Дракон и демон

Оглядываясь назад, Кирю мог сказать точно: это было неизбежно. Слишком долго они ходили вокруг да около. Вернее, ходил Маджима — бесконечно наматывал круги, как изголодавшийся волк, ожидая, когда Кирю сделает один-единственный шаг навстречу. Кирю же ожидал, когда Маджиме надоест и он перестанет пытаться добиться своего окольными путями. Кто в итоге проиграл, Кирю не запомнил. Лёжа на смятой кровати в гостиничном номере, он вспоминал лишь о том, что только что произошло, и от каждой новой всплывающей подробности кровь снова и снова приливала к щекам. Он словно бы до сих пор чувствовал чужое дыхание, опаляющее его ухо страстным и совершенно бессмысленным шёпотом, и прикосновения чужих пальцев, которые, кажется, желали под кожу ему забраться. И ему требовалось какое-то время, чтобы успокоить загнанное бешеным ритмом сердце. Когда же он смог взять себя в руки, то окинул комнату взглядом и понял, что остался в ней один. Маджима, конечно, и пары минут не провалялся. Уже давно выскользнул на балкон, успев натянуть обратно штаны, и ронял сигаретный пепел на безлюдные улицы, навалившись на перила. Поднявшись с кровати, Кирю не спеша оделся, не особо трудясь застёгивать рубашку полностью, и проследовал за ним. Открыв балконную дверь, окунулся в ночную прохладу и неожиданную даже для окраин Камурочо тишину — этот город замирал лишь на жалкие мгновения между четырьмя ночи, когда молодёжь возвращалась из клубов, и шестью утра, когда на улицу выходили первые офисные клерки, желающие заработать ещё больше часов переработки и преждевременный инфаркт. Подойдя к Маджиме сзади, Кирю встретился взглядом с маской Хання, которая скалилась зубасто и ехидно — почти как сам обладатель ирэдзуми. Нижняя часть тату скрывалась под чёрным поясом, где, Кирю знал теперь наверняка, доходила едва ли не до середины бедра. Таким тихим и спокойным Маджиму он видел раньше только в одном случае — если тот валялся до изнеможения избитый у его ног. Теперь, видимо, Кирю нашёл ещё один способ утихомирить этого бешеного демона. И это было куда приятнее, чем разбивать друг о друга кулаки в кровь. Но ничто хорошее не могло продолжаться вечно. Развернувшись, Маджима неожиданно выдохнул облачко табачного дыма прямо в лицо Кирю и коротко рассмеялся, видя, как тот поморщился. Бровь Кирю скептически дрогнула, и он быстро вытащил сигарету у него из пальцев, чтобы самому затянуться. — Эй! Маджима потянулся за ней, желая вернуть нагло отобранное, но Кирю перехватил его ладонь. Сжал, думая, как непривычно, почти интимно его руки выглядят, когда не затянуты наглухо в чёрные кожаные перчатки. Гораздо интимнее, чем его открытый торс, которым он и так светил по всему Камурочо, разгуливая в одном змеином пиджаке без рубашки. — Не перестаю открывать в тебе всё новые стороны, нахал, — фыркнул Маджима и одним лёгким прыжком уселся на перила. Кирю почти инстинктивно положил руку ему на пояс. Не потому, что боялся, что Маджима упадёт — баланс тот умел держать получше цирковых канатоходцев, — а потому, что это так естественно: поддерживать того, кого любишь. Он поймал себя на мысли, что впервые обозначил своё отношение к Маджиме именно так: «любит». А как иначе это называть после того, как они провели ночь вместе? Как иначе относиться к человеку, который стал настолько близок ему? К тому, кто, для всего мира притворяясь жестоким и сумасшедшим, перед одним только Кирю сегодня приоткрыл своё настоящее лицо? Когда чувства полностью захватили его, с Маджимы наконец слетели последние маски. Он будет всё отрицать, отпускать насмешливые колкости и продолжать играть одну из многочисленных ролей абсурдной пьесы имени самого себя, однако Кирю уверен, что в тот самый момент, когда они обнажили друг перед другом не только тела, но и души, он стал на шаг ближе к понимаю того, кто же такой Маджима Горо. Не жаждущее крови чудовище, не безумец — хотя и не без доли безрассудства — а внезапно довольно чуткий человек, у которого были свои слабости и который, тем не менее, вверял себя в руки Кирю, не боясь, что его за эти слабости осудят. И ждал от Кирю той же искренности, сам не выказывая ни капли осуждения. Быть искренним и получать в награду ночи вроде этой — кажется, достойная сделка, в которой в итоге нет проигравших. Из размышлений Кирю вырвало внезапное прикосновение. Незаметно для него расстегнув немногочисленные пуговицы рубашки, Маджима провёл кончиками пальцев по его груди и спустился к рельефному прессу. На дне его глаза, прикованного к чужому телу, плескалась мечтательность. — Не насмотрелся ещё? — едва заметно усмехнувшись, поинтересовался Кирю, не препятствуя его манипуляциям. Маджима тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение, и растянул губы в привычной, похожей на ласковый оскал улыбке. — Кирю-чан, на тебя невозможно налюбоваться.