Галчонок

— Курица ощипанная, говорили же, мыть их в конце каждого дня, — недовольно бурчит Кощей, поджимая губы и окидывая взглядом знатно почерневшие от лишнего пребывания в печи плошки, что мимоходом всунула в его руки Акинья, девка, вчера отвечавшая за кухню, — Вот бы и драила их сама, если памяти нет… Эта была вещь особенно его раздражающая — когда слуги, которые должны были сделать то или иное дело, обходились с ним спустя рукава, перекладывая на того, кому оно доставалось на день грядущий. — Значит, уже знаешь язык куда лучше, чем кажется, раз ругаешься вполне ловко, — раздается за спиной звучный мужской голос. Кощей же вздрагивает всем телом, роняя стопку глиняной посуды, что с грохотом падает под ноги и раскалывается на черепки. «Получу за это нагоняй», — мелькает в его голове во многом отстраненная , однако не лишенная досады мысль. Но сейчас получить тычок за косые руки кажется не такой уж и большой проблемой. Трудностью гораздо весомей, если судить по холодку, пробежавшему по позвоночнику, ощущалась необходимость выдерживать внимательный взгляд княжеских глаз. После случившегося с ним три недели назад юноша максимально избегал столкновения с Мстиславом. Не то чтобы это было сложной задачей для такого мелкого и незначительного слуги при тереме: больших пиров, требующих почти всех рук одновременно в одном месте пока не было, и Кощей темной и юркой тенью скользил подальше от центральных коридоров, княжеских палат, гридницы, с легкостью соглашаясь на работу поплоше да подальше от господ. — Совсем Еремей тебя загонял, — цокает языком Леша, наблюдая за этим со стороны. Юноша в ответ лишь коротко пожимает плечами. Все чаще в его голову закрадывались размышления о побеге — не сейчас, но чуть позже. Освоить до конца язык, приглядеть, что можно утянуть легкого, но ценного. Стянуть с шеи тяжелый металлический обод, с учетом того, что он не представляет собой цельное кольцо тоже вполне возможно. Здесь, на самом то деле, достаточно плохо стерегли слуг и рабов, можно сказать, что не стерегли вообще. Это все с одной стороны. С другой — не так уж и скверна жизнь при княжеском тереме, по крайней мере, относительно сытая и теплая. Если не считать определенного рода осложнений, что прямо сейчас смотрят на Кощея пронзительно-вкрадчивым карим взором. — А что ж теперь молчишь? — с усмешкой протягивает Мстислав, делая шаг к юноше и протянув руку, касается щеки. Кощей косит глаза на ладонь, после медленно переводя на княжеское лицо. Большего усилия воли стоит не выдать нахлынувшего страха, подавить табун мурашек в теле, что рвутся холодной дрожью от затылка до пяток. — Осваиваю потихоньку, княже, — и здесь полагалось смиренно опустить глаза в пол, да не выходило — собственные руки оледенели тревогой, и казалось, что даже моргнуть лишний раз опасно. Юноша снова ощутил то самое цепенеющее чувство, в котором все инстинкты кричат бежать, но все, что он может сделать в действительности — замереть, покорно ожидая дальнейшего развития событий. «Белый день, и кто угодно может сюда войти», — думает Кощей, сам не осознавая, как заводит руки за спину и до алеющих царапин вцепляется ногтями в тонкую кожу на запястье, ощущая повисшую паузу мучительной пыткой. — Приходи сегодня ночью к старой конюшне, — мягко, скорее имея намерение не спугнуть произносит мужчина, соскальзывая пальцами на подбородок, проходясь по линии юношеской челюсти. Сглотнув, слуга лишь молча кивает. Княжич в ответ едва ощутимо треплет его за щеку, после удаляясь. Кощей же, отмерев спустя пару минут, опускается на корточки, собирая осколки посуды с пола. Что ж, о том, что будет происходить в установленном месте встречи, гадать не приходится. «Не так уж это и было больно», — думает он, последовательно вкладывая меньшие черепки в большие, — «Можно перетерпеть». И все же, тонкие губы расходятся в досадливой гримасе, выдающей то, как мысли далеки от истинных ощущений. «В конце концов, княжич даже пьяным не избил», — продолжает уговаривать себя юноша в течение дня, — «Не самый жестокий хозяин, который мог бы быть». Кощей вздыхает, поднимая взгляд в окно, бросая взгляд через мутную слюду вдаль. На самом деле, хотелось бы чтобы хозяина не было вообще, да как не бился, не выходило — быть может пора бы прекратить искать от добра добра? «В конце концов, это не будет продолжаться долго, такое обычно быстро приедается», — не без доли иронии, смешанной с горечью, размышляет юноша, украдкой пробираясь к конюшне. Их на княжеском дворе было две — старая и новая, срубленная по прошлой весне, вмещающая большее количество лошадей умножающейся княжеской дружины. Прошлую же стали использовать как склад, и это было место, в которое наведывались лишний раз без особой надобности. Кощей проскальзывает в проход меж уже покосившимися денниками, пытаясь разглядеть в ночном сумраке хоть что-то. — Не хорошо заставлять меня ждать, — мурылыкает над ухом жаркий шепот, а на плечи ложатся две сильные и широкие ладони. И если бы не эти ладони Кощей натурально подскочил бы на месте почти до самых бревенчатых перекладин под потолком. — Простите, княже, — тихо произносит он, оборачиваясь к мужчине лицом. «Боится меня», — не без доли досады резюмирует Мстислав. Тот пир и попойка на нем остались в голове смутными, смазанными воспоминаниями. Он помнил, что что-то было — точнее, что было нечто вполне конкретное, но вот, как это именно произошло осталось лишь сладким, томным послевкусием на кончиках пальцев. И не уняло смутных желаний, а лишь распалило их. «Мне надо что-то сделать? Раздеться?» — с тревогой размышляет Кощей. Повисшее молчание ощущается мучительным напряжением, и он ловит себя на том, что было бы куда проще, если бы как в тот раз княжич просто со всем правом властной бесцеремонности сгреб его в свои руки сделал все, что хотел. Это желание достаточно быстро исполняется — терпения Мстислава на долгое промедление не хватает. Княжеские руки начинают бродить по всему его телу, забираясь под одежду, обжигая кожу. Становится покалывающе, парадоксально жарко и холодно одновременно. Переместив ладонь на длинную шею, мужчина резко притягивает юношу к себе, касаясь уст властным, напористым поцелуем. «Кошмар», — от чего-то мелькает в голове Кощея, и то ли от неожиданности, то ли от испуга он инстинктивно дергается, пытаясь отстраниться и невольно прикусывая целующее его уста. Осознание произошедшего приходит мгновенно — и юноша с самыми худшими ожиданиями всматривается в княжеское лицо, на котором скорее недоумение, нежели злость. И все равно Кощей замирает, ожидая болезненной оплеухи, но вместо этого княжич отступает на шаг назад. То, как юноша ускальзывал от него ушлым ужом, уже натолкнуло мужчину на определенные подозрения, и сейчас они получили свое подтверждение: медовуха тогда явно знатно развязала его руки. — Завтра приходи, и не трясись как лист березовый, — усмехается Мстислав, облизывая с губы выступившую капельку крови: «Страшится, значит… Что ж, надо будет чтобы пообвыкся». — Ага, — только и выговаривает юноша, сглотнув. То, что кажется княжичу милосердным великодушием, его слугой ощущается мучительной пыткой — ночь превращается в нервное, тревожное предвкушение, обернувшееся бессонницей и рассеянным днем, в котором все валилось из рук, оборачиваясь закономерным недовольством собратьев по труду. «Лицом бледен», — думает Мстислав, притягивая к себе покорно пришедшего на место встречи юношу. Тот, как березовый лист не трясется, держась в его руках с отстранённо равнодушным выражением лица, и все ж таки, когда мужская ладонь проскальзывает по пояснице ниже, сминая ягодицы, Кощей коротко вздрагивает, выдавая замерзший в теле страх боли. С губ его почти срывается какая-то нелепая фраза вроде «Все в порядке, княже», и только вновь нахлынувшая оцепенелость удерживает ее на устах. Разозлить мужчину, испытав его терпение, не хочется. Еще сильнее Кощей напрягается, услышав в тишине досадливый вдох, слетевший с княжеских уст. Мстислав вновь проходится ладонями по спине, поглаживая меж лопаток, — «Приручать теперь его, как дикого зверька», — размышляет он, сетуя на чрезмерную несдержанность при первой близости. — Боишься? — протягивает мужчина, оглаживая вытянувшуюся в струну спину. Брать силой мальчишку не хочется, в здравом уме княжич себя полагал выше подобного, но и томящееся со вчерашнего вечера неразрешенное возбуждение и желание назойливо зудели в теле, требуя-таки взять свое. — Нет, — на выдохе произносит юноша, прикрывая глаза, чувствуя разрастающееся внутри раздражение на собственную тревожную окаменелость: «Будто бы есть разница, боюсь или нет…страх делу не поможет». — Хорошо, — в потемках не видно выражения лица Мстислава, но по голосу понятно, что этот ответ мужчину вполне устроил. Затем ладони опускаются на плечи, мягко, но ощутимо надавливая — и Кощей, замешкавшись лишь на мгновение, покорно опускается на колени. Князь удовлетворенно кивает, оглаживая ладонью по щеке — и выдохнув, юноша задирает рубаху, распускает пояс. Ясно, что хочет от него мужчина, но представления об этом Кощей имел лишь теоретические. Карие глаза смотрят на него сверху с горячим блеском, опаляющим словно раскалённый на солнце камень, и от этого в животе скручивает одновременно тревогой и трепетом. Он осторожно, на пробу касается возбужденной плоти, что уже отчетливо проглядывает через ткань выпирающим бугром. «И чего он вообще находит во мне», — сглотнув, думает юноша, поднимая взгляд на князя, — «Кожа да кости, чего желать…». — Давай, не робей, — хриплым тоном протягивает Мстислав, улыбаясь краешками губ, — И в этот раз не кусайся. От этой фразы губы Кощея вздрагивают в нервной гримасе. Парадоксальным образом мягкость княжича страшит его не меньше грубости. Холодными руками он оголяет член мужчины, прикрывает глаза и просто делает то, что должен. В какой-то момент в волосы вплетается ладонь, подталкивая голову к более глубоким движениям, юноша давится, чувствуя как к глазам невольно подступают слезы, но сопротивляться не решается. Во всяком случае, кажется, княжич остается доволен, если судить по сытому взгляду, которым его окинули сверху вниз, когда наконец позволили отстраниться, утирая стекающее с губ семя. После Кощей полощет рот у колодца, всматриваясь в собственное отражение в рябой глади воды. «Что ж, горло все же лучше зада», — хмыкает он, и толчком ладони переворачивает оставшееся в кадке обратно в темное нутро колодца, — «Своего рода плата за спасенную жизнь…». В другой раз князь берет его как в первый, но ощущается это иначе. Все еще болезненно, но уже не так надрывно и грубо — мужчина сначала растягивает его пальцами, и после толчки внутри порождают не только саднящее, потягивающее чувство в пояснице. Проникновение уже не причиняет ему сильной боли, скорее некий дискомфорт, порой даже перемежающийся с невнятным, смазанным жаром. И вообще-то, Кощей просто привыкает к этому — будто к череде его обязанностей при княжеском дворе добавилась еще одна. Он старается не думать про это слишком много, просто покорно следует за мужскими руками, что торопливо и жадно задирали одежду, сжимали и сминали его худосочную плоть. В какой-то момент юноше стало хватать одного едва заметного взгляда, короткого кивка и глубокого отблеска в карих глазах, чтобы понять, что сегодня эти сильные ладони воина вновь алчут обладать им. Но едва ли в потемках старой конюшни Кощей замечал, как Мстислав смотрел на него — пристально, изучающе, жадно. Такие редкие, необычного цвета глаза, влажный, приоткрытый в жарком дыхании рот. Галчонок не сопротивлялся, послушно и понятливо поддавался мужским указаниям — опускался на колени, разводил бедра в сторону, раскрывал уста для требовательных губ, прогибал поясницу под сильной ладонью. Но все равно, будто не совсем здесь был, словно утекал как вода, отдавался своему хозяину полностью и странным образом ускользал сквозь пальцы, будто сухой степной ковыль. И княжича это цепляло, не то раздражением, не то желанием увидеть, как распаляется ответное желание, словно с каждым днем мало становилось одной лишь покорности. В одну из этих встреч, поймав пространный, почти стеклянный взгляд лиловых глаз куда-то вдаль, мужчина с досадой прикусывает юношескую шею — резко, глубоко. Кощей коротко вскрикивает, вздрагивая в держащих его руках, словно действительно сбрасывает оцепенение. — Лицо твое хочу видеть, — опаляет шею жаркий хрип, и одновременно в волосы вплетается ладонь, оттягивая лицо, — Глаза. Кощей невольно сипло стонет, чувствуя, как по хребту скатывается горячая волна и послушно переводит взгляд на мужское лицо. И кажется, Мстислав находит в его дрогнувшем взгляде то, что ищет, потому что с удовлетворённым рыком вновь припадает губами к шее, сжимая руку на юношеском бедре, притягивая к себе. В ускорившихся до рвано-жадного темпа толчках мужчины Кощей ощущает, как и собственное возбуждение непривычным образом нарастает, покалывая сильнее всякий раз, когда княжич оттягивает его за волосы. После он дает себе несколько минут прийти в себя, отваливаясь на связку соломы в углу. Прислушивается к ощущениям в теле, колеблется, и все же, дрогнувшей рукой обхватывает свою еще стоящую плоть. Хватает десятка движений, и прикусив губу, он изливается в собственную ладонь. Вместе с облегчением и тянущим вкусом удовлетворения в теле, в грудь скользким ужом проскальзывает неприятный холодок. Одиночество, смешанное с тревогой неопределенности его жизненных перспектив, заставляет свернуться калачиком, обхватив колени ладонями. Близость с княжичем больше не пугала, порождая теперь еще более смутные и неопределённые чувства в душе — иной раз Кощей ловил себя на невнятном желании самому прижаться к горячему телу плотнее, словно алча тепла. И тепло с легкостью приходило, руки княжича не брезговали приласкать, огладить, да только получив свое, оставляли его с той же лёгкостью, с которой секунды назад сильно и властно сжимали. «Так или иначе, я просто вещь, и княжич, да и всякий другой будет использовать меня по своему разумению», — сухо и жестко резюмирует для себя юноша, выходя из конюшни, — «И так будет, пока я не избавлюсь от этого», — и тонкие пальцы привычным движением проскальзывают по железному ободу на шее. На другой день Еремей окидывает его пристальным и колким взглядом. — Блядовать время находишь, — сплюнув за землю с долей презрения протягивает надсмотрщик за слугами, — Значит, можно тебе и больше работы поручать. Интересно, какая девка согласилась пойти с тобой на сеновал… Юноша сперва не вполне понимает, о чем речь, однако чужой взор явственно упирается в шею. Кощей осторожно касается ладонью кожи — и конечно, не ощущает ничего, но явственно догадывается, что на том самом месте разливается алое покраснение от княжеского укуса. И губы невольно расходятся в усмешке — что ж, знали бы, на что именно Кощей вынужден отвлекаться от работы… «Да уж, девка…» — хмыкает юноша, и за это задумчивое выражение лица ему прилетает подзатыльник. Выражаясь словами Еремея, блядовать теперь Кощею приходится частенько — господский интерес к нему не уменьшался, а только распалялся. Не проходило и половины семьдницы, чтобы княжич не повалял его в темном углу старой конюшни. От того юношу совсем не удивляет, что спустя месяц, так же и его из всех прочих слуг княжич берет с собой в поход к границам, усмирять поселение, отказывающееся платить дань в казну. Еремей бросает на него протяжный, нахмуренный взгляд, в котором скользит определенная доля недоумения — не самый ловкий и толковый, почто княжичу его с собой тащить, что ж не приказали снарядить кого поопытнее? Кощей на молчаливое недоумение давит внутри себя усмешку. Зачем, кажется, начинает понимать Лешка, но решает не смущать юношу расспросами, особенно учитывая что тот теперь старался его обходить стороной — раненая болезненность, что Кощей схоронил на самом дне души, обернулась причудливым и затаенным раздражением на благожелателя, неосторожно одарившего его ложноволшебным словом. «Поход…», — юноша погружается в глубокую задумчивость, — «К границам значит… Дружина с малым количеством холопов, этим можно будет воспользоваться…». Так или иначе, мысли о манящем воздухе свободы его не покидали, и кажется, судьба подкидывала ему прекрасную возможность. С привычной для себя молчаливой наблюдательностью Кощей подмечает, что вдали от парадных зал терема Мстислав чувствует себя словно бы комфортней — перед дружиной, в деле и бое мужчина явно ощущал себя в своей стихии, куда свободней и раскованной, чем другие княжичи. В один из вечеров, проскользнув в господский шатер, юноша оставляет стопку выстиранной в реке и высушенной одежды. Взгляд зацепляется за шахматную доску, около которой княжич мог скоротать свободное время с ближайшими дружинниками. «Если играть за белых, то можно поставить под удар коня, но выгадать выход к ферзю через пару ходов, а если за черных… У них дело хуже, хотя фигур больше, да все в разных местах, слишком разбросаны, как войско, которое вел бестолковый предводитель», — склонив голову, Кощей скользит взглядом по доске. — Это называется шахматы, — его размышление прерывает вошедший в шатер Мстислав, — Знаешь, как играть? — княжич с удовлетворенным вздохом снимает с пояса меч, небрежно стягивает и отбрасывает наземь кольчугу. — Нет, — быстро обернувшись, сам не зная зачем, врет Кощей. На самом деле он далеко не впервые видел черно-белую доску и вполне ловко управлялся с перестановкой фигур, но быть может, не готов был объяснять, как так вышло. Мужчина в ответ разводит губы в легкой усмешке, и подхватив с тюка с вещами флягу, протягивает ее юноше. — Выпей. Кощей косит взгляд на протянутую флягу, осторожно взяв в руки. В животе все сжимается холодом, и его молчаливый скептицизм от княжеских глаз не утаивается. — Это вино, разбавленное водой, от него плохо не станет, — с легкой усмешкой произносит Мстислав, наблюдая как с коротким вдохом юноша подношение таки отпивает, — Такой молчаливый, ершистый, и слова лишнего не скажешь, и все ж таки, пригож ты мне, — и шагнув к слуге, мужчина укладывает ладонь на впалую щеку, проскальзывая большим пальцем по губам, на которых осталась капля напитка. — От лишних слов лишние беды, — подняв глаза на княжича, тихо произносит Кощей. И от вина, растекающегося по горлу горячим всполохом, и от рук, касающихся кожи, в груди ускоряющимся стуком сердца разливается тепло. Меж их взглядами повисает напряжение, но не острое и тревожное, а тягучее, словно смола. — Разденься, — мягко приказывает княжич, забирая флягу из юношеских рук и делая глоток. Слуга покорно оголяется — сбросить холопскую рубаху и штаны не стоит никакого труда, но юноша делает это медленно, не столько имея намерение распалить ожиданием, сколько ощущая в кончиках пальцев покалывающее волнение, отдающееся одеревенением. Казалось бы, уже смешно чувствовать сильное смущение — и все ж таки Кощей невольно потупливает глаза. Он буквально загривком чувствует, как мужчина обходит его кругом, пристально рассматривая и замирает за спиной. Это была загадка, которую он предпочитал не разгадывать — что именно так цепляло княжича, когда вокруг было столько красных ликом девиц, да и, что греха таить, молодцы тоже могли найтись посимпатичнее. Мстиславу же давно хотелось рассмотреть его спокойно, растянуть это удовольствие. Узнай при тереме об его регулярных встречах со слугой на сеновале, отец, великий князь, в восторге бы не был — а копить его сомнения и недовольства, тем более по столь незначительным поводам, мужчине не хотелось. Но здесь, где он был старшим, полноправным главой войска, ничто не мешало его желанию растекаться широко и раздольно. И оттого сейчас он медленно укладывает руки на острые плечи, с удовлетворением проводит кончиком носа по выпирающим позвонкам хребта, а после слегка прикусывает, проходясь кончиками пальцев вдоль худой талии и ребер. Вся эта юношеская хрупкость, острая угловатость, манила княжича куда больше мягких девичьих округлостей, и помноженная на странного рода ускользающую покорность, что поблескивала в этих лиловых глазах, только множила желание. Редкая, диковинная птица, что просто так не запоет, и от того только сильнее хочется услышать голос. Вздрогнув всем телом, Кощей невольно откидывает голову назад. Вновь они встречаются взглядами, и с легкой усмешкой Мстислав наклоняет голову, касаясь едва приоткрытых юношеских уст. «По-другому», — думает Кощей, чувствуя, как руки княжича оглаживают его грудь и живот. Да, в этот раз все действительно ощущается иначе — медленно и степенно. Мужчина мягко подталкивает его к постели, нависая сверху. — Было бы славно, если бы ты и мне помог с одеждой разобраться, — игриво улыбнувшись, протягивает княжич. И после терпеливо выжидает, наблюдая за тем, как его послушный слуга встрепенувшись и сбросив накатившее смущение, тянется таки к пуговицам кафтана. Уловив в воздухе господское желание к его более активной инициативе, Кощей скользит ладонями по плечам и торсу мужчины, преодолевая робость, подается навстречу тазом, ощущая как от щекочуще-покалывающих поцелуев по шее и ключицам распаляется жаркий огонь внизу живота. В какой-то момент он сам не замечает, как подхваченный сильными руками, оказывается сверху. Поза весьма непривычная, обычно княжич брал его либо сзади, сомкнув ладони на бедрах, либо закинув ноги на поясницу, вбивал в ближайшую поверхность лицом к лицу. — Проверим, какой из тебя наездник, — мягко усмехается мужчина, сжав ягодицы юноши сильно, до покраснения, но не настолько, чтобы оставить болезненные синяки. — Лошади, что были подо мной, вроде не жаловались, — пространно роняет Кощей, чья зажатая собранность уже значительно разморена разгорающимся в теле удовольствием, и только спустя пару секунд осознает всю неоднозначность и даже дерзость брошенной фразы. И замирает, алея кончиками ушей, отчего его полюбовник не может удержаться искреннего смешка — кажется, за молчанием его слуги скрывается вполне себе острый язык. Ощущая по поглаживающим бедра ладоням, что княжичу ответ приходится по вкусу, Кощей выдыхает, упираясь руками в широкую грудь. В очередной толчок бедрами с его губ слетает протяжный, хриплый выдох — и словно пугаясь этого звука он прикусывает ребро ладони, одновременно жадно подаваясь ягодицами вперед, желая вновь поймать то самое чувство. Мстислав же резко подается вперед, одной рукой цепко обхватывая худощавую спину, а другой отнимая ладонь от юношеского рта. — Хочу слышать тебя, — и карие глаза вспыхивают словно две раскалённые на солнце яшмы. И Кощей в этот взгляд проваливается, обхватывая мужские плечи, вжимаясь в мощное и сильное тело, теряя последние остатки скованности. Словно в награду за сомкнутые на спине руки, за хриплые вдохи и выдохи, за искусанные в томливой неге губы, княжеские руки обхватывают давно жаждущую касания юношескую плоть. От этого Кощей уже откровенно стонет, прикусывая мужское плечо: мысли о том, насколько ему, в свою очередь, можно так откровенно касаться княжича без его на то позволения сейчас с легкостью выбиваются растекающимся по венам горячим наслаждением. Мстислав, довольно улыбнувшись, запускает ладонь во взлохмаченные черные волосы, прижимая наконец распробовавшего вкус плотского сладострастия галчонка к себе ближе. И тот теперь мечется в его руках совсем иначе, хрипло вскрикивая, когда мужская рука в очередное сильное и властное движение сжимает плоть, изливается меж их прижатых к друг другу тел, расплываясь и обмякая, пока княжич остаточными и резкими толчками выбивает из него собственное удовлетворение. В голове Кощея все сладко путается, тело, кажется, еще мелко подрагивает, покрытое сладкой испариной удовольствия, и все же, глубоко выдохнув, он отстраняется от мужчины, имея намерение покинуть княжича, раз уж с него было взято то, что требовалось. — Останься, — приказывающий голос мужчины звучит обволакивающее, с твердой хрипотцой, а взгляд пусть и застелен поволокой удовлетворения, не теряет повелительной властности. Кощей ощущает определенное замешательство, за которым следует прилив не вполне привычного волнения. Очевидно, господские приказы надобно выполнять, поэтому он покорно опускается обратно. Не сказать, что юноша питал иллюзии по отношению к тому, что происходило меж ним и этим мужчиной: то, что привлекало княжича, лежало на поверхности и абсолютно им не скрывалось. И все ж таки, сегодня в уже почти привычных движениях тел так отчетливо мелькнул неизведанный ранее отблеск. Ощущать себя желанным — что за вкус у этого чувства? Горячий, терпкий, не без отзвука горечи, но пускающий дрожь мурашек по телу. Но еще жарче, щекочуще изнутри по-настоящему желать самому. — Руки у тебя такие изящные, — протягивает Мстислав, подхватывая тонкое юношеское запястье, что во многом робко и неуверенно легло обратно на его грудь. «Изящные?», — мысленно переспрашивает Кощей, едва ли замечая, как улыбается в ответ на эту реплику. Ему свои руки, как и прочие части тела казались в лучшем случае никакими, а раньше, до сносно-сытых дней при княжеском дворе, худые и тонкие, испещрённые мозолями и ссадинами едва ли могли претендовать на подобные описания. «Надо бы ему место получше подобрать», — думает мужчина, всматриваясь в ярко блестящие лиловые глаза. Было что-то подкупающее в том, что сам юноша, в общем-то, никаким образом не пытался использовать княжеский интерес к себе, выгоды не искал и не просчитывал. И то, что Мстиславом трактовалось как скромность и покорность, а с кощеевой стороны было странным, едва осознаваемым проявлением не то гордости, не то нежеланием оказываться в долгу перед тем, от кого замышлял побег, подкупало княжича. — Как возвратимся, прикажу приставить тебя к Ратко. — Это который лекарь? — уточняет Кощей, опуская голову на мужское плечо. — Да, ему не помешает подмастерье, сам уже не успевает, — ладонь княжича проскальзывают в черную гладь, распутывая пряди. «Что ж, травничество…почему бы и нет», — думает юноша, скользя кончиком пальцам по оголенной ключице, — «Всяко лучше, чем в хлеву за скотиной убирать или посуду драить». И поймав себя на этой мысли хмурится- к чему все эти рассуждения, что лучше, а что хуже? Кажется, у него были вполне определенные планы. Но лицом Кощей ничего не выказывает- лишь кивает Мстиславу, обхватывая торс рукой и устраиваясь поудобнее. Даже походная и жесткая, княжеская постель была всяко удобнее и мягче земли, на которой спали слуги, едва набросив покрывало. И было что-то ужасно непривычное в том, чтобы лежать вот так вот, разморенным удовлетворением бок о бок с теплым телом, чувствовать на своей спине сильные руки, не причиняющие боли, но прижимающие плотнее. — Спи, галчонок, — с удовлетворенной улыбкой протягивает мужчина, касаясь темени слуги поцелуем, — Завтра уже будем обратно поворачивать. «Завтра?..Уже?..Так быстро разобрались с полюдьем?..», — c долей недоумения размышляет Кощей, но мысли утекают, подхваченные теплом и поглаживающими касаниями меж острых лопаток. «Прозвище такое еще…ласковое что ли?», — подняв взгляд на Мстислава, юноша всматривается в спокойное и расслабленное лицо. В разных местах и положениях ему приходилось коротать свои ночи, но подобной еще не было, и она ловко и ушло утаскивала его в свой плен. И все ж таки, Кощей засветло выскальзывает из княжеских объятий. Тихо одевается, не тревожа мстиславого сна. Сегодня войско должно встать и двинуться обратно в сторону родных земель. Значит, если бежать — то сейчас, пока они далеко от княжества, пока можно с легкостью затеряться в лесах, и едва ли будут тратить время и силы искать. Утащить нечто из господских вещей слишком опасно, а вот что-то из пожиток дружины, которая пока так же спит крепким сном, отлично подойдет для размена. Подхватить еды из запасов тоже не будет стоить большего труда. Как и утянуть от стоянки лошадей щипцы, служащие для подковки и отлично сгодившиеся бы и для того, чтобы снять холопский обод с шеи. Кощей выходит из шатра, выдыхая холодный утренний воздух. Но вместо быстрого и решительного шага, ведущего его прочь, оглядывает поверх вереницы разбитых палаток просторы, уходящие в горизонт. Так что за тем горизонтом, какая темная неизвестность? …и все ж таки, пригож ты мне… — а тело с легкостью вспоминает теплые, поглаживающие движения. «Что ж, его обещание не так плохо…», — прикусив губу, размышляет юноша, — «Если сдержит, то будет ремесло в руках, да и если что, легче смогу устроиться на новом месте. В целом...». Но одновременно в душе поднимается холодное сомнение — а если не сдержит? Не бежав сейчас, он упустит хорошую возможность. Спи, галчонок — мелькает в голове хриплым, убаюкивающим голосом. Простояв на пороге еще несколько минут, Кощей, с короткой улыбкой на устах, возвращается в шатер.