Дракон и демон

На Маджиме всё заживало как на собаке. Переломанные кости словно бы становились прочнее после срастания, от порезов и кровоподтёков не оставалось и следа всего за какую-нибудь пару дней. Разве что утерянный давным-давно глаз он не мог отрастить заново. Кирю понимал, что навредить такому парню, как Маджима, практически невозможно, и всё же морщился, если в пылу битвы неосторожно ломал ему нос или, действуя больше на инстинктах, захватывал руку так, что она, вывихнутая, безжизненно повисала вдоль тела. Но Маджима лишь радостно скалился, рывком вправлял сустав, словно бы вовсе боли не чувствовал, плевался кровью, но не сдавался, пока ещё мог стоять на ногах. Всё равно в следующий раз на его теле не останется ни единого намёка на недавнюю потасовку. Только один шрам напоминал, что неуязвимость Маджимы далеко не безгранична. Кирю даже смотреть на него не любил, и, зная об этом, Маджима нарочно цепко хватал его за запястье и прикладывал ладонь Кирю к бледной отметине на своём животе. — Не нравится, Кирю-чан? — ехидно спрашивал он, щуря глаз. — Всё же это твоя работа, и ты можешь гордиться ей. Маджима лгал: в тот раз он сам буквально напрыгнул на нож парня, который во весь опор бежал к Кирю. Ему было не страшно умереть так глупо — гораздо страшнее было представить, что так глупо может умереть Кирю. Впрочем, бо́льшую часть времени волноваться за его жизнь не приходилось — Кирю сам отлично справлялся со всеми проблемами, что приходили по его душу с битой или кастетом наперевес. Почти из каждой битвы он выходил невредимым. Словно бы его кожу и вправду покрывала крепкая, как броня, чешуя дракона, которую не пробить ни клинку, ни пуле. Но даже если у Дракона Доджимы шла кровь, то о ране можно было благополучно забыть сразу же после перевязки. Маджима любил идеальное, сильное тело Кирю. И ничуть не меньше он любил полосовать это тело взмахами танто, заставляя Кирю выкладываться на полную, чтобы победить. Любил ударом колена выбить из его лёгких весь воздух, чтобы затем Кирю, выпрямившись, обрушил на Маджиму ответный удар, отринув все сомнения и сдерживающие его понятия о милосердии. Любил те моменты, когда Кирю вспоминал, что он не мифический дракон, а человек, который имеет шанс проиграть, если будет недостаточно силён. Но всё же, сколько бы ни старался Маджима, он не смог оставить ни единой отметины на Кирю. И каждый раз в нём закипало раздражение, когда он вспоминал, что какой-то неумелый подонок из Сотенбори справился с этим куда лучше него. Воистину, Сотенбори — проклятое место для Маджимы. Их с Кирю шрамы были похожи: оба на животе чуть сбоку, оба от вонзённого по самую рукоять ножа. Вот только если Маджима сам выбрал эту участь, то Кирю никогда не желал становиться жертвой подлого покушения на безлюдной набережной. Его шрам был более рваным и длинным — сразу ясно, что нападал новичок, не вполне осознающий, что собирается делать. И Маджима на куски бы порвал этого идиота, если бы смог отыскать в безликой толпе Сотенбори. Он никому не давал права распоряжаться жизнью Кирю. Эту прерогативу Маджима собирался оставить за собой. Скорее всего, на всю жизнь.