Грехопадение

      Гарри не сводил с Гермионы обеспокоенного взгляда с тех самых пор, как она появилась на пороге дома 12 на площади Гриммо вчера вечером. Слишком уж хорошо знал ее, чтобы за натянутой улыбкой и обыкновенным внимательным взглядом заметить частое, практически ежеминутное, желание потеребить выбившуюся из рукава джемпера нитку, поправить объемный воротник, а также пустой взгляд, направленный в раскрытую книгу. Гарри знал, что для Грейнджер нет ничего более привычного, чем уткнуться носом в ветхие пожелтевшие страницы и впитывать в себя информацию, будь она совершенно новой для нее, или же давно пройденным школьным материалом. Ходил за ней, сливаясь с грейнджеровской тенью, и высматривал. А чего искал — понятия не имел, хоть и боялся представить.       Пытался заговорить несколько раз, но в ответ слышал лишь короткие ответы, в которые не было вложено ни капли заинтересованности в беседе, хоть Гермиона и всем сердцем любила Гарри, ведь был он ей почти как брат. И гриффиндорка чувствовала себя настолько же погано, насколько и Поттер. Ведь знала, как выглядит со стороны, и даже вся ее грандиозная собранность и деликатность все же испарялась из тела, когда в голове упрямо, словно опухолью, восседал образ Малфоя. Что—то тревожило ее, но что конкретно, понятия не имела. Не выдержав, забилась в самую отдаленную комнату от гостиной, и тихонько выудила из кармана клочок волшебного пергамента. Почерк искривлялся из—за дрожащих рук, но слова «через час на нашем месте» все же различить было реально. Буквы впитались в бумагу, а сердце замерло, всегда замирало, ведь, отчего—то, казалось, что он не ответит. Что что—то случилось. На желтых краях появились небольшие темные пятна от пота, что скапливался в сомкнутых ладонях. И когда пустое полотно рассекли две каллиграфические буквы «д» и «а», поджав губы в попытке подавить тревожный всхлип, ринулась к себе в комнату, не заметив за дверью притаившегося Гарри. Гермиона схватила сумку и ляпнув что-то нечленораздельное попавшейся на пути к входной двери Молли Уизли, вылетела на улицу. Женщина проводила ее взглядом, а затем и Поттера, выскочившего вслед за ней.       Шел за ней до небольшой площади, в центре которой величественно возвышалась статуя ангела. Кругом сновали розовощекие школьники, кидаясь друг в друга снежками. Все ловили последние деньки Рождественских каникул, решив провести свое время на свежем воздухе. Народу тьма, не протолкнуться. Тут и там задевая плечами случайных прохожих, Гарри широкими шагами следовал за копной каштановых волос, боясь потерять ее из вида. Гермиона остановилась возле статуи и, осторожно оглядываясь, присела на низкий бортик у ее подножия. Поттер замер, судорожно кусая губу и оглядываясь по сторонам в поисках… да Годрик знает в поисках кого чего, а Грейнджер все сидела, вырисовывая кончиком пальца незамысловатые руны на снегу. И в момент, когда Гарри проклял все на свете, а в первую очередь себя самого, ведь ну что он за дурак такой, это же Гермиона! Его подруга, она непременно ведь расскажет ему, если что-то тревожит ее душу. И сделав шаг в ее сторону, тут же отшатнулся от толпы проходящих мимо шумных подростков. А когда их тела перестали маячить перед взором, он исступленно уставился на еле заметную вмятину на снегу возле статуи. Ведь Гермионы там уже не было.       Молли же, проводив ребят взглядом, развернулась и медленно побрела в сторону кухни, стараясь не прислушиваться к злостному шипению портретов, завешанных грязными тряпками. И когда дверь за ее спиной закрылась, она подняла взгляд, что сочился такой искренней материнской обеспокоенностью, что и сердце сжималось, на собравшихся этим пятничным утром волшебников.       Сириус, глянув на нее исподлобья, наполнил очередной стакан алкоголем и поднес к сухим губам. Тишина стояла гробовая, все ждали. Ждали, пока Дамблдор, наконец, заговорит.       — Как я понимаю, Гарри и Гермиона ушли?—тихо заметил Альбус, вглядываясь в мутное окно.       — Да,— Молли прошла к кухонным шкафам, бездумно открывая один за другим в поисках чая.       —А Рональд?       — Спит.       — И долго мы будем держать их в неведении, Альбус?— поинтересовался Сириус, делая глоток.       — Столько, сколько потребуется.       — Черта с два, Дамблдор!— рявкнул Грюм, ударяя кулаком по столу,— Они уже не дети, они обязаны…       Громкий стук с другого конца кухни вынудил собравшихся членов Ордена Феникса обернуться. Миссис Уизли, склонив голову и уперев кулаки в поверхность тумбы, практически прошипела:       — Они все ещё дети, Аластор,—Молли резко обернулась и указала на него дрожащим пальцем,— и они никому ничего не обязаны!       И даже Грозный Глаз не стал препираться с встревоженной женщиной. Все они, честно говоря, были на нервах и держались из последних сил. На поиски доказательств о возобновившейся активности тёмных сил ушло столько ресурсов и времени, что каждый из них едва ли спал за последние дни. А ведь это было даже не начало того бедствия, которое нависло грозовой тучей над магическим миром. Дамблдор постарался пошевелить пальцами проклятой руки, но и те перестали слушаться. Кинув беглый взгляд на Северуса, затаившегося, по обыкновению своему, в самом дальнем и темном углу, Альбус потупил взгляд в пол и повернулся к столу, чувствуя на себе сразу несколько настороженных и вселенски усталых взглядов.       — Защита Хогвартса восстановлена, и студенты смогут вернуться к обучению уже на следующей неделе,— тихо проговорил он, игнорируя тяжелый вздох Молли,— все же я считаю, что школа сейчас наиболее безопасное место для них.       — Ты и до Рождества так считал,— пробормотал Сириус, ставя пустой стакан на стол,— а потом чертов демон появился прямо посреди чертового леса.       Миссис Уизли рухнула на стоящий рядом стул и зарылась пальцами в спутанные рыжие волосы, кажется, ещё чуть-чуть, и она не сможет сдержать мученического воя. Дамблдор поднял взгляд на Блэка.       — Появление Асмодея Нотта на территории школы, несомненно, плохие новости,—согласился он.       — О, новости просто ужасные, Альбус,— вяло усмехнулся Кингсли,— этого следовало ожидать, ведь..       — Его мерзкий отпрыск выслал папаше приглашение, Дамблдор,—рявкнул Грюм,— я же говорил, черт бы вас побрал, что гаденыша надо гнать из Хогвартса, говорил ещё тогда в сентябре!       — Аластор,— вздохнул директор, потирая переносицу,— ты же знаешь, что я …       — Не трать кислород на бессмысленные речи, Альбус!— Грозный Глаз оскалился,— я знаю, что ты хочешь сказать. Но ведь мелкий Нотт такая же мразь, как и Асмодей! Я бы на твоем месте призадумался ещё раз над его нахождением в стенах школы!       — С таким успехом, Аластор, мне следует и вовсе прекратить существование Слизерина, ведь родители 90 процентов учеников этого факультета были личной армией Сам-Знаешь-Кого,— он многозначительно поднял брови и склонил голову, глядя на Грюма поверх очков.       — А может и следует,— прорычал мракоборец,— ведь его армией они все ещё остаются.       И Дамблдор, как бы сильно не хотел, не мог оспорить последний брошенный Аластаром аргумент.       — Кингсли,— директор обернулся,— что слышно в Министерстве?       Бруствер усмехнулся, устало потирая широкую переносицу.       — Там не слышно ничего, Альбус, ведь все всполошены побегом из Азкабана до такой степени, что разобрать хоть что-то в этом урагане воплей практически невозможно,—откинулся на спинку стула,— Фадж за эту неделю постарел ещё лет на двадцать, а умом тронулся на целый век вперед.       — А казалось дальше некуда,— тихо отозвался Сириус.       — И я так думал,— кивнул Кингсли,— но затем,— вернул взгляд к Дамблдору,— до меня стали доноситься интересные подробности заседаний Верховного совета Министерства,— усмехнулся,—попробуете угадать, Альбус, кого винит министр в побеге?       — Кингсли, у нас нет гребаного времени на твои игры в угадайку, — рявкнул Грюм,— выкладывай же, черт тебя дери!       Бруствер снисходительно улыбнулся раздраженному магу и вновь вернул свое внимание Дамблдору.       — Вас,— указал на него пальцем,— якобы вы отвлекаете внимание Министерства, чтобы в последствие устроить диверсию и занять пост Фаджа.       Блэк хрипло рассмеялся, тут же закашлявшись.       — Люциус плотно присел ему на уши, Альбус,— продолжил Кингсли,— я каждую неделю вижу его у кабинета министра и уверен, что рано или поздно он накрутит Корнелиуса до такой степени, что тот явится в Хогвартс с ордером на ваш арест.       — Появление на пороге школы слабоумного министра — меньшая из наших проблем, Кингсли,—пробормотал Дамблдор, вновь поворачиваясь к окну,— Сириус, что-то слышно о похищенных чиновниках?       Блэк вяло усмехнулся, наполняя стакан.       — Вообще-то их считают пропавшими, а не похищенными,— уточнил он.       — Все мы знаем, что эти люди не пропали, — ответил Альбус,— нужно лишь понять, где их держат.       — В темницах Малфой Мэнора неспокойно уже четвертый месяц.       Все удивленно обернулись на темный угол, откуда донесся голос Северуса. Тот, не шелохнувшись, оглядел собравшихся презрительным взглядом и добавил:       — В последний раз, когда я был там, то пытался выяснить причину доносящегося из подвала шума, но Нарцисса не позволила закончить начатое.       — Вы все также вне подозрений, Северус?— поинтересовался директор, оглядываясь на него.       Губы Снегга сомкнулись в тонкую линию.       — Я не уверен, Альбус,— он сильнее запахнул мантию,— меня перестали посвящать во что либо, может виной тому то, что я стал реже появляться в темных кругах.       Дамблдор коротко кивнул и вновь вернул взгляд к окну.       — Мы обдумаем вашу реабилитацию в рядах Пожирателей по возвращении в школу,— изрек он,— а сейчас, выслушав всех вас, я поделюсь своим видением сложившейся ситуации.       Невидимое напряжение повисло на кухне в ту же секунду, как были произнесены эти слова. Дело все в том, что Дамблдора и правда хотелось слушать. Пусть и говорил он иногда загадками, отчего все его разглагольствования казались сплошной бессмыслицей, Альбус, все же, воодушевлял. Казалось, что он мог одной лишь силой своего слова зажечь свет там, где давно все погрязло во тьме. Нынешний директор Хогвартса был умопомрачительно могущественен и мудр — за ним готовы были идти, даже если тропа, по которой он поведет их, неизбежно тянется в могильную яму. Даже если без даже если.       — Темные силы готовят нечто ужасное,— пробормотал он,— мы чувствуем это каждый день, каждый час, минуту и секунду. Чувствуем, как над нами нависла немыслимая угроза, и нам остаётся лишь бороться, друзья. Бороться до самого последнего вздоха, пока зло не будет уничтожено безвозвратно. Мы должны стоять насмерть за те идеалы, которым следуем и за тех, кого мы любим.       Альбус медленно обернулся к орденовцам.       — Побег из Азкабана, похищение магических и маггловских чиновников, шальные вспышки нечисти и зверские убийства, которые они чинят — все это лишь подготовка к самому главному шагу темной стороны,— Дамблдор и правда хотел бы сказать клятое «это не точно, но», но,— И с полной уверенностью в собственных опасениях, я должен поделиться с вами своими домыслами.       На плите засвистел чайник.       — Как бы мы не старались это игнорировать, но отрицать очевидное — лишь тратить отведённое нам время,— пробормотал Альбус,— в скором времени он воскреснет.       Страшный сон, не иначе. Самый чудовищный кошмар каждого, кто хотя бы раз слышал истории о Первой магической войне. Том Реддл был воплощением Ада, словно самим дьяволом. Он уничтожал города магглов, проводил ужасающие эксперименты в поисках универсального оружия, объединил под своим началом самых немыслимых тварей, словно только что вышедших из бездны. И все для того, чтобы уничтожить всю грязную кровь до последней капли, которая паразитировала все больше и больше рядом с его окружением. В день его смерти никто не смог и улыбки выдавить из себя. Никто не праздновал, не радовался, не кричал. Весь мир погряз в морях крови, грязной и чистой, в горах трупов своих близких и друзей, в развалинах прежней мирной жизни. Со дня смерти Лорда Волан-де-Морта люди учились жить заново, не боясь, что за углом их поджидает насильственная смерть. Учились и молились по ночам в своих постелях, чтобы дьявол навсегда остался в той преисподней, откуда появился.       Кто бы мог подумать, что он снова заявит о себе прямо на пороге нового тысячелетия. Пускай и не своими силами, пускай все ещё из могилы, но в ночь Рождества, знаменующую наступление 2000 года, весь магический мир содрогнулся вновь.       — Это же невозможно,— прошептала Молли дрожащими губами,— он сгинул, он…       — Как?— взревел Грюм, прерывая лепетание женщины,— Как, черт его подери этого ублюд….       Звук бьющегося стекла прервал грозную тираду Аластора. Все молча перевели взгляд на Сириуса, в ладони которого из кровоточащих ран торчали крупные осколки. Тишину кухни наполнил размеренный капающий звук, кажется никто и не дышал вовсе. Блэк сверлил пустым взглядом стол перед собой, челюсти его были плотно стиснуты, образуя желваки. Он побледнел, лоб блестел испариной, а раненая рука невольно дергалась. Миссис Уизли на почти негнущихся от страха ногах подошла к нему и молча принялась колдовать над его рукой, аккуратно вытаскивая битое стекло.       — Хоть многие и сомневаются в этом, но есть способ выжить даже после того проклятья, что погубило Тома в ночь убийства семьи Поттер,—пробормотал Альбус, наблюдая за аккуратными движениями Молли,— и хоть его тело и было стерто с лица земли, душа Темного Лорда продолжает жить по сей день в ожидании часа, когда сможет вселиться в новый сосуд.       — Но каким образом?— не понимал Кингсли.       Рот Дамблдора дёрнулся, чтобы дать ответ, но внезапно дверь в кухню с грохотом открылась.       — Крестраж.       Таким разбитым Сириус не видел Римуса очень давно. За неделю его лицо иссохло, отчего скулы казались опасно острыми, а залегшие под глазами синяки придавали Люпину крайне больной вид. Он, не удостаивая никого хмурым взглядом, обошел стол и сел рядом с Блэком, продолжая смотреть куда-то вниз.       — Верно, Римус, верно,— кивнул Дамблдор и, увидев непонимание на лицах остальных, пояснил,— существует способ запечатать часть своей души в каком-либо предмете, что позволит ей продолжать жить, даже если ее хозяин умрет,— вздохнул,— и Том знал об этом способе.       — И что это за предмет?— хриплый голос Сириуса вынудил Молли дёрнуться.       Почерневшие пальцы невольно дрогнули в просторном кармане мантии. Директор едва заметно нахмурился, игнорируя невыносимую фантомную боль, поразившую руку почти до плеча.       — Это может быть что угодно,—вздохнул Альбус,— и самое печальное, что предметов может быть несколько.       Миссис Уизли тихо ахнула, опускаясь на стул по другую сторону от Блэка.       — Смею предположить, что если все крестражи будут найдены и уничтожены до того, как Пожиратели найдут способ воскресить Темного Лорда, то им это не удастся,— Дамблдор медленно подошел к столу и опустил здоровую ладонь на гладкую поверхность,— к счастью, два из них уже разрушены.       — Как?— глаза Кингсли округлились.       — Пять лет назад Гарри уничтожил дневник Тома в Тайной комнате,— тихо проговорил он,— эта вещь смогла подчинить своей воле маленькую Джинни, так как обладала великой силой. И все потому, что внутри была заточена часть души самого Реддла.       Он медленно опустился на стул, игнорируя настороженные взгляды в свою сторону.       — А второй?— вяло поинтересовался Блэк.       — Со вторым пришлось чуть тяжелее.       Дамблдор, стараясь не морщиться от боли, положил на стол почерневшую руку. Она была иссохшей, словно принадлежала самой Смерти, и лишь одного взгляда на черную, как смоль, плоть хватало, чтобы понять, что сотворило это древнее темное проклятье. Выживал ли кто-то после подобного?       — Святой Мерлин,— ахнула Молли, отшатнувшись.       — Мы не знаем, сколько их ещё разбросано по всему миру,— Альбус медленно обвел взглядом присутствующих,— мы не знаем, что это за предметы. Но, даже учитывая всю безысходность нашего положения, надежда есть.       За закрытой дверью, ведущей на кухню, послышался глухой удар. Медленные шаги становились громче. А когда старые петли скрипнули, проворачиваясь, перед Орденом Феникса предстала та самая надежда, о которой говорил Дамблдор.       — Здравствуй, Гарри,— улыбнулся Альбус. ***       Дополнительно наложенные на здание отталкивающие и защитные чары сдерживали под невидимым куполом тьму. Просторные холлы заполнились бесперебойным гулом голосов, что не стихали ни днем, ни ночью. Воздух был буквально пропитан темной магией, концентрация которой достигала немыслимых объемов. Четырнадцать самых отъявленных Пожирателей Смерти, недавно совершивших побег из Азкабана, нашли пристанище в поместье семьи Малфой. Вперемешку с могильной гнилью можно было учуять запахи дешевого портвейна, сигарет и крови. И день за днем, ночь за ночью и час за часом они не переставали гоготать и злорадствовать. Не переставали ждать дня, когда их повелитель вновь обретет плоть и кровь. Обретет тело и поведет их за собой на новую войну, разрушительная мощь которой и не сравнится с предыдущей. Поведет их вперед к новому миру без грязной крови.       Асмодей, привалившись плечом к высокой колонне, лениво покручивал перстень на безымянном пальце, пропуская мимо ушей вопли Лестрейндж, рычание Сивого и полностью игнорируя прочий балаган, разразившийся в Мэноре. Его внимание привлекли лишь раз, когда рядом возник девичий силуэт. Окинув юную особу пустым взглядом, Нотт нехотя оглянулся на длинный стол, за которым собрались Пожиратели. А она, позвоночником почувствовав мощь, которую излучал стоящий перед ней маг, и слова не смогла вымолвить, хотя готовилась ко встрече несколько дней. Асмодей слышал, как она тяжело проглатывает ком, застрявший в горле. Слышал, как он проходит по трахее и падает в ее желудок. Слышал запах ее страха.       — Я мог бы спросить тебя,—начал он негромко, даже не пытаясь перекричать остальных, ведь знал, что она внимает каждому его слову,— готова ли ты,— мазнул взглядом по зеленым глазам и легкой россыпи веснушек под ними,— но ведь ты понимаешь, что выбора у тебя больше нет.       Уголок его рта дрогнул при виде ее трепещущих ресниц. Задумался на мгновение, не просчитался ли с выбором. А девушка, словно почувствовав толику сомнения Асмодея, собрала все, что от нее оставалось, и гордо вскинула подбородок, распрямив хрупкие плечи.       — Я не подведу вас, мистер Нотт,— заверила она, хоть голосок и дрогнул.       — Конечно не подведешь,— он оттолкнулся от колонны и, обернувшись тенью, прошел сквозь тело собеседницы, испаряясь. ***       — Да о чем ты говоришь?       Губа Гермионы предательски дрожала, а из глаз так и норовили заструиться слезы. Все это казалось каким-то абсурдом, она не верила в то, что слышит. Драко замер в дверях хижины, касаясь пальцами ручки.       — Я совершенно серьезен, Грейнджер, — заверил он.       Слова застревали в гортани большим комом, как он не хотел произносить их, Салазар, как же не хотел. Трансформация личности Малфоя достигла кульминации, ведь он, черт побери, впервые в жизни жертвовал тем, что было ему дороже воздуха, не ради своего блага. Он жертвовал этим ради слегка курносого носа, усыпанного веснушками. Ради копны спутанных волос, в путах которых, словно пленниками, застревали его пальцы. Ради глаз, что были цветом как расплавленная медь и обжигали одним лишь взглядом. Ради Гермионы Грейнджер. Ради магглорожденной, ради нее он жертвовал им. Союзом, которому не было места в этом мире изначально. Чувствами, которые всегда были под запретом в чистокровных кругах. Любовью, что сковывала два сердца колючей проволокой.       Он слишком хорошо знал ее, и просить Грейнджер бежать — бессмысленно. Она не оставит двух своих недоумков, не оставит светлую сторону, пустившись в бега с темным отступником. Она будет сражаться за них до самого последнего вздоха. И Малфой знал, что поодиночке шансов выжить у них больше, ведь так они не будут каждую секунду думать о друг друге, когда начнёт проливаться кровь. Может быть она выживет, может останется в живых и он. Может когда-то, спустя долгие—долгие годы, они вновь найдут свой путь друг к другу и доживут свой век так, как велит обоим сердце.       Но не сейчас. Не тогда, когда они стояли на пороге войны.       Ком-то сглотнул, и тот немыслимой тяжестью упал куда-то в живот, а дрожащие губы, спрятанные от медных глаз, прошептали слова, что гильотиной упали на обоих:       — Держись от меня подальше.       И он исчез, оставляя после себя пустоту в девичьем сердце. Оставляя горячие слезы на бледных веснушчатых щеках. Оставляя Гермиону совсем одну, ведь часть ее навсегда ушла вслед за Драко Малфоем. ***       Закрывшись после собрания Ордена в своей комнате, Гарри обдумывал все сказанное на кухне, когда в дверях появилась она. Поттер никогда не видел ее настолько разбитой, и даже представить боялся, что же произошло за те два часа, что Гермиона пропадала неизвестно где. Он долго-долго держал ее в объятиях, пока та, содрогаясь, выла словно от мучительной боли, вцепляясь ноготками в его плечи. Гладил по дрожащей спине и вдыхал аромат волос, так и щекотавший ноздри.       И лишь благодаря едва уловимому аромату, который Гарри, кажется, где-то слышал прежде, он с ужасом осознал, что был прав.       Ярость застилала глаза при одной лишь мысли. И дело было вовсе не в выборе Гермионы.       Дело было в его результате.