдор, стоит признаться, довольно устал. Возраст ведь уже довольно почтенный, в его бы года сидеть где—то на окраине Англии в небольшом домике у леса, да наблюдать за бегающими вокруг правнуками, попивая чай. Но путь, который выбрал Альбус ещё во времена дружбы с Геллертом Грин-де-Вальдом, не терпел привязанностей, а особенно родственных, слишком уже терниста и опасна была тропа, по которой он шел вот уже около ста лет. И когда Поттер, топорно кивнув, уже хотел покинуть кабинет, Альбус, все таки приняв то самое решение, негромко окликнул его:       — Сыграешь со мной, Гарри?       Поттер обернулся, обводя взглядом доску с уже расставленными фигурами, и, ухмыльнувшись, согласился. Дамблдор дождался, пока он сядет напротив и кивнул на шахматы:       — Белые или черные? Что выбираешь?       По всем законам и принципам логики Поттер в девяносто девяти процентах выбрал бы белый. Обвел пальцем фигурку короля, и уже было хотел озвучить свое решение, но вдруг замялся. Глаза директора сверкнули под линзами очков, он придвинулся ближе, складывая руки на поверхности стола. Наблюдал за Гарри исподлобья, видел, что тот борется внутри себя. Значит его очередная догадка имеет место быть, но проверить все же стоило. Поттер медленно поднял голову:       — Черные,— пробормотал.       Дамблдор усмехнулся, переворачивая доску выбранным цветом к нему.       — Белые ходят..       — Первыми,— кивнул Гарри.       — Давай введем особенного игрока,— предложил Альбус, наклоняясь на шахматами.       Плавным движением руки он изменил цвет одного из черных коней на серый. Поттер нахмурился, вопросительно глядя на профессора.       — Я объясню чуть позже,— пообещал директор,— итак,— вздохнул, бегая усталым взглядом по пешкам и протягивая руку к одной из них,- начнём. Ход белой пешкой.       Гермиона Грейнджер пребывала в настоящем ужасе после недавнего разговора с Альбусом. И как он только мог узнать про них с Драко? Нервно кусала губу, поглядывая краем глаза на последнюю парту, где сидел Малфой. По обыкновению своему спокоен, словно вокруг него нет абсолютно ничего. И только она могла различить в родных серых глазах тревогу, что придавала им цвет грозового неба. Сколько бы не спрашивала, сколько бы не просила - молчит, словно немой. Ни намеком, ни единым движением не дает ей понять, что так сильно гложет его. Гермиона не могла поверить, что ее Драко может быть замешан в чем—то темном, как говорит Альбус. Сглотнув ком, вернулась к пергаментам, разложенным перед ней. Урок шел уже почти полчаса, а на свитке ни строчки, ни единой заметки. Все мысли гриффиндорки витали вокруг Малфоя. Так ли хорошо она знала его? Не оказалась ли лишь пешкой в его плане, каким бы тот не был? А если он и есть, то какова цель? Бросало в дрожь от малейших предположений, ведь во взбудораженном сознании витали худшие, вызывая головокружение и холодную испарину на лбу. Чушь. Он не может поступить так с ней. Верила в это настолько свято, что решилась на просьбу Дамблдора, но не для него, не для Ордена, что в последнее время слишком активизировался, не для Гарри и Рона. Решилась ради нее и Драко, чтобы раз и навсегда самой убедиться, что она отдала свою первую любовь не безжалостному убийце и Пожирателю смерти, а тому парню, что зарывшись лицом в ее колени умолял о прощении в пустой палате Больничного крыла.       Гарри лениво оглядел доску, не в силах отвести взгляда от загадочного серого коня.       — Он все же белый, или черный?— уточнил, показывая пальцем на деревянную гриву.       — Я не знаю, Гарри,— признался Альбус, опуская взгляд,— может и белый, может и черный, мы узнаем это позже, но пока,— взглянул на Поттера,— пока он на темной стороне,— кивнул на фигурки,— твой ход.       Брюнет долго не думал, знал, что некоторые пешки особо важно отправить вперед, освобождая дорогу более сильным игрокам. Таков закон жизни — слабые умирают первыми. Коснулся гладкой головки и одним пальцем сдвинул фигурку вперед. Ход черной пешкой.       В Отделе Тайн ни души, как и обычно. Все служащие Министерства обходили стороной таинственный этаж, доступ на который имели лишь единицы, и о том, что происходило в темных коридорах, выложенных черной плиткой, не знал никто, кроме очень узкого круга лиц. Сославшись на подготовку к очередному рейду, Пий Толстоватый, дождавшись, пока холлы Министерства опустеют, нажал на кнопку лифта, вслушиваясь в скрежет открывающейся двери. Взглянул в отражающую поверхность в кабине и, слегка склонив голову, пригладил длинные волосы на затылке, зачёсывая их назад. Приблизился немного, разглядывая глаза. Из-за позолоченной стены глазные яблоки будто отливали желтым, дернул краем рта своему отражению и выпрямился, когда тишину нарушил механический женский голос, оповестивший : «Отдел Тайн». Поглядывая на кусок пергамента в руке, бегал взглядом по десяткам закрытых дверей, бегал, пока не нашел ту, о которой писалось в свитке. Нащупал в кармане ещё тёплую склянку и, откупорив, сбрызнул алыми каплями на золотой круглый замок в центре двери. И та послушно отворилась, признав кровь одного из служащих, кому было позволено посещать зал Пророчеств. Огромное мрачное помещение было освещено лишь блеклыми магическими шарами, покоящимися на нескончаемом количестве стеллажей. Не было видно ни их конца, ни края, а Пий брел в определенном направлении, направляя Люмос на нумерацию полок. 67. 68. Шаги Толстоватого казались громкими настолько, что становилось жутко, будто вот—вот услышат, вот—вот найдут и все поймут. 84.85. Где-то здесь. Прошел ещё пару метров и остановился, медленно подсвечивая полку чуть выше своей головы. 95. Протянул руку и замер, чувствуя как магия от шара обжигает пальцы. Отдернул, запустил в карман. Надел перчатку из драконьей кожи и вновь попытал удачу. И жжение пропало, а тонкие пальцы, облаченные в черную плотную ткань, коснулись заветного стекла.       — Чем займешься на Рождество?— тихо спросил Дамблдор, прикидывая свой следующий ход.       — Поеду к Сириусу,— пожал плечами,— в принципе как и обычно. А вы, профессор ?       Альбус постукивал пальцами по подбородку, сосредоточившись на вопросе Гарри. Дел, на самом деле, у Дамблдора было полно, и с чего начать — не знал. Бездумно гуляя взглядом по шахматной доске, он взглянул на одну из фигурок.       — Займусь тем, чем должен был заняться давным—давно,—сделал ход. Ход белым слоном.       Размеренный звук работающего мотора маггловских автомобилей всегда успокаивал Кингсли. В дорогих кожаных сиденьях хотелось утонуть, сладко засыпая. И Бруствер бы заснул, если бы не нервное постукивание пальцев об их общий подлокотник. Тяжело вздохнул, поднимая взгляд на попутчика. Мистер Уайт — нынешний премьер—министр магглов, у которого Кингсли работал телохранителем— пристально наблюдал за сменяющимися серыми зданиями за окном, которое было мутным от капель дождя. Дворники плавно скользили по лобовому стеклу, скрипя при достижении наибольшей амплитуды. На министре не было лица, он был бледен и растерян, и его можно было понять. Автомобиль остановился возле трехэтажного заброшенного здания. Водитель открыл дверь мистеру Уайту и, раскрыв над ним зонт, сопроводил внутрь, приподнимая ярко—желтую ленту, которой была оцеплена территория. Кингсли вышел следом, морщась от нескончаемого воя сирен полицейских машин вокруг, кивком поздоровался с главой отдела расследования убийств, дающего интервью назойливым журналистам, и вошел в здание, бегло оглядывая окрестности. Этим утром в Лондоне было обнаружено с десяток трупов, собранных в одном помещении, опознать убитых не удалось. И Бруствер воочию узрел по какой причине. Тела были изуродованы до такой степени, что отличить одно от другого было просто невозможно. Груда мяса, не иначе, с торчащими отовсюду костями, переломанными в нескольких местах. И запах стоял такой, что желудок сводило в болезненной судороге, даже у Кингсли, который за свою жизнь повидал всякого. Стоя за спиной премьер—министра, обсуждавшего с полицейским подробности дела, мужчина бегло оглядел останки. Кишки, печень, мозги — урок анатомии, хоть экзамен сдавай. Мистер Уайт стал ещё бледнее, одурманенный вонью и той головной болью, что обрушится на него в ближайшие минуты из—за разбирательств по загадочному убийству, он, выслушав короткий рапорт, коротко кивнул патрульному и кивком позвал Кингсли к выходу. И Бруствер пошел, но прежде чем выйти, замер. «Аресто моментум»,— подумал про себя и, дождавшись действия заклинания, присел к одному из трупов. Закатал рукав до предплечья, чтобы не испачкаться, и засунул два пальца в кровавое месиво перед ним. Нащупав, вытащил. Повертел на свету окровавленный зуб, что размерами превосходил собачий и даже волчий и, встав, негромко сказал: «Акцио клыки». Части тел задребезжали, выпуская из мягких тканей оставленные орудия убийства, а те, в свою очередь, взмыв в воздух, собрались на ладони Бруствера. Сжал кулак и спрятал находку в кармане, снимая останавливающие время чары. Криминалисты вокруг снова пришли в движение, продолжая фотографировать место преступления, а Кингсли вышел вслед за премьер—министром, унося с собой семь больших клыков.       — И чем вы давно должны были заняться, профессор?—поинтересовался Гарри, двигая очередную фигурку.       Дамблдор медленно моргнул.       — Ты знал, что я неравнодушен к животным?— встретив вопросительный взгляд студента, поспешил пояснить,— Я давно хотел побывать там, где ни разу не бывал до этого. Ведь мир прекрасен, Гарри, и хранит в себе множество очаровательных существ.       Альбус опустил глаза, оценивая ход, сделанный Гарри Поттером. Ход черной пешкой.       Петтигрю всегда нравилась его анимагическая форма. Ему казалось, что становясь крысой, он был способен на гораздо большее, чем в человеческом обличии. Мог бежать куда угодно и сколько угодно, мог пролезть в самые маленькие отверстия, мог есть все то, что хотя бы немного напоминало съедобное и не травиться. А главное — он был незаметен, словно тень. А если и представал взору случайных зевак, то был в их глазах лишь грязной крысой, от которой хотелось пятиться назад. Бежал по темным закоулкам коридоров Хогвартса, цокая коготками на своих девятнадцати пальцах, и вилял облезлым хвостом, задевая каменные стены. Единственное, что не мог Питер в своей анимагической форме — говорить. Поэтому, затаившись возле входа в гостиную Слизерина, нетерпеливо попискивал, пригнувшись к земле в самом темном уголке. Вбежал внутрь следом за сонными студентами и, принюхиваясь у каждой двери, искал нужную. И нашел. Она была чуть приоткрыта, Петтигрю боязливо заглянул внутрь и проверил помещение. Никого. Красота! Забежал в одну из спален и спрятался за комодом у стены, и выжидал, почесывая задней лапкой кисточки на ушах. Успел даже задремать, но тут же проснулся, заслышав приближающиеся шаги. Довольно быстрые, торопливые штаны. Студент влетел в спальню и бросился к одной из кроватей, падая перед ней на колени. Нагнулся и долго—долго смотрел в темноту под деревянным каркасом, проводя рукой в пространстве, будто ожидал наткнуться на преграду. Питер тихонько выбежал из—за комода и спрятался ближе к юноше, внимательно наблюдая за его действиями. А тот достал палочку, направил ее под кровать и что—то прошептал. У крыс довольно острый слух, что позволило Петтигрю услышать, как чужое дыхание остановилось на несколько секунд. Студент засунул руку в темноту по самое плечо и вытащил на свет пыльную сумку. Крысеныш вздрогнул, услышав в коридоре странное шуршание, но взгляда от мальчишки оторвать не смел. А тот сел спиной к кровати и стал одну за другой вытаскивать книги, хаотично перелистывая страницы каждой из них. И замер, медленно выудив сложенную вдвое записку. Крысиный носик дёрнулся, учуяв посторонний запах и, едва сдержав писк, попятился к стене, скрываясь в тени.       Дамблдор поднял взгляд на Поттера.       — Ты совсем не жалеешь пешек, Гарри,— усмехнулся,— считаешь их незначимыми для игры?       — Нет, сэр,— улыбнулся он,—стараюсь расчистить поле для более сильных фигур.       — Ааа,— кивнул, ухмыляясь,—понимаю. Но не думаешь ли ты, Гарри, что исход партии будет зависеть только от слонов и коней?       — Ещё ферзь, сэр,—пробормотал Поттер,— самая подвижная и опасная фигура. Люблю играть именно им.       — Ферзь,— отозвался Дамблдор,— что ж, твое право. Итак,— опустил взгляд на доску,— мой ход. Ход белым слоном.       Ледяной ветер заморозил бы Аластора Грюма насмерть, если бы старый мракоборец ещё мог что-то чувствовать. Он шел по извилистой горной тропинке, чертыхаясь каждый раз, стоило ему поскользнуться, и растапливал ненавистный снег палочкой, расчищая себе путь. Под ударами его посоха трескался тонкий лед, едва укрывший горную вершину. Шел вперед, не оглядываясь, пока не завидел вдалеке очертания замка. Откупорил флягу одной рукой, скользя взглядом по свету, горевшему в маленьких окнах. Механический глаз сканировал каждое помещение, отметая одно за другим, не находя нужного лица. И как только Грюм заметил черные спутанные патлы, одним большим глотком выпил противное зелье и аппарировал, оставляя за собой поднявшиеся вверх снежинки. Оказался в комнате и тут же увернулся от Круциатуса, оглушая противника. Связал его с помощью Инкарцеро и принялся вливать в мужчину Веритасерум. А когда зелье стало действовать, принялся допрашивать Игоря Каркарова, не лишая себя маленьких радостей в виде ударов посохом о небритые скулы директора Дурмстранга.       Гарри бегло оглядел доску, выискивая открывшиеся вражеские фигуры.       — По глазам вижу, что ты ищешь жертву,— пробормотал Альбус, внимательно наблюдая за ходом мыслей, буквально отражавшихся на юном лице Гарри,— а как же стратегия? К чему приведет тупая лобовая атака?       Поттер ухмыльнулся, двигая фигуру.       — А почему вы считаете, что прямая атака — не элемент стратегии? Ход черным слоном.       Он мерил шагами свою камеру сотни тысяч раз, и всегда получал разное число. Вновь и вновь пытался высчитать площадь своей обители, в которой находился вот уж больше десяти лет, но тщетно. Каждый раз тщетно. С течением часов ему надоедало это занятие, и он припадал лбом ко влажным решеткам, служившим ему крохотным окном. Скреб длинными когтями по чугунным прутьям и принюхивался, не слыша ничего, кроме морской соли. Смачно плюнув, возвращался к шагам, и вновь получал новое число. И стоило бы уже смириться с тем, что затея до ужаса бесполезная, ведь Фенрир Сивый никогда не был силён в математике. О нет, но в нем таилась другая мощь, что была чернее ночи и страшнее самой ужасной смерти. Вновь прильнув к решеткам на окне, он взвыл так оглушающе громко, что вой его был слышен за тысячи лик от Азкабана, отзываясь гулким эхом во всех оборотнях в близлежащих к Англии странах.       — Тебе все ещё снятся те сны, Гарри?— Альбус уткнулся подбородком в скрещенные в замок руки и внимательно взглянул на Поттера.       А Гарри замялся, содрогаясь от темных воспоминаний.       — Да,— выдохнул, обращая взгляд к Дамблдору. Уже раскрыл было рот, чтобы продолжить, но не стал.       Директор слегка склонил голову в бок.       — Расскажешь мне о них?       Поттер зажевал внутреннюю сторону щеки. Он очень хотел поделиться ощущениями хоть с кем—то, но считал, что его сочтут ненормальным. Пока Гарри раздумывал над призывом Альбуса к откровенному разговору, тот сделал следующий ход. Ход белым конем.       Приступы адского, раздирающего горло кашля усиливались, казалось, с каждым часом. Содрогаясь в одном из, Сириус вытер выступивший на лбу пот и вновь склонился над газетой, закуривая сигарету. Хоть Ежедневный пророк никогда не был гарантом истины, Блэк, все же, его все равно просматривал. Но ответов, конечно же, не находил. Горло вновь запершило, во рту скапливалась вязкая мокрота, так и норовившая покинуть напрочь отсыревшие легкие, будто ей там было мало места. Сплюнув ее в твердый платок, Сириус вновь затянулся, беря в руки следующую газету. В глазах будто тонна песка, ведь он штудировал последние новости ежечасно, ни буквы не разобрать, но Блэк продолжал. Потому что это все, что он мог делать в своем положении узника в родительском доме. Блеклое облако дыма вырвалось вверх, но тут же оборвалось, оседая горьким послевкусием во рту. Ведь Сириус перестал дышать. Перестал, потому что нашел. В неприметной маггловской газетенке была крохотная колонка о похищении министра Франции на прошлой неделе. Хаотично перебирал руками бумагу, то и дело раня огрубевшие пальцы тонкими листами. Заместитель министра Швейцарии—две недели назад. Посол Польши в Албании—три дня назад. Зверские массовые убийства в Англии — вчера. Откинулся на спинку стула и устало потер переносицу. Вновь взял в руки Ежедневный пророк. И застыл взглядом на последней странице.       — С каждым разом мне все тяжелее различить был ли это сон на самом деле,— тихо признался Гарри.       Дамблдор молниеносно взглянул на Поттера, завидев нервно бегающие зрачки за линзами круглых очков.       — Что ты видишь в своих снах?       — Убийства,— прошептал Гарри,— похищения,— подвинул фигурку,—заговоры. Ход черной ладьей.       Старался держать эмоции при себе, сохраняя бесстрастное лицо с ноткой учтивости к собеседнику, но не мог, то и дело брезгливо оглядываясь по сторонам. Его раздражал этот кабинет, раздражали морщины на руках министра магии, раздражала дрожь в них, звяканье чашки чая, бившее по перепонкам каждый раз, когда он брал ее с маленького блюдца. Раздражал его голос, его манера речи. Раздражало все. Единственное, что нравилось Люциусу в Фадже — его недальновидность и ведомость. Манипулировать министром было проще прочего. Было легко выбить себе место в попечительском совете школы, под предлогом доносов на Дамблдора, стоит тому вздохнуть слишком глубоко. Дело оставалось за малым — настроить Министерство против директора Хогвартса, чтобы тот сгинул с пути. Больше Фаджа, конечно, Малфоя—старшего раздражал Альбус. И мысль о том, что ненавистный старик будет убран с дороги без его прямого участия, заставляло Люциуса ежемесячно посещать кабинет министра магии, рассказывая ему о том, что Дамблдор, на самом деле, старый циник, который метит на место Корнелиуса Фаджа.       Альбус протянул в закрытом рту длинное «хм», глядя на доску. Но смотрел он сквозь нее, погрязнув с головой в паутине плана, который шаг за шагом воздвигал в своей голове.       — Вы же не считаете это чем—то странным, профессор?— встретив вопросительный взгляд Дамблдора, Гарри быстро пояснил,— Это же просто сны, верно?       Директор бегло скользнул взглядом по знаменитой молнии на лбу Поттера, строя одну догадку за другой, страшась пред каждой новой.       — Что ты знаешь об Окклюменции, Гарри?—сдвинул фигурку. Ход белой ладьей.       Так сколько же лет он живет вот так? И не вспомнить, будто вся его жизнь завязана на чужих манипуляциях, в которых он просто расходный материал. Но каким бы ублюдком его не считали — он дал слово. И свое слово Северус сдержит. Вспомнил. Все началось в 1980 году. Мелодичный голосок Нарциссы вывел его из раздумий и, криво ухмыльнувшись, Снегг принял из ее рук чашку чая. Он не знал, через сколько вернётся Люциус, поэтому действовать стоило быстро. Как только хозяйка Малфой Мэнора отвлеклась на то, чтобы раздать распоряжения эльфам, он бесшумно встал и проследовал к коридору, который вел к нижним этажам поместья. И с каждым шагом все отчетливее слышал лязг цепей и удары о чугунные прутья. Слышал мерзкий гогот и выкрики заклинаний. Пленные в темницах кричали, моля о пощаде, будто и вовсе не понимали, почему были похищены. Услышав шорох за спиной, Северус оглянулся, встречаясь взглядом с карими глазами Нарциссы, что были слегка прищурены. А когда тишину между ними нарушил очередной человеческий вскрик, та расплылась в милой улыбке и попросила Снегга помочь ей в гостиной. И он помог. Ведь свое слово будет держать до последнего вздоха.       — Ничего,— признался Гарри, опуская взгляд на доску.       — Не удивительно, ведь это совершенно другой уровень магии,—голос Дамблдора понизился до шепота,— я бы сказал, что ее можно отнести к темной.       — Что это?       Альбус обвел оставшиеся фигуры взглядом.       — Окклюменция помогает волшебнику прятать мысли.       — Прятать? От кого? Директор усмехнулся.       — О, поверь Гарри, многие маги выдали самые страшные тайны и умерли из—за них, ведь помимо физической расправы,—Дамблдор видел, как пальцы Поттера коснулись фигурки,— существует ещё и моральная,— подвинул, — и она бывает страшнее Круциатуса или даже самой смерти. Ход черным конем.       Все то, что осталось от ее тела. Все то, что осталось от того, что у обычного человека зовется душой. Все то, что осталось от ее разума — все, все это трепетало от предвкушения. Трепетало так сильно, что, казалось, щекотало обвисшую сухую кожу изнутри. Страха перед будущим больше не было, и это позволяло ей вцепляться в чугунные прутья своей камеры и чуть ли не вплотную смотреть на пролетающих мимо дежурных дементоров. На кирпичной стене позади нее, в те моменты, когда сквозь крошечное окно проникал яркий свет от разрядов молнии, можно было увидеть десятки отметин. Чтобы не сойти с ума от радости, она считала. Считала дни до того момента, когда все случится. Считала дни до Рождества, как маленькая девочка. Гаденько хихикая и показывая посиневший язык в спину стражам Азкабана, Беллатриса, закусывая сухие губы, медленно пятилась от решетки к центру камеры и, закрыв глаза, отдавалась потрясающему сочетанию звуков, окружавших ее. Широко расправив руки, она кружилась вокруг себя и танцевала под вой Сивого и раскаты грома.       — Разве можно залезть в чужую голову и прочесть мысли?— удивился Поттер.       — Да,— кивнул Альбус,— и порой мысли могут попасть совершенно не в те руки, поэтому важно уметь защищать их.       — Как?       — Только тренировки,— Дамблдор сконцентрировался на шахматной доске, ведь ход игры стал совершенно ускользать от него по мере того, как он продолжал углубляться в свои мысли.       За окном пошел мелкий дождик, стуча каплями по стеклу. Освещение в кабинете стало слабым. Директор, обводя помещение рукой, зажег свечи на канделябрах.       — Как я могу научиться этому, сэр?       Дамблдор хмыкнул, двигая фигурку.       — Профессор Снегг может научить тебя, он искусный окклюмент.       — Простите,— кашлянул Поттер,— но я не про защиту.       Альбус поднял взгляд, прищуриваясь.       — Как научиться читать чужие мысли?— более четко сформулировал вопрос Гарри. Ход белым конем.       Скрывая лицо под капюшоном мантии, Римус пробирался сквозь толпу магов, стоящих посреди Косого переулка. Всюду слышался запах гари и крови, а половина улицы была просто уничтожена до основания. Никто не видел, кем были нападавшие, все старались убежать, спасая собственные шкуры. А сейчас стояли, считая трупы и шепчась о тьме, что вернулась в Англию. Завернув в дальний кабак, Люпин оглядел мрачный зал, морщась от запаха перегара, стоявшего внутри. Того, кого искал, нашел сразу же, по шрамам на лице и излишней нервозности, которую невозможно было скрыть. Присел рядом с пятидесятилетним волшебником, забившимся в самый дальний угол и долго—долго вслушивался во вкрадчивый шепот собеседника. И по мере того, как тот рассказывал, Римус чувствовал, как шевелятся волосы на его затылке. Самый давний его шрам зажгло огнём, он схватился за предплечье, сжав его до побелевших костяшек. При каждом звуке его спутник чуть ли не подпрыгивал, так и норовя убежать, он был в ужасе и неизвестно, что же все таки заставило его преодолеть страх и придти на встречу. В момент, когда за соседними столиками разбушевались пьяные бродяги, поднимая в кабаке такой шум, что пришлось бы кричать, чтобы услышать человека в полуметре от себя, двое оборотней за дальним столиком замерли, вслушиваясь в вой, что звучал будто из самого Ада. Слушали, и сжимали места укусов, которые когда-то в детстве сделали из них чудовищ.       — Что-то тревожит тебя, Гарри?— поинтересовался Альбус, наблюдая за нервным подергиванием пальцев Поттера.       Тот замялся, сминая в руках край торчащей из под жилетки рубашки.       — У меня,— вздохнул,— у меня такое ощущение, что от меня что—то скрывают,— прошептал.       Седые брови поползли вверх.       — Кто же?       Зеленые глаза обратились к Дамблдору.       — Вы в том числе, сэр.       Молчали дольше обычного, не сводя друг с друга взглядов.       — Почему ты так думаешь?       — Не знаю,— пожал плечами,— может, интуиция?       Гарри подвинул фигурку, прервав затянувшееся молчание скрежетом по деревянной доске. Ход черным ферзем.       В окнах одного из ветхих домиков заброшенной деревушки около города Палеокастрица на западе Албании никогда не гас свет. Внутри всегда стоял стойкий запах сигаретного дыма, дорогого одеколона и лилий. Ваза с цветами обновлялась каждый день, не позволяя белым лепесткам завянуть ни на йоту. Она очень любила лилии, и каждый раз, когда ее портрет на стене рядом с креслом оживал, он взмахом руки обновлял их. А Евангелина, заметив это, улыбалась той самой улыбкой, в которую Асмодей Нотт влюбился ещё юнцом. В отличие от ее портрета в Нотт Мэноре, на который им было наложено вечное Силенцио, здесь, в одном из ветхих домиков заброшенной деревушки около города Палеокастрица на западе Албании, Асмодей каждый день наслаждался ее мелодичным голосом, ведя многочасовые беседы со своей почившей возлюбленной. Он не терпел, когда Евангелина омрачалась, поэтому перед каждым ее появлением прятал чарами все то, что могло заставить ее брови сойтись на тонкой переносице. Хоть Ева и знала, кем был ее супруг, хоть и знала, что он замышляет и во что ввязал их единственного сына — все равно до одури любила Асмодея, и будет любить вечно, храня это теплое чувство в деревянной раме своей картины. А Асмодей любил ее. Любил настолько, что умер с ней в один день.       — Знаешь, Гарри,— прервав молчание сказал Альбус,— я всегда недооценивал тебя,— признался.       Поттер молчал, вслушиваясь в каждое слово директора.       — Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты больше не тот маленький мальчик, которого я оставил на пороге дома твоих дяди и тети,— вздохнул.       Дамблдор сдвинул очередную фигурку.       — Удивительная вещь — время,— пробормотал,— чудесная, если его много и оно по—настоящему счастливое,— поднял взгляд на Гарри,— и чудовищно опасное, потому что неизбежное. Ход белой ладьей.       Уклоняясь от назойливых студентов, так и норовивших приласкать чудесное создание, Минерва бежала к подземельям, виляя пушистым хвостом. Над окрасом шерсти в этот раз пришлось потрудиться, ведь каждый ученик в замке узнал бы ее едва завидев черные полосы на серой спине. И вот она, угольно—черная с белыми лапками, прошмыгнула в гостиную Слизерина и принюхалась. И если бы хоть кто—то пригляделся к невесть откуда взявшейся в подземельях кошке, то можно было бы заметить, как та нахмурила длинные брови, учуяв стойкий запах перегара и сигарет. В коридорах дышалось легче и ничего не могло отвлечь кошачий нюх от нужного аромата. Шла, принюхиваясь и остановилась возле одной из дверей. Студент за ней сидел спиной к кровати, хаотично перелистывая книги, разбросанные вокруг него. Зашла в комнату и остановилась, глядя как он достал небольшой листок бумаги и принялся читать. А брови юноши поползли вверх, а медово—карие глаза молниеносно уловили постороннее движение в комнате. А Макгонагалл, хоть и была уверена в безупречности своей маскировки, отчего—то встала на дыбы, ведь ей казалось, что он понял, кто перед ним на самом деле. Нужно было думать быстро. Принюхавшись, Минерва оглянулась на ближайший темный угол и зашипела, увидев источник помойной вони. Воинственно мяукнув на затаившуюся в углу крысу, кошка бросилась к добыче, а грызун—то ловкий, увильнул от цепких кошачьих лап и бросился вон из спальни, цокая коготками. А Макгонагалл за ним, оглядываясь в поисках преследователя. Но коридор, к счастью, был пуст.       — Я не совсем понимаю, профессор,— внезапно Гарри разозлился, отчего стал цедить слова.       Ему казалось, будто Дамблдор дурит его, пытаясь увести тему разговора в совершенно другую сторону. А Альбус замер, увидев проблеск тьмы в светло-зеленых, когда—то по—детски добрых глазах. Директор вздохнул, наблюдая за тем, как Поттер более агрессивно передвигает фигурку.       — К сожалению, я тоже, Гарри. Ход черной ладьей.        Целовал тонкие женские пальцы сквозь решетку камеры. Целовал—целовал—целовал и благодарил—благодарил—благодарил. И клялся, что невиновен. Что все подстроено, а отец просто старый маразматик, которому промыли мозги в Министерстве магии. А женщина, плача, кивала, закусив губу, ведь так любила своего единственного сына, что не могла поступить иначе. А он, вцепившись в прутья, наблюдал за тем, как она дрожащими руками достает из крошечной сумочки склянки и одну протягивает, попутно выпивая содержимое второй. Язык хаотично касался уголка его рта, пока та перевоплощалась. И когда Барти Крауч-младший впился безумным взглядом в самого себя, стоящего по ту сторону камеры, то завопил женским голосом матери, зовя на помощь. Подоспевшие дементоры схватили Лже—Барти и кинули в клетку, выпуская несчастную миссис Крауч на волю. Сопровождали ее до самого выхода из тюрьмы, чтобы не допустить нового нападения на посетителя, а та, оставшись в одиночестве, лизнула уголок рта и аппарировала прочь, сбегая из Азкабана.       — Профессор,— требовательно позвал Гарри,— расскажите, что происходит. Я же чувствую, что вы и профессор Макгонагалл что—то…       Дамблдор продвинул вперед белую пешку.       — Профессор!       — Наступают темные времена, Гарри,— пробормотал Альбус,— и все, что я могу тебе сказать — наше положение сейчас точно такое же, как и исход нашей с тобой игры.       Поттер медленно моргнул, опуская взгляд на доску. Быстро проверив оставшиеся фигурки, он нахмурил брови.       — Это цугцванг,— объяснил директор,— положение, при котором у одной из сторон или у обеих сразу нет полезных ходов, так что любой ход игрока ведёт к ухудшению его собственной позиции.       Гарри обдумывал его слова, собираясь опровергнуть безысходность партии. Но вдруг понял, что Альбус прав.       — Это ничья?— спросил он.       Дамблдор склонился чуть ближе.       — Так может показаться лишь на первый взгляд. Присмотрись.       Поттер непонимающе блуждал взглядом по черным и белым квадратам и нескольким фигуркам, стоящим на них. И тут он вспомнил.       — Серый конь,— пробормотал.       — Верно, Гарри, верно,— склонился ещё ближе, улыбаясь,— и ещё кое—что. Смотри на всю картину немного шире, пожалуйста.       Понятия не имея о чем говорит Дамблдор, Поттер истуканом пялился на доску.       — Так конь белый или черный?— уточнил.       — Это мы сейчас и узнаем,—пробормотал Альбус, — твой ход.       Гарри сдвинул фигурку. Ход серым конем.       Нахмурив брови, застыл взглядом на игрищах кошки с крысой, совершенно не понимая откуда в подземельях развелось столько живности. Когда нарушители его уединения покинули спальню, во всю пища и шипя, Теодор движением руки захлопнул за ними дверь, запирая ее изнутри. Вновь вернулся к найденным под кроватью Драко книгам. То, что рассказал Малфой про день допроса учеников после отравления школьной еды, казалось полным бредом, ведь Нотт не помнил ничего из этого. Но все сомнения разбивались о название заклятья, которое тот попросил на себя наложить. Сколько же времени он потерял, глупец Малфой, как мог забыть о просьбе Тео! Вновь прочитал записку, узнавая свой почерк: «Кость, плоть, кровь. P.S. Нортон ворочается во сне». Скомкал пергамент во влажной ладони и откинулся затылком на каркас кровати, нащупывая в кармане пачку сигарет. Значит он виделся с ней во время школьного карантина, но за какое спасение Джо благодарила его в утро допроса?       — Что вы имеете ввиду, когда просите смотреть шире?—не понимал Гарри.       — Ты так быстро вывел свои пешки из игры, стараясь бросить все силы на атаку моего короля, что совершенно потерял из виду это,—указал на половину доски Поттера.       И тут он понял. Дамблдор, помимо защиты своих фигур, незаметно продвигал вперед последнюю белую пешку, и та ныне стояла на самом краю шахматного поля. Альбус сделал ею ход и довел ее до самого конца, заменяя на белого ферзя, которого потерял в середине игры. Глаза Гарри слегка распахнулись, ведь ферзь Дамблдора ставил шах его королю. Вновь подвинул серого коня, так до конца и не поняв какого он все—таки цвета.       — Северус научит тебя проникать в сознание и читать чужие мысли,— Дамблдор откинулся на спинку стула,— но только после того, как ты научишься защищать собственные.       Его рука протянулась над доской и сделала решающий ход. Ход белым ферзем, что до этого был пешкой.       Ворочалась около двух часов, не в силах сомкнуть глаз. Тело предательски ослабло из—за хронического недосыпа и недоедания на нервной почве, но сон не шел. Его блокировало сознание Джорджии, боясь снова оказаться во мраке. Пальцы слегка подрагивали, стискивая измятую простынь, а глаза, будто стеклянные, глядели в стену, не моргая. Истощенный организм бушевал, посылая немыслимые импульсы мозгу, лишь бы заснуть, но бестолку. Хоть спасительный ответ и маячил на подкорке, но Нортон упрямо игнорировала его. Игнорировала—игнорировала, а когда стрелки часов показали четверть пятого утра, устало потирая переносицу, схватилась за ближайший лист бумаги и ручку. Наспех вывела пару строк, сложила вдвое, прошептала заклинание и выпустила из рук. А записка, подлетев, ринулась к отверстию между полом и дверью и выскочила в коридор, направляясь к получателю. А Джорджия вдруг передумала, провозгласив себя величайшей из дур, и, спрыгнув с кровати, побежала следом, чтобы письмо никогда не достигло адресата. И как только открыла дверь, собираясь рвануть по коридору, так и уткнулась в мужскую грудь, ждущую ее по ту сторону. Улыбнулся уголком губ и помахал запиской, зажатой двумя пальцами. Нортон лишь на мгновение утонула в медово-карем взгляде, но, тут же нацепив привычную маску, вернулась в комнату, оставляя дверь открытой. И едва сдержала улыбку, когда та захлопнулась, а прямо за спиной послышались тихие шаги.       — Шах и мат, — объявил Дамблдор, сбрасывая с поля фигурку черного короля.       Молчали какое—то время, анализируя игру и их разговор, завязавшийся в процессе. Гарри более не задавал вопросов директору и, поблагодарив за партию, оставил Альбуса одного. А тот медленно провел рукой над шахматной доской, убирая оставшиеся фигуры и встал, задерживая взгляд на одной. Взял в руку, медленно покрутил, рассматривая и потянул ее к клеткам. И как только белый ферзь коснулся доски, Дамблдор бесшумно аппарировал из Хогвартса, оставляя его покачиваться на пустом поле.