Горящий очаг

      Северус целый месяц ломал голову над тем, как дать Гарри новую одежду вместо его обносок. Проблема заключалась в том, чтобы мальчик не счёл это за подачку или жалость и вновь не превратился в огрызающегося маленького зверька, никогда не знавшего ласки. И вот случай, наконец, представился: в конце июня у Дэнни был день рождения, и зельевар решил порадовать сына и устроить пикник у озера, которое находилось недалеко от их дома, а так как Дэниэл очень любил морскую тематику, профессор заказал всем детям одинаковые матросские костюмчики.       Дети были в восторге от идеи Мастера зелий и новой красивой одежды, а Снейп внимательно следил за реакцией Поттера. Гриффиндорец с широко распахнутыми глазами держал в руках костюмчик и старался лишний раз не дышать на него, но всё же последовал примеру младших Снейпов и удалился в свою комнату, чтобы переодеться.       Сидя на берегу озера Северус с удовлетворением наблюдал, как Гарри резвится с его детьми, забывшись во время игры. Новая, сшитая по размеру, одежда преобразила мальчишку — он больше не был похож на беспризорника, а немного отросшие за месяц волосы больше не торчали в разные стороны, симпатично обрамляя лицо ребёнка. Мысль о том, что теперь черноволосого гриффиндорца спокойно можно признать за одного из Снейпов, заставила сердце Мастера зелий пропустить несколько ударов, а затем расплыться в улыбке — кажется, теперь у него появился ещё один сын, вот только мальчик пока ещё не знает об этом. Ну, ничего, у них ещё два летних месяца впереди.       Гарри впервые видел, как проходят дни рождения, и был бесконечно счастлив участвовать в общем веселье, а не сидеть в тесном тёмном чулане и слушать смех гостей, как было у Дурслей. Здесь, в доме профессора Снейпа его почему-то воспринимали за своего и позволяли не только жить, но и наслаждаться жизнью. Здесь его досыта кормили вкусной едой, позволяли играть с остальными детьми, выделили просторную комнату, а теперь подарили красивую одежду, которая была ему впору и не висела на нём, словно мешок.       Когда зельевар вручил ему матросский костюмчик, Поттер даже забыл, о том, что нужно дышать, а в голове только и вертелся вопрос: «Неужели, это для меня?». Но остальные Снейпы пошли переодеваться, и мальчик последовал их примеру, боясь, что кто-то заметит его эмоции.       Во время пикника Гарри неожиданно для себя забылся, не замечая, что громко смеётся в присутствии Мастера зелий, играет с другими детьми и без заминки берёт сэндвичи с общей тарелки тогда, когда ему захочется. Осознание пришло только поздно вечером, когда профессор уже укрыл его, пожелал хороших снов и, поцеловав в лоб, вышел из комнаты подопечного. Мальчик сжал одеяло в руках и напряжённо замер. Ему казалось, что в следующий миг дверь распахнётся и какой-нибудь взрослый за волосы стащит его с кровати, крича, что он обнаглевший уродец, который забыл где его место. Но никто не врывался, и Поттер промаялся всю ночь, то засыпая, то в страхе просыпаясь.       Встав утром, гриффиндорец поклялся себе, что не позволит себе забываться, но приветливая улыбка и полный нежности взгляд зельевара вызвали в ребёнке целую бурю эмоций, с которой он справился только каким-то чудом. С одной стороны Гарри цепенел от страха, боясь боли, которую мужчина мог бы с лёгкостью причинить ему, а с другой — хотелось расплакаться от того, с какой любовью профессор смотрит на него. Мальчик поймал себя на мысли, что хочет улыбнуться в ответ и даже обнять высокого зельевара, как делали его дети, но разве ему это было дозволено?       Вообще, после истории с портретом Лили, Гарри стал больше и легче контактировать с Мастером зелий, в частности больше не притворялся спящим, когда тот приходил перед сном, не уворачивался от прикосновений и стал позволять трепать себя по волосам и целовать по вечерам в лоб. Иногда у них с профессором даже случался достаточно длинный диалог, хоть ведущая роль в нем и принадлежала Северусу. Но желание обнять взрослого напугало мальчика — неужели он стал терять бдительность или, о, Мерлин, привязываться к мужчине? Нет, взрослые никогда не примут чужого ребёнка, он всегда будет для них обузой, лишним ртом и уродом.       Гарри чувствовал боль в груди от таких мыслей, но сознание настойчиво шептало, что он не должен доверяться улыбкам взрослого, потому что это может оказаться обычным притворством, и неизвестно, чем это закончится.       Мальчик маялся такими мыслями несколько дней, потеряв аппетит и вновь став настороженным. Ни Северус, ни дети не давили на него, они вообще были понимающими людьми, что иногда ужасно раздражало Поттера — гриффиндорцу казалось, будто это совершенно ненужная ему жалость.       Шли дни, и Гарри всё более и более убеждал себя, что каким бы добрым не был профессор Снейп, ему абсолютно не нужен, такой урод, как Поттер. У мужчины четверо своих детей и гриффиндорцу абсолютно не место среди них.       — Гарри, что тебя гнетёт? — неожиданный вопрос, как и всегда прямого Дэниэла, застал мальчика врасплох.       — Н-ниче…       — Я же вижу, Гарри, — с грустной улыбкой прервал попытки гриффиндорца соврать старший мальчик, — ты не разговариваешь, не смеёшься, как раньше. Это из-за моего дня рождения, да? Ты не беспокойся, через месяц мы отпразднуем твой день рождения в десять раз лучше! Ты ни за что не будешь обделён в нашем доме.       — Что? — в шоке распахнул глаза Поттер, а затем неожиданно разозлился, — мне ни к чему ваша жалость! Я и так знаю, что никому не нужен, и что мне нет места в чьей-либо семье!       — Это ещё почему? — нахмурился Дэнни и отложил тряпки, которыми они с Гарри вытирали пыль.       Гриффиндорец отвернулся, сжав кулаки, но потом тихо ответил:       — Потому что нельзя принять чужого ребёнка, как своего.       Возможно, ему стоило держать свои чувства в себе, но мальчик устал. Ему хотелось, чтобы на него перестали смотреть с жалостью, перестали создавать иллюзию, что ему здесь рады.       — Вот оно что, — задумчиво произнёс Дэниэл, а затем схватил Поттера за руку и потянул в свою комнату, — пойдём-ка.       Гарри попытался сопротивляться, но быстро сдался и покорно пошёл за хаффлпаффцем. Что тот мог ему сказать? Очередную ложь?       — Садись, — Дэнни указал на мягкое кресло, а сам, сбросив обувь, по-турецки уселся на кровати. Гриффиндорец не слишком охотно, но подчинился. — Я хочу тебе кое-что сказать, Гарри, но ты должен пообещать, даже поклясться, что ни за что не скажешь никому об этом. Клянёшься? — Поттер нахмурился, но кивнул. Дэниэл заинтересовал его. — Ты сказал, что нельзя принять чужого ребёнка, как своего, но что если все мы — не родные дети Северуса Снейпа?       Гарри опешил и если бы стоял, то точно бы рухнул на пол. Что? Ему не послышалось?       — Н-но… Но как это возможно?! — неверяще воскликнул гриффиндорец, и старший мальчик зашипел, чтобы тот был потише, он ему всё-таки секретную информацию рассказывает.       — Это только моё предположение, — начал объяснять Дэнни, — но у меня есть несколько фактов. Во-первых, среди папиных фотографий я видел семейный потрет: на нём были изображены бабушка, папа и его младшая сестра. И на неё мы с Ларри похожи намного больше, чем на папу. Второе, что натолкнуло меня на мысль, что мы приёмные дети, это мои детские сны. Точнее, раньше я думал, что это сны. Но недавно, я понял, что они были уж больно реалистичными. А в этом году в Хогвартс поступил Рон Уизли, и всё стало на свои места: во «сне» черноволосая женщина кричала на нас с Ларри, но называла меня не Дэниэл, а Рональд.       — Ничего не понимаю, — замотал головой Поттер, пытаясь выстроить цельную картину, — при чём здесь последнее?       — Потому что после усыновления у ребёнка меняется не только фамилия, но и имя, — ответил хаффлпаффец, — кто-то меняет только среднее имя, но закон не воспрещает поменять и личное.       — Ты хочешь сказать… Что профессор усыновил вас и поменял вам имена? — понизив голос, спросил Гарри.       — Это только моё предположение, но да, — кивнул Дэнни. — Во «сне» Ларри звали Роберт, — а затем, немного помолчав, добавил, — скорее всего папа узнал, что наши биологические родители плохо обращались с нами, и забрал нас.       — Плохо обращались? — переспросил гриффиндорец. Неужели Снейпы пережили то же, что и он в доме Дурслей?       — Во «сне» я чувствовал жуткий голод и закрывал Ларри от кричавшей на нас женщины, боясь, что она побьёт нас. Комната, в которой мы находились, была практически пустой, холодной и грязной, а воздух был пропитан запахом алкоголя, — с печалью в глазах поведал старший мальчик.       — Я… — Гарри захотелось посочувствовать ему, и впервые в жизни он признался, — я знаю, каково это…       Дэнни кивнул, а затем на его лице вновь появились улыбка:       — Но теперь всё хорошо: папа любит нас, как, впрочем, и тебя, — и, не дав Поттеру возразить, выдал, — а если ты хочешь сказать, что по крови мы папе племянники, вот он нас и принял, то ты глубоко ошибаешься, потому что Николь и Мэтти в моём «сне» не было, а это значит, что между собой мы вообще не родственники, но папа любит всех нас одинаково, — Гарри замер, вцепившись пальцами в обивку кресла. Как такое возможно? — Так что прекращай накручивать себя, — закончил свою речь Дэниэл, — принять неродного ребёнка, как своего, возможно. И наша семья тому пример.       Гриффиндорец вперил взгляд в улыбающегося хаффлпаффца и постарался унять бешено колотившееся сердце. Неужели, это правда? Неужели, он может надеяться? Неужели, даже такого урода, как он, могут полюбить?       — Дэниэл, Гарри! — послышался с первого этажа голос Мастера зелий, — почему пыль до сих пор не вытерта?       — Ой, — выдал совершенно позабывший об обязанностях хаффлпаффец и, спрыгнув с кровати, утянул Поттера за собой, — мы сейчас закончим, папа! — крикнул мальчик, быстро спускаясь по лестнице.       — Уж постарайтесь, — немного ворчливо ответил мужчина и покачал головой, — не справитесь до обеда, останетесь без мороженого.       Дэнни протестующие замычал и схватил тряпку — лишаться сладости ему ни за что не хотелось. Гарри последовал его примеру, тоже не желая наблюдать, как остальные будут наслаждаться шоколадным мороженым, а им будут доступны лишь фрукты. А через несколько мгновений гриффиндорец почувствовал, как Северус потрепал его по волосам, а затем удалился на кухню.       Что ж, пусть потом ему скажут убираться прочь, вернут Дурслям и напомнят, что он урод и никому не нужный сирота, но сейчас Гарри будет в полной мере наслаждаться всей лаской, заботой и теплом, которыми он окружён в доме Снейпов. Чтобы потом, когда ему будет плохо, вспоминать эти мгновения и находить силы, чтобы жить дальше.